Глава 8
Карандашом затемняю брови. Беру кисточку, смотрю в палетку с коричневыми тенями.
Когда крашусь так ярко - похожа на Меган Фокс. Все говорят.
Такие дела.
Макияж обязателен, не только певцам, но и танцорам, даже в детских ансамблях, иначе лица на сцене выглядят невнятными пятнами.
Мысленно забалтываю себя.
Наношу тени, слой за слоем, тушь черная, пудра белая. Помаду в другой раз, акцент нужно на глаза.
Лицо в зеркале быстро меняется, так легко замазываю все, что за последние чокнутые сутки стряслось.
Только мысли не стереть, каждую минуту боязливо кручу ремешок с часами, проверяю время.
Минуту назад было восемь вечера.
Воскресенье.
Моя смена в ресторане с девяти.
- О-ой, - выдыхаю вслух, запускаю пальцы в волосы.
Адама Метельского нет. Зато есть Метельская Яна. Его супруга.
Запомнила все, что мне сказали ночью.
И о том, что Адам мог просто скрыться.
И, может быть, это и есть правда - он не разбился, а уехал и бросил меня тут одну. Потому, что врал он всё. Что первый брак считал последним, долго был одинок, но потом увидел меня.
И забыл своё "никогда больше не пущу в жизнь и в дом женщину".
Резко встаю со стула, и он прокручивается вокруг оси, с трюмо падает флакон духов.
Пинаю его под стол. Встаю у двери и прислушиваюсь.
В собственном доме боюсь выходить в коридор.
Как-то это неправильно.
Но весь день снаружи подозрительная тишина. Ни Светы, ни Гали, никого.
У меня тут хотя бы есть вода и конфеты, с голоду не умереть, я и есть не могу, но всё же.
Берусь за ручку. Приоткрываю дверь и выглядываю.
Очень тихо, лучше бы и дальше басила музыка, а то будто отгремел апокалипсис, отныне и навека вакуум.
Одергиваю блузку и шагаю за порог.
В вакууме спускаюсь.
В холле натыкаюсь на Свету, она волоком тянет по полу ручной пылесос.
- Гости уехали? - спрашиваю с затаенной надеждой.
- Ага, - она останавливается.
- Все?
- Все. Сказали тебя не трогать. У тебя плохое настроение. Ещё бы. Беда, - быстрым взглядом она оценивает мой парадный вид и отводит глаза, перехватывает другой рукой пылесос. - Яна, тут такой вопрос...Адам рассчитывался с нами в конце месяца, и теперь...
- За это не переживай, - тоже отворачиваюсь, широко моргаю. Готова разреветься опять, как остаток ночи, как всё утро.
Я же только успокоилась. Зачем она.
Ныряю в гардеробную, рву пальто с вешалки. В холле снова натыкаюсь на нее.
- Что ещё?
- Так это...- она мнется. - А в следующем месяце? Если ты теперь одна, то...
- Утром решим, - открываю дверь, выскакиваю на крыльцо.
Холодный воздух сразу сушит слезы, смотрю на свои сапоги и хочется обратно в комнату, запереться там.
Совсем рядом бибикает машина. Вздрагиваю. Меня слепят вспыхнувшие фары. Жмурюсь.
Спускаюсь вниз, слышу хлопок двери.
- Работа не волк, в лес не убежит, - несмешно шутит знакомый голос. - Ты в ресторан? Или к Адаму на рандеву? Подбросить?
Проморгавшись, различаю у машины одного из близнецов. Короткая дубленка, полосатый шарф. Он обходит авто, поясницей опирается на капот.
- Что ещё? - дублирую вопрос.
- Ничего. Тебя ждал. Извиниться можно? За прачечную.
- Нельзя, - зачем-то стою напротив. Не двигаюсь, чувствую, что это не всё.
- Ян, ну серьезно, - он отлипает от авто, делает шаг мне навстречу. - Никто тебя унижать не хотел. Мы к отцу приехали, не к тебе. По делу. Его не было. У вас покер. И тут ты исполняешь. Кофту дёргаешь, серьги в ушах крутишь, - его взгляд задерживается на моей блузке в распахнутом пальто. Перемещается на лицо. - Ты в карты к ним носиком своим тыкалась, цирк, всё ждал, пока тебя спалят.
Молчу.
Мне казалось, я ловкая. И вела себя осторожно, не привлекая внимания.
- Мы тебе просто показали. Что с тобой случиться может. Если будешь к чужим дядям лезть. Со своими фокусами. Воспринимай это как заботу.
- Спасибо, - говорю ядовито, не удержавшись, делаю книксен.
- Не благодари, - он невозмутимо кланяется в ответ.
Стоим за полосой света, мороз пощипывает щеки. Изо рта выдыхаю пар, когда неуверенно уточняю:
- А документы?
- Рукописи не горят, - он усмехается. Ботинком втаптывает снег, сует руки в карманы. - Сожгла и сожгла, Яна. Этого шулера второго, Бонда. Предупредили, чтобы не лез. Он без претензий, да, - он замолкает, делает шаг назад к машине. Добавляет. - Но имей ввиду, придут другие. Расстроятся. Очень. Обидятся. Шкурку с тебя содрать захотят. Не понравится им ответ: смилуйтесь, господа, был пожар.
В тишине вечера его тихий спокойный голос. Шмыгаю носом и тереблю мягкого белого зайца, что болтается на рюкзаке.
Он уходит, я стою.
- Так подбросить к Адаму? - он приоткрывает дверь, оборачивается. - Или есть другое предложение.
- Какое? - подаюсь вперёд.
- Со мной поехали. Ко мне.
- Куда?
- Ко мне, Яна, - на его губах появляется усмешка. - За твою глупость перед людьми отвечу. А с тебя сам спрошу. Все, что хочу. Вот, сделка.
Перевариваю его заявление. Наглость зашкаливает, даже возмутиться не могу.
- Счастливо оставаться, - пинаю снег в его сторону, отступаю. - Брату привет передавай.
- Сама передай, - звучит вдруг сзади.
Меня резко разворачивают за талию. Улавливаю запах табака, успеваю понять, что второй курил там, за перилами у крыльца. Он наклоняется, ощущаю на губах мужские губы. Горячий язык быстро проталкивается мне в рот, зубы кусают мою губу, это уже второй раз. Лицо обдает жаром, и я, дернувшись в его руках, отшатываюсь.
- Катитесь.
Он облизывает губу, языком стирает улыбку. Оглядывается на брата и докладывает:
- Не хочет.
Ругаюсь под нос. Вытираю рот ладонью, обхожу его.
- Погоди, - он вырастает рядом, роется в кармане. В свете фар блестит картонка-визитка. Он сует ее в карман моего пальто. - Квесты на реальности. Круглосуточно. И что главное - безопасно. Заглядывай.
- Ян, на счёт моего предложения подумай, - зовёт второй. - Оно одноразовое.
- У вас все одноразовое, - достаю ключи.
- Кроме шланга.
- Вот и суйте. Друг другу, - ляпаю и тут же юркаю за свою машину, не давая схватить меня за рукав.
Из укрытия смотрю на них.
Они негромко переговариваются, обсуждая мой длинный язык. Садятся в авто. На прощание из окна высовываются два пальца - значок плейбой.
И звучит привычно-насмешливое:
- Ну пока Диана.
❤️❤️❤️
Я помню тихий ласковый голос, каким рассказывают сказки, мягкое пуховое одеяло, слабый свет ночника.
- Вот вырастешь ты большая, - говорил он, забирая у меня градусник. - Подумаешь хорошо. И не захочешь связываться с таким дедушкой, как я.
- Я уже большая и хорошо подумала, - в постели, в теплой пижаме под одеялом жарко, в лихорадке не знаешь, куда себя деть. - Я как огонь. Когда закончится? Есть там температура?
- Есть. Потерпи, цветочек, - он прятал от меня градусник. Гладил по волосам, успокивая. - Ты много нервничала. И твоему телу тоже стало плохо. Оно заболело. Ему нужна забота. Не только от меня, ты и сама должна себе помочь. Успокоиться, больше спать. Вот, положи под бочок, - в его руках мягкий мишка, серенький, с заплаткой на голове.
- А ты клянешься, - мишка под боком, на лбу стараниями его рук прохладный мокрый платок. - Что в аварии никто не пострадал?
- Клянусь.
- А почему папа разрешил меня забрать?
- Потому, что он понял. Что я тебя люблю и всё для тебя сделаю. Будешь спать?
- А ты?
- А я здесь.
Во сне повторялась та ночь, дерево, дымящийся капот. Потом ещё три недели слабости и постельного режима. А он был рядом, сам готовил бульоны, сам делал уколы, давал таблетки, кормил с ложечки.
А потом я поверила, он же поклялся.
А теперь всё.
В горле першит, пью минералку.
Столик в уголке, только для своих, тут можно отдыхать между песнями.
Музыканты ещё играют, красивая мелодия, к ней и текст не нужен.
Украдкой смачиваю водой салфетку и промокаю лоб.
Ох, плохо мне что-то.
И его нет, чтобы подсунуть мишку под бок, заверить, что все пройдёт.
Взглядом провожаю официантку и думаю попросить телефон. Свой-то я разбила.
А надо позвонить Гене.
Ведь из полиции или больницы мне ничего не сообщили. А Гена длинный нос, откуда-то всё разнюхал.
Очень это странно.
- Привет, - голос похож на мой, звучит над головой.
Оглядываюсь.
Такие же темные волосы, только длинные, темные глаза, бледная кожа.
Сестра.
Пришкандыбала.
Она обходит стол, без приглашения плюхается напротив. Не сдала в гардероб куртку - дутую, белую, короткую на три размера больше. Она убирает пушистый мех, что лезет ей в рот и неловко улыбается.
- До тебя, как до президента - не дозвониться, - складывает ладони перед собой. - Мама вам с Адамом с самого утра набирает.
Смотрю на нее и пью минералку.
Что говорить - не знаю. И не хочу.
И в ресторан я зря приехала, еле хожу. Не профессионал совсем, на сцене отключиться так и не смогла.
- Я на работе, - трогаю собранные наверх волосы. - Позвоню. Все нормально.
- Да вряд ли. В общем, - сестра наклоняется, грудью ложится на стол. - Мама передала, чтобы ты ехала домой. Хватит. Не умеешь ты пока жить самостоятельно, - она вздыхает. - Адам тебя поймет.
- Всё? - изгибаю бровь. Козыряю у виска. - Будет сделано, хозяин.
- Чего ты опять? - она тянет руку, касается моих пальцев. - Все за тебя переживают. Мама жалеет, что отец тебя отпустил. Родители...
- Родители мне дома тюрьму устроили, - вырываю руку. - Тебя проморгали, взялись за меня.
- Яна, - она шикает, нервно оглядывается по сторонам.
- Девятнадцать лет Яна, - шумно двигаю стул, встаю. - Не надо лезть ко мне. К тебе ведь никто не лез.
- Так не лезли, - она кивает, откидывается на спинку. - Потому, что мой муж не держит подпольный Лас-Вегас. А фамилия твоего Адама на весь город гремит. И...
- Твоя фамилия два года назад ещё хлеще гремела, - огрызаюсь.
Она замолкает. Пальцем трогает какую-то крошку на столе. Откашливается.
- Я не ругаться приехала.
- Могла не утруждаться, - буркнув, отворачиваюсь. Рассматриваю посетителей, краем глаза кошусь на сестру, жду, когда она уйдет.
Она сидит.
Я стою.
Подбрасываю в руках бутылку с минералкой, смотрю на сцену - мне скоро выходить. Смотрю на мужчину в черном пальто, что лавируя между столиками пробирается к нам - высокий, русоволосый красавчик, влюблен до смерти в ту, что сейчас нотации мне читала.
- Ты ещё и мужа привела? - пораженно хмыкаю. - Вам заняться больше нечем?
- Перестань, - она морщится, тоже встает. - Не хочешь к родителям - поехали к нам.
- У меня есть дом, - медленно закипаю, еле сдерживаюсь. Старшая дочь истрепала нервы родителям и они взялись за младшую, если бы не Адам, меня бы так и водили за ручку, на учебу, с учебы, душили опекой. - Уходите. Или я охрану позову. Скажу, что вы сутенеры. Пристаете ко мне.
- Ты в своем уме?
Она подходит с таким лицом, словно готова схватить меня и тащить силой.
Скручиваю крышку с бутылки. Пузырьки с громким шипением взметаются вверх, минералка пенной волной брызжет на ее куртку.
Я сразу жалею.
Что все таки не выдержала.
Но уже поздно.
Ладонью она касается мокрого пятна. Стряхивает воду, разворачивается. Через плечо бросает:
- Живи, как хочешь, всё.
Она идёт к мужу. Тот, кажется, встретил знакомого, стоит у соседнего столика, о чем-то треплется с пузатым мужиком.
- Ян, - перед глазами появляется озабоченное лицо официантки. - Тебе там на баре звонят из дома. Что-то случилось. Телефон у тебя выключен, а там...
Не дослушав, бегу между столиками.
Почему-то уверена, что это Адам вернулся. Услышу в трубке его голос - и сразу радуга после грома, он во всём разберётся.
Тянусь через стойку, забираю у бармена трубку радиотелефона. Запыхавшись, спрашиваю в динамик:
- Адам?
Тону в разочаровании, когда там откликается Света:
- Яна, наконец-то. Уф. Тут какие-то люди приехали. Два мужика. К Адаму. Я сказала что он...ну, разбился. И вот. Они тебя ждут. Не уедут, пока им что-то там не отдадут. Что делать?