Любить, превозмогая боль

Она не помнила, а вернее всего сказать, не знала, кто её переодел в ночную рубашку, частично избавив от нижнего белья. Благо, что не от всего. Но Жали этот факт не смущал. Главное, ей сделали все условия комфорта и удобства, а всё остальное уже не имело особого смысла. Ну увидел кто-то её обнаженную грудь, не умерла же она от этого стыдливого осознания!

Хотя, даже чувство позора девушку не постигало. И лучше бы она умерла, лишь бы не терпеть более эти страдания! Боль захватила полную власть над её телом и разумом. Она постоянно просыпалась в потной постели, в жутчайшей агонии и лихорадке, не дающей заснуть снова, пока Жаклин не дадут жаропонижающее зелье и не приложат к горячему лбу тряпку, смоченную холодной водой.

Девушка совершенно потеряла счёт времени. Все будни были похожи друг на друга. Она не вставала с кровати и уже давно не чувствовала под ногами прохладный пол. Только матрас, накрытый шёлковой простынью и согревающее одеяло.

Когда она могла раскрыть глаза, чтобы хоть какое-то количество минут почувствовать себя "здесь и сейчас", а не в темноте закрытых век, то взгляд её всегда сталкивался с кем-то из мужчин. Сие единственная перемена в этих четырёх стенах. Меняющиеся посетители.

Единственное изменение и единственное "развлечение". Безразличное от бессилия наблюдение за сидящими напротив позволяло сделать выводы о каждом, когда отрезвлённый лекарством разум хоть что-то мог соображать.

Долохов всегда пристально смотрел на неё в ответ, скрестив у подбородка длинные пальцы. Ухмылялся, когда Жали это замечала краем глаза и зрительно делала то же самое. Игра в гляделки. К сожалению, для одержимой победами Жаклин проигрывала она.

По этой насмешке и некоторому азарту в изучающем взоре Антонина вывод был один: она ему не безразлична. Но он не чувствовал к ней какой-либо любви. Его всего лишь привлекала её юность и красота. Взять её - вот его истинная, грязная цель.

Рудольфус Лестрейндж имел пристрастие к односторонней беседе. Жаклин хоть и произносила время от времени короткие реплики, но часто полушёпотом и еле размыкая засохшие губы. От того в комнате слышались лишь разговоры мужчины, который не переставая благодарил больную за их победу, восхваляя все её лидерские качества характера, что по его словам она унаследовала от великого отца.

От части ей это льстило и польщало самодовольное эго, но, с другой стороны, раздражало, что даже собственные заслуги всегда склонялись к её отцу. Он дал ей только признание Пожирателей, как своей и равной им. Но всё остальное: страх перед ней всех учеников Хогвартса, умение убивать искусно быстро и бесшумно, пытать Круциатусом, игнорируя мольбы о помощи и оглушающие крик - всё это только её заслуга. Тёмный лорд этому не учил, как любящий отец учит свою дочь своему ремеслу, дабы она продолжила его дело. Она получила метку, и сие было единственным "подарком" равнодушного к ней родителя.

И эти "поклоны в ноги" мистера Лейстренджа, восхваляющие параллельно ничего не сделавшего Волан-де-морта, хоть он сие знал... дело рук его жены Беллатрисы, внушившей супругу, что главнее её господина и хозяина нет никого в Магической Англии.

Яксли всегда приходил к Жали с новыми выпусками Ежедневного Пророка, которые зачитывал, держа в курсе всего происходящего вокруг. От того он и приходился её по душе более всех остальных посетителей. От него была дополнительная польза, добавляемая к заботе. Личность, всегда серьёзно подходящая к своему делу что в Министерстве, что в поручениях отца, что в таких мелких поручениях, которые он мог и не выполнять, так как таковой обязанности не было. Попечительство над ничего не значащей для него девушки не должно было его волновать, но Корбан всегда брался за любое дело, живя отсутствием безделия.

Было много и других посетителей: Макнейр, мистер Гойл, Трэверс, Руквуд и другие. Конечно, всех их преследовала одна цель: заслужить благодарность тёмного лорда. И в предсмертном состоянии Жаклин осознавала это ясно. Да, они были признательны ей за убийство мешающего Поттера, но всё же у власти стояла не она.

***

— Убить или хвалить?

Волан-де-морт, шурша полами своего чёрного одеяния, медленно обошёл изголовье кровати, остановившись у окна спиной к дочери, о пробуждении которой сообщил караулящий в это время Макнейр.

— Это уже... решать тебе, – еле выдавила из себя та, мысленно радуясь тому, что пока что спасительное зелье принесло ей хоть какой-то силы для решающего судьбу разговора.

— Как ты опередила меня? – красные глаза обратились к Жали, что смотрела в ответ как можно более храбро. — Как ты посмела меня обойти?!

— Если у меня были... связи... почему бы.. не...

— Разве я дал право говорить тебе?!

— Вопрос не был... риторическим... и напрашивался... на ответ... в виде объяснения.

— Раз тебе есть что объяснить, тогда слушаю.

— Я... всего лишь хотела... твоего признания, – прошептала девушка, отвернув голову в другую сторону.

Она знала прекрасно, что отец выводил каждого на чистую воду, так как владел легиллименцией более, чем просто отменно. Сие знали все. Однако, Жали не была беспомощной под мысленным натиском. В отличие от быстро расколовшегося Уизли. Снейп, которого родитель решил убить по причине непослушания бузинной палочки, учил Жаклин окклюменции ровно с того момента, как возродился тёмный лорд, посвятив в то, на что он способен. Поэтому, даже будучи в состоянии умирающего, но не покидающего мир человека, она отлично справлялась с защитой своего разума.

Жали не хотела говорить правду, что принесла бы ей смерть. Девушка с самого начала желала обойти отца хоть в чём-то. Она не видела в нём ничего особенного. Не понимала, почему ему так поклонялись. Если бы на его месте был другой тёмный волшебник, поклонялись бы ему. В Магической Англии тёмных волшебников было до смехотворного малое количество. Пожирателей смерти было также немного. Но они не разу не восставали против Волан-де-Морта, признав авторитет раз и навсегда. Что? Что такого он сделал, чтобы остальные забыли и про свои потенциалы? От того Жаклин и стремилась доказать обыкновенность отца. Что его могла обойти семнадцатилетняя девчонка.

— Добиться моего почетания, когда ты глупо попала под проклятие?! Надеюсь, у тебя хватило ума, чтобы это осознать, – прошипел тёмный лорд, не прикасаясь телесно, дав волшебную оплеуху дочери, чтобы она вновь обратила к нему взор.

— Но я... не впустую... я... смогла...

— Прекращай мямлить! Я должен благодарить тебя за то, что ты не оплашалась?!

— Ты вечно найдёшь, к чему придраться!

— Как мы заговорили без запинок в желании высказать пустое недовольство. Ты для меня всего лишь крестраж! И ты посмела подставить под угрозу и меня! За это я тоже должен быть тебе благодарен?!

— Раз ты... так к себе неравнодушен... почему же не выведал... что это за проклятие?

— Думаю, когда додумаются эти болваны. Сам я никогда не занимался такой лёгкой работой.

— Как забавно... ты, могущественный волшебник... зависишь от своих... подопечных...

— Если ты считаешь, что я к тебе жесток и несправедлив, вспомни, кто не задумываясь наградил тебя меткой, когда ты ещё не доказала своей достойности и общалась с отбросами волшебного мира? Вспомни, кто тебя наставил на путь истинный!

— Ты выжег метку... потому что не желал... позора... дочь лорда... не вступившая в ряды его... последователей... Даже звучит... странно... согласись же...

— Раз ты так хорошо читаешь людей, почему же не могла предугадать действия какого-то мальчишки?!

— Какого-то мальчишки? Встречный... вопрос... раз он... какой-то мальчишка... почему же ты... в свою очередь... не мог его убить... несколько лет?

— Потому что его окружала защита, наложенная матерью до достижения им совершеннолетия.

— Но ты продолжал... принимать попытки... его убийства...

— Твою наглость, девочка, нужно искоренить. Думаю, Белла будет рада этим заняться.

— И против неё... у меня есть тузы в рукаве... Разве тебя не радует... что твоя родная кровь... настолько преуспевает во многом?

— Раз уж ты заговорила про кровь, то напомню, что ты существо непонятной чистоты. И я не стану напоминать твои корни, потому что и тогда ты начнёшь доказывать мне, как сообразительна в спорах, в свой черёд напомня мне о моей чистоте. Но осознавай ясно, какое место я занимаю теперь в стране. Ты была создана лишь для того, чтобы стать моим крестражем.

— И твой собственный крестраж... по крупинкам убивает тебя. И я осталась... единственным источником... твоего существования...так как остальные уничтожил Поттер... и его друзья... Ты слаб. Слабее меня... Вся твоя надежда... во мне.... Не забывай сие... И я могу этим тебя... шантажировать...

— Если мы умрём вместе, ты знаешь, что тогда там, на том свете, ты уже не сможешь от меня убежать.

— Допустим, здесь... ты прав... И... знаешь... пожалуй я нашла... ответ на твой первый вопрос... который ты задал по приходу... ко мне... Бессмысленное нахождение на том свете ты маловероятно... желаешь... так что первый озвученный тобою пункт отпадает... убивать меня ты не станешь... и если коллеги не успеют додуматься до поиска решения моей проблемы... а я стану умирать... этим займёшься ты... Потому что не хочешь того... что я назвала секундами раннее... Остаётся лишь хвалить за избавление твоего... препятствия... верно?... Ты всегда решаешь поставленные задачи сразу.

— Сохрани моё самочувствие и ложись спать, Жаклин, – отрезал тёмный лорд, вызвав слабую ухмылку дочери, прежде чем покинуть её покои.

***

Что-то мокрое и холодное легло девушке на лоб, и она распахнула глаза, фокусируя взгляд на том, кто пришёл за ней ухаживать.

Когда первым пунктом она уловила длинные, платиновые волосы, свисающие вниз, то подумала, что явился Яксли. Но быстро сообразила, что тот всегда собирал их в низкий пучок. И это стало первой зацепкой. Потом Жали столкнулась с ледяными, серыми глазами посетителя. Она знала только одни такие глаза. Корбан же обладал зрачками с небольшой зеленцой.

Лишь стоило ей изучить черты самого лица, то резко приподнялась на локтях, участив сердцебиение повлёкшее за собою быстрый вдох и выдох кислорода. Взор её был полон глубоко удивления и небольшого испуга.

— Быть может, не так вы и больны, как отзываются? – усмехнувшись уголком губ, бархатистым голосом спросил мужчина, убирая с тут же намокшей груди девушки упавшую тряпку.

— Я уже думала... что вы... мертвы, – еле выдавила из себя слова та.

— Прошла всего лишь неделя вашего пребывания в плохом состоянии. Я не обязан отчитываться, почему не было тогда на собрании. Если его можно было так назвать... всего лишь повод выпить. Я и так знал, что мы одержим вверх.

— Мы?! А вам не сообщили... что далеко не "мы"... а...

— Поэтому я и здесь, – прервал гневный от возмущения порыв Жали Люциус, садясь на стул, стоящий напротив ложе, закинув ногу на ногу, обняв скрещёнными в пальцах ладонями колено.

— Вы... не верите в мой.. огромный успех? – ложась обратно и устремив взгляд в потолок саркастично полюбопытствовала девушка.

— Сядьте и смотрите мне в глаза, когда с вами говорит представитель рода Малфоев! – последовало недовольство на это действие.

— Если вы не верите и тому... что я одной ногой стою в могиле... у вас проблемы с доверием... и самомнением!

— Ведь я и силу могу применить, юная язва.

— Валяйте! Докажите мне... в очередной раз, что настолько любите себя... что не можете прикоснуться даже к тому... кто превосходит вас в хоть чём-то больше... тем самым демонстрируя... что не зря вас... кличут пальвином... Только на магические удары вы... способны... А-ля выше всех волшебников... А если лишить вас палочки... как тогда заговорите?

— Во мне потомственная магия, девочка. И без оружия я справляюсь неплохо. Ты так хочешь увидеть?

— Вы пришли сюда поспорить?

— Скандал устроили вы.

— А вы, как маленький... не уверенный в себе мальчик... подхватили его! – вновь присев, выдвинула очередной аргумент Жаклин.

-— Я больше не намерен грызться. Довольно, – выставив вперёд руку в обозначении остановки, произнёс тот.

— Где ваша семья, Люциус?

— Почему вас это волнует?

— Потому что должна знать... где находится каждый соратник... отца.

— Это нелепое оправдание, мисс. Данная информация полезна и необходима только вашему отцу. Вы всегда были сами по себе и на остальных вам всегда всё равно. Вы явно интересуетесь с какой-то целью.

— Вы так дотошны... не могу понять... как возымели столько... знакомств...

— Не прилагайте усилий для разговоров, вам же так плохо. Лучше ложитесь и избавьте меня от болтовни. Я понял, что не добьюсь от вас ответа, так как вы его всячески избегаете тем, что пытаетесь сбить меня с толку. Похоже, что ваше убийство Поттера – ложь. А все поверили вам на слово, как овцы. Однако, похвально то, как вы умеете скрывать свои мысли. Но сие значит, что вам есть, что скрывать.

— Раз вы якобы узнали... всё, что вам... нужно, почему же не спешите... меня покинуть?

— Потому что желаю того, когда вы сдатитесь и провозгласите мне правду сами. И я позаботился о том, чтобы другие пока вас не навещали. У меня полно времени, не беспокойтесь на этот счёт. Стоит добавить, что я верю тёмному лорду. Когда вы расколитесь, я скажу господину о том, что все Пожиратели, кроме меня, оказались некомпетентны, и поверили брехне какой-то девчонки.

— Отец сам недавно... отчитывал меня за то, что... прикончил очкарика... не он!

Жали прижалась к изголовью, когда Малфой-старший стал сокращать шагами расстояние между ними, оказавшись в нескольких сантиметрах от неё.

— Так заставьте меня поверить. Откройте мне свой разум, – ухватив её подбородок пальцами, облачёнными в кожаную перчатку, сказал он, смиряя уничтожительным взглядом.

— Я даже вашему хозяину... псина послушная... его не открываю, – ядовито выплеснула Жаклин, метая зрительными искрами ненависти.

— Если вы хотите, чтобы я отстал от вас как можно скорее, вы это сделаете. Силенцео! – взмахнув палочкой, направленной на рот жертвы, произнёс мужчина, с равнодушным выражением лица отстранившись от ошарашенной Жали. — Переспите с этой думой.