16
Если ты человек, тебе нельзя расслабляться в этом мире.
Стоило ему подумать, что давно уже не было явных признаков ухудшения, как опять всё сначала....
Сквозь сознание доносятся переговоры врачей, скрежет колёсиков кушетки, перед глазами пролетают разводы ламп на потолке, словно летишь по шоссе, освещаемом неоновыми вывесками. В который раз за месяц?
Звук будто под водой, но едва слышен женский голос поверх всех остальных отрывков фраз.
— Ким, подготовь операционную в торакальном отделении.
— Да, — спокойным тоном сдерживала Джису дрожание внутри.
Возгласы бабушки, она бежит за носилками, зачем ей позвонили, она ведь будет нервничать?
— Сейчас будем проводить ревизию легкого и плевральной полости. Ассистент Ким, тиопентал натрия, базовая доза.
Пока Джи вводила наркоз в контейнер на трубке, ведущей к лицевой маске, она неожиданно поймала втопленный в неё взгляд парня — эти напуганные, измученные черные глаза. Страх за него пронзил внутри, как электричество, но она не подала виду.
— Ты будешь жить, понятно? — успела тихо сказать ему Джи, прежде чем координатор операционной вернулся в помещение, потом отпрянула и продолжила работать по уже заученному пошаговому алгоритму.
Наркоз действовал. Вновь центрифуга сознания, короткие вспышки, а затем ...
Темнота.
Это его сознание отключилось, а вокруг закипела работа.
— Совершаем воздействие на источник поступления воздуха. Проводим коагуляцию булл.
Подключили ВВ-трубку для выведения показателей на экран.
— Наблюдаем выраженную дыхательную недостаточность, явное нарушение гемодинамики, — произносил доктор ровным уверенным тоном.
— Доктор, у него перегрузка на правый желудочек сердца! — Джису увидела нарастающие показатели тахикардии и повышения артериального давления, а это означало увеличение ударного объёма сердца. — Разрешите ввести ему гипотензивный раствор.
— Вводите.
Ещё пару проколов, откачек. Кровь. Латексные перчатки придерживают и размещают трубки. Кровь. Швы. Операционное вмешательство длилось около сорока минут.
Ким вышла из операционной и обессилено упала на первый попавшийся стул. Она сняла перчатки, испачканные кровью, и выкинула их в урну.
У Чона опять случился коллапс. На этот раз к наполнению легкими жидкости добавился микроразрыв в старых местах на швах и спазм бронхолегочных путей, сердце еле выдержало той дозировки болеутоляющих.
Джису сидела в кресле в его палате. В комнате царила темнота, только лишь желтый свет из полуоткрытых дверей полосой падал на пол и ложе. Не сводила глаз с обездвиженного тела. Боялась, что со следующим вдохом он опять начнёт содрогаться в болевой лихорадке.
Каждый вдох сейчас контрольный. А выдох не предвещает ничего хорошего. Вновь пот стекает по его лицу. Тремор в руках. У него так дрожат руки. Как будто держиться за отбивной молоток.
Ким сотню раз говорили не привязываться к пациентам, но сейчас она готова была дать ему свой воздух из лёгких, лишь бы он задышал нормально. Что ж, побочные крайности эмпатии. Для некоторых представителей её профессии это приговор.
Прийдя в себя, первым он поймал её смятенный взгляд. Подал слабый голос, граничащий с крушением.
— Не смотрите на меня так.... Пожалуйста....
Этот звук вырвал её из тягостных раздумий. Сколько она так просидела?
— Как «так»?
— С жалостью. Прекратите меня жалеть.
Его голос дрогнул, а из уголка глаз на подушку покатилась слеза.
— Так, словно я ничтожество. Словно я и не живой вовсе. Будто я жалкая оболочка, не достойная вашего внимания. Не хочу так жить...
Джису было больно слушать эти слова.
— Что ты такое говоришь.... — она опустилась возле кровати на колени, взяла его лицо в свои ладони и принялась убирать взмокшие чёрные волосы со лба. — Ты самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречала. Чонгуки, знал бы ты, что я ни с кем — её лицо скривилось от боли, — ни с кем не чувствовала себя так же хорошо, как с тобой. Ты за всё эти месяцы, что мы знакомы, подарил мне больше прекрасных моментов, чем принесли годы до тебя. Чонгуки....
— Тогда почему мне так болит вот здесь. — он сжал рукой место под сердцем. — Болит слышать то, что ты сейчас говоришь. Я же вижу твой взгляд, вижу, что смотришь на меня, как на полусмертника. Тут полно таких. В этой проклятой больнице, — его голос и вовсе сорвался. — Знаешь, — ухмылка разочарования на его лице, — .... А я уже было думал, что ...
«Что всё идёт к счастливому концу, что болезнь уже долго о себе не напоминала, что стоит мне делать шаги навстречу и ты будешь на них отвечать взаимностью».
Она прочитала его мысли, отчасти догадывалась, что мог означать его взгляд и не слетевшие с губ слова.
Руки юноши были покрыты холодным потом. Она накрыла их своими ладонями и начала растирать в попытке согреть. Он судорожно дышал и не отводил взгляда от неё, словно пытаясь найти в её взоре оправдание своих мыслей. Джи посмотрела на него, терпкие слёзы заслонили глаза.
Она обхватила его голову руками и дотянулась губами до лба.
Горячий, горячий, как жар.
Он ожидал, что она опустится губами ниже, коснется его... Пускай в полусознании, пускай ему померещиться, но всё таки дождётся.
— Не уходи... — последнее, что молвил, прежде чем провалиться в сон, навеянный лекарством.
— Я и не собиралась, — прошептала она.
Но тот уже опустил свои тяжёлые веки.
Джису ладонью проверяла частоту биения его сердца, периодически сверяла показатели на экране аппарата. Сидит и наблюдает в тихом ожидании. Как блестит покрытая испариной его тонкая кожа при свете луны за окном. Как дрожат его веки. Как скачут линии и цифры на экране. И как её рука так и осталась в его крепко обхватившей ладони.