Ты, я и никого больше

Я немного... мнительный.

Знаете, когда головой понимаешь, что всё будет нормально, но ждешь, что тебя ударят хером в спину. Иногда так и происходит, но в случаях пяти из ста.

Я ждал, что наш «Э-э-эксперимент» провалится и ничего не произойдет.

И оказался прав.

Вместо того, чтобы нежиться под солнышком, как я это обычно делаю по утрам, сразу ринулся проверять, не появился ли кто-нибудь на хате. В душе билась надежда со скоростью сто шестьдесят ударов в минуту и страсть как хотелось наткнутся на кого-нибудь, даже самого неприятного типа. Лишь бы, лишь бы.

Никого не было. Обувь в гардеробе стояла двумя рядами, еда и бутылки на кухне были не убраны и вообще ничего не говорило о том, что здесь кто-то помимо нас двоих был.

– Двоих? Ты даже на Еву не глянул, не убедился, что с ней всё хорошо. Уверен, что ты не один сейчас, единоличник немытый?

С такой же прытью я ринулся обратно в спальню и перевёл дыхание, увидев лежащую спиной к двери девчонку в футболке и шортиках. Удивительно, что она не проснулась. Мы забыли закрыть шторы и весь свет из окна летел ей в лицо. Я обошёл кровать и понял причину крепкого сна моей подружки. Видимо, она в темноте вчера успела надеть маску для сна, а я и не заметил. На ней была черная объемная такая штуковина, закрывающая обзор полностью. Полезная вещь, ё-моё.

Не желая будить спящую, я собрал стаканы и бутылку с пола, чтобы потом про них не забыть и отнес на кухню.

– Не помогло басурманское варево. Вы или заперты здесь навечно, или принцесса в другом замке. Надо искать другой способ.

– Ага, найдешь тут. Не в игру попал. Ни записок, ни «ЭнПиСи», ни подсказок во время загрузки... Блин, а может сны?

Я сел на диван, положил подбородок на руку и попытался придумать, что же, сука, значит весь ужас, который мне приходит по ночам. Вчера убегал от бабки, сегодня слушал какую-то лабуду, а потом брутально избил спикера. Меня аж передёрнуло, насколько это мерзко со стороны выглядело. Я в жизни ни с кем не дрался и никого не избивал. Даже если бы заставили это сделать, то я бы сжался в комок и заплакал.

– Таки?

Не, ничего не соотносилось. Это просто бредни.

Лекция, кстати, прикольная была в том смысле, что я ничего нового не услышал. Всё, что слетало из уст несчастного профессора так или иначе роилось в голове или где-то вычитывалось. Но мне – слушателю всё казалось новым и это вызывало кипучую злость, что потом вылилось...

Я пообещал себе, что подумаю над смыслом грёз позже и пошёл чистить зубы. Делал я это в полумраке в открытой ванной и это было чуть более приятно, чем при свете фонарика.

Выйдя, я встал около порога в раздумьях. Минуты две я думал, думал и развернулся обратно. Быстро раздевшись, я принял душ, помыл голову, вышел, использовал чужое полотенце, чтобы обтереться, причесался и оделся. Перевыполнил план по приведению себя в порядок.

Я не знал, чем заняться.

Телефон за ночь неожиданно успел сдохнуть, но я несильно расстроился. Рано или поздно это должно было произойти, да и толку от него было... Почитать увлекательнейшую электронку не получится, а нормальных книг в этой квартире я вообще не видел. Вариант с ежедневным чтением отпал.

Если начну «готовить завтрак», то обязательно что-нибудь уроню и опрокину, а это разбудит Еву. Странная у меня, конечно, симпатия к спящим людям. Если я знаю, что рядом со мной кто-то дремлет, то я расшибусь, но не позволю, чтобы сон человека прервался из-за меня.

– А поди и полежи вместе с ней.

Страшная мысль мне показалась очень неправильной и вредной, но отказаться от неё я не смог. Подумать только. Я второе утро подряд просыпаюсь в одной кровати с девчонкой. Я! Да где такое видано. Надо пользоваться такой возможностью потому, что больше мы в одной комнате, скорее всего, не будем ложиться.

– Тебя очень важные вещи беспокоят, согласись? Мир вымер, а тебе лишь бы с бабой ласкаться.

– Я же не виноват, что он вымер в пору моего активного бушевания спермотоксикоза.

Тихими шагами я направился в спальню. Ева до сих пор не проснулась и лежала в прежней позе – на боку. Странно, что мы оба не замерзли и забыли позаботиться об одеялах.

– Блин, а если она проснется?

– Тоже спящим притворись, кретин.

С нежностью домушника я лёг на кровать. Теперь передо мной была моя «подруга» и я мог любоваться ей пока не надоест. Очень хотелось её приобнять, прикоснуться, прижаться, о чём-то миленьком пошептаться, но я дико очковал. Как ей потом всё это объяснить? Напугаю ещё.

– Будь мужчиной, возьми её за что-нибудь. Наверное, лежит про себя думает, чтобы ты это сделал, ждёт. Решайся!

Я не мог. Это было выше всяких моих сил, и я просто смотрел на хрупкое девичье тело, до которого нельзя прикоснуться. Может, однажды и получится. Как бы я хотел, чтобы получилось. Я думал, что в голову будет лезть куда больше похабных мыслей, но, выходит, когда дело реально начинает пахнуть... Ну... На словах всё проще. Сказать, что ты имел знакомство с мамой твоего недоброжелателя гораздо легче, чем, непосредственно, «знакомство».

Лежал я так минут пятнадцать. Я немного придвигался к ней и с волнением ждал, что Ева проснется и мне надо будет тут же притвориться. Не проснулась. Голод заставил меня подняться и идти что-нибудь себе готовить. С величайшей аккуратностью я вскипятил воду, рассыпал быстро завариваемые каши, которые нашёл в одном из скрипучих шкафчиков. Доел уже откровенно залежавшуюся еду, оставшуюся с вечеринки. Выпил чаю.

– Долго же ты любишь дрыхнуть, солнце моё. Интересно, сколько времени?

Я порыскал по комнатам и нашёл заводные часы со стрелками. Они показывали «8:06» или «8:07».

– Рухлядь. Когда успел стать жаворонком?

Видать, меня взбодрило волнение от желания увидеть кого-нибудь, и я как-то задавил в себе сонливость. Разглядывая часы, я вспомнил один прикол, который часто с недавних пор начали форсить в Интернете, дескать, зумеры (к коим имею честь относиться) не умеют определять время по аналоговым часам. Только по электронным. Ни разу не встречал сверстника, который бы вставал в ступор при виде стрелок, но, наверное, такие всё-таки есть. Спасибо моему отцу, который в своё время научил. Как много, он, однако, полезного мне в своё время рассказал и сделал... Любопытно, как бы он поступил в моей текущей ситуации?

– Он бы начал штурм отдела с вином в том продуктовом.

Полагаю, я слишком плохо о нём думаю, почему-то. Хотя я где-то слышал, что это естественно – хотеть убить своего отца и потом занять его место. Кто это придумал? Он убил своего отца или просто долго ждал? Ну, мне не придется ни того, ни другого, всё сделали за меня.

Тоска.

Безжизненность.

Я думал, что мы вместе встанем, вместе поедим и поедем...

И что-то делать нельзя. Да и нечего.

Я долго сидел в неподвижности и думал, чем же можно заняться. В былые деньки такой проблемы не стояло никогда. Всегда был Инетик и компик. Меня осенило.

– Ай да в квартирах других шариться. Авось чё-нибудь найдем. С Евой всё равно таким заниматься не получится.

Я отыскал в своем рюкзаке отвертки (я их не оставил дома и всегда держал рядом) и тихонько вышел из дома, не закрывая дверь. На ощупь я нашёл дверь в квартиру напротив и открыл её.

Там было прикольно.

Она, скорее, походила на магазин с антиквариатом, а не на жильё. Правда, никаких ценников и каких-нибудь полок, ограждений, маркировок я не видел. Повсюду стояли вазы, статуи; на стенах висели картины самых разных жанров; пол устилали ковры, на которые даже наступать было страшно, такими уж они казались дорогими. Чем дальше я заходил в этот умопомрачительный лес, тем больше находил поражающих глаза дров. На стенах висело старое огнестрельное и холодное оружие; мужские и женские роскошные костюмы из девятнадцатого века (если не древнее); появились полки со старыми-престарыми книгами на непонятных мне языках. Одну на дореволюционном русском я прихватил, даже не прочитав до конца название. Было так тесно, что приходилось дыхание задерживать, чтобы пройти и ничего тут не уронить. Всё казалось таким ветхим. Мой внутренний голос онемел и пытался вспомнить, как называется тот или иной предмет старинной эпохи, встающий перед глазами, но он не мог. Наконец, я вышел в комнату посвободнее и удивился ещё больше. Она была совершенно пуста, если не считать матраса с жёлтыми пятнами, ведра и исписанных обоев. На них русским языком корявым почерком разноцветными карандашами было написано множество странных и бессвязных по смыслу слов: «величие», «личинка», «отличие», «куличи», «столичный» и тому подобные с обязательными буквами «лич». И так везде.

– Здесь жил какой-то шизик, – экспертно заключил я и пошёл на выход, надеясь, что я не заблужусь в этом старье и что меня не проклянет дух пропавшего жильца.

– Это был король Лич. Склонись перед его волей. Видел трон где-нибудь?

– Какой же я конченый иногда. Сам с собой разговариваю.

Я ждал, что мне кто-нибудь ответит, но в ушах лишь звенела гулкая тишина. Предметы вокруг чертовски хорошо поглощали звук и мне стало как-то одиноко.

Оставив книгу в нашем пристанище и глянув на не проснувшуюся, я пошёл исследовать здешние пещеры дальше.

Вторая квартира была захватывающей.

Это было роскошное гнёздышко наподобие тому, в котором Темыч принимал гостей, и я уже захотел развернуться да пойти обратно, но тут увидел пушки... В смысле, винтовки, автоматы, дробовики, пистолеты. Что-то стояло в углу, что-то лежало на тумбочке, что-то висело на гвоздях, а какие-то штуки вообще лежали на полу брошенными.

– Здесь жил Джон Вик.

Я думал, что такие дома бывают только в той самой стране, где продажа оружия совершенно легальна и его там могут приобрести даже учащиеся средней школы, чтобы потом в этих же школах эффектно показать, как они научились обращаться с винтовками в видеоиграх.

Взяв какой-то пистолет, лежащий на кухне, я посмотрел, заряжен ли он.

Заряжен.

Убедившись, что эта убийственная штука на предохранителе и она не отстрелит мне чего-нибудь, я засунул её себе за пояс. Со стороны это кажется, в принципе, удобным, но на деле по неопытности холодная и тяжеленная металлическая дура, плотно прижимающаяся к телу, очень напрягает. Я поискал кобуру в каких-то шкафчиках, но вместо неё нашел, кучу ножей, гранат, прицелов и патронов. Последние я взял, даже не проверяя, подходят ли они. Было очень страшно, но крайне любопытно. Кто же здесь жил?

Не заглядывая к «нам», я обследовал третью, последнюю квартиру. На этаже были ещё, но до них не дошли руки в силу определённых обстоятельств.

Там было миленько.

Очевидно, хозяева (скорее всего одна хозяйка) были божьими-пенсионерами-одуванчиками. Чувствовался какой-то домашний уют, аккуратность и, почему-то, старость. Даже стоял этот характерный запах, который обычно витает в таких жилищах. Это место удивительно выбивалось своей затхлостью. Мне казалось, что этому дому не больше пятнадцати лет, а квартира тянула на все сорок. Сразу вспомнил, как часто в детстве гостил у бабушки. Хотелось бы верить, что тут живёт кто-то из моих близких, но нет. Я смотрел на висящие на всех стенах фотографии и видел чужие лица очаровательной парочки в разные временные промежутки. Не мог отделаться от ощущения, что я их где-то видел. Может, они буквально походили на мою родню... Ещё атмосферу навеивали немногочисленные атрибуты глупенькой жизни на пенсии: алмазная мозаика с котиками, календарь с православными праздниками, спрятанный на высоте или за стеклом хрусталь, библиотека с приобретёнными на вокзале ироничными детективами, скрипучий пол, который некому было починить, верба в вазочках.

– ­Чувак, а помнишь, какая верба на вкус? Что ты вообще ожидал, когда совал в рот это пушистое, похожее на плесень ложноножное?

Я сморщил губы от стыдливого воспоминания и тут же запустил необратимый процесс.

– ХИТ-ПАРАД КРИНЖА, ДАМЫ И ГОСПОДА! А помнишь, как тебя спалили на математике, что ты сидишь и играешь в карты на телефоне? Обещали родителей вызвать, и ты аж плакать начал перед всем классом, чтобы этого не делали. Извинялся ещё, чё-то обещал. А помнишь, как ты долго на физкультуру переодевался и тебя случайно заперли в раздевалке? Никто и не вспомнил, что ты приходил даже, ХА-ХА-ХА! Стоял под этой дверью, стучал минут десять, чтобы тебя кто-нибудь услышал. А когда поняли, что ты там один сидишь, то даже выпускать сначала не хотели. О, а ещё на День Святого Валентина все мальчики получили по Валентинке, а ты нет. Помнишь, да? Ой, что было. Как тебя батя тогда спалил, вспоминаешь? Ты тогда хотел в ванну сходить, запереться забыл, но приспичило предаться греху. Говорил, что ты там мыл просто и вообще руки чисты, но предок-то твой не дурак. Впрочем, всё это ничто по сравнению с тем, когда ты под давлением бывших однокашников согласился пригласить некую красопетку Стефанию на танец. Ты ещё на дискотеку тогда пришёл и весь вечер в углу простоял, пока остальные веселились. Слышишь её ответ? Видишь её изумленные глаза? Она ещё в компании подруг сидела. Кенты сказали, что хуже ответа «Нет» не будет, но они, почему-то, не подумали, что она может сказать: «Фу-у-у!», – а она, тварь, так и ответила. Что же ты получил от своих товарищей? Сочувствие и поддержку? Нет, им было охеренно смешно. Так долго они, кажется, никогда не смеялись. Ты бы тоже хотел присоединиться, но положение было немножечко не подходящим. Подумать только, да? Эти парни и Стешка даже не помнят этого, а если и помнят, то для них это маленький эпизод, когда они чувствовали себя счастливо и ощущали превосходство. Были бы они сейчас передо мной, то в каждом бы продырявил отверстие из своей новой игрушки. Была бы она у меня раньше... Ушёл бы красиво да забрал бы кого-нибудь с собой.

Стыд заменился подлой яростью, и я тупо ходил кругами по комнатам, пытаясь отделаться от прошлого, но оно не отпускало.

Проходя мимо зала, я увидел в окне человеческий силуэт.

Его там не было, когда я делал предыдущие два круга и потому сразу заметил. Присмотревшись, я понял, что «оно» стоит на балконе, справа от него находилась запертая пластиковая дверь. Ко мне спиной стоял какой-то тощий человек в белом балахоне и с черным чепчиком на голове. Мыслительный процесс полностью остановился и я, как вкопанный встал, протирая глаза и надеясь разглядеть увиденное. Рука потянулась к пистолету.

Страх топил все чувства, и я начал, громко дыша, трястись. Я тихо матерился и спрашивал про себя, что делать. Разумеется, я ждал встречи с кем-нибудь, но в более непринужденной обстановке. Иррациональный кошмар заставил ногти вжаться в плоть, хотя ничего страшного пока не произошло.

Я внимательно осмотрелся и понял, что «постороннему» внутрь никак не попасть.

Как же следовало поступить? Было три пути:

Первый, бежать сломя голову отсюда. Просить прощения у Господа и больше никогда не лазить в чужие квартиры. Плюсы: я буду спасён. Минусы: непонятно, надолго ли.

Второй, наладить контакт. Просто дружелюбно поговорить. Наверняка это только лишь бабушка вышла стрельнуть сигу. Она меня погладит по голове и будет готовить нам с Евой еду. Плюсы: любопытство будет удовлетворено и есть шанс, что моя жизнь качественно улучшится. Минусы: нет.

Третий, застрелить это сраное приведение на месте. С какой стати кто-то стоит утром на балконе и не шевелится! Это явно не человек, и оно явно не намеренно разговаривать. Я не хочу держать соседство с психически больными паралитиками. Убить её! Плюсы: мир станет чище. Минусы: потратится пара патронов и окошко испорчу.

Я выбрал первый вариант. Как бы мне ни хотелось казаться брутальным, но я дико боялся. Пытаясь не оборачиваться и не дышать, я попятился назад. Когда я почти зашёл за стенку и потерял из поля зрения обитательницу балкона, предательские половицы заскрипели под ногами и я увидел, как она начала оборачиваться. Глаза мои становились шире и шире, сердце начало выпрыгивать из груди и горло заткнуло комом.

Мне уже стало понятно, что я выдал себя и я ломанулся на выход. Краем глаза я увидел рожу нежданного гостя, и я понял, что уже видел её однажды. Эта была та самая горбатая человекоподобная тварь из моего сна. Старческое бесполое месиво из морщин, складок, бородавок, слюней и тупых отекших глаз смотрело на меня через стекло балкона. Когда я пробегал по небольшому коридору, то увидел это же лицо на фотографиях. Оно приобрело те же черты и стало больше, выразительнее, безобразнее.

Обычно в фильмах ужасов будущая жертва чудовища или маньяка кричит и верещит, заставляя зрителя проникнуться страхом, но я вместо воплей кряхтел и сквернословил. Со стороны, наверное, это казалось несерьёзным и, даже, забавным, но мне тогда было не до шуток.

Выбежав в незапертую дверь, я захлопнул её со всей дури и прижал, рассчитывая, что «оно» будет ломиться изнутри. Я тут же вспомнил, что у неё должен быть топор и он наверняка пойдёт в ход, но успокоился, увидев, что дверь железная.

­­– Если она и через это пройдёт, то мне не спастись никак. Гнида!

Мною руководили эмоции. Это ведь и вправду могла быть живущая здесь старушка, которая просто загрустила оттого, что её все бросили. Был бы я доверчивее и общительнее, то, конечно, поговорил бы с ней, попил чаю. Что-то первобытно пугающее проснулось во мне, и я сразу интуитивно почуял угрозу. В голове велся отсчет секунд до того, как в дверь начнут долбиться. Пока её иссохшие ноги выйдут, пока дойдут, уже... Да она уже должна была сюда попасть! Я прижался ногами к стене напротив и, потея и плача, навалился на вход.

...

Я простоял так минут пять, отчаянно ожидая, когда мне придется бороться за свою жизнь, но ничего не произошло.

– ­Я её убью... Ни за что не повернусь спиной к этой двери. Либо она, либо я.

Вспомнил про Еву. Если я сейчас уйду к ней и скажу, чтобы мы немедленно отсюда уходили, то эта уродливая бабка зайдет к нам или уже будет ждать снаружи...

Все слёзы уже были выплаканы и осталась только первозданная злость. С необъяснимой решимостью я дернул дверь на распашку, достал пистолет из-за пазухи, забыв про его тяжесть и настроил себя, чтобы нажать на спусковой крючок. Если не выстрелит, то пойду в рукопашную.

И...

Ничего не было.

Я ждал, что это старческое поганище будет стоять в коридоре, замахнувшись на меня топором. Я ждал увидеть хотя бы тот же интерьер квартиры, где только что был.

Но нет.

Внутри ничего и никого не было. Стены были белыми, пол бетонным, а из потолка торчали провода с лампочками. В сердце загорелась надежда, но я должен был быть до конца уверен.

Изображая какого-нибудь типичного «сикарио» из кино, я решительно зашёл и начал проверять комнаты. Обшарил все углы, закоулки. Жмурясь и задерживая дыхание, заглянул в ту комнату, которая выходила на балкон. Пусто, совершенно.

На душе стало легче, но полного спокойствия я достиг только через несколько дней.

Оглядываясь, я вышел из этого дома-перевёртыша и с величайшим грузом на плечах вернулся к «нам». Даже разуваться не пришлось. Всё это время путешествовал босым. Тревожненько глянув в спальню, я уже в который раз за сегодня пересрал от шока.

Евы не было.

– Лясы! Ну этого ещё не хватало. ЕВА!

Ответа не было.

– Ну несмешно уже, твою мать! Ева, это я! Ты где?

Ответа не было. Я закрыл дверь на два замка. Убедился, что закрыл и пошёл прочесывать квартиру, положив пистолет в прихожей. В комнатах её не было. Я, шутки ради начал смотреть в окна и заглядывать за балконные перегородки. Дескать: «Не выпала ли?».

– Не выпала. Сидит где-то здесь.

– Ева, это я. Не прячься!

Я начал осматривать комнаты лучше, рассчитывая полчаса играть в прятки, но не прошло и тридцати секунд, как я нашёл её. Перепуганную, лежащей под кроватью.

– Доброе утро, ты чё тут делаешь? – крайне нахально и с каким-то непринужденным юморком я начал беседу, впиваясь взглядом в широко раскрытые глаза.

Ответа не было.

– Да это я. Вылезай. Я тут вышел ненадолго. Давай, – я тянул руку и долго ждал, когда моя трусишка выползет из-под кровати. Она это сделала без моей помощи и сразу села на край матраса, переживая какой-то лютый испуг.

– Ты зачем спряталась? Я напугался, капец, – я уже и забыл, что на самом деле меня недавно заставило «отложить кирпичей».

– Я... Проснулась, пошла тебя искать. А потом услышала грохот, и кто-то говорил... Спряталась, – мною была составлена точная временная цепочка событий, и я начал с какой-то бравой удалью гнать чушь.

– Да это я. Я. Просто ходил здесь, осматривался. Забыл, что ты спишь и хлопнул. Прости, – я, уже переболевший адреналиновыми выбросами, без задней мысли приобнял свою «подругу». Она была не против и просто сидела, иногда посапывая. Мы вместе сидели спиной к коридору, и я молился, чтобы сзади никого не оказалось. Я бы хотел сконцентрироваться на том, чтобы утешить несчастную, проникнутся нежностью, но страх бил мне в грудь, как в колокол. Когда всё из мыльной оперы успело превратиться в триллер?

– Никого нет, кстати. Я смотрел, – мне приспичило сообщить эту крайне приятную новость, – У тебя телефон не работает случайно, связи нет? – Ева показала свой мобильник, и мы убедились, что всё осталось без изменений. Связи не было. Былой печали утраты тоже. Посидели вместе, попереживали, но без излишних нервов. Мне так казалось! Если бы я присмотрелся, то увидел бы в глазах моей несчастной глубочайшую тоску, равнодушие и нечеловечный ужас.

– ­Уверен, что она не видела, как ты у двери рыдал и боялся умереть?

После ничего интересного не произошло. Ева привела себя в порядок, покушала, собралась. Я вместе с ней кое-что упаковал, и мы молча выдвинулись ко мне домой, за папиной машиной. Разумеется, мне пришлось выйти из квартиры во всеоружии – с фонариком и пистолетом наперевес, но ничего не пригодилось. Ева неприятно удивилась моей находкой, но я её, типа, успокоил и сказал, что буду из него по банкам стрелять, всегда хотел научиться. Она наверняка заметила, с каким беспокойством я выхожу из дома, но комментировать не стала. Это было очень мудро с её стороны. Чем меньше задаешь вопросы, на которые точно не получишь позитивные и честные ответы, тем лучше.

Безжизненность выглядела по-своему мило, но немного напрягала забытой утренней прохладой. Дома меня никто не ждал. Как и обычно, собственно. Я собрал кучу вещей, которые буду и не буду носить, отыскал отцовские ключи и вместе с поклажей пошёл искать наш «тарантас».

Кто учился езде на механической коробке передач, тот понимает, какая это боль. Особенно для неподготовленного ума... Хорошо, что меня в своё время обеспечили какими-никакими основами, а то нам бы пришлось перемещаться исключительно пешком. Я очень долго вспоминал и пытался воссоздать идеальную последовательность действий для того, чтобы тронуться на волшебной колымаге. Когда садился в салон, то сказал Еве, чтобы она погуляла где-нибудь, на качелях покачалась, мол, долго я тут торчать буду, но она то ли не услышала, то ли не послушала и села, зачем-то, на пассажирское, видать, по привычке.

– Ну фиг с тобой. Сейчас со мной десяток интересных ругательств выучишь.

Автомобилями я, кстати, не интересовался. Не помню, говорил ли я раньше, но мне откровенно бирюзово. Повторенье – мать ученья. Мне очень нравилось угонять тачки в «Великом автомобильном угоне», участвовать в гонках в «Жажде скорости: Подземелье 2» и я, даже, прошёл ту дебильную миссию из первой «Мафии». Всё, в этом заключалась вся моя «срасть» (очень удачная ошибка, оставлю так). К тому же я, как прогрессивный урбанист, был убеждён, что автомобили должны кануть в лету и балом вскоре будут править общественный транспорт и велики. Люди не умеют ездить на своих ведрах из-за чего дохнут в авариях. Им кажется, что они экономят кучу времени, но на самом деле они каждый рабочий день утром и вечером стоят в пробках, хотя могли бы идти пешком или крутить педали, как нормальные пацаны. «Сэкономленное время» они, к слову, тратят на просмотр видеоблогеров, порнухи, кина категории «Б» и на игры-сервисы. Ни черта они не ценят своё время. Вот с комфортом да, понимаю. Однако, если автомобили исчезнут, то вся инфраструктура сама собой окажется в шаговой доступности и никуда ехать будет не надо. Плюс, вёдра часто портят облик городов. Им постоянно нужны парковочные места, и они шумят...

Вот такими уже неоднократно пережёванными мыслями я успокаивал себя, пока пытался «плавно» отцепиться. Я истошно ругался, бил панели и, вообще, вёл себя, как типичная обезьяна за рулём. Спустя минут десять моего яростного перформанса я догадался снять с ручного тормоза тачку, и мы поехали. Я глянул назад, не ушла ли Ева. Нет, она сидела, хлопая глазами и любуясь своими ручками.

– Сначала к тебе поедем. Соберёшь все вещи и до моих, ладно?

Ответа не было. Расценив игнор как согласие, я, потея и причитая, чтобы ничего не заглохло, выехал на дорогу. Сколько бы я ни оглядывался и не боялся, что кто-нибудь выйдет или выедет, безжизненность не оставляла шансов. Никого и ничего не было. Я был единственным участником движения.

За минуты две мы доехали до Евиного дома и, заглушив движок, мы вышли и начали подниматься. Разумеется, я делал это не чтобы помочь или от скуки. Теперь я всё время ждал, что из-за угла выскочит горбатая уродина и мне придется применить в ход моего нового «Друга». Я везде шёл первым и старался не моргать, изображая при этом полное спокойствие. Ева собиралась недолго. Дольше она, наверное, прощалась со своим домом. С игрушками, с которыми играла сестра, и с родителями изображенных на немногих фотографиях. Она это делала молча и без слёз. Я всё понимал, хотя осуждал из-за того, что мы тратим на эти сопливости время. Не терпелось добраться до центра.

Сборы были совершены. Я, разумеется, предложил свою помощь и на своём горбу таскал вещи моей одноклассницы. Запихав все пакеты и сумки с нашим барахлом, мы выдвинулись в путь, но уже без танцев с бубнами. Предстояло увлекательное путешествие без навигатора, карты или знающего путь штурмана. Конечно, я имел в голове кой-какой путь, но в конце я бы мог запутаться. Удивительно, но я почти не знал свой город. Пока мои сверстники гуляли друг с другом или с родителями, я сидел за компом и занимался всякой ерундой, оправдывая это отсутствием желания делать что-либо ещё. Пожалуй, я бы мог самостоятельно добраться только до школы, бассейна, ТЦ и парочки магазинов, куда меня гоняли за продуктами. Что было за пределами моего района – я не знал. Для меня всё это было покрыто туманом войны.

Путь предстоял через длинную прямую улицу, ведущую, вроде бы, на запад. Потом через длинную и крутую на юго-запад, затем как-то предстояло попасть на центральные улицы, оттуда на мост, снова на запад, а дальше да поможет мне Бог – не знал. Здания, пустые автомобили на стоянках, тротуары и дворы неслись с левой и правой стороны. Я разогнался, поняв, как переключать передачи, и чувствовал приятное волнение внутри. Ехал я не больше семидесяти, но мне этого с лихвой хватало для того, чтобы ощутить себя героем из фильмов про «Быстрых и яростных». Я, почему-то, пробубнил про себя однажды вычитанный прикол.

– ­Врезался Пол Уокер в столб. Спасатели вытащили из машины только половину тела. Полпола Уокера.

– ­А? – я уже и забыл, что эта педовка со мной сидит. Молчит, обиделась на меня.

– Я говорю, видишь кого-нибудь? Если заметишь что-то, то скажи, пожалуйста, ладно?

– Хорошо.

Поговорили.

Безжизненность ускорилась и несла с собой какой-то неуловимый драйв. Мне резко захотелось «побибикать». Ну знаете, у каждого в детстве была такая маленькая хотела. Мне как-то дали, но один раз. А сейчас-то можно сколько душе угодно. Плюс, можно свою молчаливую подругу развеселить.

Со всей юношеской оголтелостью я жмакнул на логотип марки, изображенный на руле, и тачка взревела, разрывая себе свои клаксонные связки. Я ожидал, что это будет более приятным и волнующим, но хотелка была удовлетворена. Поймав в зеркале заднего вида ошарашенные девичьи очи, я серьёзно сказал, что захотел «побибикать» и извинился. Мне стало откровенно мерзко от себя. Мимо проносились тополя, частные домишки и ограждения строящегося сорок лет метро, которое, походу, вообще теперь не достроится. Началась та дорога «вниз». С неё немного открывался вид на весь город.

Вроде ничё не изменилось. Каким был, таким же и остался. Я ожидал увидеть какой-нибудь кратер из-за ядерного гриба, разрушенные постройки, военную технику, но не а. Мне, кажется, это снилось...

– Будем останавливаться в центре?

Ответа не было.

– ­Хотя, где там останавливаться, чё там делать? Никого нет, – я забил на то, что нахожусь не один и откровенно трындел сам с собой, зная, что меня всё равно не слышат. Странно так, чудище на меня напало, а травму переживает она. Несправедливость какая-то. Чёрт меня дернул, и я предложил.

– Давай погуляем там где-нибудь, оки? Ты меня пугаешь своей этой угрюмостью, Ев. А? Давай?

Ответа не было. Я вжался пальцами в руль и начал думать, где можно будет пройтись. Всё так пару раз-то я там был...

Спустившись с горки, я начал делать большой круг по двум центральным улицам, проходящим через весь район, как бы, осматривая место для парковки. Вспомнил, что я еду наверняка нарушая все правила, но меня это не останавливало. На глаза попался парк. Кажется, однажды я там катался на аттракционах. Сейчас они, конечно, стояли все неподвижными.

– Давай, не кисни, – я заглушил двигатель, вышел и открыл заднюю дверцу. На меня посмотрели непонимающе, – Да не выгоняю я тебя. Давай пройдёмся.

Почувствовал себя наемным убийцей, который заманивает заказанного в ловушку. Ева молча вышла и пошла за мной. Мы не разговаривали и отстраненно друг от друга шли, пытаясь осмыслить, для чего. Уже в который раз у меня возникла нужда что-то сказать, спросить, разузнать, но мысли едва выдавливались моими извилинами, и я тихо ненавидел себя за свою необщительность.

– А у тебя родственники далеко живут? Может к ним съездим? – поразительно, почему я не спросил этого раньше.

– В другом городе. Далеко, – ответ был, но мне показалось, что его и не было.

– Понятно. А то я думаю, что навязываю тебе, а ты и против ничего сказать не можешь. Вдруг я что-то не то делаю.

Ответа не было. Захотелось заорать и встрясти эту девку, чтобы прекратила переживать. Я вправду не понимал из-за чего.

– Что случилось, Ева? Почему ты такая грустная? Не выспалась или что? – я очень по-ублюдски хотел, чтобы дело свелось к причинам исключительно биологическим. Дескать, из-за недосыпа настроения нет.

ОТВЕТА НЕ БЫЛО.

– Я же уже извинился, что ушёл без предупреждения. И что дверью хлопнул. Прости меня, ну! Что ты?

ОТВЕТА НЕ БЫЛО. Она даже не начала сопеть и плакать. Просто молча шла. Вокруг благоухали какие-то радужные цветочки, ровными рядами стояли стриженные деревья, но меня эта красота только бесила.

– Ну чё ты молчишь? Я же не умею читать мысли! Скажи и проблему решим, как могу. Хочешь дома у себя остаться что ли?

ОТВЕТА НЕ БЫЛО.

– Что ты хочешь, а? Объясни.

ОТВЕТА.

НЕ.

БЫЛО.

Я устал допытываться правды и тупо шёл вместе с ней. Подумал, вдруг у неё наушники или беруши какие воткнуты, и она из-за них меня не слышит, но нет. Всё с ушами у неё было в порядке. С головушкой беды. И у неё, и у меня.

Единственным звуком, который нас сопровождал, был лёгкий гул ветра, который нёс собой освежающую влажность реки. Мы долго в безмолвии шли по парку; прошли через пешеходный мост, перекинутый через шоссе; спустились по винтовой лестнице и оказались на набережной.

– Топиться пойдет, чертовка. Держи её, если вдруг.

Не пошла. Мы вдвоем начали путь вдоль реки, вниз по течению. Оказывается, у нас в городе была очень красивая набережная с ровными дорожками, ухоженными бордюрами, арт-объектами и лавочками для «одиночек». Было слышно журчание могучей реки. Безжизненность отдавала горечью и заставляла выдавить себе глаза, чтобы проливать кровавые слёзы. Я всё думал и пытался рационально объяснить причину этой мерзкой тоски, которая сковала мою единственную собеседницу. Обидь я кого в нормальной жизни, то ничего бы не сделал, чтобы отвоевать расположение. Меня бы грызла совесть, но только лишь. Людей много, найду ещё кого-нибудь (я никого не искал). А тут выбора сильно не было. Приходилось изгаляться и непривычно проявлять себя социально.

– Ты, наверное, расстроена, что у нас вернуться не получилось?

Ответа не было.

– Я тоже расстроен, но ничё не поделаешь, как бы. Придется терпеть меня или всё время вот так вот ходить. Где мы их теперь найдём?.. Я понимаю, что стрёмно, но сколько можно-то уже? Всё, давай щас до этого дойдем. До моста. Развернемся, пойдём и поедем. Ева? Ну мне плохо от того, что тебе плохо! Тут ведь только ты, я и никого больше. Всё! Я жить спокойно не могу, пока ты вот в таком вот состоянии... О ком мне заботится-то? – я говорил это и не понимал, вру я или не вру. Типа, да мы вместе хорошо можем провести время, но прям такие тёплые чувства, не-е-е!

– ­Или да?

Ответа не было. По-прежнему. Я схватил эту молчаливую за руку и, как пахан, притянул к себе, однако тон у меня был убаюкивающе нежный.

– Ева, всё будет нормально. Веришь? – она отвела красные глаза вниз и хранила молчание, – Горе ты моё.

Я обнял мою плачущую и долго стоял, думая, какая же я всё-таки лживая гнида. Боялся, что она начнет отпираться, ускользать и убегать от меня, но ей, кажется, было вообще всё равно, что я с ней делаю. В её безмолвии слышалось кромешное отчаяние и безразличие.

­– Пользуйся. Скажешь потом, что руки соскользнули.

Я тоже решил помолчать. Слова, видимо, вообще ничего не значат, хотя мне всю жизнь казалось, что наоборот. Мы очень долго стояли в объятиях. Очень долго. Как бы вульгарно ни звучало, но для меня это рекорд. Вы не подумайте, что мне такие мысли в трагичные моменты приходят потому, что я бесчувственный. Пошлость – одна из защитных реакций, я полагаю. Так что... Да это было единственное, о чём мне вообще удалось подумать! Впервые за много месяцев я вообще ни о чём не думал минутами. Мне очень понравилось это состояние, но повторить бы я такого не хотел.

Когда я посчитал, что, наверное, «пора», то шёпотом и очень нагло, но без злого намерения спросил:

– Ну всё, успокоилась?

– Нет, – как-то непонятно ответила она.

– Что же мне для тебя сделать, чтобы ты могла радоваться жизни снова? – Ева долго думала.

– Хочу мороженное.

– Будет тебе, пошли, – мы разлепились и бодро потопали обратной дорогой. Пока мы примирительно обжимались на солнце, то успели немного проголодаться и вспотеть. Желание моей утешённой было оправдано.

– Надеюсь, что оно не успело сильно растаять без работающих холодильников, а то ты так и будешь, это... Грустилкой быть, – Ева немного улыбнулась, – Может ещё чего-нибудь? У нас в распоряжении всё есть! Пока срок годности не вышел...

– Мороженого хватит.

– Как скажешь, – я, почему-то, подумал, что момент удачный и своей рукой аккуратно выловил ручку Евы без спроса и каких-то намеков с моей стороны. Она, почему-то, не отпрыгнула от меня и позволила держаться, пока не стало дискомфортно и я не перешёл на другую сторону, поменяв руку. Мы даже по лестнице вместе поднялись.

Дойдя до исходной точки и убедившись, что машину не угнали, мы уселись в неё (Ева села на переднее) и начали кататься. Доехали до первого магазина местной торговой сети и остановились, чтобы обследовать. Стоял неприятный запашок. Наверное, товары, которые уже были близки к тому, чтобы испортиться пару дней назад – испортились. К тому же отсутствие охлаждения сыграло свою роль, хотя внутри было, по какой-то причине, очень прохладно. Как известно, мороженое специально продается рядом с кассами, чтобы скучающие детишки начали охотно клянчить его у родителей, которые вынуждены стоять в длинных очередях. Ну или чтобы его нужно было меньше нести... Короче, вглубь мы не продвинулись и дошли только до морозильников. Я, как дамский угодник, открыл одну из крышек и позволил выбирать из предложенного ассортимента. Сам же пошёл в сторону отдела с напитками. Больно хотелось пить. Сначала высматривал себе водичку, но потом вспомнил, что меня ничто финансово не сдерживает и взял себе банку энергетика. Я их так и не попробовал вчера, постеснялся. Шпыкнул, отхлебнул, удивился сладости. На вкус реально, как стиральный порошок, но очень приятный. Оставив банку на полу, я вернулся к Еве.

Она уже что-то выбрала, вскрыла и кушала, ожидая меня.

– И как?

– Растаяло, но... Есть можно, – она показала мне кремовое пюре, которое содержалось в вафельном рожке.

– Не забудь потом, – я показал на свои губы, типа, «оботри». В силу особенностей консистенции Ева не могла не измазаться белым...

– Слушай, ну совсем, как... Больше ничего не надо, точно? Я вот попить взял.

– Не...

Мы в тишине стояли посреди магазина. Ева в полумраке кушала мороженое, а я, присев на небольшой столик для складывания покупок, смотрел, как она это делает. Ситуация была очень странная и я даже не мог придумать, как бы разрядить неловкость. Если я тоже начну есть мороженое, то она начнёт ждать меня... Минут пять мы молчали, я любовался сценой, а моя проголодавшаяся ловила какие-то свои вайбы и вообще не обращала на меня внимание. Я догадался позаимствовать шоколадный батончик с удивительно оригинальным названием «Орехи», что находился рядом с конвейерной лентой и я невольно присоединился к трапезе. Мы оба начали есть и изучать пустые углы магазина. Казалось, что можно вот так прожить целую вечность, где-то в незнакомом месте, где немного сыро, темно, но как-то уютно. И где можно жевать что-то...

Нахлынули какие-то дурацкие воспоминания. Я, бывало, систематически крал жвачки по рублю на кассе. Кассирша куда-то уходила или искала под столом что-то, а я с ловкостью щипача вытаскивал из большой вазочки одну или две штучки «Love is...». Если буду богатым, то вернусь туда, оставлю пару тысяч долларов в качестве компенсации и смотаюсь, оставшись не отблагодарённым за такую щедрость. Вряд ли они достанутся владельцу и вообще пойдут на хорошее дело, но мечта дурацкая есть. Меня, к слову, на этом ни разу не поймали, но всё равно немножко стыдно. Может быть, их специально там ставили, чтобы избавиться от неходового товара...

«Love is...» – тоже была прикольная вещь. И картинки милые и подписи. Больше мне, естественно, нравятся современные аморальные мемесы на основе этих жвачек. Типа, «любовь это – долбить вместе кокс», или «любовь это – держать волосы, когда она блюёт», или, наконец, «любовь это – обсирать вместе общих знакомых». Мне, наверное, ничегошеньки из этого не предстоит, но что вообще есть любовь?

– Ты уже ответил. Это то, чего тебе никогда и ни при каких обстоятельствах не ощутить. Знаешь почему? Сколько бы тебя ни любили, тебе всё равно будет казаться мало, или ты не будешь верить, что тебя любят, или ты не будешь осознавать, что тебя любят. В «том» мире у молодежи появилось устойчивое выражение – «язык любви». Ты ни одного слова на нём не знаешь. Его с детства учат всем, а ты прогуливал...

Ещё я вспомнил, как потерялся в гипермаркете. Не знаю, много ли детишек такое переживали и многим ли знакомо. Вот ты идешь вместе с родителем, он катит тележку потому, что ты ещё маленький для такого занятия, но уже слишком большой для того, чтобы сидеть в этой самой тележке на специальном раскладном сиденье. Идешь, идешь, вдруг залипаешь на пачку с хлопьями, рекламу которого каждый день видишь в телике или в инете. Смотришь на все эти рисуночки, надписи, хочется взять! Берешь пачку, оборачиваешься, а ты один одинёшенек. Забегаешь за один угол и за другой. Никого! Какие-то посторонние дяди и тёти. Главное ведь, что делать – непонятно. Такому в садике не учили и родители, с какой-то стати не проинструктировали насчет подобных внештатных ситуаций. Плакать нельзя – это ты знаешь. Ходишь вдоль стеллажей и не плачешь, ищешь и не плачешь. Ещё бы вспомнить, во что твой родитель одет был, а то видишь человечка с похожей комплекцией и причёской, он спиной к тебе стоит. Подбегаешь, не он... Не плакать. Ещё эта пачка хлопьев в руках. Все, походу, вокруг думают, что ты на кассу идешь и прекрасно знаешь дорогу в этом дурацком лабиринте. Хочется сказать, что потерялся, признаться в страшном грехе, но как-то это неловко. Я только недавно научился говорить «извините», «пожалуйста», «электричество» и «бронетранспортер». Какое тут «я потерялся»? А ещё и плакать нельзя. Интересно, а если здесь меня не найдут, то можно остаться жить? Мне много не надо. Мультики по вечерам и в телефон чтоб давали поиграть часик или два. И покушать. Может, можно будет видеться иногда с родными. Вырасту большим и буду здесь работать. Вот и плакать уже как-то меньше хочется. Хотя кто меня будет гладить по спине перед сном, покупать журналы с карточками и рассказывать, зачем машинам нужен капот? Здесь такого рода специалистов вряд ли можно будет найти. Не, хочется домой. Я иду в стартовую точку, где нашёл хлопья. Вдруг там меня ждут. И да, детские мозги работают в правильном направлении. Там судорожно ходит родитель, который одновременно очень рад меня видеть, но одновременно очень зол, что ему приходится этому радоваться. Минут пять или десять самостоятельной жизни прошли крайне увлекательно. Наверное, так будет всегда, когда совсем-совсем потеряюсь.

Ух, что-то меня пробрало от этого в дрожь. Я аж решился поделиться, настолько жизнеутверждающая херня в голове всплыла.

– Я вот щас сижу... И я вспомнил, как в магазине потерялся. Знаешь, вот очень похожее чувство с тем, что я вчера весь день испытывал. У тебя было такое?

– Н-нет, меня старались не брать, когда за покупками шли, – у неё уже оставалось меньше четверти рожка.

– Вот, а у меня было. Непередаваемый «экспириенс», я тебе скажу, но пережить можно... А тебе как? Ну, это всё.

– Грустно, одиноко...

– Не думал, что ты от второго страдать будешь... А, у тебя ж сестра.

– Ага...

– Я-то один в семье, смекаешь?

– Да... А ты не просил братика или сестру? – Ева впервые за долгое время спросила что-то у меня.

– Просил, но капец, как давно. Ещё в глубоком детстве. А потом мне это перестало быть интересно.

Меня не спрашивали, но я решил продолжить.

– Появился компудахтер, появился телефончик и всё, мама и папа, я пошёл покорять просторы Интернета. Лучшие и худшие годы в моей жизни. Впрочем, они до сих пор не кончились.

– Почему лучшие и худшие?

– Ну, мне однозначно нравилось обитать там, где я обитал. Меня воспитала не улица, не труд и не учёба, а сайтики с флэш-играми, бесплатными мультами в дубляже, видеоблогеры и мемы. Я недавно прикинул, если сложить время, которое я провел, скажем в Интернет-пространстве и время, которое я провёл на улице, то первое будет значимо больше.

Ева, наверное, про себя тихо офигевала, но я не прекращал.

– Ладно бы я за книгами или учебниками кропел. Вырос бы в учёного мужа или маленького гения, но не а. Я знаю десять тысяч мемов, анекдотов, имён блогеров и... В общем, что-то не то. Ха-ха-ха. В Средние века, если ты не выходил из дома, то читал книги или переписывал их. Становился умным. Сейчас же наоборот, меньше выходишь наружу – больше тупеешь. Так мне кажется. Хотя я как раз люблю тупеть.

– Ну... Не знаю, я тоже дома сижу, но я рисую...

– Да ты чё? – я радостно удивился этому откровению.

– Если заниматься творчеством, то, наверное, это прощает домоседство. Мне кажется.

– Мне бы да творчеством заниматься...

– А на гитаре ты... Не умеешь?

– Нет. Я её тогда взял, чтобы отмахиваться от зомби и бандитов.

– Ты играл, кажется, я слышала.

– Ой, да кого там. Играл...

– Думаю, времени у нас будет много. Обязательно научишься, – в её голосе слышалась ободряющая надежда.

– Может быть, – я стандартно ответил на вопрос, касающийся изменений в жизни. Нельзя говорить «да» или «нет». Ответишь положительно и с тебя потом спросят, почему ничего не меняется. Ответишь отрицательно и непременно заслужишь неуважение со стороны вопрошающего благодетеля. «Может быть – как руки умыть». Мороженое кончилось, и мы готовы были двигаться дальше.

Я сел в машину и ощутил острую нехватку чего-то. Начал суетиться и проверять. Разряженный телефон был в кармане, заряженный пистолет за пазухой. Ева сидела справа от меня и никого кроме нас вдвоём не было. Я завёл мотор и вспомнил.

– Есть же радио, болван. Там наверняка передают сообщения.

Как будто я прямо сейчас могут потерять драгоценную возможность услышать спасительную информацию, я быстро включил магнитолу и начал крутить, нажимать что попало. Увидел на экране злосчастную надпись FM, услышал белый шум и начал листать. Везде был один и тот же противный звук. Никто ничего не передавал. Я обиделся и убавил, чтобы не так елозило по ушам.

– Покрути туда-сюда ещё немного, вдруг услышишь чего, – я тронулся, дав указание моей пассажирке. Она повиновалась и с трепетом в глазках переключала и вслушивалась.

Мы проехали страшный городской театр оперы и балета, куда нас однажды классом повели слушать отрывки из опер. Мне тогда не понравилось. За ним следовал мост через широченную реку, который я проезжал, наверное, минуты две. Никогда не замечал, насколько, оказывается эта штука широкая. В радиоэфире по-прежнему ничего не отыскалось. Я заехал на дорогу-кольцо и поехал в сторону юго-запада. Другой берег города отличался особенной ущербностью, утилитаризмом и некрасивостью. Никогда не понимал, почему так. У нас гораздо симпатичнее, чем здесь. Как-то несправедливо.

Зря я переживал, что не найду дорогу. Как-то без задней мысли я выбирал правильные повороты и всё время ощущал, что еду в верном направлении. Даже в конце, где началась откровенная грунтовая паутина из бесконечных домиков, коттеджей, железных заборов самых разных цветов, я не заплутал. Надо ли говорить, что ни единого пешехода или движущейся тачки мы не увидели. Безжизненность не отпускала и готова была следовать по моим пятам всюду.

Я остановился у забора цвета морской волны, заглушил машинку, поставил её на ручник (впервые), сказал, чтобы Ева сидела в салоне, вышел и осмотрелся.

Меня поразила абсолютная тишина.

Обычно, когда мы приезжали, то повсюду выли собаки, какая-то падла работала бензопилой или болгаркой, кто-то громко слушал радио. В общем, тихая и спокойная провинциальная жизнь давала о себе знать и радовала всех. К слову, были мы здесь очень нечасто, на больших праздниках и чьих-то юбилеях. Можно было бы, конечно, уехать к моим бабушкам с дедушкой, но у них жильё не такое крутое, да и за сотню километров отсюда находится. Я бы не решился. Были бы у меня друзья, с которыми бы я тусил в таких местах, то было бы проще, а так... Единственный вариант, чтобы перекантоваться. По крайней мере, на первое время. Вспомнил что у нас тоже участок за городом был, но это курам на смех. Одна земля, да и то на пригорке и вся в камнях.

Я, скорее для приличия, постучался и спросил, есть ли кто. Ответа не дождался. Я посчитал, что можно было бы спросить это погромче, обращаясь вообще во Вселенную.

– Есть ли... ЕСТЬ ЛИ КТО, АУ? – начал тихо, но потом громогласно закончил. Отозвалось только злобное эхо из-за металлических пластин вокруг меня. Я подергал дверь, и она без препятствий открылась. Поджав губы, я глянул внутрь, готовясь тут же захлопнуться и бежать в машину.

– Собаки нет, значит, – вольер был пустой, и никто не бежал, чтобы оторвать клыками лицо, – Ева, можешь выйти! Ева?

Несмотря на то, что я чувствовал себя в безопасности на девяносто процентов, недостающая десяточка мне не давала покоя и я вытащил спрятанную пушку. Я знал, что если эта тварь выбежит, то я скорее всего обделаюсь от страха, выроню пистолет и погибну смертью дебила, задранный насмерть злым псом. Однако надежда, что я не пасану, была!

Я спокойно приближался к двухэтажному изящному такому металлическому теремку с красной кровлей и желтыми стенами из сайдинга. Вроде он так называется. По правую руку была миленькая деревянная беседочка, по левую дорожка, ведущая в гараж, примыкающий к дому, за которым должна была прятаться баня, несколько гряд и кустов с ягодой. Сзади меня слышались неловкие шажочки.

С превеликим страхом я заглянул в будку и окончательно убедился, что она пустая. Там никто не лежит и не готов броситься на меня. Помнится, я утверждал, что её не будет, но всё равно боялся.

– Странно, что все животные тоже исчезли, да? – обратился я к Еве, которая стояла позади меня.

– Ага... А я хотела кота завести. Думала, что хотя бы сейчас получится.

– Зачем тебе? Ты и так котёнок, – я обернулся посмотреть на умиление и был полностью доволен реакцией на комплимент. Оказывается, их так легко делать...

Я на всякий пожарный обошёл весь дом вокруг. Увидел пустые грядки и красные кусты малины, определившись с досугом на ближайший час. Ева ждала меня у порога и не решалась без моего разрешения войти. На секунду я подумал, что она в принципе войти не может. Я, как «открыватель дверей» капитан Прайс, дёрнул за латунную ручку и врата в прекрасную жизнь открылись. Даже сделал лакейский жест, мол: «Проходите, моя госпожа».

Зайдя внутрь, я уже убрал пистолет за пояс и начал бегать, проверяя нет ли здесь жильцов или кого-то ещё постороннего. Почему-то, казалось, что я нахожусь в настоящей крепости и беспокоится вообще глупо. На первом этаже я проверил два зала, кухню, столовую, туалет. На втором три спальни, ванную и кладовку. Спустившись по лестнице из фильмов ужасов в здешний цоколь, я обследовал гараж, в котором стоял внедорожник хозяина и генератор (!), какие-то две комнаты непонятного предназначения, погребок. С отвисшей челюстью и слоновой радостью я поднялся на всё ещё отвратительной лестнице и окликнул Еву, желая убедиться, что она не убежала от меня и что её никто не убил.

Ответа не было. Как всегда. Я пошёл искать эту клушу и застал на кухне, пьющей водичку.

– Ты так больше не делай, – сказал я, подходя к плите, – Смари, что у нас есть.

Я пошевелил рукоятку и спустя пару секунд загорелся газ.

– Во, – хвастался я достижениями цивилизации, к которым не имею никакого отношения. Проверил воду, и она тоже, на удивление, пошла. Я-то думал, что здесь она без электричества не работает... Ну прям рай почти, – Только в туалет, наверное, нам лучше ходить на улицу, здесь есть. А то я боюсь, что вода не накачается в доме.

Все необходимые инструкции были мной проговорены, я взял корзиночку и пошёл собирать малину. Еве поручил приготовить чо-нить, так как вчера этим занимался я. Так будет честно.

Стоя у кустов малины и наслаждаясь вкусной жизнью, я вспоминал ушедшее пару дней назад лето. Какое-то оно паршивое было, если честно. Первый месяц я был в городе и страдал от безделья. Никому в этом признаваться мне не хотелось, а то бы погнали на работу. Нашёл себе занятие в «выбивании платины» (прохождение на 100%) в одной видеоигре про «мясного пацана». Надрочился, простите мне эту грубость, страшно. Мне потом снились все эти платформы, шипы, ракеты и бесконечные куски главного героя, погибающего вновь и вновь в надежде спасти «пластыревую девчонку». Так и не выбил, даже близко не приблизился. Очень из-за этого переживал. Буквально месяц своей жизни убил на какую-то ерунду. Думал, что настолько преисполнюсь, как игрок, что потом остальные игры буду проходить за минуты, ан нет. Ещё меня очень бесил батя. Он говорил, что я какими-то ненужными вещами занимаюсь и был абсолютно прав, но я ни в какую не соглашался и хотел достичь поставленной цели ещё сильнее, из-за чего падал в этот омут зависимости ещё больше. Запомните! Если вы кому-то реально хотите помочь, то не надо домогаться с вопросами. Да, вы заставите задуматься и поразмыслить, но пятая точка начнет своё движение только после получения какой-то конкретной мотивации, сечёте?

Второй месяц я провёл у бабушки с дедушкой загородом. Я вместе с ними почти каждый день ходил на дачу, помогал поливать, полоть, копать и заниматься ещё каким-то принудительными муками, которые поскорее бы хотел забыть. Я не понимаю, как они могли добровольно меня заставить это всё делать? Я ведь не хотел, но отказать не получалось... Были, конечно, там мои сверстники, но мы интересами не совпадали. Как обычно, сука. Они в футбол играли, лапту и снимали тик-токи. Мне такого рода досуг вообще противен, а потому я имел привычку оставаться внутри маленькой квартиры, где каждый день что-то почитывал. Даже наружу не выходил, чтобы избежать лишних разговоров, начинающихся со слов: «Чё читаешь? Давай вместе с нами побродим до речки, потрясёмся?». На самом деле такого никогда не было, но я очень боялся. Ощущение громадной дыры внутри меня съедало рассудок, но я не мог ничего сделать. Если бы я рассказал, что мне скучно, то я бы получил ожидаемые и неприятные ответы, которые бы сводились к простому – выйди, пообщайся.

Третий месяц я провёл, естественно, у других бабушки с дедушкой и там сценарий, в принципе, похожий был. Только работать меня несильно заставляли и я был больше предоставлен сам себе, из-за чего загонялся в тоску ещё пуще. Впрочем, меня иногда радовали выпечкой, ухой из свежо пойманной рыбы и рассказами о том, как мой отец по молодости куролесил. Хотел было потом у него спросить, правда ли он такой дурачок в молодости был, но потом как-то всё равно стало. Он-то был дураком деятельным, настоящим «лайфером». Он жил, пробовал что-то, рисковал, получал потом по заднице, но иногда же и побеждал, упиваясь своей удалью. Короче, то, что моим родителям нечего будет рассказывать обо мне, не будет личной заслугой. Это будет показателем моей поразительной унылости.

– ­А кому они будут что-то рассказывать? Друг другу что ли?

Малина была сладкая, но мысли какие-то шли очень горькие. Этой ягоды, кстати, я успел наесться за июль и август, но всё равно мне было мало. Я насобирал половину тары и отправился в дом. По приходу я сразу же кликнул Еву. Я, кажется, постоянно так буду делать из-за боязни потерять её по ужасной нелепости. Она отозвалась, и я спросил, когда уже можно будет обедать. Разочаровав меня тем, что ещё нескоро, я пошёл разбирать вещи.

Где-то полчаса я открывал ворота, загонял машину (кажется, что даже поцарапать не получилось), закрывал ворота и таскал пакеты с сумками в прихожую. От непривычной физической нагрузки я немножечко хотел умереть и жалел, что не занимаюсь спортом, как нормальные люди. Закончив мытарства, я услышал волшебный зов: «Иди кушать» – и я пошёл.

Ева сварила суп! С картошечкой, горошком и тушёным мясом. Моя мама супы редко делает, а тут такой подгон, я обрадовался. Надеюсь, что тоже научусь готовить такие же адовые блюда. Трапеза прошла в умиротворённом спокойствии. Я даже сидел спиной к коридору, не боясь, что меня сзади настигнет какая-нибудь бабайка. По завершении был чай. Еве тоже пришлось вскипятить воду в кастрюле, как мы делали у меня. В качестве сладостей у моей родни в конфетнице хранился зефир, пряники с черничной начинкой и желатиновые мишки. Мне определённо нравилось жить в такой своеобразной роскоши. Чай тоже был какой-то имбовый, с мятой и ещё пакетик в форме пирамидки.

– А ты помнишь, кто на самом деле построил египетские пирамидки?

Я прыснул смешком от неожиданного воспоминания, как отец на совершенно серьёзных щах пересказывал просмотренные «документалки» о происхождении чудес света. Одноклассница продемонстрировала небольшое недоумение, и я объяснился.

– Да вот смотрю на эти штуки и вспоминаю, как папа говорил, что пирамиды. Те, что в Египте. Их построили инопланетяне. Я ему такой говорю ещё, типа, поддакивая: «Ага, я в фильме про роботов пришельцев видел. У них там аванпост был», – он сразу начал помоями поливать Голливуд, но верно подмеченную мысль взял на заметочку...

Ответа не было. Может не надо было эту ерунду говорить...

– А ты в какие-нибудь теории заговора веришь?

– Это какие теории?

– Ну, например, будто американцы на самом деле на Луну не высаживались. Или, что на самом деле люди уже давно изобрели не потухающие лампочки, но корпорации не начинают их производство потому, что в таком случае потеряют рынок.

– Хм... Хи-хи, мне нравилось раньше думать, что в фильмах, когда показывают героя в разных возрастах, то создатели специально ждут, когда мальчик или девочка вырастет, чтобы потом его взрослым снимать. Ещё я боялась, что они по-настоящему умирают...

– Э-э-э, это немного не то, но очень мило. Ты вообще их не знаешь, видимо?

– Может и знаю, но или не слушала или не задумывалась как-то...

– Мне вот нравится представлять, что все относительно молодые звезды. Музыканты, там, актёры. Они все вместо неожиданной смерти на самом деле вынуждены отправиться в тайгу. И они там живут и уже доживают до бесконечной старости. Летов там, Кобейн, Янка, Бодров, Башлачёв, Витя Цой, Тупак и, может, ещё кто постарше. Наверное, целый список можно составить.

– Никого не знаю, – ожидаемый ответ, но я по-гиковски ошарашился.

– Да ты что...

– Ну, я не так часто музыку слушаю.

– Ладно... Ещё есть актуальная теория заговора. Вчера только родилась. Мы с тобой здесь непросто так, знаешь? Кто-то намеренно оставил нас двоих, и мы должны как-то стать лучше. Или помочь друг другу стать лучше. Смотрела про «День сурка»? – Ева помотала головой, и я ей кратко пересказал сюжет и мораль всей басни.

– Но у нас же не так.

– Почему?

– Облака другие.

– Что?

– Ты не смотришь на облака?

– А чё на них смотреть?

– Ну... Я там вижу много интересного. Вчера их не было весь день, а сегодня появились. Так что время идёт вперёд. Мы не замкнуты в этой, как ты назвал, «временной петле»... Понаблюдай.

Я с лицом недоверчивого хмыря пошёл к окошку и выглянул наружу. Действительно, облака были. Бесформенные. Секунду две я пытался родить, на что они могли бы быть похожи. Подошла Ева и начала помогать мне развивать творческое восприятие.

– Вот, смотри, – она указывала своим дюймовочным пальчиком, – Это перьевое похоже ласточку. А вон та тучка на свинью копилку... с рожками. Вон там дедушка такой грозный...

Я ни хрена не видел и мне было очень неприятно продолжать эту игру в «выдумай, что ты видишь в облаках, хотя они ничего собой не представляют».

– Ну, ещё успею научиться, – я обошёл девчонку, как ценный экспонат в музее, и сел за своё место, – Если дождь пойдет или погода изменится как-нибудь, то точно поймём, что не в «петле».

– Ну да, тоже верно...

– Дак о чём я... А, ну вот. Что думаешь насчёт того, что мы тут непросто так?

Ответа не было.

– И я не знаю, – я заметил, что между нами установился почти непрерывный зрительный контакт. Она раньше ныкалась от меня глазками и в пол смотрела, а сейчас нет, уверенно на меня глядит, хотя всё ещё побаивается. Я посчитал, что можно больше не мучать онтологическими бреднями мою потерянную в себе подругу. Я встал из-за стола и начал мыть за собой посуду. Дома я так никогда не делал, но перед Евой было как-то немного неловко. Закончив очищающий ритуал, я пошёл восвояси, придумывая себе занятие.

– ­А почему бы не добавить немного «огонька»? Как насчёт того, чтобы приручить зверя, томящегося в темнице?

Я, естественно, вспомнил про генератор. Стоило, хотя бы, посмотреть на него и развести руками, дескать, я пытался.

Лестница всё ещё до усрачки пугала, но я был не из тех, кто боится лестниц...

Вот он передо мной. Чудо-юдо стальной идол и убийственный типок – электрогенератор.

– Ну и как тебя?..

­На губах вертелся грубый вопрос интимного характера, который вводил меня в самое искреннее замешательство. Был бы Интернет, то выяснил бы на раз два, а тут думать надо. И спросить не у кого. И бумажки с расписанными шагами нет. Дерьмо.

­– Наэлектризованное дерьмо. Искрящееся и дымящееся, как голова казненного насильника...

– Твою мать, хватит придумывать эти ассоциации! Где выключатель?

– ­А вон, видишь кнопочку? «On» и «Off» написаны. Рискнём?

– Не, падажи. Надо, чтобы ему кушать, что было. Все бачки наполнены?

– Гляди-ка, нет! «Чтобы уверовать в бога, надо бога. Чтобы налить бензина, нужна канистра».

– Я в шоке с себя... Так нормально будет?

– Ммм, как пахнет, а? Не это ли запах победы?

– Да стой ты. А он подключен?

– ­Из него кишками торчат провода. Куда-то они да ведут. Не всё ли равно?

– К щитку, значит. Надеюсь, что так и должно быть.

– Ха-ха-ха, не-е-ет! Тебе оставили ловушку, настоящую мышеловку, а ты сейчас захлопнешь механизм и превратишься в жирное пюре. Страшно вам, юноша?

– Очень. Может Еву спросить?

– Ты разве не помнишь, по чьей вине мы здесь? Страдаем от холода, пустых желудков и пороха, высвобождающего наши души ради светлого мира? Из-за одной голой бабы, которая по незнанке обрекла нас на Господний гнев. Её, кстати, тоже звали Ева. Помнишь? Стоит ли в таких щепетильных вопросах привлекать первородных грешниц?

– Что?

Ответа не было.

– Ладно, похер. Помирать, так с музыкой, – я нажал на кнопочку «On» и сразу же одернулся. Генератор затарахтел и загудел, вгоняя меня в девичий испуг. Вроде бы ничего не горело и не взрывалось. Я постоял пару минут в томительном ожидании какой-нибудь неисправности, а затем жмакнул рядом расположенный выключатель и гараж озарил яркий свет.

– Эврика, етить колотить, – обрадованный своими зажигательными способностями, я пошёл наверх.

– ­Ева, у нас электричество теперь есть, смотри, – я застал её в зале, читающей свою книжку. Цепкой лапой я вдарил по здешнему выключателю и осветил комнату, – Только мы им пользоваться будем, наверное, в случае необходимости. Вечером свет подрубить, телик посмотреть, вещи постирать и погладить. Еду, может, разогреть. Пропылесосить. А то я не знаю пока, как ещё бензин достать.

– Здорово, – Ева улыбнулась мне, – Молодец.

– Ага, спасибо, – я стушевался и пошёл выключать генератор.