Любить, превозмогая боль

Жаклин – непобедимая волшебница, что убила того, кто мешал воцариться правильности в мире волшебников – сейчас лежала на чужой постели, в чужом доме, дрожа всем телом от рвущих глотку слёз, не веря тому, что ей воспользовался мужчина против её же воли. Второй раз за последнее время она так пострадала, но уже от других рук. Девушка истерично засмеялась, когда в голове пронеслась сия мысль. От рук ли?

Одежда в разорванном виде лежала на полу, а на голой коже красовалась стая мурашек, подавая сигнал о том, что внутрь пробрался холод и было бы не лишним накрыться согревающим одеялом, да только Жали это не волновало. Её больше тревожили синяки на запястьях, шее, боках и на внутренней части бёдер, дарующие ноющую боль при каждом прикосновении к ним.

Он говорил, что она ему противна, он говорил, что никогда к ней не притронется, и что же? Он заявился к ней в комнату в нетрезвом состоянии, что было так не свойственно его чопорной аристократичности, и предал все свои принципы. В кругах тёмных магов поговаривали не раз, что Люциус скорее отсидит в Азкабане несколько лет, чем откажет Малфоевским принципам… прежней Жаклин льстило бы осознание того, что совершил сие мужчина из-за неё, но Жали уже давно не та, которой была до Магической войны.

Раньше она бы назвала себя запертой в клетке дикой тигрицей, но теперь она заточённый в ловушку подопытный кролик. Какие же опыты будут происходить дальше? Забавно, что она задавала себе данный вопрос. Боль стала её смыслом жизни.

Вдруг в комнате появился домовик. Жаклин привыкла к их внезапным появлениям и уже не стыдилась своей наготы, но её крайне поразило то, что эльф явился без подноса с едой, как происходило обычно. Жали приподнялась на локтях, взирая на существо, и не задавала вопросов, ожидая, что домовик скажет сам.

— Хозяин зовёт вас на совместный завтрак. Также он попросил передать вам, что в шкафу находится ваша одежда, – произнёс он писклявым голосом, прижав уши к голове, будто говорил что-то запретное, прежде чем мгновенно исчезнуть.

Множество догадок породилось в голове, заставляя Жали окунуться с головой в чувство ошеломлённости, однако, верное решение перекрыло этот мысленный поток. Она оденется, приведёт себя в порядок, спустится к Малфой-старшему, а там и обнаружится причина его намерения. Она могла гадать сколько угодно, но, в последнее время, Люциус был на шаг впереди неё, и она не знала, чего от него ожидать.

Девушка опустила ноги на пол, но стоило ей перенести на них вес своего тела, она тут же села обратно, столкнувшись с саднящей болью между ног. Но её не привлекала перспектива сдаться, остаться на месте и ждать, пока он вновь придёт к ней и придёт в ярости. Снова позволить ему увидеть себя обнажённой и такой уязвимой она не могла. Жаклин вобрала в себя всю силу духа, сжав пальцы в кулаки и оттолкнувшись от матраса. С трудом, облокачиваясь на стены, но она добралась до платяного шкафа и распахнула его, обнаружив небольшую стопку нижнего белья, парочку платьев и балетки, которых до этого тут не было. Когда аристократ успел позаботиться об этом?

Жаклин облачилась в то, что находилось внутри, остановив свой выбор на менее вызывающем наряде, что был представлен чёрным, простым платьем с закрытой зоной декольте и юбкой, длинною до колен. Девушка расчесала волосы пальцами, нырнув ступнями в обувь. Остался последний шаг – выйти наружу. И это… было самым сложным и невозможным. Он же запер её тут при помощи чар! Может, он хочет над ней поиздеваться, заставив этим приглашением на трапезу почувствовать надежду? Она, довольная и счастливая, наряжается и считает, что запрет прекращён и она вновь может гулять по замку, сколько ей заблагорассудится, но вдруг оказывается, что она всё также взаперти, а мужчина ждёт по ту сторону, когда ручка двери начнёт отчаянно дёргаться в попытках открыть преграду. Он будет тихо смеяться над ней, пока она будет злиться. Нет… Люциус не будет так себя вести. Вести себя, как ребёнок, решивший подшутить.

И всё же дверь легко открывается, а нога удивлённой Жаклин ступает на ковёр коридора. Она медленно передвигается к лестнице, после чего, также медленно, оставляет одну ступеньку за другой позади себя. И вот, она на первом этаже, и в нос ударяет манящий запах вкусно приготовленной пищи. Жаклин направляется в столовую, и сердце с каждым шагом начало стучать всё сильнее. Девушка не была готова увидеть того, кто вчера так надругался над ней, но, в конце концов, ей видеть его ещё очень долго и желание есть всё же было сильнее и одержало верх.

Она заходит в трапезную и садится в углу стола, не глядя на Люциуса, хотя краем глаза заметила его ухмылку и услышала короткий смешок, который, обыкновенно, трактовался несказанной фразой: «Глупая девчонка».

— Доброе утро, мисс Реддл, – подал он голос, который не был полон привычным холодным эгоизмом или фальшивой учтивостью вперемешку с сарказмом. В голосе прослеживалась некоторая доля сожаления.

— Какое же оно доброе? – съязвила та, не отрывая взора от тарелки, на которой она варварски разрезала на части кусочек бекона, накалывая на вилку и засовывая его в рот. — Хотя для вас оно может являться таковым, – добавила Жаклин, так и удостоив поджавшего губы аристократа острым, как нож, взглядом.

— Будьте уверены, для меня оно также не приятно, – отпивая через край чашки кофе, парировал тот. — Как вы думаете, почему я позволил вам разделить со мной время завтрака?

— Я задавал себе этот вопрос, не сомневайтесь, но решила, что лучше получить верный ответ из ваших же уст.

Малфой-старший усмехнулся, приступив к поеданию яичницы.

— Мне хотелось бы попросить прощения за ночной инцидент, – спустя минуту произнёс он.

— Допустим, я вас прощу, и мы что, продолжим спокойно есть дальше в полной тишине? Мне кажется, ваша цель заключалась не только в этом.

— Я вёл себя, как животное. Совсем, как Антонин, на которого мне не следовало бы равняться, – продолжил тот, нарочно проигнорировав сказанное Жали. — Сам не понимаю, что нашло на меня, и как я посмел прикоснуться к такой, как ты.

— По-моему, я идеал той девушки, которую вы бы хотели для сына, – зло процедила та сквозь зубы, в очередной раз услышав из уст мужчины про то, что для него она всё равно, что грязнокровка.

— Моего сына больше нет, дурная девчонка! – вдруг вскрикнул тот, совсем позабыв про любезность, которую демонстрировал секундами раннее. — И да, может ты и закончила Хогвартс на одни «превосходно» и твоя папаша сам тёмный лорд, но если ты забыла и это, то твоего родителя тоже больше нет в живых! Ты без него ничто. И стоит тебе напомнить, раз уж ты страдаешь амнезией, что убил тёмного лорда никто иной, как я. Если бы Волан-де-морт умер сам по себе из-за той слабости, что у него текла в жилах, и Пожиратели бы остались без руководителя, тогда может у тебя были бы шансы сохранить авторитет, а может, и поднять его логичным способом. Но есть ещё одно, что ты позабыла. Нет даже моих бывших коллег. И снова благодаря мне, – стул Люциуса скрипнул по полу, отодвигаясь назад, позволяя аристократу встать и медленно, как будто дразня, подойти к опешившей девушке и встать у неё за спиной, наклонившись к уху. — Отныне я решаю твою судьбу, и очень неразумно с твоей стороны прекословить мне или выводить меня из себя, как ты сделала это вчера.

— Вы собирались просить у меня прощения за то, что изнасиловали, а не снова обвинять в том, что я, всего на всего, могу поддержать беседу, – не давая воли растущему внутри страху, вызванным чрезмерной близостью мужчины, произнесла Жаклин, смотря вперёд.

— Я уже озвучил свои слова извинения, – сухо бросил тот, отстраняясь от девушки и снова садясь напротив, продолжая завтрак.

— Я в жизни не поверю в то, что вы позвали меня на совместную трапезу только для того, чтобы извиниться, глядя в глаза. В вашей манере было бы написание записки, оставленной на тумбе. Есть что-то такое, что нужно вам со мною обсудить, наблюдая за моими эмоциями. И ведь не зря вы открыли дверь в моей комнате. Нужен был бы просто завтрак, вы бы трансгрессировали ко мне и забрали бы с собой.

— Всё-таки капелька ума в тебе ещё имеется, – хмыкнул тот, кладя в рот последний кусочек бекона. Жаклин же есть не хотелось совсем. — Да, у меня есть к тебе занятное предложение. Думаю, что ты откажешься от него, так как оно разобьёт вдребезги твоё самовлюблённое эго, но если ты не хочешь навсегда остаться запертой в четырёх стенах, то ты должна согласиться.

— Я готова остаться и в одной комнате, если мне будут поставлять книги.

— Ты ещё не поняла, девчонка, что условия здесь трактую я? Хозяин этого особняка и мира волшебников в целом.

— Тогда каково ваше, так называемое, условие?

— Ты станешь моим развлечением, – будничным тоном ответил тот, будто предлагал что-то малозначимое.

— Развлечением?! Вам не хватило…

— Не в том плане, глупая девчонка! – яростно прервал мужчина, после чего деловито откашлялся, вернув некую беспечность. — Эта ночь была ошибкой. Ошибкой, которая больше не повторится.

— Если вы не хотите повтора, вам стоит призадуматься над тем, чтобы отказаться от алкоголя, – не смогла не съязвить Жали.

— Пока я предлагаю тебе прекрасный шанс получить часть свободы, тебе лучше мне не дерзить, ибо я могу быстро передумать.

— Почему бы вам не нанять какую-нибудь горничную для этого? Я же вам так противна, неужели вы так часто хотите меня лицезреть?

— Ты… фигура для меня занятная и с тобой я прошёл через многое, как бы того не хотел. И мне будет доставлять истинное удовольствие то, что моим прихотям подчиняешься именно ты, а не та, которую я впервые увижу. Так что? Ты хочешь иметь хоть какую-то волю или предпочтёшь коротать дни в одной комнате, медленно сходя с ума от скуки? Я не буду поставлять тебе книги или иное развлечение. Ты по истине недальновидна, если минутой ранее посчитала, что я пойду на такое.

— И что входит в мои будущие услуги девочки на побегушках? – зло спросила та, заметив, что губы аристократа распылись в довольной улыбке.

— Будущей? То есть, ты уже согласна, не послушав предлагаемые обязанности?

— Что. Я. Должна. Делать? – гневно отчеканивая каждое слово, повторила та.

— Сама Жаклин Реддл согласна исполнять прихоти бывшего подчинённого её отца только ради того, чтобы она смогла выходить из комнаты. Какая прелесть. Интересно, что бы сказали на это почившие наши коллеги?

— Люциус, я жду ответ, а не очередную издёвку.

— Хочешь свободы, впредь наберись терпения, дорогуша. И я помню ещё кое-что. Кажется, я просил тебя называть хозяин. Или мне продолжать держать тебя в ежовых рукавицах, чтобы ты в мольбе произносила это слово, дабы я был к тебе помягче?

— Что я должна буду делать для вас… хозяин, – задала Жали прежний вопрос таким же злым тоном, но нехотя добавив последнее.

— Ты умеешь играть на фортепиано, милая? – та кивнула. — Петь? – последовал ещё один робкий от недоумения кивок. — Танцевать? – следуюший кивок произошёл не сразу. — Стало быть, ты поняла, к чему я клоню? – новый кивок головой, но уже более уверенный. — Я желаю услышать твой голос, когда спрашиваю это.

— Я поняла.

— Ты забыла ещё одно слово.

— Я поняла, хозяин, – сквозь зубы процедила та.

— Вот и чудесно, – хлопнув в ладоши, ответил тот. — Ты же умеешь быть паинькой, если постараешься проглотить свою никому не нужную гордыню, – продолжил он, вставая из-за стола. — Теперь ты можешь гулять что по поместью, что по прилегающему саду сколько тебе заблагорассудится. Но помни. За пределы моего жилища без меня выйти ты всё ещё не можешь, как бы не хотела, и у тебя теперь есть два негласных правила. В мой кабинет ни ногой, иначе я передумаю над твоей должностью, если хоть раз замечу тебя в нём или узнаю, что ты там была. Второе правило – всегда являться ко мне, когда я зову.

— Всё понятно… хозяин, – всё также нехотя сказала злосчастное слово та.

— Умница. За то, что ты сегодня не накинулась на меня с ножом, я готов тебе преподнести ещё одну щедрость, – подойдя к девушке, Люциус поставил перед ней склянку с зельем. — Надеюсь, ты понимаешь, против чего это.

— Не дура, спасибо, – ядовито поблагодарила та. — Только услуги мои, которые будут вам предоставлены, имеют цену. Да, я знаю, что не имею право с вас требовать хоть что-то, но это вы сможете мне дать.

— Что-ж, какой бы покладистой ты не была, наглость никогда из тебя не исчезнет, как тебя не наказывай. Чего ты хочешь?

— Вы будете рассказывать мне о том, что творится за стенами вашего поместья. Какую политику вы ведёте и какие нововведения совершаете.

— По рукам, мисс Реддл. Тогда жду вас сегодня в шесть в малом зале. Я побеседую с вами о насущном, а вы что-то сыграете мне на фортепиано. В библиотеке имеются нотные грамоты, так что, если нужно, повторите их. Всё должно быть сыграно идеально. И не смейте опаздывать, – сухо, даже с некоторой холодностью, чуть ли не протараторил мужчина, скрываясь за дверьми.