41
тгк: d_vgrain
На следующее утро Глеб сидел в своём кабинете, глядя на телефон, который снова и снова мигал именем «Отец». Каждый раз, когда экран вспыхивал, у него внутри будто сжимался невидимый кулак. Он знал: после того, как он заявил Снежане о разрыве, тишины не будет. Слишком много людей завязано в эту игру, слишком высоки ставки для отца. Он не хотел брать трубку, но понимал — разговора не избежать. И вот, наконец, тяжёлым движением он ответил.
— Да.
Голос отца разнёсся по динамику холодным металлом:
— Ты можешь объяснить, что ты устроил?
Глеб сжал челюсть.
— В каком смысле?
— В том, что Аркадий только что звонил мне. Его дочь в слезах. Она сказала, что ты заявил ей о разрыве. Более того, ты позволил себе появляться на людях с какой-то девкой. — последнее слово Остап Викторов произнёс с таким презрением, будто речь шла не о человеке, а о грязи под ногами. — Это правда?
— Да, — твёрдо сказал Глеб. — Свадьбы не будет.
Повисла тишина, и Глеб почти слышал, как напряглись жилы на лице отца.
— Ты с ума сошёл, — наконец произнёс Остап. — Ты только что перечеркнул договор, над которым мы работали годами.
— Это был твой договор, а не мой, — Глеб почувствовал, как в груди разгорается знакомый гнев. — Я не собираюсь жениться на женщине, которую не люблю.
Остап резко выдохнул, и даже через телефон это прозвучало угрожающе.
— Сегодня вечером. В моём кабинете. — он не спросил, он приказал.
Офис Викторова старшего сиял стеклом и холодным металлом. Всё здесь дышало властью, деньгами и контролем. Глеб шагал по длинному коридору, и каждый его шаг отдавался в тишине гулким эхом. У массивной двери кабинета отца он остановился. На секунду задержал дыхание и толкнул створку. Седой мужчина лет пятидесяти сидел за тяжёлым дубовым столом, скрестив руки. В его взгляде было то выражение, которое Глеб ненавидел с детства — смесь презрения и хищной холодности.
— Садись, — коротко бросил он.
Глеб остался стоять.
— Я сказал садись!
— Мне удобнее так, — отрезал Глеб.
Глаза Остапа сузились.
— Хорошо, — он наклонился вперёд, и его голос стал похож на лезвие ножа. — Значит, будем говорить на равных.
Молчание натянулось, как струна.
— Ты выставил меня идиотом перед Аркадием, — наконец заговорил отец. — Годы переговоров, подготовка к свадьбе, договорённости, которые должны были укрепить наш бизнес... и ты всё рушишь ради какой-то девки.
— Не ради неё, — холодно поправил Глеб. — Ради себя.
Остап ударил ладонью по столу, так что ручка, лежащая на документах отскочила.
— Ради себя? Ты знаешь, кем ты был бы без меня? Никем! Ноль без палочки! Я дал тебе всё: образование, должность, возможность управлять отделением! А ты, вместо благодарности, плюёшь мне в лицо!
Глеб шагнул ближе. Его лицо было спокойным, но в глазах сверкала сталь.
— Ты дал мне старт. Но всё, чего я добился в клинике, это мой труд. Не твой. Я каждый день встаю, работаю с пациентами и спасаю их жизни. Я провёл множество успешных сложных операций. Я ночами дежурю, пока другие спят. И это моя жизнь. А не твой проект.
Остап встал, и их взгляды встретились на одном уровне.
— Ты обязан жениться на Снежане, — произнёс он медленно, отчеканивая каждое слово. — Это условие нашего партнёрства с Кравцом.
— Я никому ничего не обязан, а тем более жениться на его дочери! — резко ответил Глеб.
В глазах отца загорелось пламя.
— Хорошо. Раз ты решил идти против меня — тогда забудь о том, что я тебе дал. Машина? Квартира? Всё моё. С этого дня ты ничего не имеешь.
Глеб замер на секунду. Но потом на его лице появилась усмешка — спокойная, почти вызывающая. Он сунул руку в карман, достал ключи от машины и бросил их прямо на стол. Металлический звон разнёсся по кабинету, словно выстрел.
— Забирай. Завтра верну ключи от квартиры.
Остап отшатнулся, будто не ожидал такого ответа.
— Ты не понимаешь, что говоришь, — его голос стал опасно тихим. — Ты лишишь себя всего.
— Нет, — Глеб смотрел прямо в глаза отцу. — Я лишу себя только того, что принадлежит тебе. Но свобода — моя.
Лицо Остапа налилось злостью.
— Ты неблагодарный. Я создавал для тебя будущее. Я хотел, чтобы ты стал частью чего-то большего.
— Чего большего? — Глеб рассмеялся горько. — Быть товаром на рынке? Жениться на женщине, которую презираю, ради сделки? Если это твоё «большее», то я отказываюсь.
Седой мужчина сжал кулаки.
— Всё это из-за неё. — он почти прошипел. — Из-за той девки, с которой тебя видела Снежана.
Глеб напрягся, но не дрогнул.
— Даже если так. Это моя жизнь. И моё решение.
Остап резко откинулся в кресле и, сжав виски, тяжело выдохнул. В его глазах не было ни капли отцовской мягкости — только ярость и холодный расчёт.
— Хорошо, — сказал он, медленно и отчётливо. — Иди. Но запомни: я больше не прикрою тебя. Когда ты окажешься на дне, не вздумай приходить ко мне.
Глеб сделал шаг к двери. Его спина была прямой, взгляд — жёстким.
— Не переживай, — бросил он через плечо. — Я не собирался.
Он вышел, громко хлопнув дверью, оставив отца одного среди роскоши его кабинета. На улице было уже темно. Москву окутал прохладный вечер, и огни города казались особенно яркими. Глеб вдохнул полной грудью.
На душе было тяжело, но решение он принял твёрдо и бесповоротно. Такси приехало почти мгновенно, и уже через двадцать минут он поднимался по знакомому подъезду к квартире, в которой жил последние месяцы вместе со Снежаной. Квартира — символ сделки двух отцов, символ его несвободы. Сегодня он пришёл сюда в последний раз. Ключ щёлкнул в замке, дверь скрипнула. Глеб толкнул её и шагнул внутрь.
— Ты вернулся! — воскликнула Снежана, вскакивая с дивана. Она сидела в домашнем халате, с телефоном в руке, и явно ждала его. В её голосе прозвучала надежда, но тут же она заметила, как Глеб достаёт чемодан и сумку. — Что это значит?
— Я заберу вещи, — ровно сказал Глеб, проходя мимо. — И уйду.
— Нет, ты шутишь, да? — Снежана бросилась к нему, вцепилась в рукав, как будто могла удержать его одной рукой. — Ты не можешь так со мной! Ты же знаешь, что мы должны пожениться! Всё уже решено! Наши отцы вложились, подарили нам эту квартиру! Ты обязан!
Глеб аккуратно освободил руку.
— Я никому ничего не обязан, кроме самого себя.
— Обязан! — её голос взвился на истерическую ноту. — Ты обязан мне! Ты обязан моему отцу! Ты обязан своему отцу! А я?! Я что, для тебя пустое место?!
Глеб спокойно поставил чемодан на пол и начал открывать шкаф.
— Ты сама знаешь, что у нас никогда не было любви.
— Любовь? — Снежана нервно рассмеялась, но смех быстро перешёл в рыдания. — Какая ещё любовь? Это всё сказки для идиоток! Ты должен быть рядом со мной, ты должен играть по правилам! А теперь что? — она прищурилась, и в голосе зазвенела злоба. — Теперь появилась какая-то... какая-то девка, да?
Глеб замер на секунду, сложив рубашки в чемодан.
— Дело не в ней, — произнёс он. — Дело во мне.
— В тебе? — Снежана захохотала, и смех её был злым, почти безумным. — Не смеши меня! Я видела, как ты смотришь на неё! Думаешь, я не заметила? Она... она наверняка обычная пустышка! Наверное, даже из нормальной семьи не вышла! Может, из грязи вылезла! Ты серьёзно хочешь обменять меня...меня на какую-то дешевку?!
Глеб резко захлопнул дверцу шкафа и повернулся к ней лицом. Его глаза сверкнули холодным огнём.
— Ещё раз скажешь что-то в её сторону и я забуду, что мы вообще знакомы.
Снежана отшатнулась, но только на миг. Затем её истерика вспыхнула с новой силой.
— О, господи, защитник нашёлся! Да она тобой играет! Она хочет оттяпать у тебя то, что я заслужила! Думаешь, она будет с тобой ради тебя? Да ей нужно твоё имя, твои деньги и твоя фамилия!
— У неё хватает своего достоинства, — холодно сказал Глеб, укладывая в чемодан стопку футболок. — И она не просила ничего у меня. В отличие от тебя.
— В отличие от меня?! — Снежана взвизгнула, голос сорвался. — Да я лучшая партия, что у тебя могла быть! Ты вообще понимаешь, кто мой отец? Ты понимаешь, что он для тебя сделал? Да без нас ты никто! Ноль! Ты только сын Остапа Викторова, и всё!
— А знаешь, что самое страшное? — Глеб посмотрел на неё прямо, спокойно, но с жёсткой усмешкой. — Я не хочу быть сыном Остапа Викторова.
Она замолчала, уставившись на него в немом шоке. Глеб воспользовался этим моментом, застегнул чемодан и поднял его. Всё его имущество — в одном чемодане и небольшой сумке. Снежана снова кинулась к нему, слёзы брызнули из глаз, а лицо исказила гримаса отчаяния.
— Пожалуйста! Глеб, прошу! Останься! Я буду лучше! Я изменюсь! Я сделаю всё, что ты захочешь! — она опустилась на колени прямо на ковёр, хватая его за брюки. — Не бросай меня!
Глеб остановился, посмотрел на неё сверху вниз. В груди было тяжело, но сердце оставалось твёрдым.
— Ты не понимаешь, Снежана. Всё кончено.
Она зарыдала, но почти сразу её слёзы превратились в ярость.
— Уходи! — закричала она, вскочив на ноги. — Убирайся! Но знай, она не будет с тобой! Она тебя бросит! Я сделаю всё, чтобы вы не были вместе! Ты пожалеешь, что отказался от меня!
Глеб взял чемодан в одну руку, сумку в другую и спокойно направился к выходу.
— Попробуй, — произнёс он тихо. — Только не смей касаться её, иначе я за себя не ручаюсь.
Он открыл дверь, задержался на секунду, оглядел квартиру, где каждая вещь теперь казалась чужой, ненужной. Всё, что связывало его с этой жизнью, осталось за его спиной. Закрыв дверь, он спустился вниз, вышел на улицу и вызвал такси.
Машина тронулась, и вместе с шумом города ушло всё прошлое. Ни квартиры, ни машины, ни удобной жизни — только чемодан, сумка и его выбор. Но впервые за долгое время Глеб чувствовал себя свободным.