2
Июнь.
День, который должен был быть счастливым.
А стал переломной точкой.
Лето пахло сиренью и чужими духами.
Солнце било в окна так ярко, что казалось — даже у неба праздник.
И пусть это была не Москва, не Париж, не какой-то город мечты — сегодня каждый подросток чувствовал себя взрослым.
Выпускной.
Конец. Начало. Вздох облегчения.
Дана стояла у зеркала в узкой комнате и не могла поверить своим глазам.
Платье лежало по телу идеально: тонкие бретели, мягкая талья, легкий шлейф. Цвет — насыщенный бордовый, почти винный. Как будто оно было сшито для неё.
Она провела рукой по ткани, зацепилась за лейбл. На нём — записка от руки.
«Ты должна сиять. Пусть все видят, какая ты сильная.
С любовью. Рома.»
Глаза защипало.
Он всегда помнил.
Даже за сотни километров. Даже когда весь в дежурствах. Даже когда мама писала ему сообщения со злыми словами.
— Ты в нём как актриса с премии, — восхищённо выдохнула Маша, стоя в дверях.
У неё было розовое платье с пышной юбкой и блестками. Коричневые волосы — в кудри. Глаза — блестели.
— Ты тоже, — улыбнулась Дана. — Только не забудь дышать, а то платье будешь как кукла.
Они смеялись.
Просто — по-настоящему.
Так, как смеются те, кому не с кем быть слабыми, кроме друг друга.
Маша была её якорем.
После отъезда Ромы именно она сидела с Даной в подъезде по ночам, приносила шоколад, слушала молча, когда не было сил говорить.
С ней можно было не притворяться. По крайней мере, Дана так думала.
— Слушай, — вдруг сказала Маша, затягивая стрелки на веках, — может, сегодня будет всё по-другому?
— В смысле?
— Ну, типа... красиво. Словно в кино. Понимаешь?
Дана кивнула. Она всегда понимала.
Праздновали у Севки — его родители уехали на дачу, и весь двухэтажный дом стал ареной подросткового счастья.
Фонарики, музыка, еда, алкоголь.
Сначала все были скованы, а потом — отпустило. Кто-то танцевал, кто-то уже пил «взрослые» напитки из пластиковых стаканчиков. Кто-то курил в саду. Кто-то вёл прямой эфир.
Все были красивыми, почти счастливыми.
Все — кроме тех, кто прятал за ресницами боль.
Дана держалась возле Маши.
Танцевала, немного смеялась, вежливо отбивалась от внимания.
Она не хотела быть "девочкой с грустными глазами", но так уж вышло — взгляд выдавал всё.
В какой-то момент она вышла на улицу.
Воздуха не хватало. Глаза щипало от дыма.
Села на лавку под деревом, сняла туфли. Ступни горели от боли, сердце билось в горле.
"Пора домой?" — пронеслось в голове.
Но домой не хотелось. Там — мать. Точнее, тень матери. Сигареты, укор, вонь пустоты.
Лучше здесь. Или вообще нигде.
— Дана, — услышала она голос.
Обернулась.
Это был Саша.
Один из тех, кто всегда молчал в классе, но смотрел. Иногда — слишком долго.
— Что? — коротко спросила она.
Он сел рядом.
Слишком близко.
Рука коснулась её плеча. Пахло мятой и водкой.
— Ты красивая, — сказал он. — Всегда был уверен, просто... стеснялся.
— Спасибо, — сухо ответила она и встала.
Но он поднялся вместе с ней.
Слишком быстро. Слишком близко.
— Пошли, — сказал. — Хочу показать кое-что.
— Саша, нет, — голос дрогнул.
— Всего на минуту.
Он взял её за руку и повёл.
Она хотела вырваться. Хотела сказать «нет» жёстче. Но не смогла, не хватило сил.
Комната на втором этаже была пустой.
Он толкнул дверь, втолкнул её внутрь.
Замок щёлкнул.
— Эй! Саша, ты с ума сошёл?! — закричала она, отступая.
Он не отвечал. Только зверски смотрел. И приближался.
— Прекрати! Я серьёзно! Я сейчас закричу! — она пыталась выбежать, но он поймал. Грубо.
Зажал рот рукой.
Её ноги упёрлись в кровать, он толкнул. Он прижал её с такой силой, что даже было трудно дышать. Начал лапать руками, сначала грудь, потом шею, ключицы. Дальше его рука дошла до промежности. Дане было максимально неприятно, она пытался отстраниться, но она была намного слабее своего одноклассника.
Всё было как в тумане, Саша надел контрацептив и резко вошел в Дану.
Крик. Воздух. Потолок. Боль. Страх. Отвращение.
Голос в голове бился, как птица в клетке: «Нет. Нет. Нет. Остановись. Пожалуйста.»
Было невероятно больно, ведь на тот момент Дана была девственницей. Саше было плевать, он двигался быстро и не думал о чувствах девушки.
Она кричала, но никто не пришёл.
Музыка играла слишком громко.
Мир снаружи продолжал веселиться.
Когда всё закончилось, она не помнила, как поднялась.
Он что-то говорил, оправдывался. Она не слышала.
Выскочила из дома босиком, платье было порвано сбоку. Тело дрожало. Горло болело от крика.
Она не шла — плыла по улицам.
Ночь была липкой, как смола.
Слёзы не шли. Лицо было стеклянным. Только шаг. Шаг. Шаг.
Не домой. Не к Маше. Просто шла. Шла куда глаза глядят...
На четвёртом часу пути зазвонил телефон.
Имя: Рома.
Она смотрела на экран, не мигая.
И не ответила.
Он не должен знать.
Никто не должен знать. По крайней мере сейчас.
Потому что если сказать — всё рухнет.
А если молчать — можно сделать вид, что этого не было.