Война

В тот вечер дождь шёл ровно, как по сценарию. Лужи отражали неон, словно город дышал — прерывисто, хрипло, как и он сам.

Дмитрий стоял у черного входа в особняк Королёвых, в тени, под козырьком. Под пальцами — кнопка связи. Он нажал один раз. Потом второй. Третий — пауза.

Через полминуты дверь открылась.

На пороге — Нина, та самая домработница, что однажды выносила из дома рюкзак с вещами Маргариты и поддельное приглашение на якобы «музыкальный конкурс».

— Я знала, что вы появитесь, — сказала она сдержанно. — Вам повезло: охрана на втором периметре, а камеры… ну, скажем, сегодня у них профилактика.

— Вы всё ещё на её стороне, да? — усмехнулся Дима.

— Я всегда была на стороне тех, кто живёт по сердцу, а не по указке, — бросила она, открывая ему путь внутрь. — У вас есть пять минут. Потом начнётся смена, и я ничего не смогу сделать.

Дмитрий кивнул и бесшумно прошёл мимо.

Поднялся по задней лестнице. Тёмный коридор. Запах дерева и книг. Он знал дом наизусть — Марго когда-то сама ему описывала всё до мелочей. "Знаешь, если идти мимо моего окна и сосчитать до пяти — будет поворот в галерею. Там старый рояль и зеркала, ты не ошибёшься."

Он не ошибся.

Она стояла у окна в халате, волосы растрёпаны, взгляд — потухший. Услышала шаги — и обернулась. На долю секунды в её глазах мелькнул ужас, затем — пламя.

— Ты…

— Да, я, — он закрыл за собой дверь и прислонился к ней. — А ты думала, меня можно вычеркнуть указом?

Она шагнула к нему. Быстро. Как будто между ними не было дней молчания, контроля, злости. Только врезалась в него, стиснула в объятии.

— Как ты узнал?..

— У меня связи, память и характер. Всё, что нужно, чтобы ломать двери. Особенно если за ними — ты.

— Это безумие, Дим…

— Нет, — он поймал её лицо в ладони. — Безумие — это когда я не знаю, где ты. Когда твой отец думает, что может держать тебя взаперти, как принцессу в башне. Это — логика. Холодная и простая. Ты — моя, и точка.

Она рассмеялась — тихо, нервно, но с теплом.

— Ты сказал, чтобы я не влюблялась. А сам…

— Сам предупреждал себя громче, чем тебя, — хрипло прошептал он, — но видишь, не помогло.

Дверь снова щёлкнула. Сигнал.

Нина.

— Время вышло, — сказала она строго. — Идите через балкон. Я подготовила верёвочную лестницу. Не спрашивайте.

Маргарита всхлипнула, прижимаясь к груди Дмитрия.

— Мы найдём способ быть вместе, правда?

Он смотрел в её глаза.

— Нет, Марго. Мы сделаем способ.

Утро в доме Королёвых начиналось по графику: кофе в девять, деловые звонки с половины десятого, тишина и порядок. Сегодня тишины не было.

— Что значит — её нет в комнате?! — голос Степана Викторовича был холоден, но внутри уже бушевал ураган.

— Мы… мы проверили камеры, но в ту ночь часть архивов отсутствует. Вероятно, сбой… — начал оправдываться охранник.

— Сбой? Или предательство? — он медленно встал из-за стола, пальцы вжались в подлокотники. — Она исчезает из дома, как будто это чёртов пансионат? А вы всё спите?

Домработница Нина, стоящая в стороне, опустила глаза.

— А ты? — резко повернулся он к ней. — Ты ведь была на смене. Что скажешь?

Нина выдержала его взгляд. Тихо, спокойно.

— Я не обязана докладывать вам, как она чувствует себя в тюрьме.

— В тюрьме? — голос Степана дрогнул. — Она — моя дочь. Я защищаю её. От таких, как он!

— От счастья, Степан Викторович? Или от собственного страха, что она больше не марионетка?

Секунда тишины была оглушительной.

— Ты уволена, — выдохнул он наконец. — Немедленно.

— С почётом, — кивнула Нина. — За то, что не продалась.

Она развернулась и вышла, оставив за собой запах кофе, воска и чего-то ещё — будто прощания.

Степан прошёл к окну. Город жил своей жизнью, даже не подозревая, что внутри этого дома рушится контроль. Его контроль.

— Орлов… — почти прошептал он. — Думает, выиграл? Нет. Я покажу ему, что значит играть против Королёвых.

Он достал телефон и набрал нужный номер.

— Свяжите меня с пресс-службой. И включите мониторинг по Орловым. Каждое движение. Каждое слово. Я хочу знать, где он, с кем и что говорит. Всё.

Пальцы дрожали — впервые за долгое время. Не от страха. От гнева. Он не допустит, чтобы дочь выбрала его, того, кто рождён в чужой семье, в чужой системе. Всё, кроме Маргариты, он мог бы простить.

Но её он терять не собирался.