4
Я проспала, казалось, сутки, но на деле всего лишь четыре часа. Ощущения при пробуждении были ужасные, низ живота и желудок отдавались жуткой режущей болью, во рту был противный привкус желчи. Морщусь от неприятных ощущений и сильной головной боли.
В голове сами собой всплывали обрывки воспоминаний пережитой ночи. К сожалению или, может быть, к счастью, память не могла воссоздать всё в деталях, но даже столь маленькая часть, будоражила всё моё существо. Кёрц, от этого имени теперь вся вздрагиваю, а кожа покрывается мурашками.
Это что-то новое, то самое, чего я не испытывала ещё никогда. Как я сказала немного ранее, попробовав всё, жизнь становится ещё более скучной и пресной. В итоге, совсем не интересно проживать подобное, так стоит ли тратить время лишь на существование? Поэтому, изощрённые жестокие игры, по моему мнению, чудесный вариант альтернативы.
Пока не пытаюсь встать, зная, что тело до сих пор не пришло в норму. Сквозь сон, я слышала, как он вернулся, но лишь вздрогнула от хлопка двери, так и не проснувшись. Свернувшись калачиком, приоткрываю губы, чувствуя ими слегка шершавую кожу коленки. Открываю глаза, встречаясь с всё той же, исконной, относительно этого места, темнотой. Наконец, переворачиваюсь, чувствуя ноющую боль в каждой частичке тела. Тяжко выдыхаю и, морщась, с помощью рук сажусь, опираясь спиной об стену. Позвонки отдают болью, сталкиваясь с нерушимым, холодным бетоном, но от этого гримаса недовольства на моём лице лишь расцветает. Весь этот сгусток сильнейших мучений сосредоточен в животе, и не трудно догадаться почему.
Не припомню, когда моё физическое тело в последний раз было в норме. Природа одарила меня хорошим здоровьем, но моё стремление прожить отведённое мне время так, как я хочу, не было предугадано. Безусловно, мой внутренний, пусть и гнилой мир был силён, до чертиков, но всё же, тело не справлялось. Я часто не замечаю грани между жизнью и смертью лишь потому, что мозг до последнего заглушает недомогания тела. Я же, чувствую лишь, сносящую крышу, блаженную боль и дикий азарт. Использую себя, словно батарейку, с искрой в глазах и вопросом: «Сколько же ещё протяну?». Не могу по-другому, да и не хочется как-то. Несколько раз меня вытаскивали из той жуткой тернистой пучины, ведь пройдя чуть дальше, уже не вернёшься. Прохожие вызывали скорую, из-за вида моего валявшегося где-то на улице тела, так как я снова не смогла добраться домой, находясь в тяжелейшем наркотическом опьянении, но, приходя в норму в больнице, я часто просто уходила, не смотря на убеждения докторов остаться. Так же, нередко приходилось тратить время в участке, общаясь с психологами, но это уже другая история. Отрубиться подобным образом я могла и в ту ночь, правда уже от изнеможения, но ожидаемое обернулось иначе. Не видишь элементарной потребности в еде, воде, продолжая, будто неустанная машина, делать что хочешь. Обмороки, порой выводили меня на понимание обязательных потребностей. Боли в желудке из-за постоянных недоеданий, заставляли регулярно, пусть и мало, питаться. Но стенки желудка, не успев «защититься» едой, разъедались новыми таблетками.
В некоторых играх со своим телом я не могу уступить. Первое моё увлечение в практике — алкоголь. Познакомилась с данным способом расслабления тройку лет назад. Четырнадцатилетняя девчонка интересовала взрослых парней совершенным отсутствием стремления угодить им. Хамство, критика, ругательства, всё, чем я отмечала их пылкий нрав. Но заинтересованность лишь росла, превращаясь во что-то нездоровое. Вроде, подобным образом в вашем мире называют малейшее отклонение от нормы. Ведь так?
Тогда, я уступила одному парню. В каком-то притоне, он, и его достопочтенные дружки хотели славно позабавиться с такой жгучей девкой. Не учли одного. Когда все они безвозвратно пьянели, я не теряла контроль, но умело делала вид глупенькой пьяной дурочки. Подумать только, какая оргия меня ожидала: пятеро взрослых подростков с кипящей кровью и неконтролируемыми гормонами окружали меня. Четырнадцать, мать его, лет. Меня особо это не удивило, и если честно, возможно я получила бы массу новых ощущений но не для того я согласилась на эту сомнительную авантюру. У мальчиков были игрушки поинтереснее, с ними я бы позабавилась наедине с собой. Второй час моего пребывания там показывал не лучшие результаты. Парни оказались не шибко выносливыми. Парочка, от алкогольного опьянения пускала слюни на старом, пропитанным пылью и бог знает ещё чем, диване, головы двух других отбросов еле удерживали их же шеи, что уж там говорить о сексе. Мальчики были в хлам. Остался лишь самый стойкий, который видно просёк фишку. Количество алкоголя я выпивала не намного, конечно, но меньше. Да и то огромное количество дешевой водки смешанной с колой и вовсе не оказывало на меня особого влияния. Помутнение в мозгу хоть и было, но внешне я оставалась непоколебимой, лишь раскрасневшиеся нос и щеки выдавали некоторые отклонения от моего обычного состояния. В жарком подвале раздавался мой заразительный смех от пошлых шуточек с недвусмысленными намёками. Парень, который собственно и являлся настойчивым инициатором моего пребывания здесь, увидев практически полнейшую недееспособность напарников в этом грязном деле начал слишком настойчиво и явно трогать меня. До этого лишь, будто случайно касался моей коленки, или, может, местечка чуть выше. Он пил меньше всех, даже меня самой. Растягивал один несчастный стакан, на всё продолжительное время. Был достаточно разогрет и почти уже выпрыгивал из собственных штанов.
Никогда, запомните, никогда не оказывайте явное сопротивление. Коль уж моя персона вас заинтересовала, скажу одну неочевидную, но столь обычную вещь: это лишь разожжет в нём больший интерес и желание, а мысли очернят ещё более похотливые мыслишки. Подобных принято напрямую сравнивать с животными, но, пожалуй, в моей голове нет места для этой ерунды. В ту ночь он грубо поцеловал меня, медленно ликуя моему поддельному ответному желанию. Одной рукой «нежно» поглаживал мой подбородок, другой схватил бедро, сильно сжимая и притягивая ногу ближе. Открыв глаза, я увидела его противную потную морду с плотно закрытыми глазами, и стараясь не обращать внимания на ужаснейшее причмокивание, которыми звучал тот поцелуй, схватила со стола почти пустую бутылку водки и с силой разбила толстое стекло об голову того ублюдка. Заодно обеззаразила остатками спирта, извольте, не такая уж я и безнравственная. В памяти всплывают мои похождения прошлого, и я невольно улыбаюсь. Мне нужны были наркотики, которыми карманы подростков были полны доверху. На тот момент меня отпускали из больницы, конечно же, разрешение покидать обширную территорию клиники мне не давали, но зная некоторые интереснейшие факты о проделках врачей здесь, ты получаешь привилегии. В такие дни я уходила рано утром, и могла вернуться обратно лишь через сутки. Я знала, за пределами клетки под названием «психиатрическая больница» есть что-то большее. Не надоевшие мне однообразием транквилизаторы, обезболивающие или же что-то в этом роде. Есть таблеточки посерьёзнее. В ту ночь лёгкое алкогольное опьянение совершенно не привнесло в мою жизнь чего-то нового, но вот голубенькие пилюли, принятые мной по возвращению «домой» в палату воистину позабавили меня. Видеть звуки и слышать цвета, примерно так бы я описала своё тогдашнее состояние. Сейчас я не помню, что же происходило со мной, но это было восхитительно.
Позже я узнала новости о том парне, дружки, проснувшись, сбежали, но кто-то из них, перед тем как удалиться, удосужился вызвать скорую. Сотрясение мозга и частичная потеря памяти. Всего-то.
С наркотиками я баловалась часто, с четырнадцати вплоть до сегодняшнего дня. Прошло почти четыре года. Поверить только. Понятия не имею, какой сегодня день недели, но помню, ровно полгода до даты, в ночь которой, благодаря великому Господу Богу, я появилась на свет. Орала как резанная, ей богу, врачи не знали, как заткнуть.
Люди столько вкладывают в число восемнадцать. Окончание школы, выпускной бал, поступление в колледж, любовь, другая безделица, которая столь дорога нынешнему миру. Восемнадцать. Лишь число, не более, на год взрослее, на год ближе к кончине. Только и всего.
Возможно, подростки уделяют столько внимания совершеннолетию из-за окончания бесконечной родительской заботы и надоедливой опеки, ведь они, наконец, переступают грань, буквально врезаясь во взрослую жизнь. Самостоятельность для них — величайшее счастье. У меня же это было с шести лет. Хватает вдоволь. Я никогда не испытывала тяги к своим родителям, да и с чего бы? Существует лишь факт — они мои создатели. Не больше.
Наконец, пытаюсь подняться, ощущая злость от нахлынувшей немощности. Перелезаю через, так называемую, кровать и опускаю ноги. Опираясь на стену, попыталась идти. Тяжко выдыхаю, ощущая, что лёгкие, будто сжались, а рёбра служат для них клеткой, мешая набрать необходимое количество кислорода, полностью раскрывшись. Желудок болезненно сжимается, и я чувствую уже знакомую мне физиологическую слабость. Мне нужно поесть.
Несмотря на весь ужас, творящийся с моим телом, мозг остаётся моим лучшим другом, обманывая сознание. Колени так и хотят согнуться, но я не позволю себе упасть. Шиплю, когда сильные импульсы отдающей боли бьют в виски, в глазах темнеет, а голова сейчас взорвется. Идти не получается, беспомощно стою у стены и прикладываю холодную ладонь к раскалённому лбу, ощущая некоторое облегчение. Слышу еле уловимые звуки ругни, и бьющиеся друг об друга металлические предметы.
Странно, после такого огромного промежутка времени глухой тишины вновь что-то слышать, ощущать чьё-либо присутствие. Всё также придерживаясь за стену, ступаю по уже знакомому мне пути в кухню. Ноги мёрзнут, будто я иду не по паркету, а по толстому слою холодного льда. Рука находит конец стены, я же прикрываю глаза от чуть более яркого света в маленькой комнате. Запах гари смешивается с тихими проклятиями, злостно спадающими с его уст.
От звучания его голоса вся вздрагиваю. Новые отрывки ночи всплывают в сознании, отчего мои щёки краснеют. Это не смущение, пожалуй, жажда повторения.
Открываю глаза и подмечаю, парень так и не заметил моего присутствия, погруженный в приготовление несчастной яичницы. Боже мой, на это страшно смотреть. Подавляю смех, прикрывая рот ладошкой, но сразу же немного наклоняюсь вперёд от прильнувшей к животу боли. Окно, по правую сторону от меня настежь открыто, позволяя свежему, ночному воздуху поступать в душное помещение. Словно калека медленно двигаюсь вглубь комнаты тихим, и до жути охрипшим голосом говоря:
— Добавь масла, — дёргается, но так и не поворачивается ко мне. Прохожу чуть вперёд и присаживаюсь за маленький стол, плотно прижимая ладонь к животу, наклоняю голову назад и закрываю глаза, мысленно считаю, дабы справиться с болью. Один, два, три, четыре... Шумно выдохнув тихо добавляю, — пригорать не будет.
Упирается ладонями в край деревянной поверхности тумбы и немного опускает голову. Да, разгадка секрета приготовления кулинарного шедевра была близка. Настолько близка, что и тянуться особо не надо было. Вновь плотно закрываю глаза, максимально обтягивая худи, которое сейчас не было таким длинным, еле прикрывало бедро. Скрещиваю замёрзшие ноги, заводя их под стул. Громкий хлопок шкафчика не потревожил моего умиротворённого состояния. Масло, налитое в сковородку шумно зашипело. Улыбаюсь, такой грозный, еле справился с готовкой, но предполагаю, он нечасто занимается подобного вида тратой времени. Слышу как металлическая лопатка скрябает сковородку.
Через некоторое время неожиданно близко раздаётся звонкий удар поставленной на деревянный столик тарелки. Нехотя открываю глаза видя его, уже стоит на прежнем месте, опираясь об тумбочку, сцепляет руки на груди и пристально пялится на меня.
Его лицо.
Органы внутри поочерёдно делают кувырок, и возвращаются в прежнее состояние. С ним я провела эту сладкую ночь, первую свою ночь, о которой практически ничего не помню, его ухмылка, холодные ладони, пылкие, грубые поцелуи. Сойду с ума, если продолжу на него смотреть.
— Ешь, — всё ещё смотрит, не отводя глаз. Он будто знает, о чем я думаю, поэтому как-то иронично ухмыляется. Каким образом лишь только после единственного секса, этот человек настолько плотно засел в моём мозге? Откуда эта тяга, привязанность?
Мне незачем сопротивляться. Опускаю взгляд, видя свежеприготовленную яичницу, а желудок ещё более болезненно сжимается от вида еды. Аккуратно беру вилку, лежащую рядом, и ковыряю данное блюдо, превращая его в своеобразную кашицу, желток медленно вытекает из проткнутой тонкой оболочки. Одновременно хочется, но тошнота подступает к горлу, ведь безумные рези в животе вызваны не только простейшим голодом, но и остатками наркотика в организме. Подношу вилку ко рту и через силу недолго пережевывая пищу проглатываю. Кёрц, удостоверившись в моей покорности, принялся мыть сковороду, вновь поворачиваясь ко мне спиной. Через тёмно-серую тонкую ткань свободной футболки замечаю, как завораживающе перекатываются его мышцы под ярким в ночи, но мрачным светом бледной луны. Немного зависнув на этом зрелище, потерялась во времени и очнулась лишь, когда он вновь оказался лицом ко мне. Улыбается, заметив мой приоткрытый рот и вилку, зубчиками которой я до лёгкой боли надавливала на нижнюю губу. Слегка дёргаюсь, отходя от транса и, часто моргая, облизываю губы, продолжая трапезу.
Закончив есть, встаю, беру тарелку и иду к нему. Толстовка сама по себе вновь спадает, скрывая чуть больше, чем когда я сидела. Подхожу слишком близко и ставлю тарелку в раковину позади. Он нехотя отходит в сторону, позволяя подойти к раковине. Мою посуду, после чего выключаю холодную воду и, ставя тарелку на металлическую возле углубления раковины, поверхность тумбы, стряхиваю с рук оставшуюся влагу.
— Ну и что же ты собираешься делать дальше? — поворачиваюсь на 180 градусов и двигаюсь в сторону, присаживаясь на кухонный шкафчик. — Убьешь, напичкаешь наркотиками? — поочерёдно болтая ногами, медленно продолжаю, не отводя играющего взгляда. — Или, может, что-то поинтереснее? — усмехается и облокачивается на стену позади него, сцепляя руки на груди.
— А ты так и жаждешь продолжения? — отвечает вопросом на вопрос, что вполне ожидаемо.
— Нет, — легко спрыгиваю с тумбочки, вопреки боли, и направляюсь в основную комнату, откуда и продолжаю, — я предпочту вернуться в свою обычную жизнь. — Глазами начинаю искать свои брюки, черт знает, где оставленные мною ранее, или же не мною. — Ты особо меня не удивил.
Не спеша, заходит в комнату за мной и останавливается у подоконника. Продолжает ухмыляться, еле сдерживая этим окончательную улыбку. Прелестно.
— Не удивил? — приподнимает одну бровь. — Совсем?
— Совсем-совсем. — Понимает, к чему я клоню, но продолжает поддерживать бессмысленную беседу. — Тебе не удастся надолго удержать моё внимание, — с вызовом глядя на него, наблюдаю, как с лёгким прищуром подходит в моей манере слишком близко и аккуратно берёт мой подбородок пальцами.
— Ты уверена? — конечно, нет, он смеётся? Нежно поглаживая кожу, он манящим голосом продолжает, — твоё тело кричит об обратном. — После его слов замечаю, как напряжена, грудь часто вздымается от тяжких вздохов, а к щекам изнутри прилипла горячая кровь. Совсем перестала моргать и большими глазами неотрывно разглядывала его лицо.
— Не обольщайся, — приторно сладкий, изложенный на выдохе голос окончательно подводит меня,— ты просто очень хорош в постели.
Приподнимаю лицо, освобождаясь от цепких пальцев, и как-бы свысока поглядываю на него, что звучит весьма спорно, так как парень значительно превосходит меня в росте. У мальчика весьма тяжелая энергетика и под таким напором мне сложно сохранять невозмутимый вид.