Глава 17
Глава 17
Часть 1: Сынмин vs Чонин. Осколки тишины
В студии пахло пылью, старой проводкой и тихим безумием. Сынмин сидел за пультом, пальцы механически двигали фейдеры, но взгляд был прикован к экрану спектрального анализатора — зелёные пики прыгали, как сумасшедшие, отражая хаос в его голове.
— Ты вообще слышал, что я сказал?
Голос Чонина прозвучал слишком громко, режуще.
Сынмин не повернулся.
— Нет.
— Потому что тебе плевать!
— Да.
Молчание.
Не то, что было раньше — комфортное, наполненное пониманием. Это было тяжёлое, колючее, как битое стекло под ногами.
— Боже, — Чонин засмеялся резко. — Серьёзно? Я три часа объяснял, почему этот бит не работает, а ты...
— Ты начал с того, что я забыл купить тебе обед, — Сынмин наконец повернулся. Его глаза, обычно пустые, горели холодным огнём. — Не прикидывайся, что это про музыку.
Чонин сглотнул. Его пальцы сжались в кулаки.
— Ага, конечно. Потому что ты никогда не забываешь. Ты идеальный. Безупречный. Бездушный.
Сынмин встал. Столкнул наушники на стол.
— Уйди.
— Или что? — Чонин шагнул вперёд. — Разобьёшь мне лицо, как гитару Джисона в прошлом году?
— Не искушай.
Расстояние между ними — полметра.
Запах пота, гнева и чего-то горького.
— Ты ненавидишь меня? — Чонин выдохнул.
— Нет.
— Тогда почему...
— Потому что ты невыносим! — Сынмин ударил кулаком по столу. Пластиковый стакан с кофе подпрыгнул, коричневая жидкость разлилась по схемам. — Ты лезешь, трогаешь, говоришь, спрашиваешь! Перестань!
Чонин замер. Не от страха. От обиды. Глубже, чем он ожидал.
— Ладно, — прошептал он. — Хорошо.
Он развернулся и вышел. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что задрожали мониторы.
Сынмин стоял посреди хаоса: разлитый кофе, мигающий экран, тишина, которая вдруг стала невыносимой.
"Ссора — это как разбитое стекло. Ты видишь трещину, но не замечаешь, как осколки впиваются в тебя самого."
Часть 2: Пьяный хаос и разбитая люстра
Чонин пришёл в бар один.
Соджу.
Ещё соджу.
И ещё.
Он не помнил, как оказался в общежитии Чанбина. Помнил только его голос: «Ты в порядке? Выглядишь, как дерьмо».
— Он... он назвал меня... невыносимым, — Чонин мотнул головой, пытаясь поймать фокус.
— Сынмин? — Чанбин протянул ему стакан воды. — Ну, он иногда...
— Иногда? Он всегда!
Чонин резко встал, зашатался. Его рука рванулась вперёд, цепляясь за что-то тяжёлое, висящее с потолка...
БА-БАХ!
Люстра.
Дорогая, винтажная, купленная Чанбином на первые гонорары. Она рухнула на пол, рассыпавшись тысячей осколков. Стекло брызнуло во все стороны, как слепой дождь.
— БЛЯЯЯТЬ! — Чанбин вскочил. Его лицо исказилось чистой яростью. — ТЫ... ЭТО...
Он бросился вперёд, не видя ничего, кроме осколков своей любимой вещи.
И врезался в Банчана, который как раз вошёл в комнату.
УХ!
Они рухнули на диван. Чанбин сверху, его руки вцепились в плечи Банчана, дыхание — горячее, пьяное, бешеное.
— Он... она... — Чанбин задыхался от ярости.
— Успокойся! — Банчан попытался оттолкнуть его.
Но Чанбин не слушал. Его ярость искала выход. И нашла.
Он впился губами в губы Банчана.
Жёстко.
Больно.
Как удар.
Не поцелуй. Наказание.
Месть миру.
Банчан застыл под ним, глаза широко распахнуты от шока. Он почувствовал привкус крови — то ли его, то ли Чанбина. Осколки люстры впивались в спину сквозь ткань дивана.
— Хватит! — Сынмин, появившийся в дверях, оттащил Чанбина за воротник.
Чанбин откатился на пол, тяжело дыша, вытирая окровавленный рот.
Банчан сел, касаясь пальцами губ. Его взгляд упал на Сынмина. Не упрёк. Пустота.
— Забери его, — прошипел Банчан. — Пока я не разнёс эту комнату в щепки.
Сынмин кивнул. Молча.
Часть 3: Исповедь в крови
Коридор общежития был тёмным. Чонин шёл, спотыкаясь, опираясь на Сынмина. Кровь сочилась из пореза на ладони, оставляя тёмные капли на полу.
— Он... он поцеловал его? — Чонин хрипел.
— Да.
— Почему...
— Потому что ты разбил его люстру. Потому что ты пьяный идиот. Потому что всё это — пиздец.
Сынмин толкнул дверь своей комнаты, втолкнул Чонина внутрь.
— Садись. Дай руку.
Чонин послушно сел на кровать. Сынмин достал аптечку, достал перекись, вату.
— Будет больно.
— Хуже уже не будет, — Чонин усмехнулся горько.
Перекись зашипела на ране. Чонин застонал.
— Тихо.
— Сынмин...
— Что?
— Я не хотел...
— Знаю.
— Почему ты так зол? — Чонин посмотрел на него. Настоящий, трезвеющий взгляд.
Сынмин замер с ватой в руке.
— Потому что ты важен. Потому что твоя глупая улыбка, твои дурацкие вопросы... они бесят. Потому что когда ты избегаешь меня после... того... в туалете... мне хуево.
Тишина.
Чонин медленно поднял неповреждённую руку, коснулся щеки Сынмина.
— Я избегал не тебя. Я избегал то, что чувствую.
— А что ты чувствуешь?
— Страх. Что ты снова скажешь «ошибка».
Сынмин выронил вату.
— Это была не ошибка.
— Тогда что?
— Начало.
И Сынмин поцеловал его.
Нежно.
Без крови.
Без гнева.
Как ответ.
Чонин ответил. Его руки вцепились в спину Сынмина, пальцы впились в ткань футболки. Они упали на кровать, сбивая подушку, путая ноги.
"Иногда нужно разбить люстру и порезаться об осколки, чтобы наконец увидеть — человек перед тобой не враг. Он просто твоё отражение в разбитом зеркале."
Эпилог: Шок и тишина
Джисон и Минхо стояли на пороге комнаты Чанбина.
Картина была сюрреалистичной: осколки стекла повсюду, перекошенный диван, Чанбин — сидящий на полу, стирающий кровь с губ, Банчан — стоящий у окна, спиной ко всему, его плечи напряжены до предела.
— Что... что здесь произошло? — Минхо осторожно переступил через осколок.
— Люстра, — пробормотал Чанбин.
— Чонин, — добавил Банчан без эмоций.
— И вы... — Джисон указал на их губы.
— Поцеловались, — закончил Чанбин с горькой усмешкой. — Не спрашивай.
Джисон и Минхо переглянулись.
— Бля, — выдавил Джисон.
— Второй раз за вечер, — Минхо покачал головой.
Тишина.
Только хруст стекла под ногами да тяжёлое дыхание Чанбина.
Банчан повернулся. Его взгляд скользнул по их лицам, по руинам комнаты, по крови на губах Чанбина.
— Убирайтесь.
— Но...
— ВСЕ!
Его голос прозвучал как хлопок двери в пустоте. Джисон и Минхо отступили.
За дверью Минхо прислонился к стене.
— Ты видел его глаза?
— Да, — Джисон провёл рукой по лицу. — Как у раненого зверя.
— А Чанбин...
— Чанбин смотрел на него, как будто хотел убить. Или поцеловать снова.
"Шок — это не всегда гром. Иногда это тишина после взрыва. Когда ты смотришь на осколки и понимаешь — собрать можно. Но прежним это уже не будет."
В комнате Сынмина было тихо. Чонин спал, его рука лежала на груди Сынмина. Кровь на ладони уже запеклась.
Сынмин смотрел в потолок, чувствуя тяжесть и лёгкость одновременно.
Они разбили слишком много стекла сегодня.
Но, возможно, именно так и рождается что-то новое.