Любить, превозмогая боль

Не так давно Жали казалось мучением лежать под воздействием проклятия и быть бесполезной для магического общества, а сейчас она считала себя ещё более бесполезной, когда здоровье функционировало на всю мощь и всё равно девушка не могла заняться ничем толковым. Вернее, могла, но проку от чтения книг, если заложенные в них знания на практике применить она не могла при всём желании.

Жаклин много раз пробовала разрушить наложенные на особняк чары натренированной беспалочковой магией, но всё было тщетно. Ни в одной из книг она не отыскала хоть что-то похожее на то, что сотворил Люциус по одному лёгкому взмаху волшебной палочки. Он заставил её присутствовать рядом, когда воздвигал невидимые решётки для содержания своей рабыни в их пределах. И он сделал сие невербальным способом, не шевелив в процессе губами. Узнать заклинание Жали не могла никак. Либо мужчина избавился от той литературы, где было данное заклинание, либо придумал его сам. Что-ж... тогда он делался сильным противником.

Какова ирония судьбы... девушка ожидала занять место у власти, отобрать его у отца после убийства избранного мальчонки, а по итогу её мечту украл тот, кто в её планы не входил вообще. С чем же осталась она? С единственным развлечением в виде библиотеки. Смысла стимулировать свой ум не было ни малейшего. Кому его демонстрировать теперь, будучи запертой в стенах? Да, точно... одному она может его показывать... да только проблема в том, что этому одному индивиду на сие плевать с высоты птичьего полёта.

Жаклин могла бы для него быть разделением досуга за каким-нибудь чаепитием, и она бы, несмотря на ненависть, уже бы согласилась и на это, хотя бы ради того, чтобы ведать о том, что происходит за стенами. Но любой приём пищи доставлялся ей в спальню, не давая возможности разговоров с хозяином дома. Складывалось ощущение, что он забыл об ещё одном жителе дома, и для него Жали стала очередным домовиком, снующим туда сюда. Однако аристократа девушка практически не видела, даже путешествуя по тёмным коридорам, освещаемыми лишь факелами в канделябрах. Он либо заседал в своём кабинете, либо отдыхал в опочивальне, либо трапезничал в столовой наедине с тишиной.

Волшебная палочка так и не была возвращена по ясным мотивам, но с учётом того, как долго из Жаклин не могла вырваться магия по причине болезни, она скопилась в ней и теперь источалась наружу по одному только мысленному призыву. Оттого палочка девушке не особо была нужна. Жали стала ещё могущественнее, но... появилось куча «но», преграждающих путь к подчинению Магической Англии.

Люциус запугал её. Он стал внушать ей страх по причине скрытности своих намерений. Каким будет его следующий шаг по отношению к ней? Быть может он нарочно её не замечает? А дальше что-то произойдёт, и девушка пожалеет, что желала его общества для выяснения мировых обстоятельств. Жаклин стала бояться того дня, когда он вновь будет стоять напротив и смотреть на неё своим холодным взглядом. По этой причине она не заглядывала в его кабинет. Боялась там увидеть его. Но ей было ясно, что наложенное на особняк заклинание записано где-то точно, и сокровенное находится в запретном для пугливого разума месте. И если она хочет свободы... она должна туда попасть.

***

Простая алохомора легко отворила дверь. Малфой-старший точно не рассчитывал на то, что девушка овладела беспалочковой магией. Сердце бешено стучало в груди, предчувствуя нехорошее, но ноги смело шагали к письменному столу, на котором расположились аккуратно сложенные стопки бумаг. Инстинктивно прикусив губу и заправив одну прядь волос за ухо, Жаклин потянула пальцы к первому документу, на который упал глаз, как вдруг чья-то сильная рука развернула её за плечо, обращая лицом к себе. Люциус яростно взирал в её испуганные очи и его грудь учащённо дышала.

— Кто разрешал тебе появляться тут?! – звонкая пощёчина чуть не оглушила девушку, которая тут же схватилась за пульсирующую от боли щёку, не поворачивая головы к противнику. — Я знал, что рано или поздно соблазн тебя так и постигнет, – продолжал мужчина, схватив Жали за ворот простого платья и притянув к себе, наблюдая её ужас. — Знал, что ты всё же владеешь магией и без палочки.

— Я прошла вашу проверку? – не теряя самообладания, съязвила та, слабо ухмыльнувшись дрожащими губами, после чего была откинута на пол, больно ударившись спиной о стол позади.

— Не смей дерзить мне, глупая девчонка! Не забывай, в каком ты сейчас положении! Не забывай, кто стоит над тобой! Я был слишком благосклонен, позволив шастать по моему поместью. Больше такой щедрости тебе не предоставится. Лимит доверия исчерпан.

— Вы... вы... что вы имеете в виду? – ухватившись за ушибленное место, полушёпотом выдавила из себя Жаклин.

— Ты догадалась ворваться в мой кабинет, а додуматься до такой простой истины не в состоянии?

— Тяжело связно думать... когда всё тело пронизывает боль!

— Но она не мешала тебе раз за разом пререкаться со мной, когда ты были проклята. И боль ли это сейчас? – при последней реплике Люциус громко усмехнулся. — Девочка, ты ещё не знаешь полной меры страданий, которые я могу причинить. Вставай!

— Не... не могу...

— Мне считать до трёх?

— Я не капризный ребёнок... – сквозь зубы гневно процедила та.

— Тогда ты сейчас же встанешь, иначе я применю силу.

— Напугали. Аж вся дрожу от страха! Что вы знаете ещё помимо круциатуса?

— Не трать более моего времени, девчонка! – рявкнул аристократ, оказавшись на расстоянии нескольких сантиметров, потянув вскрикнувшую Жаклин за волосы на макушке, заставив встать. Как только девушка оказалась на ногах, он резко прижал её к себе за талию, трансгрессировав в её спальню.

— Просторы твоей темницы уменьшились. И ты виною этому. Если бы не совала нос не в свои дела, довольствовалась бы и дальше прогулками по святому месту, – откинув безвольное от охватившей боли тело на мягкий матрас, с новой порцией желчи произнёс Люциус, жестоко глядя на Жали, отодвигающуюся всё дальше и дальше, пока её ушибленная спина не столкнулась с изголовьем кровати.

— Какой вам от меня... смысл? Какой? Зачем держать меня здесь и не получать никакой выгоды?

— А чем ты можешь быть мне полезна? Домовиком ты точно не захочешь быть. Ты же Жаклин Реддл! Такая известная в узких кругах элиты. Такая могущественная. Устранившая главную преграду собственноручно. Да только я приоткрою тебе завесу тайны, девочка. Пожиратели видели и видят в тебе только соблазнительное тело, в котором не течёт грязная кровь и к которому можно прикоснуться. Им плевать, сколько подвигов ты совершила для отца, да и ему самому всегда было всё равно. Ты самовлюблённая стерва, у которой за душой ничего, кроме родственных связей, которые, и то, прекратили иметь смысл. Не могу никак понять, что же Драко однажды нашёл в тебе? Если его привлекала не твоя пышная грудь и сексуальные бёдра, которые ночами скакали на нём, тогда что? Он совершал много детских глупостей за все свои семнадцать лет, но эта была самой огромной. И всё же хорошо, что его не стало, иначе он продолжал бы меня позорить.

— Как вы можете так говорить о собственном сыне...? — шокировано прошептала та, глядя на собеседника широко распахнутыми глазами. — Вы же были убиты горем, когда его не стало... вы... вы не можете так говорить о нём...

— Только это задело тебя в моей тираде? Оскорбление моего сына, но не тебя? Видимо, ты и правда его сильно любила. Какая жалость. Только если он мне так и не рассказал про тебя при жизни, значит это было не взаимно, и ты была для него очередной потаскухой.

— Не быть вам хорошим правителем с такой мнительностью, – процедила Жали сквозь сжатые зубы.

— В этом мире уже нет ничего «хорошего» в человеческих качествах. И народ не будет звать меня таковым, – ухмыльнувшись, ответил мужчина, развернувшись к двери на носках ботинок и покинув опочивальню.

Хромая, девушка добралась до двери, начав судорожно дёргать за ручку и мысленно шептав заклинания открытия двери, но ничего не сработало. Да. Теперь её темница и правда стала теснее.

***

Жаклин перестала считать количество раз, когда она засыпала после очередного пробуждения. Что даст ей этот счёт? Скоро он дойдёт до нескольких сот. А чем ещё ей заниматься в четырёх стенах, где нет ничего, кроме кровати, пустой тумбочки около неё и скудного содержимого в шкафу напротив? Единственное, что поразило её за прошедшие часы, что ужин ей так и был доставлен. Значит, Люциус не собирался морить её голодом. Но зачем она ему живой и в полном здравии? Неужто он собирался навещать её? Да только развлекать себя догадками о причинах бесполезно. Малфой-старший был непредсказуем. И от того он делался единственной любопытностью здешних мест.

Спина всё ещё ныла от столкновения с твёрдой поверхностью, а щека всё ещё горела от той пощёчины, хотя боль должна была сойти через короткое время. И всё это было только началом садизма Люциуса. На что ещё он был способен в гневе? Не в состоянии заснуть после очередного возвращения в реальность Жали уяснила одно - лучше прекратить злить мужчину, и может он станет к ней благосклоннее, если она превратится в послушную овечку. Может, он не дарует свободы, но хотя бы разрешит вновь посещать библиотеку. До чего же она опустилась...? Готова умолять на коленях ради того, чтобы держать в руках обыкновенную книгу, а не сосредоточить в них когда-то желаемую власть. Он отнял у неё всё. Темнота была не только за окном, но и в душе Жаклин.

Абсолютную тишину нарушил звук шевелящейся ручки двери. Несколько секунд она дёргалась вверх и вниз, и Жаклин, которая сильнее укутала себя в одеяло, дабы скрыть вызывающую полупрозрачную сорочку, стала мысленно перебирать все варианты, кто мог бы к ней явиться сейчас. Точно не Люциус. Он не мог так долго копошиться с обыкновенной дверью.

И вот преграда для гостя с той стороны так и отворилась, впуская в комнату хозяина поместья. Малфой-старший встал в проёме, молча взирая затуманенным взором на опешившую девушку. Одна его ладонь опиралась на стенку, сохраняя равновесие покачивающемуся телу. Было ясно - Люциус пьян.

— Надеюсь, ты не сильно заскучала без моего общества, – подал он голос, усмехнувшись так, будто произнёс свою самую искромётную шутку.

— Ничуть нет, мистер Малфой, – еле выдавила из себя та.

— Смотрю, ты подумала над своим поведением? Твои слова звучат более покладисто. Ты же не думаешь, что я сразу растаю от этого и выпущу тебя наружу?

— Не смею и думать о таком, мистер Малфой, – продолжала Жали попытки не пререкаться, осознавая сильнее с каждой секундой, что лучше аристократа не провоцировать.

— Умница, – ответил тот, отстранившись от стенки и двинувшись к Жаклин неуверенной походкой. — Мне кажется, что я достоен вознаграждения за терпение твоих долгих скандалов, – ладони Люциуса опустились на матрас, наклоняя корпус тела.

— И как... как мне его вам... предоставить? – всё больше дрожа от страха, пролепетала девушка, чуть ли не пряча лицо в ещё больше подтянутом наверх одеяле.

— Не будь дурой, ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, – безобидно улыбнулся мужчина, после чего резко потянул за край материи, которая через считанные секунды оказалась на полу, заставляя волшебницу скрестить руки на плечах в виде хоть какой-то защиты.

— Я же противна вам...

— Ты задавалась вопросом, почему я тебя держу у себя и не контактирую с тобой. Что-ж, ты хотела ответа, ты его получишь. Сегодня я щедр.

— Поэтому вы напились? Чтобы позабыть о своих принципах, на утро не вспомнить этот позор и всё же смочь удовлетворить себя?

— Я могу взять тебя и на трезвую голову, крошка. Грубо, властно. И тебе несказанно повезло, что я решил приступить к исполнению плана в таком состоянии. Нежность тебе обеспечена, хотя ты её не достойна, — Малфой-старший подошёл к своей жертве сбоку, и, пользуясь её обездвижением, вызванным страхом, аккуратно положил руку на щёку, с насмешкой в серых глазах изучая её отчаяние. — Но не сильно льсти себе. Напился я не только для тебя, – ладонь была убрана от лица, и Жаклин глубоко выдохнула. — Сегодня я уничтожил всех грязнокровок. Теперь этот мир относительно чист. Осталось только придумать, как быть с полукровками и предателями крови.

— П-п-п-поздравляю вас, мистер Малфой.

— Я принимаю твои поздравления, девочка. Только учти, что отныне для тебя я хозяин.