part 12
Вечер был тёплым, тихим — насколько вообще может быть тишина, когда в груди бурлит всё сразу: и злость, и усталость, и тревога. Мы с Пау вернулись домой раньше остальных, чтобы немного передохнуть, приготовить что-то на стол. Я нарезала сыр, выкладывала хамон, подогревала хлеб в духовке, а Пау расставлял бокалы — с таким спокойствием, будто это был самый обычный вечер в их жизни.
Но это был не обычный вечер.
Через двадцать минут в дверь позвонили. Первым вошёл Флик, следом — Ламин, Эктор, Фермин и Берта. Они выглядели серьёзно. Даже Берта — обычно с искрой в глазах — на этот раз была собранной, сосредоточенной. Все понимали, что это больше, чем просто чьи-то разборки или интернет-драма. Это был удар по нам. По нашему будущему.
Они расселись в гостиной. Я разливала чай, пока они уже начинали накидывать идеи.
— Пресс-служба должна среагировать раньше, чем она успеет ещё что-то выложить, — говорил Эктор.
— Или хотя бы нанять юристов. Такие заявления — это клевета, — добавил Ламин.
— Можно устроить ещё одно интервью. Но неофициальное, более человечное. Без вылизанных фраз, — предлагала Берта. — Люди должны вас понять, а не только услышать.
Флик выслушивал всех. Иногда поднимал брови, соглашался, иногда качал головой. Я пыталась всё запомнить, но слова вдруг стали превращаться в шум.
Моя рука дрогнула. Чашка с чаем чуть не выскользнула из пальцев.
Матео.
Ком подступил к горлу так резко, что мне пришлось прикрыть рот рукой, чтобы никто не заметил дрожащий вдох. Я села рядом с Пау, положив ладонь на его колено, будто ища в нём якорь. Но внутри всё уже бурлило.
— Он ведь за решёткой? — спросила я тише, чем хотела. Но в комнате сразу повисла тишина.
Все обернулись на меня. Несколько секунд никто не говорил.
— Да, — первым ответил Эктор. — Последнее, что слышали — его задержали, и суд назначил заключение.
— Он не мог выйти, — добавил Фермин. — Если только... если только у него не остались очень серьёзные связи.
Флик посмотрел на меня внимательно.
— Этери, ты не должна сейчас об этом думать. Всё под контролем. Правда.
Я кивнула. Но внутри мысли уже скакали одна за другой.
А если... а если София попытается использовать его? Свяжется с ним? Подкинет ему то, что знает?
Всё тело вдруг стало тяжёлым, как будто в крови растворили свинец.
Я посмотрела на Пау. Он держал мою руку, обнял плечо. Его глаза были полны тревоги, но и веры — в нас, в это «вместе».
Я глубоко вдохнула.
— Тогда... мы должны быть быстрее. На шаг впереди.
Все снова замолчали. А потом Берта улыбнулась — легко, словно давая знак, что мы справимся.
— На шаг впереди? — повторила она. — Ну, с нами у вас точно получится.
— Молчать — худшее решение, — твёрдо сказал Ламин. — Они жаждут домыслов. Надо делать шаги первыми.
— Или хотя бы не отставать, — добавил Эктор. — И контролировать, что о вас говорят.
— Я бы на вашем месте вообще устроил пресс-тур, — усмехнулся Фермин, — везде ходил бы с табличкой «София врёт». Но... я, как всегда, драматизирую.
— Шутки шутками, но... — Берта взглянула на Этери. — Тут нужно решать, как вы будете держать удар. Вместе. И что — официальное заявление, интервью, посты? Или молчание, но с грамотным продвижением со стороны клуба?
Флик молчал, давая всем выговориться. Потом наконец сказал:
— Главное — чтобы вас не сломали. Ни журналисты, ни соцсети. У меня свои каналы — я поговорю с руководством, прижму, где надо. Пау, Этери, вы держитесь. Это не навсегда. Но сейчас нужно быть командой.— И его голос прозвучал особенно уверенно. Так, как звучит капитан на тонущем корабле, уверяя экипаж: «Мы выплывем».
Я сжала пальцы Пау. Он обернулся ко мне. Мы уже не нуждались в словах. Он чувствовал — я на пределе. А я знала — он готов встать между мной и всем этим дерьмом, как стена.
Ламин откинулся на спинку дивана, потянулся, разминая плечи.
— Короче. Что у нас есть? Один вонючий пост Софии с якобы недавними фотками. Её видео, где она врет как дышит. И... куча грязи в комментариях.
— Но есть и вы, — вмешалась Берта. — У вас настоящая история. И поддержка. Люди не идиоты, многие уже начали сомневаться в её словах. Главное — не терять темп.
— Надо показать, что мы не боимся, — добавил Фермин. — Смотрите, как я после своего гола против Бетиса — все думали, что мне повезло, а я просто сделал шаг вперёд. Всё. Один шаг, и уже легенда.
— Легенда, которая потом месяц не могла забить даже на тренировке, — подколол Эктор.
Все рассмеялись. Легче стало дышать.
Флик отхлебнул чай, поставил чашку на стол.
— Я завтра поговорю с пресс-службой клуба. Уберу этого временного пиявку из PR-отдела. Руководство мне доверяет. У нас должен быть внятный план, без истерик.
— Значит, делаем упор на спокойствие, прозрачность и... любовь, — подвёл Ламин. — Это то, что видно между вами. И то, что она не сможет сымитировать.
— А ещё, — добавил Эктор, — стоит выяснить, как её пост с якобы «недавними» фотографиями прошёл проверку. Такое чувство, что кто-то ей помогает. Кто-то, у кого есть доступ к архивам клуба. Или... кто-то, кто умеет дергать за ниточки.
Все замолчали. Слова повисли в воздухе, как предупреждение.
Я почувствовала, как что-то внутри меня сжимается снова. Тихо. Почти незаметно. Я прижалась ближе к Пау.
Берта посмотрела на меня внимательно.
— Этери?
— Всё хорошо, — ответила я. Почти машинально. — Просто... устала.
Флик поднялся.
— Вы отдохните пока.
Он посмотрел на Пау, потом — на меня.
— Мы рядом. И вас не сломают. Ни София, ни её кукловоды.
Они начали расходиться. Ламин обнял меня на прощание. Эктор подмигнул. Фермин выдал напоследок что-то вроде «держитесь там, голубки», и только Берта осталась чуть дольше — обняла меня крепче, чем обычно.
Когда за дверью наконец стало тихо, и остались только мы с Пау, я медленно опустилась на диван. Он сел рядом. Обнял.
— Всё будет хорошо, — прошептал он, целуя меня в висок. — Мы справимся.
Я не ответила. Только положила голову ему на грудь и закрыла глаза.
Может, не всё будет хорошо. Но он — моё «всё». И это уже делает нас непобедимыми.
***
Утро настигло их раньше, чем хотелось бы.
Пау проснулся первым — не от будильника, не от звука за окном, а от того, что тревога снова вползла в грудь, как голод. Слишком знакомое ощущение за последний месяц. Он не сразу двинулся. Несколько минут просто лежал, слушая дыхание Этери рядом. Она спала, прижавшись к нему, с ладонью на его груди.
Он осторожно отодвинулся, накинул рубашку и вышел в кухню, стараясь не разбудить Этери. Там, на столе, лежал его телефон. Разряжен. Он подсоединил зарядку и заварил кофе, машинально, без мыслей. В окно уже светило тошнотворно ясное утро.
Экран вспыхнул. Уведомления одно за другим:
«София: новое разоблачение»
«Пресс-служба клуба отказывается комментировать»
«История Пау и Этери под вопросом?»
Он откинулся на спинку стула и зажмурился. Громко выдохнул.
Снова.
Пока он пил кофе, просматривал посты и сообщения, в спальне послышались шаги. Этери вышла — в его футболке, с растрёпанными волосами, всё ещё сонная. Но увидев его лицо, сразу поняла.
— Что? — она подошла ближе. — Что случилось?
Он протянул ей телефон. Она взглянула.
София снова выступила. На этот раз — сториз и пост в блоге.
Видео было записано, как будто наспех, но её лицо было безупречно накрашено, голос — предельно спокойный:
София:
«Я понимаю, что многим хочется верить в красивую сказку, но правда в том, что я и Пау были вместе куда дольше, чем он хочет признать. Я не собираюсь врать, чтобы сделать вид, что ничего не было. Мы были вместе. И чувства у нас были. Всё остальное — спектакль, созданный для социальных сетей. Особенно учитывая, чья дочь Этери и кто сейчас помогает ей выстроить карьеру».
Под видео — фотоколлаж. Снова старые кадры из клуба, как она стоит рядом с Пау на базе, где-то на парковке, в клубном холле. Но подписаны они так, будто это всё было вчера.
— Это же... старые фото, — выдохнула Этери.
— Очень старые, — подтвердил Пау. — Она просто хочет...
— Добить. — Этери закончила за него.
Через час он уже собирался ехать на базу. Спортивная форма, сумка, бутылка с водой. Он целовал Этери в висок, задержал губы чуть дольше, чем обычно.
— Если что — я рядом, — сказала она тихо. — И ты знаешь, что это всё бред.
Он кивнул.
— Я знаю. Но теперь важно, чтобы это знали и остальные.
База встретила странной атмосферой. Кого-то он встречал взглядами, кто-то сразу хлопал его по плечу — мол, держись, бро. Фермин подмигнул, Ламин подбежал с шуткой.
— Эй, брат, у меня тоже были бывшие. Но ни одна не вызывала у меня желание сменить имя и уехать в Перу. Ты держишься достойно.
— Достойно — это потому, что Этери у меня, — ответил Пау. — Без неё я бы уже реально уехал в Перу.
Они посмеялись, чуть сбросили напряжение.
**
Этери закончила собирать стопку бумаг, которые хотела отправить отцу. Она только что закрыла ноутбук, потянулась, собираясь заварить себе чай, как вдруг раздался звонок в дверь.
Ничего не предвещало. Ни сообщений, ни предупреждений. Никто не должен был прийти.
Она подошла к двери настороженно, посмотрела в глазок — и сердце сжалось.
София.
Этери замерла на секунду. Вдохнула. Выдохнула. Потом открыла дверь.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она без приветствия. Холодно. Сдержанно.
София стояла в обтягивающем чёрном пальто, волосы идеально уложены, губы алые. На ней не было злобы, не было и смущения. Только эта её фирменная маска: «я знаю, что делаю».
— Мы должны поговорить, — сказала она. — Наедине.
— Мы не должны. — Этери уже собиралась закрыть дверь.
Но София вложила ладонь между дверью и косяком.
— Ты не хочешь услышать, что я скажу? А вдруг это важно? Вдруг... про Матео?
Тень легла на лицо Этери. Её пальцы дрогнули.
— Ты... — начала она, но не договорила.
— Спасибо, — с холодной улыбкой кивнула София, как будто ей уже открыли. И зашла в квартиру без разрешения.
Этери медленно захлопнула дверь за ней.
Она стояла спиной к Софии и считала до трёх. До пяти. До десяти. Чтобы не вырвалось сразу.
— Если ты пришла угрожать — уходи. Если ты пришла наврать ещё что-то, я тоже не хочу этого слышать. Если же ты вздумаешь манипулировать Матео...
— Я не манипулирую, — перебила та. — Просто ты ведь не уверена, что он всё ещё там, где должен быть. Верно? А вдруг...
— Он за решёткой. — Этери развернулась. Голос её был ровный. — Он должен быть.
София рассмеялась.
— Ты живёшь в каком-то милом, наивном мире. Думаешь, связи исчезают? Думаешь, его никто не вытащит, если очень постараться? Если дать правильную взятку? Или... если в нужный момент вспомнить, кто кому что должен?
Этери не дышала.
— Ты не смеешь...
— Я ничего не делаю, Этери. Я просто говорю. Но знаешь, кто делает? СМИ. Подписчики. Твои дорогие комментаторы, которые уже сомневаются, правда ли ты такая «жертва», как ты себя выставляешь.
— Я никого не выставляю. — Глаза Этери блеснули. — Я просто живу. А ты... ты лезешь туда, где уже ничего не осталось.
София подошла ближе. Их разделяло меньше метра.
— Ты думаешь, он тебя выбрал? Пау? Ты думаешь, он будет с тобой, когда всё станет слишком грязно? Когда его карьере начнут угрожать? Он футболист, не забывай. У них рефлексы — спасаться бегством.
— А ты думаешь, что всё ещё его знаешь, — прошептала Этери. — Но ты понятия не имеешь, какой он сейчас. И кто он со мной.
Пау в этот момент всё ещё был на тренировке. Но Этери чувствовала его в груди, как будто знала: если бы он сейчас вошёл — он бы встал между ними. Снова. Без сомнений.
— Ты просто боишься, — добавила Этери уже громче. — Не за меня, нет. Ты боишься, что люди начнут видеть тебя настоящую. Без маски. Без фильтров. Без твоих «версий правды».
София замолчала. Только глаза её вспыхнули.
— Я вернусь. — сказала она тихо. — И когда всё рухнет — не говори, что я не предупреждала.
Дверь захлопнулась за ней, как выстрел.
Этери осталась стоять, уставившись в пол. Потом подошла к столу, уткнулась в край и стиснула зубы. Не плакала. Просто держала себя, будто весь вес вдруг обрушился на плечи.
Она достанет всё. Даже Матео. Если захочет.
**
Дверь щёлкнула ключом. Этери не пошевелилась. Она всё ещё стояла, опершись о стол, сгорбленная, будто пытаясь удержать сама себя в этом пространстве, в этой реальности.
— Этт, я дома, — раздался голос Пау.
Он шагнул вглубь квартиры и сразу почувствовал: воздух не тот. Не просто тишина — а глухой, сжатый вакуум, в котором не хватает дыхания. Он увидел её — как она стояла, спиной к нему, вцепившись пальцами в край стола.
— Этери? — уже тише.
Она медленно выпрямилась. Повернулась к нему. В глазах ни слёз, ни паники — только усталость. И едва заметная дрожь в уголках губ, которая выдавала куда больше, чем она хотела показать.
Пау мгновенно подошёл ближе, не задавая вопросов. Просто обнял.
Крепко. Как стена, которую ничто не пробьёт.
— Она приходила, — выдохнула Этери в его грудь.
Пау замер. Его руки на мгновение сжались сильнее, потом он чуть отстранился, посмотрел ей в глаза:
— Что она сказала?
— Всё, что могла. Всё, что хотела. Про тебя. Про меня. Про... всё. — Этери покачала головой. — Она на что-то замахивается. Не просто на нас в сети. Глубже. Грязнее. Но я не знаю — правда ли, или пугает.
Пау провёл ладонью по её спине.
— Я говорил, что не дам ей разрушить нас. И не дам. Никому. Ты не одна.
Она кивнула, глубоко вдохнула. Взгляд становился яснее. Но черт, ад это быть девочкой подростком.
— Ты устал? — спросила она тихо. — Хочешь есть?
Он мягко усмехнулся, всё ещё держась близко.
— Только если ты тоже сядешь со мной. И расскажешь всё по порядку.
Она слабо улыбнулась.
— Ладно. Только ты первый скажешь, как прошла тренировка.
Они прошли на кухню. Он разогрел остатки пасты, она поставила чайник. Ничего не было обычного в этом вечере, но в этих простых действиях — в её движениях, в его взгляде — было что-то почти целебное. Как будто нормальность, пусть на час, могла защитить.
Они сидели молча, только иногда ловя взгляды друг друга. Она держалась — как скала. Но внутри было ощущение, будто её постепенно счищают до камня. И он это чувствовал. Видел. И был рядом.
— Завтра всё начнётся снова, да? — спросила она, чуть приглушённо.
— Да, — кивнул он. — Но и завтра я снова буду рядом.
Зал был светлым, залитым теплым светом софитов и легкой музыкой, разливавшейся из колонок. Это было одно из тех общественных мероприятий, где собираются звезды спорта, медиа и светской жизни — якобы ради благотворительности, но по факту все знали: это была сцена. Одна большая сцена, на которой каждый должен был блистать.
Пау держал Этери за руку, и она не выпускала его пальцы из своих. Слева от них шли Берта с Фермином — он в синем костюме, с чуть растрёпанными волосами и ироничной улыбкой, она — в чёрном платье с яркой алой помадой. За ними — Ламин и Эктор, оба в безупречных пиджаках и с видом людей, которым абсолютно плевать, кто на кого как смотрит.
— Говорят, здесь будут и журналисты, и стримеры, и даже несколько представителей Ла Лиги, — полушепотом сказала Берта. — Вам стоит быть вместе, быть видимыми. Люди должны видеть: вы — команда.
Этери кивнула.
— Сегодня я не отступлю, — тихо сказала она. — Не дам ей дотронуться до того, что моё.
Они вошли в зал.
И как по команде — взгляды. Фотовспышки. Шёпоты. Кивок от одного ведущего СМИ, который уже пытался «достать правду». Улыбки, переглядывания. Всё как по сценарию.
Пау склонился к ней:
— Если будет тяжело, просто скажи.
— А если не будет? — улыбнулась она в ответ. — Что, если я готова?
Он сжал её руку чуть крепче.
— Тогда я сижу в первом ряду и аплодирую.
Они стояли у высокого столика с бокалами, когда её увидели.
София.
В красном платье, с безупречной укладкой, уверенной походкой. Она шла будто по подиуму — одна, но с ощущением, что все взгляды должны быть на ней. Когда она увидела Этери, на губах мелькнула знакомая кривая усмешка.
Подошла. Не спеша.
Пау чуть повернулся к Этери, но она коснулась его руки и шагнула вперёд — сама.
— Сколько можно прикидываться? — прошептала София, становясь ближе. — Ты ведь прекрасно понимаешь, что всё это не твоё. Никогда не было.
— Ты ведь всё ещё думаешь, что можешь испугать меня, да? — Этери вскинула брови. — Словами. Фотографиями. Мнением людей, которых даже не знаешь.
София склонила голову.
— Я просто хочу показать правду.
— Ты хочешь удержать хоть какую-то власть. — Этери усмехнулась. — Но у тебя больше нет ничего. Ни Пау. Ни уважения. Ни контроля.
София нахмурилась.
— Ты ничего не знаешь. Он просто играет в любовь. Как и всегда.
— Нет. — Этери шагнула ближе. — Он выбрал. Он рядом. Он не сбежал, не спрятался, не предал. А ты — ты просто фон. Шум. Эхо прошлого.
И она чуть наклонилась вперёд, шепнув, чтобы слышала только она:
— Ты никем не была в его жизни, кроме ошибки. А теперь — просто история, которую он переписал.
София побледнела. Хотела что-то сказать — но Этери уже повернулась и вернулась к Пау. Он смотрел на неё с гордостью. В его глазах был огонь, смешанный с нежностью.
— Ты только что выиграла своё дерби, — прошептал он, приобняв её за талию.
— Я не борюсь за публику, — ответила она. — Я борюсь за нас.
Позади к ним подошли остальные — Ламин одобрительно кивнул, Эктор тихо пробормотал «мощно», Фермин сдержанно хмыкнул, а Берта — Берта сияла, как старшая сестра, увидевшая, как младшая становится непобедимой.
Мероприятие набирало обороты. После словесной схватки с Софией, напряжение немного спало, но атмосфера оставалась заряженной. Внутри всё будто кипело — не от страха, нет. От адреналина. Этери чувствовала: она сегодня жива. До кончиков пальцев.
— Мы сегодня просто гвозди программы, — заметил Фермин, подцепляя с подноса канапе. — Пару взглядов, и у журналистов случится массовая истерия.
— А ты как хотел, — усмехнулась Берта. — Мы не пришли сливаться с фоном.
На сцену тем временем поднялся ведущий — с микрофоном, сияющей улыбкой и голосом, выверенным до последнего слова.
— Дамы и господа! Сегодня здесь собрались не просто известные личности, но и те, кто влияет на будущее спорта, культуры, медиа... И да, мы знаем, кто сейчас в центре внимания. Надеюсь, они не сбегут при первой же вспышке камеры!
Толпа засмеялась.
Пау наклонился к уху Этери:
— Если что, я могу сбежать, но только с тобой.
— Хм. В подземелье? Или на греческие острова? — шепнула она в ответ, не оборачиваясь.
— На кухню. Там, кажется, тарталетки с креветками.
Она сдержала смешок.
Позже включили живую музыку — выступал молодой артист, один из тех, кто за год взлетел в топ Spotify. Его лирика была искренней, в ней было много боли и одновременно — надежды. Этери слушала, слегка покачиваясь, облокотившись на плечо Пау. Это был не просто вечер на виду — это был вечер, где она почувствовала, как уходит страх.
Ламин в это время устроил почти полноценное шоу в углу зала, споря с каким-то известным блогером о том, кто круче — Месси или Марадона.
— Ладно-ладно, — вмешался Эктор, — а вы голосовали за лучший стиль на поле? Потому что, прошу прощения, но Пау тут вообще вне конкуренции. Особенно с Этери рядом.
— Да, особенно в их последнем совместном появлении, — сказал кто-то из знакомых Фермина. — Это было мощно. Камеры не в силах поймать ту химию.
Берта тем временем успела дать короткое интервью у стенда медиа-компании. И конечно же, ловко, как всегда, подвела всё к теме:
— Главное — это не создать образ. А проживать его. И если кто-то думает, что любовь — это просто картинка, то он никогда не стоял рядом с этой парой. Там — живое пламя.
Снова аплодисменты. Снова взгляды.
София всё это время держалась на дистанции. Но заметно — нервничала. Её образ рушился под давлением чужой уверенности.
Зал постепенно затих, когда ведущий снова вышел на сцену, на этот раз с конвертами в руках. Фоновая музыка стала тише, прожекторы замерли, выхватывая из толпы лица, полные ожидания.
— А теперь... настал момент, которого ждали многие. Вручение двух особых премий: «Пара года» и «Влияние вне поля». Эти награды — не только о любви или популярности. Это о том, как люди могут вдохновлять, меняться и менять вокруг. Даже под давлением.
В толпе прокатился лёгкий гул. Этери с Пау переглянулись. Он слегка сжал её руку под столом — будто знал. Она не была уверена. Но сердце забилось быстрее.
— И победителями в обеих номинациях становятся... Пау и Этери.
Аплодисменты. Громкие, настоящие, волна, как прилив. Этери будто на секунду онемела, а потом просто встала — рядом с ним. Он взял её за руку, и они вместе поднялись на сцену.
София, сидевшая неподалёку, замерла. В её взгляде было всё: и раздражение, и зависть, и растерянность, спрятанная под ухмылкой. Она хлопала, конечно. Механически. Без души.
Пау взял микрофон первым.
— Я не люблю говорить слишком много. Особенно в такие моменты. Но знаете... в жизни бывают дни, когда нужно просто стоять. Просто держаться. Быть рядом с тем, кто важен. Это один из таких дней.
Он посмотрел на Этери.
— Мы не идеальны. У нас нет продуманного плана. Но у нас есть правда. И любовь. И если кому-то это кажется пиаром — то, наверное, им просто не везло так сильно, как мне.
Зал засмеялся и зааплодировал. Кто-то крикнул «Браво!» с заднего ряда.
Этери взяла слово следующей.
— Иногда кажется, что за тебя всё уже сказали. Что твоя история написана кем-то другим — заголовками, слухами, ненавистью. Но мы не должны позволять другим писать за нас. Мы пишем свою — вместе.
Она замолчала на миг, глядя прямо в зал.
— И да, это не сказка. Это сложно. Это страшно. Но это по-настоящему. А значит — стоит каждой секунды.
Аплодисменты были уже громче. Камеры вспыхнули, снимая момент, где они стояли, чуть повернувшись друг к другу, держась за руки. Свет ловил отблески в глазах Этери — в которых были и слёзы, и сила одновременно.
София больше не хлопала. Она смотрела на них, будто не узнавала. Её лицо напряглось, как будто каждая фраза резала по самолюбию. Всё рушилось — не только имидж, но и иллюзия контроля. Но у неё остался последний план. Который должен сработать.
— Спасибо, — сказал Пау, завершая. — Спасибо за шанс остаться собой. Даже под светом прожекторов.
Они спустились со сцены медленно, под шум оваций. И Этери, проходя мимо Софии, на долю секунды встретилась с ней взглядом.
В этот раз — без страха.
Толпа у входа в зал была плотной. Фотовспышки одна за другой резали пространство, словно короткие всполохи молнии. Этери на секунду прищурилась, выходя в прохладный вечер, прижимаясь плечом к Пау. Позади шли Ламин, Фермин, Эктор и Берта — все чуть напряжённые, но с еле заметными улыбками. Мероприятие подошло к концу, но вечер только начинался.
— Пау! Этери! Пару слов! — кричали репортёры, протягивая микрофоны.
— Как вы себя чувствуете после такого признания?
— Столько поддержки в зале — вы ожидали этого?
— Вы понимаете, что перевернули общественное мнение?
— София уже покинула зал — что скажете?
Флеши не стихали. Пау положил ладонь на спину Этери, слегка подтолкнув вперёд — не как защитник, а как опора. Но прежде чем они сели в машину, Этери остановилась. На секунду — и этой секунды было достаточно.
Она обернулась к камерам, сдвинула волосы за ухо, посмотрела вперёд спокойно, с холодной уверенностью.
— Умным людям нечего объяснять, — сказала она просто. — Они и так всё видят.
И с этими словами они, не дожидаясь больше вопросов, скрылись в машине. За ними сразу же сели остальные — Берта по пути подмигнула репортёрам, Фермин, шутя, прикрыл лицо, будто бы от вспышек слепит, Ламин молча закрыл за собой дверь, а Эктор уже звонил в ресторан, уточняя бронь.
Когда двери машины закрылись, наступила тишина. Эта особая тишина, которая приходит после шторма. Где-то снаружи журналисты продолжали гудеть, но внутри — было спокойно.
— Ну что, теперь ужин? — спросил Фермин, откидываясь на сиденье. — Или мы едем спасать мир дальше?
— Один вечер без спасения мира, пожалуйста, — пробормотал Пау, обняв Этери за плечи.
Она склонилась к нему, прикрыв глаза на мгновение.
— Только не китайская кухня, — усмехнулась Берта. — Я до сих пор помню тот суп с морской капустой...
— Я нашёл отличный итальянский. Всё уже заказано, — кивнул Эктор.
— А мы точно заслужили пасту? — подал голос Ламин.
— Мы заслужили всё, — ответила Этери, открыв глаза. — Даже десерт.
И машина, мягко выруливая из-под света камер, растворилась в потоке вечернего города, увозя их прочь от шума — к еде, теплу и редкому чувству, что после долгого боя можно выдохнуть.
Они приехали в маленький уютный ресторан в центре города, где свет был мягким, столы — из тёплого дерева, а окна выходили прямо на улочку, усыпанную огнями. Их ждали. Стол был накрыт заранее — белая скатерть, бутылка вина, свечи. Всё выглядело как нечто из другой жизни, где не было ложных обвинений, злобных заголовков и навязчивых лиц с микрофонами.
Берта села первой, сбросила с плеч лёгкое пальто и тут же взяла меню, делая вид, что читает, хотя явно уже знала, что закажет.
Фермин, как всегда, сел напротив неё, положив локти на стол и чуть наклонившись к остальным:
— Я не хочу ничего говорить... но мы с вами только что выиграли информационную войну. Хоть медаль повесь.
— Только не говори это громко, — хмыкнул Ламин, оглядываясь. — Ещё подумают, что мы и правда всё это спланировали.
— Мы? — фыркнула Берта. — Это вы всё. Пау, Этери. Это ваш момент был. Неважно, кто там что говорил — вы стояли на сцене и говорили правду. А зал... зал это почувствовал.
— Угу, особенно когда Пау выдал про «тех, кто рядом не из-за камер, а из-за сердца», — добавил Эктор с лёгкой улыбкой. — Даже я чуть не прослезился.
— А ты не скрывай, — подмигнул ему Фермин. — Мы все видели, как ты вытирал глаз.
Все рассмеялись. Смех был лёгким, настоящим — не от попытки забыться, а от того, что сейчас, в этом моменте, рядом были свои.
Пау посмотрел на Этери. Она сидела рядом, держала бокал с вином в руках, слушала, но взгляд был чуть в сторону. Он знал этот взгляд. Она думала. Всё ещё обрабатывала день.
Он наклонился ближе, тихо:
— Ты в порядке?
Она повернулась к нему. Глаза её были мягкими.
— Да. Просто впервые за долгое время не боюсь. Пусть даже на пару часов.
— А я рядом. И всегда буду.
Она коснулась его руки, чуть сжала. Снова раздались голоса друзей — теперь уже обсуждали, кто из них станет крестным у детей Пау и Этери, если вдруг что...
— Я не отдам это Фермину, — заявила Берта. — Он будет учить их цитировать рэп вместо алфавита.
— Зато они будут популярны в школе! — ухмыльнулся тот.
Этери улыбнулась. Потом сказала чуть тише, но отчётливо:
— Спасибо вам всем. За то, что не отступили. Не испугались.
— Нам бояться нечего, — сказал Ламин. — У нас есть друг. И правда. А это непобедимо.
Официант принёс первые блюда, на столе зазвучали приборы, вино разлилось по бокалам. В этот вечер они ели не торопясь, смеялись до боли в животе, спорили о вкусе тирамису и вспоминали моменты, с которых всё начиналось.
И каждый — где-то глубоко внутри — чувствовал, что если уже сейчас они могут сидеть вот так, с лёгкостью в голосе и светом в глазах, то никакая София, никакие заголовки, никакие страхи не смогут разрушить то, что они строят вместе.
Блюда только-только убрали, официант аккуратно доливал вино, а свет от свечи на столе мерцал, отражаясь в бокале. Этери откинулась чуть назад, достала телефон — не для того, чтобы снова вернуться в это грязное информационное поле, а просто... просто проверить. Наверное.
Она зашла в Twitter.
И почти сразу экран заполнился заголовками — один за другим, десятки. Её лента словно дышала этим вечером.
— «Пау Кубарси и Этери дали отпор хейтерам: "Мы выбрали правду"»
— «"Рядом не из-за камер, а из-за сердца" — речь Пау растрогала зрителей»
— «Этери: "Молчать — значит дать победу лжи". Сильнейшее заявление со сцены»
— «Пара против прессы: вечер, где правда взяла верх»
— «Слезы в зале и овации стоя: что сказали Пау и Этери»
— «"Она с ним не ради хайпа, а ради любви" — Twitter в восторге от слов Этери»
— «София? Кто это вообще после такой речи Этери?»
— «Их не сломать. Пара, которая доказала: чувства сильнее шума»
— «Футболист и блогерка — или история о том, как быть настоящими»
— «Нечего объяснять — всё видно. И мы это увидели»
— Ого, — выдохнула она, не отрывая взгляда от экрана. — Ребят... посмотрите.
Она перевернула телефон экраном вверх и положила его в центр стола. Все потянулись ближе, и сразу зазвучали голоса.
— «Кто это вообще после такой речи Этери»? — вслух прочёл Эктор и прыснул от смеха. — Это гениально.
— «Нас не сломать» — ох, как это громко звучит, — Берта покачала головой, с едва заметной гордостью. — Ну вот теперь, чёрт побери, это уже не просто о вас двоих. Это символ.
— Это война, — усмехнулся Ламин, — но знаете что? Сегодня вы выиграли битву. Очень громко и очень красиво.
— Даже не думал, что ты так пафосно можешь говорить, — поддел его Фермин. — Но, чёрт, это правда. Вы красавцы.
— Мне нравится заголовок про "рядом из-за сердца"... — Пау чуть наклонился, и Этери поймала его взгляд. — Он ведь про нас.
Она улыбнулась. Тихо. Тепло. Почти нежно.
— А мне вот этот: "София? Кто это вообще". По-моему, Twitter уже всё решил, — с невозмутимым видом бросила Берта и сделала глоток вина.
— Надеюсь, София это читает, — Эктор хмыкнул. — А ещё лучше — пусть печатает ответ, а пальцы дрожат.
Они снова засмеялись. Смех был чуть громче, чем надо, но абсолютно уместным. Всё в этом вечере ощущалось как победа — не без боли, не без остаточного напряжения внутри, но всё равно — победа.
И где-то в глубине души Этери чувствовала: они теперь не просто пара, не просто люди, которых объединяет чувство. Они — история, которую уже никто не сможет переписать в одиночку.
Они вернулись домой уже за полночь. Тёплая, тишайшая барселонская ночь укрывала город, как одеяло, и казалось, что даже улицы шепчут: «Отдохните уже. Вы заслужили». В квартире было тихо, пахло лавандой и чем-то домашним. Этери разулась прямо в прихожей, сбросила пиджак на спинку стула и потянулась.
— У меня тонна макияжа. Я как мраморная статуя, — пробормотала она, направляясь в ванную.
Пау, уже успевший расстегнуть пару пуговиц на рубашке, просто фыркнул ей вслед:
— Ну, статуя, так статуя. Зато красивая.
Через несколько минут они уже были в ванной, умывальник отражал двоих — в пижамах, немного помятых, немного усталых, но всё ещё с отблеском счастья в глазах. Этери нанесла пенку на лицо, встала рядом с Пау, который как раз начал выдавливать пасту на щётку.
— Мне тоже, — сказала она, лениво приоткрыв рот.
Он без лишних слов подал ей щётку. Они чистили зубы рядом, глядя на себя в зеркало и периодически сталкиваясь локтями.
Пау вдруг начал издавать смешные звуки, чистя зубы как ребёнок.
— Ты пяти лет не достиг, да? — с пеной во рту спросила она сквозь смех.
— Мне — почти шесть, — буркнул он с полной серьёзностью.
Пена из уголков губ смешно пузырилась, и они оба засмеялись, чуть не поперхнувшись.
— Подожди, стой, — сказала Этери, вытирая рот. — У меня идея.
Она открыла шкафчик, достала бритву и пену.
— Сейчас будет обряд очищения воина. Ты заслужил, Кубарси.
Пау поднял брови.
— Только не делай из меня монаха.
— Угу. Смотри, сейчас будет ровный, художественный штрих.
Она нанесла пену на его щёки, чуть размазала слишком широко и поправила пальцем, будто рисовала что-то.
— Слишком симметричный. Надо как-то испортить, чтоб был как человек.
Он, не выдержав, сунул палец ей в щёку с остатком пасты.
— Всё, теперь ты тоже человек.
Она прыснула от смеха. Потом аккуратно, мягкими движениями, повела бритвой по его щеке, сосредоточенно и даже нежно.
— А ты мне доверяешь. Видишь? Даже не дёрнулся.
— Просто знаю, что ты не выпустишь меня на улицу с полосами, как у зебры.
Когда она закончила, Пау поклонился.
— Спасибо, госпожа эстетика.
— Всегда пожалуйста, господин глупость.
Они оба рассмеялись и обнялись — прямо там, у раковины, в полумраке, в тишине ночи, где ничего не осталось, кроме их двоих и зеркала, отражающего счастье.
_________________________________
[Тгк: alicelqs 🎀] узнавай первым о выходе глав, задавай вопросы и делись впечатлениями о главе 💗
Не забывайте про звездочки! И я всех вас жду в своем телеграмм канале 🫂🤍