VII
«Как жаль, что тем, чем стало для меня
твоё существование, не стало
моё существованье для тебя.»
И. Бродский
Из Лондона мы отбыли через два дня после моей встречи с Винсентом. За это время мы еще больше подружились с малышом Уильямом, и мне было немного печально расставаться с ним. Думаю, Китти испытывала то же самое.
В тот вечер, когда я вернулась обратно, она ждала меня со всеми подробностями, успев разговорами переманить и Савье на свою сторону. Я попыталась войти в дом с самым невозмутимым выражением лица, но выглядела я, по словам Савье, будто задушили моего любимого кота.
— Гинзберг никогда бы не дал себя задушить. Скорее, он бы сам кого-то задушил, — опровергла я.
— Гинзберг? Господи, ты об этом уличном коте, которого подкармливаешь, — вздохнул Савье.
— У меня не было других котов.
— Твой Гинзбург странный. И дикий. И вообще он не твой.
— Знаю. Но я уже прониклась им.
Китти поняла по моему лицу, что я не хотела обсуждать вечер с Винсентом, и ее намерения завалить меня вопросами испарились в один миг, словно никогда и не существовали. Когда Савье начал задавать мне вопросы, она шикнула на него и посоветовала быть менее любопытным.
— Но ты ведь сама... — Савье выглядел преданным, и это рассмешило меня.
Вернувшись домой, я думала, что во мне ничего не изменилось, но это было неправдой. Каждую ночь, как только голова моя касалась подушки, я чувствовала, как со мною рядом ложилась печаль и оставляла на моем лице свой поцелуй. Мое сердце кровоточило, болело, шептало мне о том, что ему больно, я слушала его, проливая горячие слезы, ибо не могла ничем помочь. Я не была тем, кто мог бы ему помочь, и как же это грустно, на самом деле. Любить кого-то не взаимно, любить кого-то вопреки, без надежды. Может показаться, что я возвеличила свои чувства, и обычную влюбленность провозгласила любовью, заранее обрекая ее на безответность, но я знала, что это была любовь. Как правило, когда человека спрашивают «что есть любовь», он теряется, не может правильно сформулировать свои мысли, но если бы спросили меня, я бы ответила — это то, что я чувствовало к Винсенту. Я любила его. Я была уверена в этом так же, как в своем имени, как в восходе солнца по утрам. Винсент не был идеальным, как и никто им не является. Более того, он был далек от этого понятия, и глаза мои не были затуманены любовной мглой, однако я видела в нем хорошего человека и любила. Его отстранённость, язвительность, скептицизм, я любила его несмотря на это, может даже и эти его качества, просто потому что они были присущи ему. Мне хотелось быть для него человеком, к которому он бы мог прийти в сложную минуту. В радостную тоже, но, если бы у него было тяжко на сердце, я бы хотела разделить с ним эту тяжесть, ибо боль его была бы и моей болью. Сколько всего написано об этом, но это продолжает оставаться истиной: боль любимого человека ощущается острее собственной, а радость долгожданнее своей. Мне бы хотелось видеть улыбку на его лице чаще, ощущать покой на его душе дольше. Мне бы хотелось, чтобы он был счастлив столько, сколько это возможно, а моменты, когда он счастлив не был, не ломали его до хруста, чтобы в нем всегда оставалось ожидание светлых дней. Но я знала, что я не была той, кто мог бы поддерживать в нем эту веру, той, с кем он разделит сокровенную боль, и это делало меня несчастной настолько, что я отчаянно желала разучиться чувствовать что-либо. Но потом я думала, что если бы изобрели устройство, которое стирает чувства из сердца, то я бы не воспользовалась им, ибо не смогла бы стереть из сердца любовь к Винсенту. Да, любовь неразделенную, но это была любовь к нему, и потому я была готова перенести страдания, на которую она меня обрекала. Помнится, в разговоре с ним я рассуждала, что любить вопреки страданиям сложно, но я ошибалась. Любить Винсента оказалось легко, я даже не прилагала к этому никаких усилий. Любовь к нему взрастила себя сама в моем сердце, без чьего-либо разрешения и указаний. Я прокручивала у себя в голове его слова, словно желая сделать себе еще больнее. «Есть человек, который уже какое-то время занимает мое сердце». Знал бы ты, Винсент, как мне жаль, что этот человек не я, и что мне не стать им.
Однако, любовь к Винсенту не была разрушающей. Напротив. Да, мои внутренности болели, но в то же время, чувства к нему делали мой мир ярче. Даже после того рокового признания, мой мир не потускнел, не превратился в серое болото. Я все так же ощущала прелесть жизни. Мне было жаль, что так вышло, но я не жалела о своих чувствах к нему. Ни мгновенья. Они делали мою жизнь более осмысленной и наполненной. Они показали, что я способна чувствовать подобное. Люди преуменьшают способность любить. Некоторые убеждены, что самое главное – быть любимым, тогда как любить самому им кажется совершенно не обязательным. Но это глубокое заблуждение. Любить – это ценный дар и богатство. Когда человек любит, все происходящее с ним становится особенным и приобретает смысл. Когда человек любит кого-то, благодаря нему он начинает любить и остальной мир. Он начинает видеть красоту жизни. Рассветы и закаты играют более яркими красками, чем прежде, и он удивляется, что не замечал этого раньше. Ночная луна — не просто земной спутник, а свет, под которым мирно спит объект его любви и уже за это ему хочется поцеловать ее. Когда в сердце человека живет любовь, он ощущает полноту жизни, тогда как без любви все тускнеет. Люди так отчаянно боятся, что их разлюбят, но совершенно не страшатся разлюбить самим.
И я все это знала и понимала. Но иногда, холодными ночами, когда одиночеству удавалось прокрасться ближе, чем обычно, стужа заполняла мое сердце, и язык мой бесшумно молвил в темноте:
— Винсент, научи меня не любить тебя так же, как ты не любишь меня.
Научи мое сердце не болеть по тебе так же, как твое не болит по мне.
Чем ближе приближался ноябрь, тем страннее и печальнее я себя чувствовала. Скоро должен был быть год отсутствию Амели в наших жизнях. Я по-прежнему жила с миссис Фолкнер, и мы настолько привыкли друг другу, что съезжать не хотелось и мне самой. Вдвоем было легче переносить это чувство тяжести, так оно будто делилось на нас двоих.
В начале месяца я встретила Летицию в магазине. Только тогда я заметила, что ее черты чуть больше похожи на черты Винсента, чем я раньше думала. Мое сердце пронзил не то холодный воздух, не то воспоминания.
— Винсент сказал, что вы виделись в Лондоне, — поделилась она.
— Да, сходили на постановку.
Мы какое-то время просто стояли рядом, и я уже собиралась оплатить свои вещи на кассе, как Летиция меня одернула.
— Это, évidemment, не мое дело, но он мне рассказывал о тебе, Саванна. Мой брат всегда сух на les détails, но даже так, я сумела разглядеть в его рассказах что-то. Я думаю, точнее, я убеждена в том, что ты ему небезразлична.
— Зачем вы мне это говорите? — я не хотела, чтобы мой ответ звучал резко, но раны мои еще были свежи. — Не хочу показаться грубой, но я думаю, Вам это показалось.
— Я решила, ты должна об этом знать.
— Но это не так. У Винсента есть человек, к которому не безразличен, и это не я.
— Ты об Адриане?
— Я не знаю подробностей, и не думаю, что хочу, простите, — произнесла я, желая верить в это сама, однако отчасти я кривила душой.
— Это ты меня прости.
— Но вы сказали Адриана? — вдруг опомнилась я. Я уже слышала где-то это имя.
— Да. Они с Винсентом знакомы с детства. Она живет с родителями в Париже, но каждое лето приезжала в Лондон к бабушке и дедушке, которые жили по соседству с нами.
— Значит это любовь, тянущаяся из детства, — хмыкнула я.
— Им было хорошо вместе в детстве, но я думаю, они очень разные, и с годами эта разница лишь увеличивается. По моему мнению, эти оба пытаются цепляться за общее прошлое и воспоминания, но не думаю, что это правильный choix для них обоих.
— Не мне их судить. Наверное, это и не так важно, если они любят друга друга и выбирают быть вместе, вопреки различиям.
По ощущениям мое горло оборачивала веревка нескончаемой петлей.
Наступил этот черный день ноября. Мне казалось, весь мир в тот день погрузился в траур. Небо плакало с самого утра, проливая свои крупные слезы на крыши домов и машин. Мы с мисс Фолкнер, Китти и Савье решили посетить Амели вместе. Каждый из нас нес цветы, такие же красивые, какой была Амели, хотя ни один цветок не сравнился бы с ней в красоте.
Первой цветы клала мисс Фолкнер, мы с ребятами решили стоять чуть поодаль, дать им время поговорить. Китти всхлипывала у меня на плече, Савье отошел покурить. Уход Амели подкосил нас всех, но и стал причиной сближения. Однако в сердцах каждого из нас была дыра, которая не затягивалась и не затянется в ближайшее время. Я боялась, что мисс Фолкнер упадет в обморок от рыданий, как это уже бывало с ней, но в тот день она старалась держать себя в руках. Отчасти из-за нас, отчасти из-за Амели. Когда пришла наша с Китти очередь, я крепче взяла ее за руку, ибо Китти уже начало трясти.
— Пожалуйста, Китти, не надо. Постарайся быть сильной. Тем более, здесь мисс Фолкнер.
— Ты права, Вэнни, я просто... я просто...
— Я знаю. Но мы должны.
Китти первой положила цветы. Она говорила что-то очень тихо, но я не вслушивалась. Я смотрела куда-то вперед. Дождь уже прекратился, мелкие капли изредка падали на нас. Когда Китти встала, я сказала ей идти к мисс Фолкнер, на что она согласно кивнула.
— Амели, милая моя Амели. Мне столько нужно тебе рассказать, но мы и так общаемся часто, поэтому я не знаю, чем тебя удивить. С мисс Фолкнер все хорошо, мы по-прежнему живем вместе, и знаешь, мне даже очень нравится. Думаю, я не скоро съеду от твоей мамы. А как она вкусно готовит! Мистера Лорена я не видела давно, но слышала, что он время от времени жертвует средства в фонд, который спонсирует исследования ментальных проблем. Ты, наверное, очень скучаешь по родителям, они тоже по тебе скучают. Тебе с ними повезло, они очень тебя любят, Ами. Недавно я видела Летицию. Она все такая же красивая и роскошная. Но она сказала мне странные вещи, я бы предпочла этого не слышать. Это было связано с Винсентом, я тебе рассказывала о нем. Думаю, тебе бы он понравился, он не похож на других. Независимо от того, как все получилось, знаешь, я благодарна ему. За то, что вернула способность чувствовать. Какое-то время мне казалось, я просто существовала в пространстве. Все мои дни смешались в одно большое блеклое пятно, каждый новый был близнецом предыдущего, я потеряла их смысл и счет. Но теперь же я снова ощущаю жизнь. С нами все хорошо. Мы с Китти и Савье приглядываем друг за другом. Я по-прежнему не могу принять в полной мере, что тебя нет с нами и, думаю, никогда не приму. Ибо ты есть. Ты в наших сердцах, мыслях и воспоминаниях. Я ненавидела этот мир за то, что он отнял у меня тебя, но потом вспомнила, что он так же подарил тебя мне. Твой уход не уничтожил и не преуменьшил твое значение в моей жизни и время, что мы провели вместе. Ты навсегда останешься моей семьей. Я люблю и скучаю по тебе, Ами. Надеюсь, сейчас ты в хорошем мире. Там, где нет страданий.
Конец.