Любить, превозмогая боль

Жаклин с трудом от головной боли открыла глаза. Веки будто свинцом налились, но она уже навряд ли могла заснуть обратно, ибо любопытство начинало с каждой секундой после пробуждения расти и расти, не утихая.

Её успокоил тот факт, что комната оказалась родной. Хотя за последние дни она уже успела её люто возненавидеть, ибо ничего, кроме этих четырёх стен она не видела достаточно долгое время. Если не считать коридора, в который она вчера вынужденно выбралась. Однако ненадолго. Да и ей было в тот момент глубоко плевать, что наскучившая обстановка сменилась. А как давно то был этот момент? Вот в чем моментально организовавшийся главный вопрос.

Девушка приподнялась на локтях и откинула одеяло, от которого ей становилось жарко. Но как только действие было проделано, она заметила, что рука её больше не была обнажена, будучи облаченной в ткань неизвестной рубахи.

Уединение нарушила открывшаяся дверь, впустившая Люциуса, который даже не взглянул на сидящую Жали, рассматривая на ходу этикетку на склянке, которую он держал. Через считанные секунды он стоял рядом с больной и только тогда поднял на неё равнодушный взгляд, без лишних слов протянув колбу, содержимое которой девушка быстро осушила, но, вместо того, чтобы вернуть стеклянный сосуд мужчине, швырнула его вперёд.

Склянка встретилась с преградой в виде стены и разбилась, оставив на полу куча осколков. Малфой-старший, что до сих пор не отрывал ледяных глаз от Жаклин, услышав звон разлетевшегося по сторонам стекла изогнул в удивлении одну бровь.

— Я не нуждаюсь в ваших подачках, – объяснила свой импульсивный поступок та, самодовольно скрестив на груди руки в знак протеста, смело смотря в ответ.

— Однако, только что вы мою, как вы назвали, подачку приняли.

— Значит это была не подачка. Это была необходимость. А эта тряпка, в которую вы меня нарядили, как шлюховатую любовницу, зовётся той самой подачкой. Знаете, я поражена тому, что приходится разъяснять подобную элементарность такому умному человеку, как вы. Значит, не умны вы вовсе.

Мужчина одарил щёку больной пощёчиной, заставив девушку отвернуть голову, но та вернула её в обратное положение, посылая зрительные флюиды ненависти оппоненту.

— Я мог бы порвать на вас рубашку в два счёта, но не стану опускаться до уровня необузданного, дикого животного. Поэтому либо вы сами, добровольно отдаёте мне её, либо порция Круцио на блюдечке. Выбор за вами. Сегодня я щедр.

— Вы даже не скрываете своих извращенских наклонностей. Вам в очередной раз хочется увидеть...

Люциус резко наклонился к собеседнице, сцепив пальцы на ткани, притянув к своему лицу.

— Единственное, что интересует меня в вас, это доказать своим сподвижникам, что победил наш могущественный лорд, а не дерзкая, ни на что не способная, кроме скандалов, девчонка, которая только и умеет, что молоть языком всякую чушь. И которая ничем не привлекает, кроме внешности.

— Вы не были там! Как можете вы утверждать то, что собственными глазами не видели?!

— Будто видели эти верящие на слово тупицы! – Малфой-старший отстранился, сложив за спиною руки. — Но на самом деле я всё больше убеждаю себя в том, что они просто не хотят потерять ваше доброе расположение и делают вид, что верят, дабы потом просто получить ваше тело и удовлетворить своё грязное желание.

— Я не думаю, что они скрыли бы от вас истинный ответ в таком случае. Вы не расспрашивали их?

— Не вижу ни малейшего смысла тратить время на пустую болтовню, когда его нужно тратить на достижение цели. Их речи ни на миллиметр не приближут к ней.

— Так лестно осознавать, что я главная цель самого Люциуса Малфоя!

Мужчина в мгновение ока очутился у Жаклин, схватившись за её шею.

— Моя цель всего лишь твои мысли, глупая девчонка.

— Но всё таки они ... мои... и связаны только... со мной, – еле выдавила из себя яд сарказма оппонентка.

— Но всё таки ты жертва. Моя жертва, – безразличие ещё несколько секунд не покидало мужчину, но ухмылка так и заняла своё законное место. Правда, ненадолго.

— Вы непозволительно рано перешли на "ты", мистер Малфой, – не утеряв смелости, не смогла сдержаться от колкости, в свою очередь, та.

— Я уже видел вас обнажённой. Знаете, обыкновенно после такого люди сближаются, – Люциус ядовито улыбнулся.

— К проституткам не прекращают обращаться почтительно после соития. Как некультурно с вашей стороны...

— А вы себя причисляете к продажным женщинам, мисс Реддл? – перебил мужчина с вновь равнодушным лицом, приподняв одну бровь и сложив на груди руки. — Теперь понятно, отчего все так тянулись в вашу комнату тратить часы впустую. Хотя как впустую? Они получали наслаждение, верно? И какую сумму вы заработали? Или вы свою цену так и знаете и догадались работать бесплатно?

— Гад! – вскрикнула собеседница, кинув подушку в Люциуса, но тот проворно схватил её, опустив вниз руку, уронив "оружие" девушки на пол.

— Я бы хотел перейти с вами на "ты", дабы показать, что пока не заслужили высокого обращения на такое продолжительное время, – проигнорировал порыв гнева Малфой-старший. — Решил вас некоторое время побаловать этим, ведь я манипулятор, и вы не сможете это отрицать, так как наверняка зовёте так меня в мыслях. Только ещё прибавляете к этому понятию слово "чертов". Но чтобы вы меня не шантажировали тем, насколько я не соответствую своему высокому культурному положению, на ваше счастье я продолжу к вам обращаться как и раньше.

— Как к подопотному зверьку? – усмехнулась Жали.

— Не стройте из себя дуру, мисс Реддл, – с ледяными нотками в голосе ответил Люциус, закатив глаза.

— Я защищаюсь! – возразила девушка, хлопнув ладонью по кровати.

— Вы ведёте себя как недовольный ребёнок, который плохо воспитан и не умеет держать язык за зубами, когда это нужно.

— А в чём сейчас заключается сия необходимость держать всё в себе, позвольте узнать?!

— На вашем месте я бы общался как можно более учтиво с тем, кто знает, как вернуть тебе былое здоровье, коего ты лишён.

В комнате повисла тишина. Жаклин ошарашенным взглядом прожигала мужчину, чьи тонкие, аристократичные губы довольно поднялись вверх от наблюдаемого действия произведённого эффекта словесной неожиданности.

— Вы похоже настолько увлеклись желанием показать свою исскусность в перепалках, что совершенно не заметили того, как свободна сегодня ваша речь, – первый заговорил Люциус.

— Это зелье, что вы мне дали... это оно?

— Только не думайте, что я намерен регулярно давать его для того, чтобы окончательно вылечить и вы выпорхнули в тюремное окошко, как птичка, ожидаемо не дав мне ответы на те вопросы, что позволят поднять мой ранг ещё выше, чем есть.

— Повторюсь который раз за эти несколько дней, – убрав на задворки сознания слабость удивления, вернула обратно злость Жаклин. — Не в моих интересах ваша цель. И я буду молчать. Я это умею, уж поверьте.

— Но доказательств пока не вижу, – не смог не прокомментировать заявление Малфой-старший, издав смешок.

— Они не нужны там, где я оберегаю свою честь!

— В таком случае мне кажется, одежда противника на теле вашу честь безумно коробит. Я всё же настаиваю отдать мне рубашку. Как видите, я сам мистер доброжелательность, раз всё же тревожусь о вашем моральном спокойствии.

— Если бы вы действительно об этом заботились, то не заставляли бы юную особу смущённо себя чувствовать, будучи голой перед представителем сильного пола, что старше её на много лет.

— Не буду давать вам жидкое спасение регулярно ещё по одной причине: чтобы ваше пустое многословие вновь быстро оканчивалось бессилием.

Малфой-старший развернулся на носках к двери, через пару секунд уже обхватив пальцами дверью ручку, но Жали остановила его:

— А первая причина какова?

— Шантаж, – коротко ответил с ухмылкой тот, покинув спальню, не забыв запереть её.

***

Комната девушки уже давно погрузилась в ночную темноту. Свет исходил лишь от луны, глядящей в окно и проложившей на середину ковра белую дорожку, что разделяла двух людей, находившихся в этих четырёх стенах, ставших клеткой пыток для одной из сторон. Даже невоодушевлённое светило ставило оппонентов по разные стороны баррикад.

Люциус сидел в кресле напротив кровати, вальяжно раскинувшись и положив ногу на ногу, покачивая той, что находилась сверху второй. Он с любопытством разглядывал каждую черточку лица спящей. Каждый локон, раскинутый по подушке. И его взгляд абсолютно не привлекал участок обнажившейся из под рубашки груди. Ему не было важно то, от чего сейчас бы тот же самый Долохов сходил с ума. Малфой-старшего забавлял факт безмятежности в этой неотрицаемой красоте. То, как беззащитна та, что в бодрствующем состоянии выпускает коготки и пробуждает внутри огонь ярости, стремящимся уничтожить обидчика.

Но наблюдаемое вдруг растворилось. Жаклин схмурила брови, заворочившись в постели. На лбу девушки проступили капли пота и Люциус рефлекторно встал, достав из кармана зелье, отнимающее на время боль, чтобы напоить им Жали. Он уже стоял сбоку от неё и наклонился, дабы подхватить одной рукой её голову, но обтянутая в кожаную перчатку рука не успела прикоснуться к макушке.

— Драко... – не открывая глаз, жалобно позвала Жаклин того, о ком Люциус все эти дни "опеки" старался не думать. — Драко! – уже более настырно повторила она.

Пребывая в шоке, Люциус отошёл от больной, прислонившись спиною к стене позади и скрестив на груди руки, наблюдая за подопечной, как коршун с высоты птичьего полёта, выискивающий свою жертву, чтобы вдоволь полакомиться ей.

— Драко, прошу, не уходи... – продолжила сквозь сон лепетать та. — Не оставляй меня одну...

В первый раз Люциус решил провести ночь здесь, дабы убедиться, что Жали в это выгодное для неё время суток действительно спит и не воплощает по крупицам свой план притворства в жизнь, и не пожалел, что остался. Использовать это в качестве доказательства её лжи невозможно, но сие стало ещё одной необходимой информацией для Малфоя.

Дочери тёмного лорда в буднях сына не оказывалось. Драко если и говорил о ней, то только как о пожирательнице смерти. Он даже не упоминал её, как однокурсницу. Исходя из всего этого, ему было плевать на её существование. И сейчас складывались две весьма занятные гипотезы. Либо Драко умалчивал о дружеской или любовной связи с Жаклин, либо эта девушка была в него тайно влюблена.

Комичны обе ситуации. Если как правду рассматривать первую, то как младшему Малфою удалось скрыть такую информацию от отца, что знал все ниточки сына, за которые нужно дёргать дабы узнать истину? А если задуматься над второй... такая неприступная, гордая девица, играющая соратниками Волан-де-морта как куклами, что влюблены в неё... разве способна она любить?

— Драко, ты же знаешь, как я люблю тебя... Драко! – провыла больная, обняв край одеяла, явно представляя не кусок мягкой материи, а того, к кому призывала.

— Занятно... – низким голосом, дабы не разбудить, вслух озвучил мысль Малфой-старший, коварно приподняв уголок губ вверх, поглаживая острый подбородок. — Что-ж, мисс Реддл... у меня всё больше козырей в рукаве. Всё больше шансов заткнуть вас, – продолжил рассуждать мужчина так, будто спящая могла ему ответить.