Любить, превозмогая боль

— Я благодарен тебе за донос, Люциус. Ты редко разочаровываешь, мой скользкий друг, – доннося до слуха Жаклин через пелену проходящего сна голос отца. Его всегда равнодушный и бесстрастный голос.

— Такое нельзя оставлять безнаказанным, – ответил собеседник родителя, которого Жаклин узнала, как только не спеша открыла веки.

Его платиновые волосы красиво легли на плечи, доходя до лопаток шелковистой волной. Вся это забота о своей внешности... но её нельзя было назвать чрезмерной. Вернее, таковой она и была, но применить это слово к Малфой-старшему, так как оно порождает насмешку, никак нельзя. Так он показывал своё превосходство над другими. И Жали это в нём нравилось. Она сама любила проявлять власть во всех мелочах. В глубине души она ставила себя наравне с устоями, принципами и взглядами, этого мужчины, который напоминал скульптуру с идеальными пропорциями.

Люциус поставил перед собой свою трость, поглаживая набалдашник в виде головы змеи, которая разинула пасть с острыми клыками, готовясь их вонзить в плоть жертвы. И в этой мелочи он демонстрировал всего себя. Холоден, но внезапно забурлит в нём огненная жизнь опасности и гнева.

Малфой-старший был облачён в свою неизменную чёрную мантию, доходящую до пола. На мгновение Жаклин неосознанно представила, как он укутывает её в своё просторное одеяние, заботливо целуя в лоб.

Она всё никак не могла понять, как контролировать эти приходящие фантазии. С чем они связаны? Она ненавидит его льющееся через край самодовольство всеми фибрами души, но эта самая душа скрывает от неё самой и него, как ей симпатизирует харизма Люциуса.

— Не волнуйся, мой скользкий друг, Долохов получит строжайшее наказание от меня сегодня же.

— Круциатус? – полюбопытствовал риторически Малфой-старший, заставив этим вопросом Жали, придерживающую на голой груди одеяло, приподняться на локтях, так как любопытство её распирало всё больше, а подушка, которая прикрывала одно ухо, не давала всё расслышать в абсолютной точности.

— Для каждого провинившегося это самое суровое наказание, – ответил Тёмный лорд, резко обратив взор к дочери, которая от внезапности посмотревших на неё глаз сглотнула, убрав за ухо излохматившуюся от долго лежания в постели прядь волос. Она всегда неосознанно трогала их, когда подступало волнение.

— И какую дозу получит этот мерзавец, который не может держать при себе свои гадкие руки... и своё достоинство, – блондин раздражённо по отношению к субъекту разговора закатил глаза, всё ещё не замечая пробудившуюся больную, которая с неподдельным интересом наблюдала за его сменившимися эмоциями. — Если оно, конечно, у него есть, – добавил Люциус, вернув на лицо привычное безразличие.

— Давай не будем, мой скользкий друг, говорить о таких пошлостях в присутствие моей дочери, – ответил Волан-де-морт, чуть кивнув головою в сторону Жаклин, которая ещё больше потянула вверх своё прикрытие, когда мистер Малфой кольнул её зрительными льдинками своих бездонных серых глаз.

— Эти пошлости я... ощутила на себе самой... так что мне будет от каких-то... всего лишь слов... – с трудом поговорила Жаклин, не отрывая взгляд от Люциуса, который молча смерял её надменностью. — Моральный ущерб? – спросила, продолжив раздражённую тираду, Жали, посмотрев теперь на отца, который, в отличие от своего соратника, проявил хоть какую-то эмоцию, ухмыльнувшись.

— Как самочувствие? – поинтересовался он, проигнорировав сказанное.

— Как бы ты не... старался скрыть боль, но я вижу... твои дрожащие руки. Так скажи мне... папочка... сам, как я чувствую... себя, – не упустив возможность съязвить, произнесла всё с тем же трудом девушка, откидывая голову на грядушку кровати, уставив взгляд в потолок.

Тёмный лорд сощурил в нахлынувшем гневе глаза, сверкнув на дочь презрением. Невербальным способом он послал ей пощёчину, отчего она вскрикнула, отвернув голову в противоположную сторону, но тут же повернув её к своим гостям, сменив гнев на ярость, адресованную родителю, который резко развернулся к двери и покинул покои.

— Как ребёнок... малый... – усмехнулась та, сползя на подушку, не удостоив оставшегося в спальне Малфоя взглядом.

— Зачем вы освободили зверя от цепи? – спустя несколько секунд повисшего молчания спросил Малфой-старший, всё это время наблюдающий за больной, которая так и посмотрела на него.

— Простите, что? – задала Жали намеренно глупый вопрос, желая таким образом как можно более ярко продемонстрировать ненужность их беседы, которая нарушала её потребность побыть одной, наедине со своими мучениями.

— Зачем дразнить его этими бессмысленными...

— Я никогда не прогнусь под него! – прервав, вскрикнула девушка, хлопнув ладонью по матрасу.

— Вроде бы вы уже не капризный подросток, который поддаётся влиянию бушующих в организме гормонов и устраивает абсолютно ненужные скандалы на пустом месте, которые только понижают хорошее отношение других.

— Обойдусь и без ваших советов, – буркнула Жаклин, протестующее скрестив на груди руки и отвернувшись на бок от Люциуса.

— А я и не советую. Всего лишь говорю на языке чистых и неопровержимых фактов.

— Засуньте их себе в задницу!

Тут же Малфой-старший оказался рядом с кроватью, сократив дотоле разделящее их расстояние, длинной около двух метров, схватив за плечо ничего не предвещающую девушку, которая моментально оказалась на полу, у ног мучителя своих нервов и маленькой части сохраняющихся сил.

Жаклин мысленно возблагодарила всех богов за то, что упала вместе с одеялом, закрывающим её наготу. Девушка поспешно прикрыла оголившееся бедро, смерив мужчину гневом, невиданным самому Сатане в его горячем аду.

— Вы настолько полны желчи ко мне, что снова по той же причине перестали останавливаться на каждом слове, – Люциус наклонился к своей жертве, приподняв её подбородок пальцами, зная, что та от бессилия не сможет его дерзко выдернуть из хватки. — Похоже, что я ваш личный чудотворец, мисс Реддл. А теперь встаньте, когда я говорю с вами.

— Что... если не... встану? – продолжая испытывать терпение мужчины, поинтересовалась та с неким азартом, словно беседа с Малфой-старший была для неё только игрой, и ничем более.

— Вы нарочно стали по новой запинаться? Чтобы показать, что всё таки вы больны? Верится всё меньше в это. Я повторяю для особенно одарённых личностей, встать!

— В свою очередь... повторяю я... что будет... если...

Люциус, не дожидаясь последнего слова, отдёрнул в сторону одеяло, обнажив грудь охнувшей Жаклин, которая не успела прикрыться, так как Малфой тут же завёл её руки за спину.

Мужчина несколько секунд молчал, не опуская взгляд на прелести женского, юного тела, покрытого от жара каплями пота, придающим толику соблазнительности. Он не отрывал испепеляющих глаз от её глаз, которые молили о пощаде, а не об убийстве сверхъестественными силами мучителя напротив. Однако, Малфой-старший так и освободил Жали от цепкой хватки, выпрямившись в полный рост, теперь глядя с высока.

— Вы извращенец... похлеще Антонина! Хочу видеть вас... корчящегося от страданий... рядом с ним! – ядовито выплеснула Жаклин, не отрывая глаз разозленной змеи от него.

— А вы мне под стать, раз не спешите прикрыться, – впервые за весь диалог, ухмыльнулся в ответ Малфой-старший. — Вам всё также любопытно разведать, что будет дальше, если не прекратите мне противиться?

— Извращенец! – повторила обвинение девушка.

— Вы абсолютно мне неинтересны в сексуальном плане. И приказываю ещё раз, и последний, встать!

— Поймите же! Мои ноги... меня совершенно не... слушают! – Ладонями девушка так и скрыла от ледянящих зрачков, плавающих в сером омуте, затвердевшие от нахлынувшей мерзлоты вишенки сосков.

— Не выдавать вам одежду, помоему, замечательное наказание за дерзость представителю благородного рода Малфой. Раз вы не можете встать, то навряд ли доберётесь до шкафа. Быть может, подползёте, но для того, чтобы достать до вешалки, нужно прочувствовать поверхность под стопами, чего, если верить вам на слово, вы пока что лишены, – произнёс мужчина, развернувшись и направившись к двери.

— И как я лягу... обратно в постель? – не оставила без внимания уход Люциуса та.

— О-о-о-о, моя дорогая, это уже ваша забота. Разгребайте последствия, – удостоил ответом Малфой-старший, остановив шаг на мгновение, вновь его возобновив, покинув Жаклин.

***

Жаклин проснулась с пронзительным вскриком, когда почувствовала, что её сердце внутри будто сильно сжали. Она точно не могла описать свои ощущения, но то, что это была нестерпимая вспышка боли, она могла подтвердить.

Девушка приподнялась на локтях, морщась от дискомфорта, доставляемым холодным, жёстким полом с каменной кладкой. Она принимала попытки залезть в кровать, но они были тщетны. Ноги ей будто не принадлежали совсем. Так что Жаклин вынужденно пришлось заснуть с лишением удобства.

Не успев опомниться толком, её тут же стало душить что-то абсолютно невиданное. Она ухватилась за горло обеими руками, забыв про одеяло, скрывающее её тут же обнажившуюся грудь.

Она не могла выговорить вслух никакие ругательства, хотя хотелось так сильно, будто это спасёт. И вот, когда Жаклин смутно от принимаемых мучений, но по понимала, что находится на грани потери сознания, её отпустило, и она стала надрывно кашлять, сгорбившись, слюнями запачкав своё упавшее секундами раннее укрытие, что она, когда пришла в себя, вновь прижала к груди.

— Лю...циус, – не контролируя свой язык в порыве полученного шока, позвала Жаклин.

Девушка осмотрела комнату на присутствие мужчины, но не нашла его. Раздраженно вздохнув, она обернула одеяло вокруг тела, начав ползти по направлению к двери, у которой она очутилась спустя несколько секунд, чему мысленно ликовала. Первый шаг был сделан.

***

Может быть семь, может быть десять, а может быть и все двадцать минут Жаклин потратила на то, чтобы так и достигнуть перил лестницы. Но не важно, как много ушло времени на достижение этой цели. Главное, что она уже перед её носом и девушка может её коснуться, ощутив подушечками пальцев свою маленькую победу.

Колени были благополучно стёрты о ковёр, по которому медленно передвигалась Жали. Сердце сжималось в крохотный комок и разжималось обратно регулярно и стабильно каждые секунд тридцать. Девушка читала столько учебных пособий и научной, волшебной литературы, посвященной магическим проклятиям, однако ни одного с такими симптомами не помнила совсем. Даже приблизительные, чем-то схожие. Ей просто приходилось признать авторитет погибшего от её рук Поттера. Когда боль уходила, она даже начинала сожалеть, что не была на его стороне. Он мог бы обладать властью большей, чем у её отца. Однако, Жаклин порой осекала себя тем, что она пока в совершенно неадекватном состоянии поэтому и думает о всякой чуши, подобной этой. Всё таки, она до конца убеждена, что Гарри обыкновенный мальчишка, которого очень глупо и несуразно вознесли, как божество. Чуть ли не в задницу целовались, как любила говорить при своих приятелях Пожирателях за выпивкой Жаклин.

— Круцио! – услышала девушка, тут же посмотрев вперёд, откуда донёсся голос отца.

Двери в большой зал были открыты, и Жали наблюдала всё представление, разыгрывающееся перед ней. Будто родитель знал, что она придёт посмотреть, хоть и случайно наткнувшись. Словно хотел показать, что готов мстить каждому, кто тронет её. Но не потому, что любил. А потому, чтобы продемонстрировать, что до его крестраж никто не смеет трогать.

Долохов не кричал во всё горло, а с наработанным опытом скрывал боль в виде царапания по полу ногтями, под которые забилась грязь, мельком напоминающая ему, кто он такой для лорда, и где сейчас находится.

Жали ликовала и одновременно жалела Антонина. Торжествовала, что за содеянное он своё получает в полной мере. Однако он был ей одним из близких товарищей из круга кровожадных соратников отца, которые скользили по ней этим липким от пошлости взглядом. Девушка не могла поверить, что Долохов оказался таким же сукиным сыном.

— Что вы делаете здесь? – внезапно раздался сзади Жаклин мрачный и суровый голос, обладателя которого Жали, обернувшаяся и поднявшая наверх голову, и искала.

— Люц...люц...люциус... я... – тут же сердце больной пронзила адская, вернувшаяся нестерпимая боль, и она закричала, ухватившись за грудь, скорчившись у ног мужчины, который через несколько секунд поднял непротестующую Жали на руки.

— У вас... кровь... – Жаклин мельком, сквозь приносящиеся страдания, заметила отразившуюся на дотоле бесстрастном лице Малфой-старшего беспокойство. — Ваше одеяло уже знатно пропитывается ею, мисс Реддл.

— Не называть... меня... так! – через стиснутые зубы процедила зло девушка, прежде чем издать новый вскрик, запрокинув голову.

— Прошу вас сейчас не разговаривать и сохранить силы. Я отнесу вас обратно, – произнёс в завершение разговора мужчина, передвигая ноги по направлению в спальню.