Война

Темнота окутывает асфальт, только фары мотоциклов вырывают из неё куски реальности. Свист ветра. Вкус адреналина на губах.

Маргарита натягивает шлем. Кожаная куртка, чёрные джинсы, высокий воротник. На спине — знак, который никто из её «официальной» жизни не видел. На вид — другая девчонка. Не та, что в зале переговоров. Не «ледяная Королёва». Просто Рита.

— Опять опаздываешь, Орлов, — бросает она, усаживаясь на байк.
— А ты опять слишком красива, чтобы быть здесь. Не отвлекай, я пытаюсь сосредоточиться. — усмехается он, проверяя мотор.

Они стартуют одновременно.
Дорога рвётся под ними. Моторы гудят, как будто соревнуются, кто из них громче.
Он обгоняет — на секунду. Она — вжимается в руль и снова вырывается вперёд.
На поворотах — искры. На прямой — почти летят.

На одном из холмов они останавливаются. Резкий тормоз, песок сыплется из-под колёс.

— Ты не оставляешь шансов, Рита, — он снимает шлем, дыхание ещё прерывистое.
— Я просто не люблю проигрывать. Особенно тебе.

Она улыбается — наконец по-настоящему. Такая, какой её никто не видит.
Он подходит ближе. Они стоят под звёздами. Ни слов, ни масок. Только пульс.

— Ты знаешь, что нас раскроют.
— Пусть попробуют.

И в этот момент, внизу — вспыхивают фары чёрного джипа. Машина медленно катится к трассе.

Рита замирает. Узнаёт номер. Это машина отца.

— Чёрт… — шепчет она.
— Он следил? — Дмитрий напрягается.
— Не знаю. Или просто почувствовал. Он всегда чувствует.

— Что будешь делать?
— Вернусь домой. Сыграю ледяную. Как обычно. Только теперь…
— Теперь ты не одна.

Он берёт её за руку. Коротко. С силой. И отпускает.

Дом. Поздняя ночь.

Она тихо заходит в дом. Туфли неслышно стучат по мрамору. Но отец уже в холле. В халате. С бокалом.

— Где была? — голос ровный, но в нём чувствуется сталь.
— На встрече с подругами.
— В подруге два колеса и двигатель V2?

Маргарита замирает.
— Что ты хочешь сказать?
— Что твоя маска начинает трещать, дочь. И я начинаю видеть, кто ты на самом деле. И мне не нравится, с кем ты делишь дорогу.

Она молчит. Он делает шаг ближе.

— Орлов? Серьёзно, Маргарита?
— Ты следил за мной? — в голосе её дрожь. Но не от страха. От гнева.
— Я просто защищаю свою фамилию. А ты… кажется, пытаешься от неё избавиться.

Пауза. Она смотрит ему прямо в глаза. И говорит:

— Может, мне просто надоело быть чужой в своей жизни.

Он уходит, не сказав ни слова.
А она остаётся в темноте холла. И впервые за долгое время — дышит тяжело, глубоко, как после гонки.

Утро. Офис корпорации "КОР-ГРУПП".
Панорамные окна. Гладкий чёрный стол. Всё стерильно и строго.

Дмитрий сидит напротив Степана Викторовича.
Он в идеально сидящем костюме, но под ним чувствуется прежняя дерзость. Уверенность. На лице — спокойная полуулыбка.

Степан Викторович пристально смотрит на него.
— Я не люблю намёков, Дмитрий. Предпочитаю говорить прямо.
— Это мы унаследовали от вас, Степан Викторович. Прямолинейность — шикарная семейная черта.

— Не играй словами. Я знаю, что ты был с моей дочерью.
— Вы делаете это заявление с нотками допроса или как отец?
— Я делаю его как человек, который отвечает за будущее своей семьи и бизнеса. А ты — сын конкурента.

Пауза. Дмитрий откидывается в кресле.
— Мы — не бизнес. Мы — не корпорации. Мы — просто мы. Вы забыли, каково это — быть молодым?

— Я не забывал. Именно поэтому знаю, чем это заканчивается.
— Может, вы просто боитесь, что она почувствовала вкус свободы?

Степан напрягается. Он не привык, чтобы с ним говорили так.

— Скажу прямо, Орлов. Держись подальше от Маргариты. Она — не для тебя.
— Или она не для того, чтобы быть живой?

Молчание.
Слова Орлова словно бьют прямо в цель. Степан медленно встаёт.

— Если ты продолжишь, я уничтожу всё, что тебе дорого.
— В том числе и её, если она выберет меня? — спокойно спрашивает Дмитрий.

Степан молчит.
Он не отвечает. Только смотрит. А потом тихо:

— Не испытывай моё терпение.
— А вы не испытывайте мою решимость. Я не просто катаюсь с вашей дочерью. Я — тот, кто умеет её слушать. Кто видит настоящую Риту, не "Маргариту Степановну".

Он встаёт.
— И если вы хотите войны — мы уже в ней. Только это не бизнес. Это личное.

Он разворачивается и уходит, не дожидаясь ответа.
Дверь закрывается с мягким щелчком. А в глазах Степана — не гнев, нет. Опасное, глубокое беспокойство.

Вечер был странно тихим.

Маргарита стояла у огромного окна на втором этаже особняка. Внизу, в идеально подстриженных аллеях сада, мелькали жёлтые огоньки фонарей. Тень от дерева мягко дрожала на стекле, и ей казалось, будто весь дом живёт своей жизнью — тяжёлой, строгой, такой же, как тот, кто его построил.

Отец.

С тех пор, как он поговорил с Орловым, в доме всё изменилось. Не резко — почти незаметно. Но каждая мелочь теперь казалась натянутой струной.

Утром у неё забрали ключи от мотоцикла.
После обеда охрана стояла у ворот не как обычно, а для неё.
Вечером — исчез её телефон. Секретарь сказала: «Сбой в системе, сейчас уладим». Но она знала — это не сбой. Это — приказ.

А потом, под ужин, Степан Викторович, как ни в чём не бывало, открыл бокал вина, посмотрел на неё, как на партнёра по переговорам, и сказал:

— С этого дня ты под домашним присмотром. Личные выходы — только с охраной. Учёба — через личного преподавателя. Времени до твоего совершеннолетия осталось немного, потерпи. А дальше будет выбор — но правильный, Маргарита. Только правильный.

Он говорил спокойно. Без давления. Без крика.
И от этого было хуже.

— А если я не захочу правильного? — спросила она, скрестив руки на груди.

— Тогда я покажу тебе, что бывает с теми, кто путает свободу с глупостью.

Она не ответила. Только смотрела на него.
Этот человек был её отцом. Тем, кто однажды научил её держать спину ровно, не плакать от боли и всегда добиваться своего.
Но теперь он был тем, кто пытался согнуть её — мягко, тонко, по всем правилам большой игры.

Она не закричала. Не сбежала.
Просто встала из-за стола и поднялась к себе, стиснув зубы так, что заболела челюсть.

Час ночи. Тишина. Дом спал.
Маргарита снова стояла у окна, в тени тяжёлых штор. На столе мигнул заблокированный планшет — с ограниченным доступом. Только учёба, только документы, только новости.

Она провела пальцем по стеклу. Тень от фонаря дрогнула, и в этот момент она прошептала:

— Я тебе не вещь. Не птичка в золотой клетке.

И пусть её отец думает, что выиграл.
Пусть верит, что удержал.

Маргарита Степановна Королёва терпеть не умела проигрывать.
Особенно, когда ставки — её свобода.

— Вызывай охрану, я хочу выйти на улицу. Просто подышать. — Голос Маргариты звучал лениво, почти устало, но взгляд был острее бритвы.

Охранник у двери переглянулся с другим. Старший кивнул — и та нажала кнопку. Замок на стеклянной двери в сад щёлкнул, впуская её в прохладный ночной воздух.
Она шла не торопясь, в лёгком чёрном кардигане, босиком по плитке, будто и вправду хотела только выйти на минуту.

Но за поворотом террасы её уже ждала Нина, женщина лет сорока, с цепким взглядом и вечным запахом жасмина от платка. Она работала в доме больше пятнадцати лет — и с детства была для Риты чем-то вроде тени. Надёжной, незаметной, незаменимой.

— Всё готово, — коротко сказала она, глядя поверх плеча. — Форму положила в сумку, мотоцикл ждёт за служебным выходом. До трекера не добралась — не под силу. Но рация у охраны будет молчать ещё как минимум двадцать минут. Остальное — твоя скорость, малышка.

Маргарита улыбнулась — впервые за весь день по-настоящему.

— Ты ведь знаешь, что за это будет, Нина?

— Я знаю, — спокойно ответила та. — Но есть вещи важнее страха. И ты из таких.

В пять быстрых шагов Маргарита обогнула боковую аллею, взлетела по лестнице к запасному входу, откуда вела старая дорожка к техническому гаражу. Там, под полотном, ждала её "Ducati Panigale", тёмно-вишнёвая, как кровь на стекле. Именно та, которую она лично заказала — и которую, как считали в доме, отец продал.

Запрыгнув в кожаную куртку и натянув перчатки, она не обернулась. Только, на секунду, приподняла забрало и сказала, глядя в темноту:

— Спасибо, Нина.

— Пусть ветер будет с тобой, девочка, — прошептала та.

Мотор взвыл, как зверь, и ночь распахнулась перед Маргаритой — живая, настоящая, свободная.

И если кто-то и увидит её на камерах — будет поздно.
Потому что она уже летела.

Ночь была безлунной. Асфальт блестел после дневного дождя, и в свете фар каждое мокрое пятно казалось чернильной тенью. Дмитрий ехал без цели — просто вперёд, просто быстро. Так он думал лучше. Так дышал свободнее.

Мотоцикл урчал ровно, шлем был снят и висел сбоку, волосы трепал ветер. Он не планировал кататься — вообще-то собирался лечь спать. Но что-то под кожей свербело, будто мир собирался сказать ему что-то важное. И он выехал.

И вот он здесь — посреди пустого ночного шоссе. Один. В своём темпе. В своём молчании. Пока не услышал её.

Позади, будто из самого воздуха, всплыл низкий, знакомый рёв мотора. Он повернул голову — и увидел свет.

Тёмная фигура, в чёрной куртке, на мотоцикле с алым отблеском. Она летела, как стрела. Он бы узнал этот стиль даже во сне — наклон корпуса, напряжение рук, бешеная скорость. Это могла быть только она.

Маргарита.

Он не сразу поверил. Но сердце уже среагировало раньше — глухо стукнуло где-то в грудной клетке, срывая дыхание. Он сбросил скорость, давая ей шанс поравняться.

Она подъехала ближе и встала рядом — глаза за чёрным забралом, дыхание ритмичное, ровное, как и всегда после сильного старта.

Несколько секунд — только рев моторов и тихое шуршание ветра между ними.
Затем она приподняла визор и усмехнулась:

— Говорила же, что перегоню тебя.
— Ты? — Дима прищурился. — Я думал, тебя уже привязали к роялю и учат светским поклонам.
— Почти, — спокойно ответила она. — Но мне скучно в клетке. Даже если она позолоченная.
— Знала, что найду тебя здесь?

Она пожала плечами:

— Не знала. Но знала, что ветер приведёт куда надо.

Он замолчал. А потом вдруг нажал на газ, отъехав на пару метров, обернулся через плечо:

— Покажешь, что умеешь? Или только разговоры?

— Тебе ещё рано со мной тягаться, Орлов, — улыбнулась она и, не дожидаясь, рванула вперёд.

И ночь снова загудела.
Они снова были на дороге. Двое. Против всех.
Скорость — как признание. Молчание — как доверие.
А свет фар — как обещание, что они не одни.