Глава 11.
Ночь.
Вода течёт по коже, горячая, упрямая, будто пытается смыть не только усталость, но и всё, что прилипло за день — смех, взгляды, разговоры, отголоски вечеринки. Я вытираюсь наспех, в голове всё ещё мелькает сцена на диване: смех Билли, её голос, этот вызывающий, уверенный тон...
Становится жарко не от воды.
Хожу по комнате в одном белье — чёрный лиф, тонкие бретельки. Волосы ещё влажные, спадают на плечи. Всё раздражает. Не могу найти свой чёрный блокнот — тот, где заметки, мысли, строки, наброски. Я знаю, что оставила его где-то здесь. Или нет?
— Чёрт, — бормочу себе под нос, открывая ящики, потом шкаф. Пусто.
Щелчок — звонок в дверь.
Резкий, громкий, будто кто-то специально решил проверить мои нервы.
Я замираю на секунду. Полночь. Кто вообще...
Вздыхаю, быстро натягиваю короткие спортивные шорты и спускаюсь вниз. Дом уже притих, только лёгкий шум ветра за окном и глухие шаги на лестнице. На полу падает лунный свет — серебряные пятна двигаются от ветвей за окном.
Билли стоит в дверях, в полумраке. Свет из коридора мягко подсвечивает контур её силуэта — чёрная куртка, расстёгнутая, под ней светлая футболка, волосы чуть растрёпаны, глаза блестят. Она смотрит прямо, с тем самым хладнокровным вниманием, от которого внутри будто коротит.
— И снова привет, — произносит она спокойно, с лёгкой хрипотцой в голосе.
Я скрещиваю руки, всё ещё чувствуя, как капля воды скатывается по ключице.
— Как ты узнала, где я живу?
Билли чуть усмехается, вытаскивает из-под куртки мой чёрный блокнот, подбрасывает его в руке.
— Ник сказал. Ты забыла.
— Спасибо, я могла и потом забрать, — отвечаю, делая шаг ближе, забираю блокнот. Наши пальцы на секунду касаются, и в этот момент будто вся тишина дома становится громче.
— Ник сказал, что это тебе важно, — продолжает она, спокойно, но глаза уже не такие спокойные — в них это привычное, ленивое пламя. — А так как я ехала домой, а твой дом по пути... решила завести.
Я чуть улыбаюсь, листая блокнот, будто проверяю, всё ли на месте.
— Ты рано уехала, даже не попрощалась со мной.
Билли опирается плечом о дверной косяк, взгляд медленно скользит вниз — от моего лица, к шортам, к обнажённым плечам. Улыбка становится шире, ленивее, чуть дерзкой.
— Классный прикид.
Я выгибаю бровь, отвечаю такой же полуулыбкой, в которой слишком много тока, чтобы быть просто дружелюбной.
— Может, хочешь чего-нибудь? — спрашиваю с нарочитым спокойствием, делая вид, будто не заметила её взгляда.
Билли хмыкает, чуть прикусывает нижнюю губу, отводит взгляд на секунду, но потом снова смотрит прямо — слишком открыто, слишком уверенно.
— Помню, Диего хвалил твой чай. Какой-то, — делает паузу, наклоняя голову чуть вбок, — из Японии, кажется.
— Почти, — отвечаю, проходя мимо неё на кухню. — Зелёный чай с апельсином. Не совсем Япония, но тоже достойный аромат.
— Апельсин, — повторяет Билли, будто пробует слово на вкус, и идёт за мной. Двигается тихо, но я чувствую её присутствие за спиной — почти физически. Как будто воздух становится плотнее, когда она рядом.
Я ставлю чайник, достаю две кружки. Мой взгляд скользит по стеклу, где отражается Билли — она сидит на краю стола, чуть наклонившись вперёд, локти на коленях, взгляд направлен на меня. Спокойный, внимательный. Но есть в нём что-то, что дышит огнём.
— А ты вообще часто вот так ночью появляешься у людей? — спрашиваю я, наливая кипяток.
— Только у тех, кто оставляет после себя повод, — отвечает она без паузы, чуть хрипло, с тем ленивым вызовом, от которого по коже бегут мурашки.
— Повод? — я поворачиваюсь к ней, облокачиваясь на столешницу. — Это ты про блокнот или про то, что я не успела попрощаться с тобой?
Билли улыбается, уголки губ чуть поднимаются, но взгляд остаётся прямым, внимательным, почти хищным.
— Думаю, и то, и другое, — отвечает она, чуть покачивая ногой. — Блокнот — просто предлог. А вот ты... — делает короткую паузу, глядя прямо мне в глаза, — ты, похоже, действительно умеешь оставлять недосказанности.
Я чуть усмехаюсь, делая глоток чая. Горячий пар щекочет губы, запах апельсина вплетается в воздух между нами.
— Так ты решила, что нужно поставить точку?
— Нет, — хмыкает она, сползая со стола и подходя ближе. В её движениях нет спешки — всё размеренно, уверенно, как у человека, привыкшего контролировать любую ситуацию. — Я не люблю точки. Больше нравятся многоточия.
Она останавливается в шаге от меня. Между нами — всего пара дыханий.
— Тем более, ты выглядела так, будто тебе пригодится компания, — добавляет, глядя вниз, на мои босые ноги, потом снова — в глаза.
Я смеюсь коротко, чуть нервно, ставлю кружку на стол.
— Ты обычно приходишь "на чай" к каждому, кто выглядит уставшим?
— Только если этот "кто-то" встречает меня в белье, — отвечает она с ленивой усмешкой.
Мой смех срывается в тишину. Внутри всё будто дрожит — не от страха, а от той плотной, тягучей искры между нами.
— Хитрая, — говорю я тихо, встречая её взгляд.
Билли чуть приподнимает бровь, делает ещё шаг ближе, так что теперь я чувствую тепло её тела.
— Не хитрая, — шепчет она. — Просто прямолинейная.
Пауза. Только дыхание и аромат чая.
— И что теперь? — спрашиваю я.
— Теперь, — Билли берёт мою кружку, ставит её в сторону, не отводя взгляда, — ты либо выгонишь меня... либо нальёшь ещё чаю.
Я смотрю на неё — прямо, не моргая. В её голосе, в позе, в каждом движении чувствуется это: уверенность, сила, лёгкая дерзость, за которой скрывается намерение. Билли не просто стоит напротив — она будто завоёвывает пространство.
Я не двигаюсь, не спешу с ответом. Просто смотрю, позволяя этой тишине растянуться.
— А если я не сделаю ни того, ни другого? — спрашиваю наконец, тихо, но с вызовом.
— Тогда, — Билли делает ещё полшага вперёд, — я решу, что ты ждёшь, когда я возьму инициативу на себя.
Она почти касается меня — запах её духов, тёплых, с терпкой нотой ванили и чего-то древесного, смешивается с ароматом чая. Её голос становится чуть ниже, мягче, но от этого только опаснее.
— Но, — продолжает она, скользнув взглядом по моему лицу, — ты ведь не из тех, кто ждёт, да?
Я усмехаюсь, тихо, коротко.
— Нет. Я из тех, кто наблюдает, пока не поймёт, стоит ли человек того, чтобы ему позволили остаться.
Билли хмыкает, уголки губ дрогнули, глаза прищурились с удовлетворением.
— Значит, я на испытательном сроке?
— Возможно, — отвечаю, чувствуя, как внутри поднимается волна тепла, как будто мои собственные слова становятся слишком откровенными. — Всё зависит от того, как поведёшь себя дальше.
Она чуть наклоняет голову, рассматривая меня внимательно, как будто считывает каждую реакцию.
— Мне кажется, я справлюсь. — Голос тихий, но твёрдый, уверенный, и в нём уже не игра, а намерение.
Она тянется к чайнику, берёт кружку, не сводя с меня взгляда. Наливает чай, медленно, будто специально растягивает паузу, потом протягивает мне.
— Держи. Зелёный с апельсином. На случай, если решишь, что я всё-таки заслуживаю остаться.
Я принимаю кружку, касаюсь её пальцев — и снова это короткое, еле ощутимое прикосновение, от которого будто искра.
— Посмотрим, — говорю я, глядя на неё поверх края кружки.
Билли усмехается.
— Люблю вызовы.
И присаживается напротив, расслабленно, но с тем самым внутренним напряжением, которое чувствуется даже в её тишине.