Монстры

У Кима концерт, у Порче почти закончились нервы.

Кимхан готовил шоу три месяца, репетировал, едва появляясь дома для сна, срывал связки через день, полируя незнакомые треки и очень похудел. При этом умудрялся все еще быть рядом, помогать с восстановлением, гонять в зал и стрелять на спор. Порче хотелось завернуть его в вату и уложить отоспаться перед концертом, хотя бы часов восемь.

Такой Ким пугал, напоминая прежнего себя.

Но в каждом движении, в каждом взгляде и слове скользила такая уверенность, что у него не хватало сил возражать или что-то советовать. Кимхан стал таким, каким он его помнил – наглым, самоуверенным и ярким, как полуденное солнце. Стоя сейчас на сцене, Ким уже дважды сорвал твиттер образами и танцами, добивая Че пошлостью намеков, которые только он и мог бы понять.

Окончательно забирая его душу крыльями, черным полотном повисшими за спиной, скрывая ее от взгляда. Пиджак с разрезами, белая рубашка и чертовы ажурные перчатки, которые он планирует стащить зубами, вылизав чужие пальцы. Ким красив, просто до безумия, не возбуждающе, а эфемерно, как чертово искусство.

Свободный.

Из колонок рвется рычание молодого зверя, смешанное с музыкой, а внутри Че собирается клубок слез. Впервые, не плохих или больных, а счастливых, наполняющий его светом и спокойствием за себя и любимого человека. Пониманием, что у него получилось. Ким поет о своем новом дне, смотрит куда-то в зал, ища его глазами, и Порче улыбается, зеркалит совершенно бешеную улыбку на экранах.

Со сцены Кимхан слетает разгоряченный и полный драйва. Даже не прощается, вытягивая его за локоть к парковке, где запихивает в семейный внедорожник, веля водителю везти домой. Устраивается на его бедрах и смотрит в глаза так, что Порче понимает – Ким выебет из него душу, даже не спрашивая разрешения. Тянется за поцелуем, сгребая в руку короткие мокрые и липкие от стайлинга волосы.

Они сталкиваются зубами и языками, руки Кима уже под его футболкой, сминают и царапают чуть ли не до крови. Его собственные руки дергают в сторону пуговицу брюк, сдирая ее с корнем, ладони сжимают упругие ягодицы. Водитель показательно задергивает шторку и включает радио погромче. Ехать им еще минут тридцать.

– Хочу в рот.

Ким хрипит, глядя ему в глаза, тоже лезет в ширинку, дергая брюки с бельем. Порче хватает чужие запястья, останавливая.

– И так пел весь день. Сорвешь.

– Похуй, – Ким двигается рвано, спускаясь коленями в пыльный коврик, и сдергивая с него брюки окончательно. – Выеби в глотку, а?

Порче не может сказать нет. Дома все равно есть и таблетки и чай с медом, а Киму лучше дать, чем снова ссориться. Горло такое же мягкое и горячее, как и всегда, Че толкается бедрами, не встречая сопротивления. Рука снова вплетается в волосы, удерживая и направляя, он откидывает голову на подголовник, шумно дыша, сплетая пальцы второй руки с пальцами Кимхана на своем бедре.

Он замечает, что второй рукой Ким лезет в свои брюки и дергает пряди, качая головой, получая в ответ короткий согласный кивок. Кимхан двигается, почти полностью снимаясь с члена, обсасывая головку, а после опускается до упора, упираясь носом в его лобок. Порче знает, что он не особо любитель минета, но иногда для него это – показатель высшей степени доверия и власти одновременно.

– Аккуратно, душа моя.

Ким берет его член в руку, смотря слезящимися глазами, тяжело дыша через припухшие и искусанные красные губы, Порче хочется его такого разложить на кровати. Растягивать пальцами, пока дырка не начнет хлюпать, а сам Кимхан – скулить, и любить, долго и размеренно, глядя в глаза и с головой окунаясь в поглощающее чувство принадлежности.

Такому Киму больше не страшно отдать душу, сердце и мысли.

Себя.

Порче затягивает Кима на свои колени, стягивает с него белье, доставая член, и облизывает ладонь, оборачивая его вокруг двух стволов сразу. Они снова целуются, и Че собирает свой вкус со слюной и смазкой, рукой сдавливая кимову талию. Дыхание становится все тяжелее, Ким опускает свою руку на его член, перехватывая инициативу. В машине становится горячо и душно, все пространство пропитано похотью и желанием. А еще, незримо, но очень плотно, любовью.

– Ангел.

Ким утыкается лицом ему в шею, прежде чем кончить, толкая в оргазм и его следом. Порче сдирает с себя футболку, вытирая их обоих, и прижимает подрагивающее тело ближе, обводя лопатки, скрытые взмокшей тканью рубашки. Чувствует, как на его кожу опускаются слезы, а Ким начинает дрожать уже совсем иначе.

– Люблю тебя, Че, – он целует его губы, щеки, нос, порхает по лицу и шее, руками держа в ладонях скулы. – Я так тебя люблю, Ангел мой. Все за тебя отдам, в Ад пойду, слышишь? Проси что хочешь, я весь твой.

Ким смотрит в глаза, четко и безумно, очень разбитый, но цельный. Порче его понимает, был таким же после первого похищения, осыпал комплиментами и любил так, что трещали ребра. Сейчас не меньше, прост не так ярко, уже не накрывает с головой. Он сталкивает их лбами и вгрызается в чужой рот.

– Мой, Кимхан. Просто помни, что ты всегда будешь моим.

Просит самое важное, потому что в Киме много тьмы, и она иногда побеждает его мысли. Но теперь Че уверен, что справится с ней, что больше никогда свою душу не потеряет.

Они приезжают под дом и вываливаются из машины, не благодаря, пролетают от тачки до душа так быстро, что, кажется, вообще телепортируются. Порче смотрит на Кима, намыливая жесткие пряди шампунем глубокой очистки и решается. Выталкивает из душа, завернув в полотенце, и велит идти разобрать кровать и нагреть чай.

Когда он выходит, Кимхан уже на кровати, сложив ноги под себя, бесстыдно голый и с кружкой теплого облепихового чая. Порче тоже полотенце теряет еще в дверях. Отбирает кружку и ложится на постель спиной, утягивая Кима сверху, раздвигая ноги.

– Порче?

У него в глазах Вселенная и черная дыра одновременно и Порче тонет, как мальчишка, забывая свое имя, забывая, что вообще когда-то существовал отдельно от него. Перед глазами тот самый Ким, в которого он влюбился в шестнадцать, он сам – тот подросток. И он хочет отдать свое тело любимому кумиру, глубоко обосновавшемуся в его мыслях и сердце.

– Пи'Ким...

Кимхан плачет снова, стонет напополам с воем, целует его мягко, нежно, выламывая все стены окончательно, руками сдирая оковы и обращая его снова подростком. Порче был сломлен не меньше, чем он. Забивший ногами свою мягкость и нежность, свою ранимость в самые дальние углы, боявшийся выпустить, снова пораниться, снова дать себе любить.

– Мой Ангел. Мой нежный. Мой любимый.

Порче теряется в словах, смотрит, плакать сил нет, слезы свои он оставил где-то далеко, в другой жизни. У него кроме взгляда Кима и любви не осталось ничего, ни одной связной мысли.

Ким.

Ким.

Пи'Ким. Его. До конца и со всеми потрохами. И он теперь тоже, его.

Кимхан смотрит в глаза Порче. Честные и яркие, смотрящие на него с таким океаном любви и принятия, что в груди сворачивает узел. За все время сверху он был исключительно наездником, когда руки Че не держались, а держали. Но не теперь. Ким целует открытые губы, закидывая бедро себе на талию, тут же оказываясь нетерпеливо прижатым к горячему телу.

Порче... Просит, предлагает, раскрывается, зовет по имени, как в далеком прошлом, ломая грудину и вынимая сердце. Крышу сносит напрочь.

Он хотел Че под собой, кажется, в другой жизни.

Но теперь он смотрит на него и понимает, почему не хотелось раньше. Почему до этого и сам Че под него не лег бы, не доверил себя настолько Порче был его опорой, его спокойствием и стабильностью, помогал справляться с захлестывающей тьмой и ворохом страхов и сомнений. А теперь он нашел это все в себе сам. Он больше не зависим от Че болезненно и опасно, только правильно, влюбленно.

Как партнер.

Он смотрит на Че и не видит в чужом взгляде не намека на сомнения, как в гримерке, когда он трахнул того в глотку. Порче ему верит, принимает его целиком, отпускает все, не оставляя в руках ни единой нитки контроля. Позволяет Киму вести. Снова мальчишка в руках кумира.

Он благодарно прижимается губами к теплой груди Че. Туда, где под кожей и костями, бьется любимое сердце. Спускается ниже, пальцами сминает бока, оглаживает, лаская оставленные в машине царапины. Целует неровный рваный шрам на боку, смотрит и обводит кожу пальцами. Все еще чувствительный. Ким знает, что Че расчесывает его иногда. Накрывает губами, лижет языком и дует.

Первый момент слабости, который Ангел себе при нем позволил.

Первые слезы, горячие и больные.

Ким это воспоминание хранит бережно, как самое дорогое.

Тянется к тумбочке за смазкой и устраивается между разведенный ног. Смотрит в глаза, не находя в них ни сомнения, ни лжи, только преданность и счастье, внеземное и всепоглощающее. Снова запускает ствол в горло, пока влажные пальцы тянутся ко входу, толкаясь немного, ласково.

Порче стонет даже так, но затихает, когда внутри оказывается один палец, который Ким тут же сгибает, упирая в простату, двигает головой, отвлекая, расслабляя, не давая думать или зажиматься, пока в любимом теле исчезают уже два пальца. Растягивать Че ощущается нереальным, он поднимается выше, лижет живот, забираясь в пупок языком, дразня, вырывая скулеж из пухлых губ.

– Пи'Ким! Я не хрустальный, душа моя.

К двум пальцам добавляется третий, а Ким поднимается в маленьким темным соскам, вбирая в рот поочередно, слегка прикусывая. Порче зарывается руками его волосы, хватает за шею, тянет ближе, целуя жадно, нетерпеливо, но все еще умоляюще.

– Готов, Ангел?

Порче только кивает. Кимхан добавляет смазки, приставляя головку к покрасневшему входу, и обнимает Че под шеей, соединяя их лбы.

– Давай, Пи.

Кимхан целует любимые губы, забирая каждый момент длинного, несдерживаемого стона, когда он долгим слитным движением погружается в мягкое тело Че. Тот расслабляется только сильнее, гладит его лопатки, кажется, даже начинает чесать за ухом, и ластиться ближе, двигаясь, привыкая к распирающему чувству внутри.

Когда Порче совсем замирает, он двигается назад, плавно и бережно, продолжая целовать длинную шею и красные щеки, держит рукой за плечо, все еще обнимая, накрывая всем телом. Че улыбается ему счастливо, щуря слезящиеся оленьи глаза и двигается навстречу, поглощенный магией момента.

– Мой Ангел, – Ким оставляет бордовую метку на ключице и снова смотрит Че в глаза. – Мой Порче.

Вместо ответа его сжимают бедрами, заключая в стальной капкан объятий. Порче кончает на его члене, не касаясь себя, через каких-то пять минут или около того. Ким не выдерживает тоже, ни чувств, ни напора мягких стеночек и кончает следом, останавливаясь в самой глубине.

Они дышат общим воздухом еще несколько мгновений, прежде чем Ким выходит из тела Че, проверяя вход на повреждения тут же, после укладываясь рядом. Притягивает Порче в объятья, не оставляя между ними ни сантиметра, целуя пухлые губы. Несколько минут они друг другом дышат. Делят на двоих сладость и свободу своих чувств.

– Я тебя люблю.

Кимхан смотрит в оленьи глаза своего мальчишки, заматеревшего и получившего имя в клане и на улицах, жестоких и беспощадных. На того, кого знали бездушным монстром, Цербером, дерущим глотки неугодных. Все еще видел в нем своего Ангела, когда-то попросившего у него уроки гитары.

– И я люблю тебя, Ким.

Порче смотрит на опасного киллера, воспитанного ублюдком, вместо нормального родителя. Того, кому когда-то прострелил бедро, просто чтобы проучить, кого выдрал в мотеле и ушел, не прощаясь. Аналитика и цепного пса, работающего мозгами, но и неплохо умеющего становиться карающей дланью. Все еще видел своего кумира, с которым проснулся на диване в родительском доме.

– Спасибо, Пи'Ким.

Порче улыбается, целуя Кима в губы.

Кимхан улыбается в ответ.

– Всегда тут для тебя, Ангел.

Они встретились в бойне, когда Че прошил Киму бедро. То самое, которое сейчас гладил пальцами, улыбаясь и смотря в глаза.

Они ссорились и ругались, находя в злости немного спокойствия. Делая друг другу больно в попытках ощупать границы.

Они учились друг у друга. Доверять, принимать, быть рядом. Смотреть и видеть, слушать и слышать, ощущать кожей.

Ким не думал, что сможет когда-нибудь говорить о своих чувствах вслух. Никогда не думал, что вообще умеет чувствовать.

Порче достал из него все, принял и помог принять и ему. Сам тоже стал живее, спокойнее и мягче.

Они стали друг для друга куда большим, чем просто любовники. Смогли из своей зависимости взрастить любовь.

Которая для монстров внутри стала спасением.