Глава 5
Адвокат сдвигает картину в сторону и смотрит на серую стальную коробку сейфа. Поворачивается ко мне:
- Код скажи.
- Я не знаю, - сижу на столе, среди разбросанных бумаг. Вяло болтаю ногой в воздухе.
Не могу сосредоточиться, до конца не понимаю, что случилось.
Здесь до сих пор пахнет парфюмом Адама. Статусный аромат с восточными нотами - он въелся и в стены, и в бумаги, и шкафы, и даже в эти дурацкие тяжелые шторы-пылесборники, из-за которых в кабинете вечная темнота.
Аромат мужа есть, а самого Адама больше нет. Я всего два месяца замужем, а уже вдова.
С сегодняшнего дня.
Вечера.
Почти ночь.
- Как это ты не знаешь код? - не отстаёт Гена. Нервным жестом поправляет жиденькую чёлочку, прижимает к груди кожаный портфель. - Три сейфа. Два в доме. И один в офисе. И вряд ли Адам кому-либо говорил пароль. Кроме тебя. Давай вспоминай.
- Я не знаю, Ген, - твержу. Носом зарываюсь в вязаный воротник свитера. Меня трясёт.
В голове каша.
В доме сейчас куча народу, гости ещё не разъехались.
А муж умер.
А этот дядечка с грязными волосами никак не угомонится.
Серьезно. Он будто не понимает.
- Так, ладно, - Гена сует портфель подмышку. - Шагает к дверям. Пойдем с тобой на кухню, выпьем чаю. Ты успокоишься. И попробуешь вспомнить пароль.
Смотрю ему в спину, узкие плечи обтянуты нелепым черным костюмом на пару размеров больше. Он и сам весь какой-то нелепый.
Зато гений - повторяет Адам.
Повторял.
Не успевает Гена шагнуть к двери, как та с грохотом бьётся в стену.
На пороге вырастает мужчина.
Последний из тех, кого я хотела бы видеть.
Не считая его брата.
Моя нога замирает в воздухе, в тишине с нее неловко падает на пол домашняя туфля.
- Доброй ночи, - он заходит в кабинет, и у нас с Геной начинается клаустрофобия, адвокат пятится обратно, а мне кажется, что стены сжимаются, какой он высокий, фигура атлета, кажется, он занимает все пространство.
И это он час назад шлепал меня членом по заднице?
Боже.
- Д-добрый день, - мямлит Гена. Поправляет чёлочку.
- Выйди, - летит ему краткий приказ.
Что он себе возомнил. Он всего лишь гость, а распоряжается так, словно это его дом.
Хотя... возможно, что уже и, правда, его.
Адама ведь теперь нет.
А я...
А мы...
- Ген, - шепчу. Наклоняюсь за упавшей туфлей и умоляюще смотрю на него исподлобья. - Не уходи
- Да-да, конечно, - Гена прикидывается, что он оглох, ослеп, теребит свою бесячую чёлку и торопится на выход.
Огибает этот айсберг в проходе, едва ли не кланяется, и даже дверь тихонечко прикрывает с той стороны.
Трус.
Остаёмся вдвоем.
Влезаю в туфлю.
Слушаю шаги. Лёгкие, даже странно, почему такой крупный мужчина не топает, как медведь, а крадётся, мягко ступает, словно стелет, по живой лесной тропинке, обходя капканы, прямиком к жертве.
Шаги замирают рядом со мной.
Делаю вид, что поправляю брюки на щиколотке, тупо смотрю на его дорогую блестящую обувь.
- Ты как? - он садится передо мной, снизу вверх заглядывает мне в лицо.
Встречаемся взглядами. И я полыхаю, не знаю, это с ним мы целовались, или с его братом, а он сзади был.
Это дурной сон, верить отказываюсь.
Он смотрит серьезно, без намека на то, что творилось в прачечной, синие глаза глубокие омуты, затягивают меня.
Света точно на пару с Галей полощет мне кости. Что я закрылась с двумя гостями в стиралке. А они не просто мужчины.
Я же им мачеха.
А кто-то из них утром плескался в бассейне с горничной.
Голова кружится.
- Скажи что-нибудь, - он трогает мою ногу. Пальцы перебирают ткань джинсов, он обхватывает лодыжку, чуть тянет к себе.
- Убери, - дёргаю ногой, сбрасывая его руки. Сползаю со стола. - Не подходи ко мне больше. Вообще.
- Почему? - уголки его губ подрагивают, он усмехается. - Стесняша какая. Ян, короче...
Выпрямляюсь, задираю подборок.
- Только час назад адвокат сказал на счёт аварии, - объясняю. - И что Адам, - голос хрипнет, словно я наелась льда.
- И у тебя горе, - констатирует он. Изучает меня долгим взглядом, от которого тошнит.
Он непроницаемый, он будто и не расстроен. С отцом они не ладили, но не до такой ведь степени?
- Ты чего приперся? - выплевываю ему в лицо. Сдуваю волосы со щеки, отталкиваю его в грудь. - Выпусти меня.
Лезу между ним и столом, запинаюсь, едва не падаю, почти бегу к двери.
Распахиваю ее и пячусь, давлюсь воздухом.
На пороге второй близнец, отходить с прохода не торопится. Сам весь в черном, как на похороны, молчит, в руке покачивает две гвоздики.
Сглатываю.
Где он их взял?
И уж лучше бы он тряс пистолетом.
В бессилии оглядываюсь.
- Яна, зря не дослушала, - первый идёт на меня. Кивает брату. - Решили немного задержаться у тебя в гостях. Не прогоняй, ладно?
- Вас разве прогнать можно?
- Можно попробовать, - предлагает он.
- Но лучше не надо, - идентичным голосом звучит с порога.
Смотрю на них и не верю, что это происходит со мной. Сложно представить, но мужа больше нет.
Я всего два месяца замужем, а уже вдова.
С сегодняшнего дня.
Мужа нет, нет, нет.
Нет.
А сыновья его есть.
❣️Три месяца назад
- Я запрещаю тебе видеться с этим мужчиной, - отрезает папа.
Морщу нос, зарываюсь глубже в вязаный шарф.
Начало ноября, и на улице заморозки, а снега ещё нет, черный асфальт, жёлтые фонари, чёрное небо.
Раньше не любила ноябрь, унылый и скучный, а в этом году у меня каждый день, словно праздник.
В проулке тихо, никого нет, лишь мы вдвоем, и эхо папиного голоса скребёт мне по мозгам.
Как и его нескончаемые нотации.
- Яна, ты меня слышишь? - он замедляет шаг, оборачивается.
- Не глухая, - бурчу сквозь зевок.
- Спать хочешь, - перескакивает он на другую тему. - Неудивительно. Три часа ночи. Вставать в семь, - он сует руки в карманы пальто, поторапливает. - Яна, давай шевелись. Мне, между прочим, тоже с утра нужно по делам.
- Так и спал бы.
- Я бы спал. Если бы ты дома сидела. А не пропадала ночами в этом кабаке.
- Во-первых - это приличный ресторан. Во-вторых - я не развлекаюсь, а работаю.
- Пение - не работа.
- А как же звёзды эстрады?
- Так, Яна.
Идём молча, пинаю камешки, задираю голову и полными лёгкими вдыхаю холодный воздух, изо всех сил себя успокиваю.
Спор у нас не первый, и не последний, с папой мы ругались, и будем ругаться - факт.
Ему не нравится вставать ночами и приезжать за мной в ресторан.
Хотя я могу доехать сама.
И даже не на такси. У нас развоз сотрудников. До подъезда.
Это безопасно.
Но папу волнует не мой ночной маршрут. Его сильно интересует постоянный гость, который каждые выходные занимает крайний столик у стены. Смотрит на меня, охапками и корзинами носит цветы.
Заверяет, что я сама, как цветочек.
Разговаривает со мной о музыке.
Дарит билеты на концерты.
Слушает, слушает, слушает, обожает мой голос.
Он не пристает ко мне.
Вообще.
Даже когда пару раз подвозил домой.
Он настроен серьезно, я знаю.
Он сам сказал, и я верю.
Смотрю в небо, считаю звёзды.
Выбираемся из проулка, папа резко тормозит. Щурится на дорогую иномарку, запаркованную неподалеку. Под заливающим ее светом фонаря она медная, знакомая, у меня екает сердце.
И когда водитель открывает дверь, и ступает на тротуар - кажется, что луна в разы ярче становится, нереальный мужчина, такие не ходят по земле.
- Это он? - папин сердитый голос швыряет меня в реальность. Он хмуро смотрит на меня, ждёт ответа. - Опять тут околачивается, тебя тебя ждёт?
- Пап, это не он, - пугливо отрицаю, быстро отвожу глаза и от машины, и от мужчины. - Поехали скорей домой, я замёрзла.
- Я тебе уже сказал, - папа не двигается. Недовольно цедит. - Общаться с ним ты не будешь. Я тебе запрещаю. Если потребуется - отберу телефон. И в институт тебя не пущу.
- Па-а-ап, - пораженно тяну. - Почему? Адам...
- Не называй его так.
- А как мне его называть? Это его имя.
- Этот мужчина старше меня. Не усложняй нам всем жизнь. Я сказал. Нет.
Он пикает сигналкой, открывает машину, кивает в салон, чтобы я загружалась.
На ресницах иней. Тушь слипается. Зыркаю на него, чувствую себя капризным ребенком, у которого забирают игрушку.
Сначала закончи четверть с хорошими оценками, а потом поговорим, типа того.
Кошусь папе за спину.
Там, через дорогу, стоит он.
Высокий, плечистый, в элегантном черном пальто нараспашку, под ним виднеется теплый белоснежный свитер.
Этот взрослый мужчина меньше всего похож на игрушку.
Я помню, как он пахнет. Ванилью и табаком, и слабо цветами.
Мы ещё ни разу не целовались.
Это очень стеснительно.
Он недосягаемый, будто на вершине горы, а я у подножия, и все таки, он приезжает каждую мою смену.
И ждёт меня.
Моего ответа.
На тот главный вопрос, который мечтает услышать женщина.
- Яна, - папа хмурится на мою заминку. - В машину садись.
Смотрю на него, смотрю через дорогу, мотаю головой.
- Нет.
- Яна! - он повышает голос, он делает шаг, вместо моей куртки хватает воздух. - Яна, стой!
Бегу, вокруг ничего не вижу, лишь в нескольких метрах маяк цвета меди, белое пятно свитера рядом.
И всё происходит очень быстро, не успеваю понять. Слышу визг шин по асфальту, пронзительный сигнал клаксона, перепуганный папин голос.
Все сливается в один сплошной рев. И сразу за мешаниной звуков очень медленно, словно время умирает, различаю темную машину, как она неуклюже сворачивает в сантиметрах от меня, и с размаху врезается в толстое дерево на углу.
Не шевелюсь, не дышу, не чувствую, как папа сгребает меня в охапку, одним мазком убирает с дороги, ощупывает.
Не отвожу взгляда от дерева, от смятого капота, из которого валит дым.
- Жива? - звучит знакомый голос над головой, и только услышав его, с трудом выхожу из транса. Адам рядом. Так быстро, так близко, он, наверное, бежал через дорогу сюда. Он открывает папину машину. Кратко говорит. - Увози ее отсюда. Я со всем разберусь.
- Там люди. Там надо проверить. Там.
- Я позабочусь. Увози.