3 глава
На четвёртый день пришёл Федосов — сосед с края деревни.
— Антоха, открывай! С мёдом!
Антон, бледнея, сунул Арсения за печь.
— Ни звука!
Федосов, краснолицый и пахнущий самогоном, ввалился в избу.
— Что это ты, как сурок, зимовать собрался?
— Простуда, — Антон кашлянул для убедительности.
Федосов зыркнул на второй тулуп на гвозде — немецкую шинель, спрятанную под рваной телогрейкой.
— Гости были?
Ложка в руке Антона дрогнула.
Федосов стоял посреди избы, медленно обводя взглядом тесное пространство. Его пальцы с мозолями от гармони барабанили по крышке глиняного горшка с медом.
— Давно не виделись-то, — протянул он, и Антон почувствовал, как по спине пробежали мурашки.
Из-за печи доносилось ровное, нарочито громкое потрескивание дров. Арсений затаился, прижав ладонь к ране — он знал, что даже капля крови сейчас будет смертельным приговором для них обоих.
— Спасибо за мёд, — Антон сделал шаг вперед, перекрывая обзор печному углу. — Как раз к чаю пригодится.
Федосов не спешил уходить. Его взгляд скользнул по свежим повязкам на столе, двум мискам у рукомойника, неубранному тюфяку на полу.
— А я слышал, — Федосов причмокнул, — будто в Кузьминке немецкого парашютиста видели.
Ложка в руке Антона описала медленную дугу, прежде чем упасть с глухим стуком. Он наклонился подбирать, чтобы скрыть дрожь в пальцах.
— Не слыхал, — пробормотал он, чувствуя, как капля пота скатывается за ворот.
Федосов вдруг резко наклонился — прямо к темному пятну на половице. Антон перехватил его взгляд:
— Борщ вчера пролил...
Наверху, на полатях, скрипнула доска. Оба замерли.