Глава 11. Возвращение к свету
Дом наполнился тихим светом, который словно оберегал их от мрака прошлого. Здесь, среди знакомых стен, Чжун Хи и Мён Ги начали медленно возвращаться к жизни — к той, что была настоящей, а не игрой на выживание.
Каждый вдох давался им с трудом — раны внутри были глубоки, и воспоминания о том страшном времени иногда всплывали, словно холодные волны, накатывающие на берег. Но теперь, благодаря долгим часам работы с психологом, они учились смотреть в лицо боли без страха и принимать её как часть себя.
Психолог учила их не отворачиваться от боли, но и не давать ей разъедать всё живое. Они начали замечать мелочи — как утренний чай больше не казался горьким, как рука, сжимающая руку, уже не дрожала, как запах дождя за окном приносил не тревогу, а почти забытое чувство уюта.
Впервые за много месяцев Чжун Хи заснула без снов — просто закрыла глаза и растворилась в тишине. Проснулась оттого, что Мён Ги гладил её по волосам, смотрел с каким-то благоговением, будто боялся спугнуть эту хрупкую тишину.
— Я думаю... — начал он, осторожно подбирая слова, — ты улыбаешься во сне.
Она не ответила, просто улыбнулась снова — уже осознанно.
Они уже знали, что внутри неё зародилась жизнь — не боль и не страх, а настоящее чудо. Беременность стала для них светлым символом надежды, напоминанием, что есть будущее и смысл.
Мён Ги всегда был рядом. Он не задавал лишних вопросов и не торопил, просто держал её за руку, когда ей было страшно, читал вслух по вечерам, записывал в блокнот имена, которые могли бы подойти ребёнку, хотя она ещё не была готова говорить об этом.
— Я боюсь привязываться, — однажды призналась Чжун Хи, сидя в кресле и гладя округлившийся живот. — А вдруг я не справлюсь? Вдруг этот мир всё ещё слишком жесток для него?
Мён Ги опустился перед ней на колени. Его голос был тихим, но твёрдым:
— Мы уже живём в другом мире. Не идеальном, но в том, где у нас есть выбор. И я выбрал быть с тобой. Быть отцом. Мы оба выбрали жизнь.
Она смотрела на него долго, впервые по-настоящему видя не просто Мён Ги, а человека, с которым можно строить будущее, а не только убегать от прошлого.
Сеансы с психологом стали другими — углублёнными, но светлее. Вместе они начали говорить не только о боли, но и о том, что будет дальше.
— Вы выстояли, — сказала психолог однажды. — И теперь перед вами новая задача — не просто жить, а позволить себе радоваться. Потому что именно этого вы так долго были лишены.
Радость приходила тихо, по капле: в запахе утреннего хлеба, в том, как Чжун Хи засыпала, положив руку на живот, в том, как Мён Ги впервые попытался спеть колыбельную и засмеялся над собой.
— Он услышал, — сказала она сквозь улыбку. — И, по-моему, пнул тебя за это.
На восьмом месяце Чжун Хи часто оставалась одна в комнате, садилась у окна и писала письма — не отправляя их. Иногда Мён Ги, иногда себе прежней, но чаще всего малышу.
> *"Ты родишься в мир, который не всегда добр. Но ты родишься в дом, где тебя будут любить без условий. У тебя будет папа, который научился быть сильным без насилия, и мама, которая пережила тьму, чтобы ты мог жить на свету."*
Эти письма становились молитвами к будущему, к себе.
Боль прошлого не исчезала. Иногда она возвращалась внезапно — во сне, в запахе, в неожиданной тишине. Но теперь они знали: это просто волна, и она отступит.
И однажды, в середине обычного вечера, когда шёл тёплый дождь, Чжун Хи сказала:
— Я чувствую, что могу. Что мы можем.
— Что именно? — спросил Мён Ги, прижимая её к себе.
— Быть счастливыми.
Он молча кивнул, сжал её руку и поцеловал в висок.
Они не забыли, через что прошли, но именно поэтому теперь так сильно ценили то, что осталось и то, что только начиналось.