Глава 15.
Я сажусь в машину, закрываю дверь, и звук хлопка будто отрезает нас от мира. Но не отрезает от боли.
Руки на руле дрожат, кожа на ладонях кажется чужой. Фары выхватывают из темноты куски асфальта, белые линии, чужие машины. Всё как обычно, но всё не так.
Боль пульсирует где-то в груди, не как нож, а как тяжёлый, глухой камень. Я знаю, что именно этими словами — простыми, короткими, как щелчок — я ранила её. И себя.
В голове крутится: зачем? зачем именно так?
Вроде бы я всегда гордилась, что умею подбирать слова, философия учила меня строить мосты из смыслов. А на деле — разрушаю мосты между людьми одним предложением.
Я делаю глубокий вдох, потом ещё. Но воздух не помогает.
Смотрю в зеркало заднего вида — глаза чуть покраснели, зрачки широкие. Словно чужая девушка смотрит на меня.
Я всегда хотела быть сильной. Я и есть сильная. Только эта сила иногда оборачивается острыми краями.
В голове вспыхивает её взгляд. Голубые глаза. Боль, которая там мелькнула. И моё же отражение этой боли.
Она сказала: «Я не хотела тебя ранить».
А я ответила словами, которые были как холодная вода. Как будто специально.
Но ведь я не хотела. Я просто пыталась защититься.
Сердце бьётся быстро, в груди гулко.
Словно всё, что было между нами — эти ночи, чай, тишина, стихи — теперь стало хрупкой глиной. Я сама сжала её руками и расколола.
Но хуже всего то, что я понимаю:
я не уверена, хотела ли я, чтобы всё кончилось.
Я хотела защитить себя — и оказалась ранящей.
Я включаю фары, трогаюсь с места. Улицы пусты, редкие фонари вытягивают из темноты пятна света.
Я еду медленно, будто надеясь, что в этом медленном движении боль рассосётся.
Не рассасывается.
Я шепчу себе, почти беззвучно:
— Я ведь не умею по-другому...
И понимаю: эти слова — признание, но не оправдание.
В груди тяжесть. В голове только её голос.
И где-то под этим — странная, едва уловимая надежда: может, это ещё не конец.
Но сейчас — боль. И пустота.
Только она и я.
Этот день и ночь будто не имеет границ.
Время тянется вязко, как густой дым после пожара — всё сгорело, а запах ещё в воздухе.
Я хожу из комнаты в комнату, не нахожу себе места. Душ — не помогает. Кровать — как холодный лёд, в ней нет ни тепла, ни сна.
Всё внутри ноет, будто под кожей живёт чужая боль, не моя, но я всё равно чувствую её каждой клеткой.
Спорт.
Отжимания, приседания, бег на месте — я пытаюсь заглушить мысли ударами сердца. Пять, десять, двадцать минут. Пот стекает по шее, дыхание рвётся, мышцы дрожат, а голова всё равно забита ею. Её лицом. Её голосом.
Боже, как же больно.
Я сижу на кухне, пью воду прямо из бутылки. Девять вечера.
Смотрю в окно — темно, будто ночь специально закрыла от меня весь мир.
А я не знаю, куда себя деть, куда спрятаться, чтобы не чувствовать.
Единственное, что приходит в голову — поехать к ней.
Не ради объяснений. Ради извинений. Ради честности.
На мне чёрные спортивные штаны, то самое худи, что я ношу, когда нужно собраться. Волосы собраны в пучок. Лицо — уставшее, но решительное.
Сажусь в машину.
Дорога пустая. Свет фар выхватывает из темноты куски мокрого асфальта. Всё вокруг как в дымке, как во сне, который невозможно остановить.
Я не знаю, откроет ли она дверь.
Я не знаю, простит ли.
Но знаю одно — если я не скажу, пожалею.
Дом. Свет в окнах.
Шарк бегает по двору, его хвост мелькает в отблесках фонаря.
На крыльце — она.
Билли.
Сидит, уткнувшись в колени, в свете фонаря её волосы будто отливают янтарём.
— Билли... — тихо, почти шёпотом.
Голос срывается, но она поднимает голову.
— Джейд? — удивляется. — Я думала, это Квин...
Она улыбается, но странно, будто сквозь туман.
И я понимаю — она пьяна. Не сильно, но достаточно, чтобы слова давались с усилием.
— Нет, — выдыхаю я. — Я просто... хотела поговорить. И извиниться.
Она смеётся. Негромко, почти с грустью.
Смеётся и смотрит на меня своими бездонными глазами.
— Всё в порядке, — говорит. — Я это заслужила. Использовала тебя.
Эти слова бьют как ток.
Сердце делает паузу, потом ударяет сильнее.
В висках стук.
Я хочу что-то сказать, но не успеваю.
— Джейд, ты такая стерва, — выдыхает она.
Не со злобой. С болью.
С отчаянием.
Она поднимается, делает шаг ко мне.
Шарк тихо скулит у её ног.
Я чувствую запах алкоголя, но её взгляд — трезвее, чем когда-либо.
— Но я заслужила, — шепчет. — Я влюбилась в тебя, и всё не знала, как сделать, чтобы ты доверилась мне. А когда ты доверилась, когда между нами что-то случилось... я струсила.
Сильно.
Пыталась забыть тебя.
Пыталась убедить себя, что в том поцелуе — ничего нет. Ни химии, ни смысла.
Но потом... потом я поцеловала другую, и поняла — вот где не было ничего.
А в нашем было всё.
И я всё испортила.
Вновь оттолкнула тебя.
Не хотела.
Просто... не знала как иначе.
Слёзы начинают падать по её щекам.
Я не слышу больше слов — только вижу, как они дрожат на её губах.
Мои руки тянутся сами.
Я обхватываю её лицо ладонями — тёплое, влажное от слёз.
Подушечки пальцев ощущают, как мелко дрожит кожа.
— Билли... — шепчу я. — Не вини себя. Мы обе не правы. Обе ошиблись. Обе обожглись.
Она всхлипывает, пытается отвернуться.
— Но разве ты всё ещё доверяешь мне? — шепчет. — Как ты можешь?
Я улыбаюсь.
Медленно, с какой-то тихой нежностью.
Вытираю её слёзы.
— Потому что ты мне нравишься, Билли. Очень.
Она смотрит на меня — растерянно, слабо, будто не верит.
Новая слеза скатывается по щеке, и я не удерживаюсь.
Касаюсь губами её губ.
Мягко. Осторожно.
Тихо, будто боюсь спугнуть.
Она сначала застывает. Потом шепчет сквозь дыхание:
— Нет... не целуй меня...
Я чувствую, как её тело напрягается под моими ладонями, и отстраняюсь, оставляя между нами тонкую, хрупкую дистанцию. Последний раз вытираю её слёзы — пальцами, осторожно, будто боюсь сломать эту мягкость.
— Прости меня... — говорю тихо, почти шёпотом. — Прости за слова, за действия, за всё, что сделало тебе больно.
Она дрожит, будто внутри неё идёт какой-то свой шторм. Отводит взгляд в сторону — туда, где темнота ночи смешивается с мягким светом из окна. Её руки сжимаются, как будто ей хочется ухватиться за что-то, чтобы не упасть.
— Мы снова спешим... — едва слышно выдыхает она.
И в этот момент я понимаю, что она права. Что я тоже чувствую это: мы как две искры, которые пытаются разгореться в костёр слишком рано, когда дрова ещё сырые.
Я киваю. Лёгкая горечь на языке, но и странное облегчение вместе с ней.
— Тогда... — шепчу я, — давай будем хотя бы друзьями?
Билли медленно поворачивается ко мне. В её глазах всё ещё блестит влага, но взгляд мягче.
— Да, — произносит она почти неслышно.
Мы стоим так ещё несколько секунд. Тишина висит между нами, но это уже не пустота — просто тишина. Я чувствую, как её дыхание выравнивается, как ветер сдвигает её волосы, как Шарк тихо ложится рядом у наших ног.
— Тогда... до завтра? — спрашиваю, даже не зная, будет ли завтра.
Она чуть улыбается — устало, но искренне.
— До завтра.
Я иду к машине. Слышу, как за спиной хлопает дверь. Слышу, как сердце стучит. И думаю: «Может, мы правда сможем хотя бы так. Хоть с этого начать».