Глава 6.
Сон накрыл меня густо, словно чёрное море, и потянул вниз.
Я оказалась там, где всё началось.
Пять лет назад. Мне девятнадцать.
В доме пахло свежей выпечкой, жареным мясом, вином. Семья собралась вся — редкий случай. За длинным столом смех, звон бокалов, привычные разговоры о пустяках и споры, кто первый будет резать торт. В центре — дедушка. Его глаза светились, как у ребёнка. Ему восемьдесят, но в нём всё ещё было столько жизни, столько силы, что никто и представить не мог — скоро его не станет.
Я помню, как все разошлись по комнатам, кто-то уже собирался домой, а я осталась помочь бабушке убрать со стола. Шум стих, остались только мы с ним. Он позвал меня жестом, таким же привычным и тёплым, каким звал меня с самого детства.
— Моя милая Скаюшка... — сказал он тихо, будто боялся, что нас кто-то подслушает. — Я знаю, что у меня сегодня день рождения... но я решил сделать подарок тебе.
Из-за его морщинистых пальцев показалась небольшая коробочка. Я нахмурилась, но взяла её. Внутри — она. Его зажигалка. Серебро, завитки, узоры, играющие в свете лампы. Я любила её с детства, она казалась какой-то магической, будто хранила тепло его рук и его жизнь.
— Но... это же твоя, — выдохнула я, не веря.
Он улыбнулся. Спокойно, уверенно. Так, как умел только он.
— Теперь она твоя, Скаюшка.
В тот момент между нами будто щёлкнуло что-то невидимое — словно он передал мне часть себя. Я чувствовала это физически, через металл, через его взгляд, через ту безусловную связь, которая всегда связывала нас вдвоём. Мы были чудаками, чужаками для других, но идеально подходили друг другу. Мы понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.
— Пообещай мне... что всегда останешься собой. Что никогда не предашь себя и свои мечты.
Я резко подняла глаза. Он говорил серьёзно, без тени шутки.
— Обещаю, — тихо ответила я, сжав зажигалку в ладони.
— Пообещай... что не будешь плакать, когда меня не станет.
Я чуть не рассмеялась — от неожиданности, от абсурдности момента.
— Что ты такое говоришь? Ты ещё меня переживёшь. — улыбнулась я.
И это было правдой: он выглядел сильнее и выносливее всех мужчин, что сидели за тем праздничным столом. Утренние пробежки, крепкая спина, ясный ум. Да, он курил с шестнадцати лет, но даже этот порок казался ему не в ущерб.
Но он только покачал головой:
— Я знаю, что это звучит странно... но я чувствую. Скора меня не станет.
— Что за бред? — я отмахнулась, но сердце сжалось.
— Просто пообещай.
Он смотрел так, что отказать было невозможно.
Я выдохнула:
— Обещаю.
...Через пять дней, в 4:30 утра, его не стало.
Он услышал крики, вышел на улицу. Спас девушку. Вытащил её из рук смерти. Но сам... не спас себя. Его застрелили.
Похороны помню как сквозь стекло. Лица расплывались, слова проходили мимо. Внутри — пустота. Но я держала обещание. Не плакала. Ни на секунду.
Я только сильнее сжимала в ладони серебряную зажигалку, и в тот день решила:
После учёбы я пойду в армию. Как он. Я стану разведчицей. Как он. Я исполню нашу общую мечту — буду летать. За него. И за себя.
Все его слова стали моими обетами. Беречь семью. Быть человеком. Помогать без выгоды. Никогда не предавать себя.
И я сдержала каждое.
...Позже, когда читали завещание, я сидела тише всех. Остальные слушали внимательно: кто получит дом, кто — машины, кто — деньги. Их глаза жадно блестели. А когда дошла очередь до меня, все переглянулись.
«Всё, что находится в его кабинете — оставляю внучке».
Люди удивились. Одни — с облегчением, что им досталось больше. Другие — с насмешкой. «Кому нужны эти бумаги и хлам?»
Но мне было всё равно.
Я вертела в руках зажигалку и думала только об одном: как он мог знать?
Он ушёл, но оставил мне не «борохло». Он оставил мне себя. Свою память. Свою силу. Своё «будь человеком».
А я обещала.
И обещание — это единственное, что держит меня живой.
После того как нотариус закончил зачитывать завещание, в комнате повисло странное напряжение. Родственники шептались, кто-то прятал улыбку, кто-то, наоборот, недовольно цокал языком. Мне было всё равно. Я уже знала, куда пойду.
Кабинет. Его место силы.
Я дошла туда почти машинально. Несколько минут стояла, сжимая холодную ручку двери, будто та могла обжечь. Пальцы дрожали. Я не решалась. Стоило открыть — и он снова окажется слишком близко, но уже без права дотронуться.
Наконец, я набралась смелости. Дверь тихо скрипнула, и меня сразу окутал запах. Его парфюм, чуть терпкий, с древесными нотами. Кофе — крепкий, обжаренный, такой, какой он пил всю жизнь. Этот запах ударил прямо в сердце.
Слёзы мгновенно подступили к глазам. Я зажмурилась, сделала шаг назад, хотела захлопнуть дверь. Но остановилась.
Закрыла за собой, опустилась прямо на пол посреди комнаты. Так мы часто сидели вместе — на ковре, облокотившись на шкаф или диван, обсуждая всё на свете. И сейчас, сидя одна, я чувствовала его рядом. Невидимого, но такого живого, что на душе стало удивительно спокойно.
Я медленно обошла комнату. Каждая деталь отзывалась болью и теплом одновременно. Коллекция фигурок, которые он собирал всю жизнь. Картины на стенах, книги на полках, аккуратные стопки бумаг. Его тетради со стихами.
И вдруг взгляд зацепился за конверт.
«Скаюшке».
Руки дрожали, когда я открывала. Внутри — пожелтевшая фотография: я совсем кроха, год от роду, мой первый день рождения. Дедушка держал меня на руках, и по его улыбке было видно: это счастье, к которому он шёл всю жизнь.
Я развернула письмо.
"Как только ты появилась на свет, я понял — это маленькая копия меня. Ты стала моим подарком на день рождения, хоть и с опозданием. Самым дорогим подарком, который мне когда-либо дарили. Я всю жизнь мечтал о небе, и вот ты — моя Скаюшка. Услышав твоё второе имя, я разрыдался, как мальчишка. Я не плакал никогда так сильно. В тот момент я понял: у меня появилась не внучка. У меня появилась душа в другом теле. Ты — моё продолжение. Обещай, что будешь жить так, как хочешь ты. Что не предашь себя ради чужих ожиданий. И знай — где бы я ни был, я всегда рядом, всегда за твоей спиной."
Слова будто прорезали сердце, но при этом дали опору.
Я резко проснулась. Сердце колотилось, слёзы так и рвались наружу, но я их сдержала. Обещание. Я не имею права нарушить его.
Душ немного вернул меня в реальность. Холодная вода смыла липкость сна, но не ощущение его близости. Я оделась и спустилась вниз, в свой кабинет. Он очень напоминал дедушкин. Я постаралась воссоздать всё — как будто пыталась удержать его здесь, рядом.
После смерти бабушки, два года назад, мне пришлось забрать все вещи из дедушкиного кабинета — дядя с семьёй переезжали в их дом. Я перебирала каждую вещь, и всё ценное, настоящее забрала к себе. Теперь всё это стояло здесь.
Фигурки, расставленные на полках так же, как у него.
Его стихи — аккуратно разложенные по порядку.
Коллекция бабушкиных чашек — гордо красовалась на полочках.
Я подошла к ней, выбрала одну. Самую любимую бабушкину — с трещинкой, но от того ещё более родную. Налила в неё крепкий кофе. Села на пол, как делала когда-то в его кабинете, и снова раскрыла его тетради.
Тонкие строки стихов, написанные его рукой, казались голосом из прошлого.
Сидя с чашкой, я ловила себя на мысли: вот оно — самое ценное наследство. Не машины, не деньги, не дома. А память, слова и любовь.
И, пока я перечитывала его строки, мне казалось, что он снова здесь.