5 глава.
Маргарита смотрела в зеркало, но видела не отражение — вызов. Лёгкий мейкап, кожаная куртка, на губах — не красная помада, а ухмылка. Больше никакого притворства. Ни перед отцом, ни перед обществом, ни перед собой.
— Тебе точно плевать на последствия? — голос Дмитрия был спокоен, но с той хищной тенью, что появлялась у него только в самых опасных затеях.
Она обернулась. Медленно, будто ставила точку.
— А тебе?
Он подошёл ближе. Поймал её подбородок пальцами и приподнял, заставляя смотреть в глаза.
— Я ради тебя перешёл черту. Ты — ради меня. Теперь, детка, мы вдвоём — за чертой. Дальше — только дерзость.
Маргарита усмехнулась. Дерзко. Красиво. Как Королёва.
— Что на повестке дня, бунтарь?
Он бросил ей шлем и ключи от мотоцикла.
— Вечеринка в загородном доме под прикрытием учебной лекции. Там будут дети министра, пара из шоу-бизнеса и журналисты, которым нельзя там быть. Отличное место, чтобы попасть в свет. И разбить пару иллюзий.
— Ты с ума сошёл, — засмеялась она, ловя ключи. — Там же камеры.
— А мы не будем прятаться, — он приблизился, обхватив её за талию. — Хочешь, чтобы папа увидел, кого ты выбрала? Так давай, покажем ему.
Она посмотрела в глаза — яркие, цепкие, с этим бешеным блеском, от которого у неё сбивалось дыхание.
— Тогда подожди минуту. Надену самое вызывающее платье из всех, что он запрещал.
Он проводил её взглядом и, усмехнувшись, бросил:
— Ты всё ещё уверена, что это просто игра?
Она обернулась на ходу и ответила не сразу. В её голосе прозвучало то, чего он ждал — вызов и признание.
— Слишком поздно останавливаться.
Ночь. Музыка. Блики неона по стеклу. Дорогие духи смешиваются с сигаретным дымом и запахом бензина. Они врываются на вечеринку, как вихрь — все оборачиваются. Он в чёрной рубашке, с расстёгнутым воротом. Она — в алом платье, с кожаной курткой поверх и ледяным взглядом, который режет острее ножа.
— Это что, дочь Королёва? — шепчутся в толпе.
— С Орловым? — недоверие в голосах. — Он же…
— Именно. Он.
Они не скрывают ни взглядов, ни прикосновений, ни поцелуя на лестнице, в самой середине дома, где все могли видеть. И где одна единственная вспышка фотоаппарата сделала своё дело.
Щёлк.
Кадр ушёл в сеть. Через полчаса он был у Степана Викторовича на экране планшета. Он не моргнул, не выругался. Просто сжал челюсти, будто металл.
— Она решила играть по-крупному, — прошептал он. — А я? Я ещё не начинал.
Он закрыл планшет. Медленно, с холодной сосредоточенностью, с которой хирург готовится к операции. Рядом стоял помощник — замер, будто чувствовал, что любое слово сейчас будет роковой ошибкой.
— Поднимай охрану. Узнай, кто отвечал за её сопровождение. Немедленно.
— Да, Степан Викторович.
— И пусть машина будет готова через пятнадцать минут. Я сам поеду.
Дмитрий заметил это первым — телефон завибрировал, и короткое сообщение от знакомого фотографа, с которым он давно сотрудничал в обмен на молчание, вспыхнуло на экране:
«К тебе едет Королёв. Один. Будь готов»
Он усмехнулся.
— Ну что, Рита. Похоже, наш светский дебют не остался без внимания.
Она стояла у окна, с бокалом чего-то терпкого, с тем самым взглядом, что когда-то прятался за маской хорошей девочки. Сейчас он сверкал открыто, и в нём не было страха. Только азарт.
— Значит, он едет?
— Ага. Со всеми грозами и молниями.
Она подошла ближе, потянулась, забрала из его рук телефон, перечитала сообщение и, отложив бокал, уселась к нему на колени, обвивая руками за шею.
— А что будет, если он застукает нас здесь?
— Он увидит не только, кого ты выбрала, но и кто теперь не отпустит.
Дмитрий прижал её ближе, чувствуя, как внутри неё пульсирует та же самая решимость. Не сломаться. Не вернуться назад.
Машина Степана Викторовича остановилась у ворот особняка. Охрана хотела предупредить, но он махнул рукой. Его лицо было каменным.
Он вошёл без приглашения. Плотные охранники, которых держал Орлов, с сомнением переглянулись, но не вмешались.
— Где он? — спросил он одного из гостей, и голос его был ровным, но с хищной нотой, от которой волосы вставали дыбом.
— На втором этаже… с вашей дочерью…
Рита услышала тяжёлые шаги на лестнице, ещё до того, как Дмитрий встал с кресла.
— Он здесь.
— Я знаю, — прошептала она. — Не прячься. Я с тобой.
Дверь распахнулась.
— Ты. Встань. — Голос Степана звучал тише, чем можно было ожидать. Но от этого — в тысячу раз страшнее.
— Мы не делали ничего постыдного, — Рита встала. Говорила спокойно, но в каждом слове чувствовался стальной стержень. — Только правду. То, что вы не хотели видеть.
— Я тебя из этой иллюзии вырву, хочешь ты этого или нет.
— Уже поздно. Иллюзии были раньше. Когда я делала вид, что мне важны ваши правила.
— А теперь тебе важен он?
Она взглянула на Дмитрия, и в её взгляде не было ни тени сомнения.
— Он не сломал меня. Он просто не мешает быть собой.
Молчание повисло в комнате. Степан Викторович смотрел на них, будто на бомбу с часовым механизмом. А потом, медленно, шаг за шагом, вышел, не сказав больше ни слова.
— Думаешь, он сдастся? — спросила она.
— Нет. Но теперь он понял, что ты — не девочка в клетке. А огонь, который сам разжёг.
Он посмотрел ей в глаза.
— Теперь держись крепче, Рита. Начинается настоящая игра.
Несколько дней спустя
Особняк Королёва был похож на штаб-квартиру: двери захлопывались, телефоны звонили почти без перерыва, охрана стала в два раза плотнее. Но Степан Викторович не повышал голос. Он действовал иначе.
— Заблокировать все банковские карты дочери. —
— Уже.
— Удалить доступ к личной машине и водителю.
— Есть.
— Орлов. Всё, что найдёте на него — по родственникам, друзьям, по учебе, по улицам, где он жил. Понял?
— Там пусто. Чисто, будто он знал, что вы начнёте копать, — сказал один из людей.
— Значит, копайте глубже. Найдите слабое место. Он не святой. Никто не святой.
Рита смотрела на экран телефона: «Недоступно».
Отец перекрыл всё. Деньги. Связь. Свободу.
Но, что хуже — он пытался перекрыть воздух.
— Уж прости, папа, — усмехнулась она, набирая голосовое сообщение в мессенджере, который нельзя было отследить. — Но ты не понял одну вещь. Я — твоя дочь. Упрямство у нас в крови.
На следующее утро она была у парадного входа учебного корпуса. В белой рубашке, кожаной куртке и с сигаретой, которую раньше прятала. Рядом — Дмитрий. Чёрная футболка, рукава закатаны, взгляд лениво-нахальный. Он держал её за талию — открыто.
— Ты серьёзно пришёл со мной в универ? — шепнула она.
— А как ещё показать, что я не тень, а реальность? — он усмехнулся. — Пусть смотрят. Пусть передают приветы твоему папе.
Внутри учебного корпуса Риту остановил декан.
— У тебя проблемы. Очень серьёзные. Твоим отцом недовольны… ты опозорила его. Он хочет перевести тебя в Швейцарию.
— А он хочет или я? — Она усмехнулась. — Если он так боится меня — значит, я на верном пути.
А вечером — новая встреча. Старое полуразрушенное здание на окраине. Там они были вдвоём. Как заговорщики. Как люди, против которых началась настоящая кампания.
— Он начнёт войну, — сказала Рита. — Уже начал.
— А мы не будем защищаться, — Дима подошёл ближе. — Мы будем наступать.
— Ты уверен, что выдержишь? Это не просто злой папа, это Королёв. Он может уничтожить.
— Пусть попробует. Если ты рядом — я не отступлю.
И они снова поцеловались. На фоне бетонных стен, под звуки сирен вдалеке и лунный свет, как на сцене. Всё это — уже не было игрой. Это стало историей. Их историей. Которая писалась наперекор всему.
Особняк Королёва. Поздний вечер.
В кабинете пахло дорогим табаком и тревогой. Степан Викторович стоял у окна, глядя в темноту.
— Нам нужно что-то радикальнее, — произнёс он, не оборачиваясь. — Раз она не понимает слов, будем говорить поступками.
— Удалить Орлова?
— Нет, — он усмехнулся. — Не физически. Разбить изнутри.
Он разворачивается к людям за столом.
— Найдите тех, кто ему доверяет. Друзей. Девушек из прошлого. Слабые связи. Купите кого-то. Подставьте кого-то.
— А дочь?
— Она упряма. Надо сломать не её, а его. Чтобы она увидела, как он сдаётся. Как предаёт.
Он выдержал паузу.
— И... внедрите кого-то к нему. Мягко. Как друга. Или как новую тень. Пусть он сам впустит предателя.
Спустя пару дней
У Дмитрия появляется “старый знакомый” — Никита. Якобы вместе катались на гонках, давно не виделись. Слишком вовремя появился. Слишком навязчив.
— Слышь, Орлов, ты теперь типа в богатенькой тусовке? — хмыкнул Никита. — И девочка у тебя... ммм. Не из тех, что привыкли к асфальту под ногтями.
— С чего ты взял, что она не такая же, как мы? — ледяной голос Дмитрия.
В это же время — в университете
Маргариту начинают “мягко” подталкивать преподаватели:
— Нам пришёл запрос на перевод в швейцарскую академию. От вашего отца. Это исключительная возможность, Маргарита. Всё оплачено.
— Я не просила, — холодно. — И не поеду.
Но это только начало. Её начинают лишать оценок. Меняют задания. Портят документы. Внутренне давление возрастает.
Степан подключает Ларису — мать Риты.
Та появляется в особняке без предупреждения. Вся из себя гладкая, с налётом столичного глянца.
— Он разрушит тебе жизнь, Марго. Ты думаешь, папа — чудовище? А он просто не хочет, чтобы ты повторила мою ошибку.
— Выйти замуж за папу? — бросает она. — Это точно не мой путь.
— Тогда он тебя сломает. А я предупреждала.
Дмитрий чувствует, что за ним следят.
Кто-то будто слишком хорошо знает, куда он едет.
Кто-то нашёптывает людям в его круге слухи — про его прошлое, про сделки, про гонки, закончившиеся неудачно.
Кто-то подставляет.
— У тебя в окружении крыса, — говорит ему один из гонщиков. — Осторожней, Орлов. Сейчас тебя режут на слухах.
Ночь. Гараж. Рита и Дима.
Она сидит на капоте, он стоит напротив, с руками в карманах, глаза тёмные, как буря.
— Они давят, — говорит он. — С разных сторон. Я знаю, что это он.
— А я знаю, что я не отступлю. Даже если он приползёт на коленях.
— Он тебя ломает.
— Нет, — она усмехается. — Он просто впервые понял, что я уже не его.
Он медленно подходит и говорит, почти касаясь её губ:
— Вперёд — будет только грязнее.
— А я не белая. Никогда не была.
Крыса объявилась ночью. Не в буквальном смысле — в смысле запаха предательства, который витал в воздухе, будто бензин и дым сигарет в одном боксе. Дмитрий это почувствовал сразу, как только выехал на кольцо. Вечер, асфальт влажный, чужие глаза в толпе — слишком спокойные.
Он закрыл забрало шлема, в последний момент глянув на телефон. Сообщение от Никиты:
"Удачи. Главное — не тормози."
Что-то в этом "главное" было лишним. Не его стиль. Не тот тон. Дмитрий резко поднял голову, взглянул на трибуну. Там стояла она — Рита. В кожаной куртке, в темных очках, несмотря на ночь, с руками в карманах и выражением лица, которое могло бы свалить с ног.
Гонка стартовала.
Он ехал, будто не чувствовал тела. Только рёв мотора и тень слева. Та самая тень. Машина, которую он не узнал. Чужой номер.
Слишком резко заходит в поворот. Слишком близко. И в следующий момент — удар. Не сильный, но точно выверенный.
Он выравнивает руль, но всё внутри уже кричит: это было не случайно.
Рита ждала у выхода. Он вышел — злой, мокрый от дождя и бешенства.
— Ты цел? — только один вопрос.
Он кивнул. Но глаза были стеклянные.
— Никита. Он перед гонкой писал мне.
— Ты думаешь, он?..
— Я знаю. Это было спланировано. Он подослан.
— Отец.
— Отец, — они сказали это одновременно.
А дома уже бушевала буря. Степан Викторович метался по кабинету, отшвырнув планшет, где был отчёт с треком. Его человек опоздал на две минуты. Дмитрий выжил. Выравнял машину. Проклятый пацан, снова выкрутился.
— Слишком живучий, — процедил он. — Слишком наглый. Надо идти дальше.
— Они хотят тебя сломать, — сказала Рита, лёжа у него на груди, в дешёвой съёмной квартире, где скрипел пол и пахло шаурмой из соседнего киоска. — Им всё равно, во что я превращаюсь. Главное — чтобы тебя не стало.
Он провёл пальцем по её щеке.
— Ты всё ещё хочешь быть со мной? После всего этого?
Она приподнялась, глядя в глаза:
— Я хочу быть со всеми твоими проблемами. Потому что мои хуже.
Он усмехнулся. Первый раз за весь день.
— Знаешь, в чём ты ошибаешься?
— В чём?
— Ты думаешь, они меня ломают. А на самом деле они меня злят. А злой я — опаснее.
Никиту нашли через день — с билетом на Мальту и парой синяков. Он сдал всё. От кого пришёл. Кто платил. Какие задачи ставили.
Дмитрий слушал молча, затем встал, вытер руки салфеткой и бросил коротко:
— Исчезни. Если я тебя увижу ещё раз — никто не успеет пожалеть.
А Рита? Она больше не пыталась быть хорошей девочкой.
Она ходила в универ в обтягивающем и в джинсовке. Ставила ноги на парту. Отвечала дерзко. Курила прямо на ступеньках факультета.
— Королёва, вас исключат, — говорили ей.
— Сначала пусть попробуют выдержать мой взгляд, — бросала она в ответ.
Степан Викторович собрал "совет" — ректоров, чиновников, преподавателей. Встал во главе стола и, глядя каждому в глаза, бросил:
— Либо она подчинится, либо мы закроем для неё весь этот мир.
Но у двери стояла она. В алом, с сигаретой в пальцах и улыбкой, которой обычно улыбаются перед ударом.
— Всё это — вы делаете, чтобы я испугалась? — голос резал тишину. — Поздно, папа. Я не боюсь. Я с ним. Назло тебе.
— Ты выбрала грязь.
— Я выбрала человека.
А когда они с Дмитрием уходили с парковки, он посмотрел на неё через плечо:
— Что теперь?
— Теперь мы не просто вместе. Теперь мы — вызов.
И он усмехнулся.
— Ну что ж, вызов принят.
