6
Тяжело. Тяжело быть одарённой. Родиться в мире, где всё не кажется таким сложным. Расти, не задавая глупых, детских вопросов взрослым, ведь ты всё и так понимаешь.
Я не пошла в школу, родители поняли, что я особенная, это и стало причиной ограниченности. Ни с кем не общалась, сидела дома в ожидании очередного учителя. В 6 лет, к тебе приходят не для того, чтобы научить читать или писать. Приходили профессора, из ведущих университетов страны, но и они надолго не удержали мой непостоянный бегающий интерес, вскоре вовсе родители перестали их принимать. И мою одарённость они решили предать огласке.
Я сломалась, в самый последний момент.
Помню, как глаза маленькой семилетней девочки ослепляли яркие прожектора и вспышки фотоаппаратов. Множество взглядов, самых разных. Удивлённые, заинтересованные, все эти люди будто рассматривали меня под микроскопом. Я поняла, мне оно не надо. Ты для них как зверушка, они забывают, что ты всего лишь ребёнок, и начинают видеть только выгоду. Даже мои родители обращались со мной уже не как со своим ребёнком.
Умело продемонстрировав психический припадок, напугала всех. Сначала несла полную чушь, кося под биполярное расстройство, после, упала в обморок. Естественно симулировала.
Сразу уши заглушил гул из зала. Я отрывками различала предложения разных людей, одновременно с этим чувствуя, как врачи пытаются оценить масштаб запущенности моего состояния. Люди в белых халатах окружили маленькое тельце, пытаясь остановить несуществующий припадок, или хотя бы приглушить явные симптомы. В основном из зала, можно выделить лишь одно: «...она психически не здорова, любого психа можно назвать одарённым...». Как смешно.
Я добилась своего. Родители, очевидно, были в шоке, но и они повелись на мою шалость. Сразу отправили в частную, загородную психиатрическую клинику, под особое наблюдение, но также, одной из причин являлось их желание спрятать меня от надоедливых журналистов. Но, несмотря на отчаянные попытки, всё же, газеты с фотографиями меня, в аккуратном чёрном платьице с белым воротничком, валяющейся на огромной сцене с пеной изо рта ещё долго ходили по рукам гнилых, жаждущих сплетен людей.
У меня была своя комната, всё в ней было белое, не хватало только мягких стен. Выйти оттуда возможности не представлялось. Своя собственная игрушка, в виде медбрата, который немного развлекал меня, теперь же я даже имени его не припомню. Свой врач, не часто посещавший меня, быстро делая стандартные записи в истории болезни.
Позже, по моей просьбе, в стене за которой находился коридор, мне сделали одностороннее окно. Люди, что ходили там, видели лишь своё отражение, в то время как я часами наблюдала за ними. Моя комната находилась на этаже для детей от возраста самых маленьких до восьми лет.
Дети, почти такие же, как я, проходили мимо с напуганными и непонимающими глазками. Почему их родители решили, что им нужно лечение? С чего те взяли, что детки не здоровы? Им уже никто не мог объяснить, да и не пытался. Некоторые родители заботились о своих детях, не забывая об их существовании ни на секунду, другие же, просто безучастно оставляли их здесь на попечение совершенно холодных врачей. И так расшатанная, слабая психика детишек подвергалась такому удару, они больше не видели знакомых, родных лиц вокруг, лишь строгие лица в белых халатах.
Там мне нравилась одна девочка. Отчасти похожая на меня, но намного младше. Я заметила её в последний год своего пребывания в клинике. Все дети проходили мимо огромного зеркала, даже порой, не поворачиваясь в сторону собственного отражения, но не она. Стояла подолгу по ту сторону стены от меня и рассматривала вовсе не своё отражение. Она будто смотрела сквозь, не зная, но очевидно догадываясь, что я наблюдаю за ней так же пристально. Её любимое ежедневное занятие прерывали, как правило, по истечении трёх часов её бездейственного наблюдения. Смешно, и я не знаю, почему она так запомнилась мне.
Неспешно иду по тротуару, смотря на светлеющее розоватое небо. Красота и спокойствие. Глубоко дышу, пытаясь стать с этой благоговеющей картиной одним целым, и полностью прочувствовать её. Некоторые люди вышли так рано, из-за своих надоедливых питомцев, которые не давали поспать им подольше. Ещё не проснувшийся окончательно мужчина зевнул и лениво потёр глаза, не замечая, как маленькая собачонка, по энергии похожая на электровеник несколько раз пробежала вокруг хозяина, обматывая его ярким зелёным поводком. Усмехаюсь, продолжая неспешно идти к дому. Я не стараюсь быть незамеченной, но было бы лучше оставаться призраком для «любимых» соседей.
Мне нужны некоторые вещи из квартиры, в которой я так давно не появлялась. Умиротворённость пропитала каждую клеточку моего тела, ошибочно заставляя спутать эффект с наркотиками. Но я их не принимала, вроде. Наверное, всё-таки нет, хотя...
Не важно.
Поднимаюсь по лестнице, смотря на свои немного грязные белые кеды. Терпеть не могу нечистую обувь, погрузившись в недовольство, не замечаю, как злостно топаю ногой от раздражительности. Глухой удар обуви в пол прошёлся эхом по лестничной площадке всех этажей. Придерживаясь за перила, немного испуганно озираюсь по сторонам, выискивая возможных зрителей этого злостного всплеска. Не находя ничего подобного следую дальше.
В квартире свежо и прохладно. В последний раз моего визита здесь я не закрыла окно. Снимаю кеды и тяну руки вверх, дабы размяться. Казалось бы, я в своём доме, но не чувствую себя здесь общим целым. Теперь, кажется, у меня другой дом, и сама я, другая.
Недолго хожу по разным частям квартиры, собирая нужные мне мелочи: сразу несколько однотипных чёрных худи и одно такое же бордовое, брюки и подобное. Как ни странно, за примерно месяц моего отсутствия роза не завяла, но земля и лепестки были пересушены. Алые бутоны ещё не распустившихся цветков преклонили головы вниз, умирая. Поливаю растение и опрыскиваю пульверизатором зелень, ведь я понятия не имею когда вернусь сюда снова. Когда он исследует меня окончательно, потеряв интерес. Провожу пальцем по полке, бесстрастно смотря на пыль, сдуваю её и тру руки. Направляюсь обратно в прихожую, на ходу смотря на часы. 4:20 утра. Действительно рановато, но мне это только на руку, сонно зеваю, прикладывая ладонь ко рту, и прикрываю глаза. Как бы это ни было странно для меня, я устала, устала, как и любой другой человек. Лечь бы прямо сейчас в тёплую постель, позабыв обо всем мире. Поднимаю с пола свои кеды и плетусь с ними в ванную, спотыкаюсь на каждом шагу и на ровном месте, но не падаю.
Хлопаю ладошкой по белому выключателю и щурюсь, шипя от яркого света, который будто въелся кислотой в мои глаза. Прикладываю ладонь и массируя веки указательным и большим пальцами.
— Ууу, твою мать, — тихо ругаюсь, немного усмехаясь своей реакции, прокручиваю колёсико над выключателем и свет в ванной приглушается. — Так-то лучше.
Ступаю в комнату в бежевых тонах, и сразу же взгляд цепляется за моё отражение в огромном, слегка подсвеченном, зеркале. Отпускаю кеды, которые с глухим хлопком встречаются с полом. Становлюсь напротив отражающей поверхности расправляя плечи и, не отводя взгляда, снимаю худи через голову, после, не глядя, отбрасываю его в сторону стиральной машины.
Если бы сейчас меня увидел человек обычный, ничего кроме ярого ужаса не отразилось бы на искаженном лице.
Но видя себя такой, я тону в восхищении. Обнаженная грудь усыпана множеством багровых пятен, в некоторых местах с еле заметными следами зубов. Отбрасываю тёмные волосы назад и веду кончиками пальцев по шее, ключицам, останавливаясь на соске, который от холода стал твёрдым. На рёбрах и животе множество порезов, свежих, и уже побелевших. Мне нравится видеть это, я хочу видеть это на своём теле. Синяки от его грубых, пальцев прекрасно дополняют картину талантливого безумного художника. Он не бывает нежным.
Внезапно в голову закрадываются мысли о моей фигуре. Я никогда не имела особых проблем с весом или чего-то подобного, только лишь раз, в больнице заметив увеличившийся живот от переходного возраста, я начала есть меньше. Сейчас, эта привычка стала основой питания, я не могу есть много. Иногда разбавляла скучные будни здесь, дома, лёгкими физическими нагрузками. Весёлая ситуация: делая упражнения на пресс, уснула прямо на полу, полностью отрубившись на шесть часов.
Сейчас же я была не полной, но и не худощавой. Тело как тело. Не хочу, что бы вы видели меня идеальной. Хочу, чтобы мои демоны заставили вас изумляться, и вы позабудете о моём внешнем облике.
Тяну язычок выключателя вверх, и шум воды скоропостижно наполняющей ванную приятно заполняет уши. Я хочу расслабиться, тем более не сказала Керцу на сколько задержусь здесь, поэтому воспользуюсь возможностью и потрачу время на себя. Звучит смешно и вовсе не правдиво, но я действительно люблю временами потратить время на подобные штучки, ведь мне стоит сохранить идеальный облик, потому как изнутри, для знающих людей я далеко не прекрасна. Пороки, пороки, и ещё раз пороки. Никогда этот мир не примет подобную особу, посему, дабы пользоваться людьми должна обладать хотя бы элементарной привлекательностью.
Не поймите меня неправильно, я забочусь о себе не только для того, чтобы нравиться людям, нет, возможно, отчасти. Мне нравится видеть в отражении лучшую версию себя. И поверьте, глаза можно обмануть, именно так на протяжении семнадцати лет я обманываю свои. Безусловно, я являюсь той, кем и хотела бы быть, ведь совершенно не переношу тошнотворное притворство. Но, есть одно большое «но». Единственная загвоздка. Я обожаю пользоваться людьми, вертеть ими как угодно мне самой, для этого, в первую очередь, я должна обмануть свои глаза. Раньше, я не замечала внешних данных, видя в отражении гнилую, порочную, больную для всех «душу», так принято в мире называть духовную внутренность человека. Для манипуляций следовало убедить себя в обратном, это и стал безвозвратной точкой в становлении меня.
Не для этого мира мои демоны, не для этого.
Возможно, вы мало что поняли, и думаете, я просто зависима от всеобщего мнения. Пусть по вашему и будет так, если вам проще понять меня таким способом.
Снимаю оставшуюся одежду и аккуратно, сначала одну ногу погружаю в горячую воду. Уперевшись руками в бортики ванной начинаю медленно опускать верхнюю, начиная с живота, часть тела. Кожа соприкасается с раскалённой, подобно кипящей лаве, воду и все гематомы, раны, порезы в один момент разражаются дичайшей болью. Вымученно шиплю, подавляя порыв вновь подняться, и охладить тело свежим воздухом.
Не знаю, сколько времени прошло, кожа на пальцах сморщилась, давая понять, что полно мне здесь сидеть, но я продолжаю утопать в своих мыслях. Совершенно спонтанно решился вопрос о том, можно ли мне одной уходить куда-либо. Он просто привязал меня к себе невидимой, но прочной верёвкой, без данной возможности вновь стать свободной. Я могу уйти, спать с кем хочу, напиваться, принимать наркотики и творить другие «страшные» вещи, но в конечном итоге я вернусь. И буду возвращаться снова и снова, ведь уже не сумею по-другому. Вы можете себе это представить? Да, да, вы, обычные люди: я не знаю даже его возраста или простой фамилии. Конечно, рано или поздно, я узнаю эти простейшие мелочи, но не сейчас. Мне достаточно знания его привычек, повадок и излюбленных им, извращённых игр со мной. Зависимость, которой никогда и ни к чему у меня не было, накрыла мою больную голову с сумасшедшей силой.
Тянусь рукой ко дну ванной и нащупываю цепь пробки, за которую впоследствии слабо тяну. Маленькая воронка создаётся от стремительно исчезающей воды, и я завороженно пялюсь в самую середину маленькой спирали вплоть до полного опустошения ванной. Нехотя встаю, ощущая какие же теперь конечности тяжелые, после долгой невесомости в расслабляющей, горячей воде. Сейчас дело за малым.
Проделав некоторые банные процедуры, выхожу, чувствуя себя намного лучше. Аккуратно ступаю на мягкий, белый коврик у самой ванной и стягиваю с крючка большое махровое полотенце, заматывая им влажные волосы, которым из-за длины, не удаётся полностью спрятаться в мягкой ткани. Натягиваю шорты, что носила прежде, живя здесь.
Вроде дома, где прожила последние года два, но одновременно с этим как будто заехала на ночь в гостиницу. Закончив с некоторыми оставшимися делами, выхожу в гостиную и присаживаюсь на диван, опять утопая в своих мыслях. С течением времени медленно перехожу в полулежащее состояние, а после, вовсе ложусь, сворачиваясь калачиком, тем самым пытаясь сохранить какое-то тепло. Не думаю о том, что плед лежит чуть поодаль, можно дотянуться.
Засыпаю, видя лишь нелюбимый свет, льющийся из не зашторенного окна.
***
Черт.
Резко встаю, а в голову сразу нещадно бьёт запоздалая мысль:
«Сколько время?»
18:32
Ошарашено выпучиваю глаза, понимая, что не должна была пропадать на столько. Но коль уж так произошло, не будем делать из этого трагедию. Медленно встаю, ощущая тяжесть в затылке, будто просящую вновь окунуться в сладкую, беззаветную дрёму.
Полотенце само во сне спало с моей головы, а волосы уже практически не были влажными. Возвращаюсь в ванную, где так и не выключила свет.
— Хоть машинку загрузила, — произношу свои мысли вслух. Более того, раньше я часто разговаривала сама с собой. — И то хорошо.
Достаю практически сухие вещи из барабана и развешиваю их на сушилку, намереваясь забрать как-нибудь в следующий раз. Выключаю свет и только тогда вспоминаю про сырое полотенце, оставленное на диване.
— Серьёзно? — раздражаюсь все больше, но успокаиваюсь, когда в голову приходит интересная мысль. Может он разозлиться из-за настолько долгого отсутствия?
Нет, конечно. Но это однозначно его разогреет. Улыбаюсь своему маленькому коварному плану, и теперь нарочно медленно иду сначала в гостиную, затем обратно и вешаю полотенце.
В шкафу множество одежды, но она не отличается практически ничем, даже цветовым разнообразием. Чёрный, белый, бордовый, местами красный. Практически всё. Натягиваю штаны, кажется купленные мною совсем недавно, если конечно позабыть о времени моего отсутствия. Возможно, это приведёт его в некоторое недоумение, но я решаю отойти от обыденности, надевая чёрный, кружевной бра. Бордовую футболку надеваю сначала наизнанку, и, обреченно вздохнув, переодеваю её уже нормально.
Подхожу к окну и настежь открываю его, высовывая руку по локоть, дабы определить уровень прохлады вечера.
Беда пришла, откуда не ждали. В дали, где находится маленький парк, с редкими деревьями и множеством скамеечек замечаю Дилана. Твою ж...
Предполагаю, пока не зная точно, он заметил открывшееся окно моей квартиры, ведь именно сюда и направлялся. Он видимо разыскивает меня, расспрашивает соседей, может что-то ещё. Я не знаю, но одно ясно, не впервые сюда приходит незваный гость.
Теперь же у меня совсем мало времени. Спешно натягиваю чёрную джинсовку, полностью утопаю в безразмерности вещи и на бегу к двери хватаю рюкзак. Вспоминаю про оставленные в ванной кеды, которые я так и не удосужилась почистить, не осталось времени. Натягиваю подобные, но чистые, практически новые и наваливаюсь на дверь всем телом, открывая её рукой.
Кисти трясутся, но я успокаиваю себя. Что с того? Даже если он меня и встретит? Но этот олух, тонущий в собственном идиотизме, откажется верить в любые мои сказки, и очевидно решит проследить. Этого нам точно не надо, Кёрц личность небезызвестная в своих кругах. Закрываю дверь и собираюсь сломя голову спуститься, но роняю ключи. Сначала не замечаю потери, но преодолев пару лесенок одним большим шагом, возвращаюсь и поднимаю связку.
Спустившись на этаж ниже, замираю прислушиваясь. Шаги по лестнице слишком громкие, он уже близко. Черт. Озираюсь по сторонам в поисках возможного помощника в прятках и нахожу желаемое. Массивная чёрная дверь приоткрылась и я, недолго думая, ввалилась в чужую квартиру, захлопывая дверь. Прислонившись к ней спиной, часто дышу и всё ещё не открываю глаза, в попытке объясниться. Рюкзак свалился с плеча, и теперь я крепко сжимаю его в руке.
— О Боже, — теперь уже облегченно выдыхаю, наконец, открывая глаза.
Маленькая девчонка, с отдалённо знакомыми мне чертами лица смотрела на меня испуганными, выпученными от неожиданности голубыми глазами. Где же я видела эту малышку?
Она приоткрывает рот в попытке сказать что-то, но я прикладываю к своим губам указательный палец, с характерным звуком прося её помолчать в немом жесте. Она, как ни странно, понимающе кивает и закрывает рот. Это радует и одновременно настораживает. Реакция слишком рациональная для маленького ребёнка, но всё же мне не приходится выбирать, если выйду, наткнусь на мускулистую тушу Дилана.
Вздрагиваю, когда дверь за спиной трясётся и посылает слабую вибрацию по моему телу. Стуки не сильные, но требовательные.
Он услышал хлопок закрывающейся двери, и я надеюсь, не заметил меня.
Девчушка взяла меня за руку и отвела чуть в сторону, за стену, где меня не было заметно для вошедших. Теперь, ориентируюсь только на слух, и мысленно прошу незнакомку об осторожности.
— Вы что-то хотели? — тоненький голосок девочки доносится до меня, и я надеюсь, Дилан не посмеет ворваться сюда без разрешения.
— Д-да, я просто хотел... — он запыхался и не может два слова связать, но слыша знакомый голос я не чувствую особо ничего. Он надоел мне. — В общем-то, я услышал хлопок вашей двери, и подумал, вы могли бы увидеть девушку. Она вот-вот должна была спускаться.
— Мои родители не разрешают мне общаться с незнакомыми людьми, — полагаю сейчас носик на детском лице сморщился, а губы надулись в недовольстве, — но я всё же отвечу на ваш вопрос. Нет, не видела, — несколько секунд молчания и девочка продолжает, — а теперь, если позволите, я закрою дверь.
Дилан не ответил ей ничего, он разочарован. Расслабляюсь лишь когда слышу, что дверь закрылась. Выхожу из своего временного укрытия и с лёгким прищуром вглядываюсь в глазки моей спасительницы.
Её я запомнила из больницы, эта девочка стояла часами, бесцельно пялясь в зеркало. Вот мы и встретились вновь, ненадолго конечно, но стоит отметить, очень кстати.
— Спасибо за помощь, — поднимаю рюкзак с пола и прислоняюсь к двери ухом, Дилан поднимается на этаж выше и начинает сначала несильно стучать в мою дверь. — До встречи, малышка.
Подмигиваю ей, и замечаю лёгкий румянец на детских щёчках. Успеваю тихо открыть дверь и выйти, пока девочка не задумала завалить меня кучей вопросов. Я не очень переношу долгие разговоры с людьми, и уж тем более детьми. Но давняя «знакомая» неспроста помогла мне, она прекрасно помнила меня, ведь позже, я узнала, что у ребёнка нет родителей. И за неимением места в детском доме, за короткий срок, «хорошие» знакомые погибших родителей стряпали липовые заключения психиатров о нестабильном поведении девочки после потери сразу обоих родителей.
Прежде чем порвать все возможные связи со своими «предками», я попросила их об одном маленьком одолжении. Они быстро замяли имеющуюся историю выдуманных болезней ребёнка и подыскали хорошую семейку, из круга своих же знакомых. И в сегодняшний день этот поступок сыграл мне на руку.
Я особо не интересовалась всем делом в течение времени, лишь в конце, удостоверившись в полной исполнении моей воли, исчезла.
Тихо, но по возможности быстро спускаюсь вниз и, на бегу не сразу попадая трясущимися пальцами по кнопке, открыла толстую железную дверь. Возможно, он ещё долго простоит там, безрезультатно ломясь в мою квартиру, но всё же не рискую быть пойманной.
Решаю пойти через лес, пусть и дольше, всё равно. Темнеет всё стремительнее, и я испытываю некое облегчение, спустя столь долгий путь, увидев трёхэтажный бледный, будто больной, дом. Я успела промерзнуть, казалось вплоть до самых костей. Зубы сами собой начинают стучать, а руки крепче сжимаются на груди. Продолжаю идти так же ровно и быстро, но ноги словно бьются в судорогах, заставляя практически бежать.
Группа пьяных подростков примостилась в одинокой, заросшей зеленью и диким виноградом беседке. Замечаю на маленьком столике, краска которого практически полностью облезла, показывая потемневшее от времени и влаги дерево, пустые пакетики шипучек. Две дамы уже погрузившись каждая в свой «трип», безучастно лежали головами на столе. Оставшаяся компания, пока игралась только с алкоголем. Выпитые бутылки дешевого пива валялись вокруг, практически сливаясь с зелёной травой. Парни что-то выкрикивают, и я, задумавшись, лишь отдалённо слышу свист в свою сторону.
Спонсор их веселья находится совсем близко. Усмехаюсь своим мыслям и, прилагая неимоверные усилия, открываю железную дверь подъезда.
Уверена, Кёрц просто обязан быть сейчас дома.
Но на деле, оказывается вовсе не так. Пройдя все комнаты маленькой, тёмной квартиры вдоль и поперёк не нахожу и подобия его хотя бы недавнего присутствия.
Я же чувствую, что-то не так.
Слышу глухие удары, доносящиеся из коридора, за пределами квартиры.