VI (ч. 2)
В салоне, как и в первый раз, когда я села в его машину, пахло его парфюмом. Цитрусовые ноты, гармонично сочетавшиеся с древесными, будто и не покидали никогда это пространство. В первый раз я не придала особого значения этому звучанию, но теперь я не могла не сделать самый глубокий вдох, на который была способна, чтобы в моих легких остался хоть какой-то отпечаток этого запаха. Нельзя было не признать, что этот запах безумно подходил своему владельцу, он был будто олицетворением Винсента. В то мгновенье я поняла, что обречена.
По дороге до театра Винсент спрашивал меня о том, как я провела вчерашний день в Лондоне. Рассказ мой был не очень содержательным, но он задавал наводящие вопросы, помогая моему скучному повествованию. Я смотрела Винсенту в глаза прямо и раньше, но в этот раз, когда наши взгляды пересеклись, внутри меня словно обрушилась огромная гора из камней. Мне не нравилось, как я стала чувствовать все острее, все, связанное с ним, но я не могла ничего с этим поделать.
Театр, куда мы приехали, оказался не таким, каким я его представляла. Это и не было театром в традиционном смысле этого слова. Мы спустились в подвальное помещение, в котором была большая черная сцена и несколько рядов деревяных стульев. Мы прибыли за пять минут до начала мюзикла, но гости еще не собрались, и в помещении была какая-то суматоха.
— Это любительская постановка, — оповестил меня Винсент.
Как только мы очутились в центре помещения к нам подошел молодой парень в черной рубашке и длинных черных брюках, поверх которых была надета хлопковая юбка-трапеция такого же черного цвета. На запястьях у него красовалось по дюжине браслетов, а глаза его были еле заметно подведены карандашом.
— Какие люди! Венсан, рад тебя видеть! — он налетел на Винсента с объятиями.
— Ты прекрасно знаешь, что меня зовут Винсент, дружище.
— Ничего не знаю, Венсан тебе подходит намного больше. А кто это у нас? Неужели это та самая Адриана? Венсан, конечно, говорил о вашей красоте, но он забыл упомянуть, что вы умопомрачительно красивы, миледи.
— Это не Адриана. Саванна, это мой друг и режиссер сегодняшней постановки – Томас, а это Саванна – моя подруга.
— Боже! Прошу простить мне такую грубую ошибку. Ваше имя – самое прекрасное звучание, услышанное мной за все двадцать четыре года жизни, — Томас протянул мне руку, но когда я захотела ее пожать, он поцеловал тыльную сторону ладони. — Друзья Венсана – мои друзья. Надеюсь, вам понравится наш небольшой любительский мюзикл. Я обязательно выслушаю все ваши комментарии и замечания после за чашкой крепкого кофе в уютном местечке неподалеку, так что даже не смейте расходиться сразу. Мне очень хочется продолжить наше знакомство, Саванна.
Томас отошел к актерам, закулисный спор которых доносился до аудитории.
— Он слегка необычный, — сказал Винсент.
— Экспрессивный. Думаю, в этом его шарм.
Заняв места в среднем ряду, мы ожидали начало мюзикла. Ждать пришлось недолго, так как оставшиеся гости собрались в считанные минуты, и свет заглушили.
Мюзикл назывался «Капитану приснилось дно». Он был об одиннадцати моряках и капитане, которые рассказывали друг другу истории из жизни и вспоминали любимых людей в то время, как их корабль шел на дно во время шторма. Играли непрофессиональные актеры, точнее не всех из них были профессионалами, но качество их игры от этого никак не страдало. Нельзя было не заметить ответственность, с которой Томас подошел к кастингу актеров. Я проникалась историей каждого моряка, а на истории капитана, который оставил на суше жену и двух дочерей, мне захотелось заплакать, настолько искренне звучали его сожаления, будто капитан не играл, а проживал свою роль, это можно было отнести и ко всем остальным актерам. Последнюю песню пел моряк по имени Атлас. Он взобрался на импровизируемую мачту и, освещенный бледным светом прожектора, запел:
О, воды, смойте мои слезы,
Что позорно выступают на щеках
Осталась мне лишь эта песнь и грезы
О невесте, покинутою второпях.
О, ветер, запомни мои речи
И донеси их до матери больной.
Скажи ей, что я весел и беспечен,
И ушел с улыбкой на покой.
О, волны, отчего вы так жестоки?
Хороните моих товарищей живьем,
Кончается жизнь как этой песни строки
Но знайте, вы нам нипочем.
В свои объятия вы нас затянули
Но дух наш никогда вам не сломать
И пусть товарищи мои глаза сомкнули,
Их души не прекратят мечтать.
О, жизнь, была ты так прекрасна!
И горестно прощаться мне с тобой,
Но счастлив я, что прожил не напрасно,
И вдоволь насладился красотой.
Прощай!
Прощай!
Прощай!
Зал разразился аплодисментами. Зрителей было не так много, но из-за усилий, прилагавшимся каждым для хлопков, они звучали громко и отовсюду. Винсент предложил пойти за кулисы и помочь Томасу. За кулисами актеры и другие сопричастные к постановке поздравляли друг друга с успехом, некоторые громко обсуждали моменты, которые пошли не так, как было запланировано изначально. Было несложно найти Томаса, принимавшего поздравления от гостей с улыбкой, сверкавшей ярче прожекторов.
Томас попросил подождать его в кафе поблизости, и мы с Винсентом вышли из театра. Погода стояла одной из самых приятных на моей памяти, молодой ветерок гулял по улицам, слегка задевая своей прохладой людей. Я была переполнена эмоциями, что слезы сами выступили на глаза, но я поспешила их смахнуть, дабы не пугать Винсента излишней чувствительностью, прежде мне не присущей, но закономерно проявляющейся в его присутствии. Я была еще под впечатлением от постановки, от невероятной игры не самых профессиональных актеров, от осенней прохлады, настолько мягкой, что казалась почти согревающей, от освещенных улиц Лондона. Замедлив свой шаг, я отстала от Винсента на пару, чтобы запомнить этот момент с его присутствием в нем. Я не знала, что будет дальше, и не была уверена ни в чем, но единственное, что мне было известно на тот момент было то, что я буду скучать по Винсенту. Вне зависимости от того, что бы произошло, буду скучать по нему, потому что я скучала уже тогда, ибо у меня не было его. Собственничество было мне чуждо, но тогда мне стало так грустно от того факта, что я не могла назвать Винсента своим. Своим другом, своей любовью, своим человеком, не важно, ведь он не был моим ни в каком из этих ролей. У меня были друзья, именно поэтому я не могла сказать, что Винсент мне был как один из них. Я привязалась к нему так быстро, что это пугало меня, ведь это в итоге принесло бы мне боль. Я не люблю привязываться к людям, легче жить с ощущением, что они могу уйти из твоей жизни в любой момент, и это не сломит тебя. Да, подобное мышление может показаться трусливым, но оно защищает от той пустоты, что может настигнуть с уходом дорогих людей, а люди уходят. Всегда. После того, как Амели не стало, я закрылась еще больше, и медленно и с неким упоением погружалась в отстранение, и теперь, встретив угрозу моему спокойствию в лице Винсента, почувствовала страх.
Мы зашли в кафе, о котором нам сказал Томас, и это было одним из немногих еще открытых заведений. Сам Томас присоединился к нам тоже очень скоро.
— Еще раз извиняюсь за невнимательность, проявленную мною в начале, — Томас извинялся за то, что принял меня за другую, но я и не думала об этом, однако его чуткость не прошла мимо меня. — Долго ли вы дружите с Венсаном? Я не видел вас раньше на общих мероприятиях.
— Я не из Лондона, и с Винсентом мы познакомились относительно недавно.
— Девять месяцев назад, — вставил Винсент, и я задержала дыхание. — Но виделись мы не так часто.
— А, теперь все ясно. А мы с Венсаном знакомы ни много ни мало восемь лет. Но, не поверите, за это время я еще не узнал его хорошо. Бывают моменты, когда вам кажется, что вы его знаете, но потом он делает нечто такое, что заставляет вас спуститься на землю и понять, что он неизучаем.
— Ты выставляешь меня каким-то фриком, дружище, — смех Винсента звучал бархатно.
— Не обязательно. Просто говорю, что тебя сложно понять иногда. А как вы считаете, Саванна?
— Мне даже стыдно что-либо говорить по этому поводу, наши, как Винсент уже заметил, девять месяцев знакомства не идут ни в какое сравнение с вашими восемью годами. Но раз вы считаете, что не узнали его хорошо за это время, то я значит совершенно ничего не знаю о нем.
— Вот видишь, Венсан. Ты озадачил девушку. Будь чуть более открытым со своими близкими, — Томас так просто это произнес, но мы с Винсентом близкими не были. — Ну ладно, слишком много чести Венсану, а что насчет постановки? Что вам понравилось, что можно было изменить?
— Мне очень понравилось. Правда. У вас замечательный вкус в подборе актеров, хотя это скорее не вкус, а ваши профессиональные навыки. Заключительная песня пробрала до дрожи.
— Согласен, у нас был замечательный сценарист. Было бы намного легче ставить постановку по готовому сценарию, но во время чтения набросков Мии, картины сами вырисовывались у меня перед глазами, и я понял, это оно. Именно этот сценарий должен быть моим дебютом в мюзиклах.
— Ты постарался на славу, Томас. Я тоже под впечатлением, — сказал Винсент.
— Спасибо, дружище, приятно слышать такое от тебя.
— А обычно он скуп на добрые слова? — мои глаза заговорщически сузились.
— Добрые слова и Венсан? Противоположные полюса! — рассмеялся Томас, но потом быстро добавил, — ладно, я просто в веселом настроении. На самом деле, Винсент очень поддерживающий. Если бы не он, я бы даже, наверное, не решился пойти по этому пути. Моя семья считает театр просто увлечением, это не серьезная сфера для них. Они бы хотели видеть меня каким-нибудь банкиром, или адвокатом или еще чем-нибудь стоящим. И я уже почти прогнулся, но Винсент убедил меня заняться тем, чем я действительно горел. А я действительно грезил об этом, мне ночами снились постановки. И я поступил без согласия и уведомления семьи. Им пришлось смириться чуть позже, хотя у нас дома были немалочисленные скандалы на этой почве. Мой отец слишком «серьезный» человек. Поэтому я съехал во время колледжа, терпеть ежедневные упреки было выше моих сил.
— У меня не схожая ситуация, но если вам станет легче, моя мама тоже не особо рада моим выбором.
— Да, на то они и родители, чтобы никогда не быть полностью нами довольны, — хмыкнул Томас.
Вскоре мы попрощались с Томасом, дав обещание прийти на следующую его постановку. Все тот же легкий ветер скользил по лицам, точно как ладонь матери. Он был таким мягким, что у меня даже не слезились глаза, что обычно бывает при ветрах сильнее. Он проплывал мимо, осторожно задевая своей свежестью. Я шла слева, Винсент по правую строну, и моя правая часть туловища вдруг показалась мне такой уязвимой, практически голой. Я не видела его хорошо и это заставило меня почувствовать, будто я потеряла контроль над ситуацией. Ту власть, которая у вас есть, когда вы находитесь напротив человека и от вас не скрыты его движения и выражение лица. Поэтому я снова замедлилась и шла немного позади него, чтобы видеть его хотя бы со спины. Мы так шли какое-то время, пока Винсент не оглянулся на меня и не спросил, устала ли я. Я ответила, что нет.
— Дай знать, если устанешь.
— Винсент, все в порядке, мы просто гуляем. За сегодня я не сделала ничего, что могло бы меня утомить. Я хочу еще немного пройтись.
— Я заметил, тебе нравится идти чуть позади, — сказал он.
Ответа на это его утверждение у меня не было, да он и не был нужен.
Винсент вызывал во мне весьма странные чувства. Никогда прежде мне не удавалось испытывать подобного. Кроме влюбленности, я еще чувствовала, будто у моего корабля, несколько лет бродившего в бесконечном океане, появился берег. Берег, к которому захотелось держать курс. Страхи и неопределенности, связанные с сушей, разумеется, присутствовали, но желание двигаться в его направлении пересиливало их. Но в то же время, этот берег не был и не мог быть надежным местом, ибо берегом я окрестила его сама, без чьего-либо ведома и согласия. Не жалко ли это, подумалось мне, так просто зацепиться за человека и одарить его подобной роль, особенно, когда он о ней не просил. Словно я бродила очень долго, не зная ни конечную цель, ни факта ее существования, и обрела ее лишь с появлением Винсента в моей жизни. Эти мысли озадачивали меня. Скорость и глубина, с которой я прониклась к Винсенту не поддавались рациональному объяснению.
— Томас постарался на славу, — я снова открыла тему постановки.
— Он перфекционист, и очень долго откладывал день премьеры. В какой-то момент хотел все отменить, но потом вспомнил об актерах и остальных, которые столько трудились.
— В этом вся соль перфекционизма.
Мне казалось, мы оба не знали куда идем, точнее не знала я, а у Винсента просто отсутствовал план прогулки. Мы шли куда вели нас наши ноги неспешной ходьбой.
— Ты какое-то время не приезжал к нам в город, — я решилась произнести.
— Ты скучала?
— Не знаю.
— Ну же, Саванна, ты же смелая девочка.
— Твой вопрос звучал почти как утверждение, что наталкивает на мысль о том, что ответ тебе известен.
— Но я не могу быть уверен в своих догадках пока они не подтверждены.
— Не заставляй меня произносить это.
— Почему же?
— Это заставит меня чувствовать себя уязвимой.
— Тогда, ты права. Не произноси.
— Но так тоже сложно, знаешь, держать все в себе.
В то мгновенье мне казалось, что я хочу полностью обнажить свою душу перед Винсентом. Рассказать ему обо всем, что чувствую, о чем думаю, не боясь порицания, последствий чрезмерной искренности. Но в то же время, мне казалось, что это будет нечестно по отношению к нему. Хочет ли он знать всю эту правду? Имела ли я права вываливать все на него?
— Прости, я, наверное, запутала тебя.
— Не извиняйся, я не запутан.
— Просто мне иногда кажется, что ты не чужой мне человек. Точнее, ах, это так сложно. Мне иногда кажется, что я не воспринимаю тебя как чужого. Не важно сколько мы знакомы. Бывает, ты знаешь людей годами, в школе или колледже, но они все равно остаются для тебя чужими. С тобой же, как только я чуть ближе узнала тебя, я не чувствую этого расстояния. Между мной и окружающими людьми всегда есть пропасть, и порой, как бы я не старалась, мне не под силу уменьшить ее. Мне думается, единственный человек, который понимал меня, была Амели. Теперь же мне кажется, будто ты тоже меня понимаешь. Но оснований так полагать у меня нет, от того мне и странно.
Мы дошли до Темзы. Это был невероятный вид. Темза ночью в середине сентября была такой красивой, что у меня защемило сердце. Мы стояли под фонарем и смотрели на реку. Мне хотелось, чтобы время прекратило свой ход. Хотелось превратиться в фотографию и навсегда остаться в этом моменте, настолько свободной и счастливой я себя чувствовала тогда. Я закрыла глаза, чтобы лучше запечатлеть этот момент в памяти и возвращаться к нему много раз в будущем. Такие чувства вызывал во мне Винсент, мне хотелось помнить каждый момент, проведенный с ним, и вспоминать их, когда его нет рядом. Не стараясь, он заставлял меня чувствовать себя лучше, дышать полной грудью, наслаждаться тем, что я являюсь одной из миллиардов живых частиц этой вселенной. Это звучит странно, но Винсент пробуждал во мне желание жить. Будто само это желание во мне тесно переплелось с его образом.
Я подняла на него глаза. Он посмотрел на меня в ответ. Легкий ветер проходился по его лицу, трепал его волосы, вызывая во мне зависть и откровенно смеясь надо мной, ибо он мог позволить себе прикоснуться к его волосам. Я не помню сколько времени мы так стояли, без слов смотря друг на друга. Наши взгляды не бегали по лицу друг друга в попытках изучения. Мы просто безмолвно смотрели в глаза. Я смотрела в глаза Винсенту, он в мои, и это ощущалось так правильно. Словно нет ничего более правильного в мире. Его лицо казалось таким родным, будто я уже видела и раньше, до встречи с ним. Очертания лица Винсента, его образ будто всегда жили во мне, и увидев в жизни, я вспомнила. Если я и проживала какие-то жизни до нынешней, то, я убеждена, в каждой из них была знакома с ним.
Я не помню, кто сделал этот шаг. Наверное, никто его не делал, наверное, это случилось само. В какой-то момент я почувствовала мягкость губ Винсента на своих, глаза мои были закрыты. Мы не целовались, наши губы просто нашли путь друг к другу и соприкоснулись в осторожном, слепом движении. Мы немного отодвинулись, и я снова посмотрела ему в глаза, но прочесть в них ничего не смогла. Я почувствовала влагу на своих щеках и поняла, что из моих глаз потекли слезы. Причину им я не ведала, наверное просто мои чувства не уместились в сердце и, чтобы не разорвать его, нашли путь наружу. Я снова закрыла глаза и почувствовала теплое дыхание Винсента на своих губах.
— Я люблю тебя, — было произнесено мной так тихо, что я думала, мне это померещилось, может Винсенту казалось так же.
Винсент приобнял меня, но не крепко. Будто боялся или показывал этим, что не может ответить на мои чувства.
— Саванна, ты замечательная, — от его слов мне захотелось заплакать. — Ты, мне кажется, не представляешь, насколько ты замечательная.
Я хотела оттолкнуть его, но он сжал меня сильнее.
— И я искренне рад и благодарен, что вызываю у тебя такие чувства.
— Но? — хрипло вымолвила я.
— Я... я не один. Есть человек, который уже какое-то время занимает мое сердце.
Мое тело вмиг одеревенело, и из моих легких будто выкачали весь кислород. Я хотела сделать вдох, но не могла вспомнить как совершать сие действие. Все мысли в моей голове рухнули в какую-то пропасть, полностью опустошив ее, поэтому смысл сказанного очень медленно растекался по моему телу, парализуя участки постепенно, словно яд.
— К чему тогда это все? — мой голос не дрожал, однако слова давались мне крайне тяжело. — К чему сейчас эти объятия?
Винсент ничего не ответил.
— Отпусти меня.
— Саванна...
— Это немного жестоко, Винсент. Заставлять меня привыкнуть к тебе, — я знала, что плакать было нельзя, но с каждой новой секундой сдерживаться было сложнее. — Ты не должен был так вести себя со мной изначально.
— Прости.
— Но тебе не за что извиняться. Ты не виноват, что у меня появились чувства. Мы ведь оба не контролируем это.
Отойдя от Винсента на пару шагов, я отвернулась от него к реке. Мне очень не хотелось разводить драму, но я чувствовала себя как в старой дешевой мелодраме.
— Где здесь можно поймать такси?
— Я отвезу тебя.
— До твоей машины еще идти, я хочу домой к Дэниэлу и Софие сейчас, уже поздно.
Мы прошлись еще немного, и Винсент поймал для меня такси.
— Саванна...
— Прошу, не извиняйся.
— Хорошо, не буду. Просто знай, что я... — он хотел что-то сказать, но остановился. — Хорошо тебе доехать.
Я больше ничего не сказала, и Винсент закрыл дверь машины. Мне было очень грустно. Но не столько от того, что Винсент не мог разделить мои чувства, сколько от мысли, что наша связь теперь потеряна возможно навсегда, и что мы больше не сможем тесно общаться. Пока я ехала обратно, я успела несколько раз пожалеть о поцелуе и признании, но, с другой стороны, я думала, что не смогу больше обманывать себя. Не признаваться и вести себя как ни в чем не бывало было бы нечестно по отношению к себе, подумала я.
Мне вспомнились строчки из стиха Федерико Гарсии Лорки:
«Трудно, ах, как это трудно —
любить тебя и не плакать!»
Это было так. Винсента любить было легко, трудно было не плакать.