Глава 5
Я написал письмо без адресата,
Увы, судьба решила все за нас.
В графе "Кому", чернилам напишу я "папа",
В строке "Куда", туда, где вечен тихий час.
Больше Яне в эту ночь не повезло и снова приходилось бежать от своего отчаяния. В какой-то момент появился рыжий парень с длинными волосами, и взяв её за руку, пытался спасти её. Но это не закончилось ничем хорошим, и они оба оказались в больнице.
Когда Мышкина проснулась, не сразу вспомнила, где она находиться и почему. Только потом вспомнила незнакомого парня, который теперь был не сильно не знакомый. Яна даже вспомнила, как его зовут.
Антон.
И он обещал её навещать.
Далеко в душе девушка надеялась, что парень забудет про свою глупую просьбу или всё это окажется просто шуткой, а может парень уловит сигналы, которые Яна ещё вчера посылала, говоря: приходи, но не часто, а лучше никогда.
Этот Антон стал загадкой, которая терзала её всё время, пока она была в процедурной, когда Евгения рассказывала про предстающую свадьбу. Откуда он вообще взялся? Почему он в больнице? Что забыл в ожоговом отделении, если у самого нет ни единого ожога на теле? А может он подрабатывает в больнице? Но что же он тогда забыл в её палате?
Странный, очень странный Антон.
— Вы можете пройтись сама? — спросил её врач, осматривая её до перевязки.
Яна пожимает плечами, не потому что не знает ответа, а потому что не слышит вопрос. Просто не понимает, о чем спрашивает этот человек, все мысли только о вчерашней ночи и о парне, ворвавшийся в её палату.
Видимо, уловив эти нотки, отражающие на лице Яны, Олег Владимирович повторяет вопрос. Но девушка снова молчит в ответ и только пожимает плечами. Откуда ей знать, если она ни разу не пыталась. Яна вечно сидела в одном положении, когда была в палате, а на всё остальное время её катали на колясках и кушетках.
— Давайте попробуем? — спрашивает он.
Яна не знает, что именно мужчина от неё хочет. Может она должна прямо сейчас встать на ноги и пойти, хотя она не стояла на своих двух последние четыре дня, пока была в больнице. Девушка знала, что ногам досталось больше всего, но в голове не было ни одной мысли о том, что она больше не сможет ходить.
Оперившись руками на кушетку, на которой сидела, Мышкина была готова сделать попытку, чтобы встать.
— Нет, нет, — сразу покачал головой врач, посмеиваясь над Яной. — Просто попробуй пошевелить стопой
Вот здесь возникла проблема. Яна просто встала в ступор, не понимая, что от неё требуется. Обычно все эти вещи делают на автомате, даже не задумываясь. Как ей сделать это сейчас, если она даже не представляет, как это делается?
Она, ещё впервые открыв глаза после пожара, поняла, что не чувствует своих ног. Но именно сейчас Яна осознала, что не может пошевелить своими ногами. Помрачнев, девушка смотрит на свои бёдра, голени и стопы, не подающиеся её воле. Покрытые гематомами, чёрными и красными пятнами, конечности напоминали макароны. Ужасно-переваренные макароны.
Яна поморщилась.
— Ничего страшного! У вас же не пострадал спинной мозг, а значит всё будет хорошо. Нужно только привести ноги в порядок.
Привести. Ноги. В. Порядок.
Слова громом отдавались в голове и Яну начало трясти. Каким образом нужно привести в порядок это? Это не было даже похоже на ноги, что ещё нужно было для полного отчаяния?
— Будете ходить в зал и делать упражнения, — продолжал говорить Олег Владимирович. — И массаж для нижних конечностей.
А она уже ходила, но даже там не пытались поставить её на ноги, заставляя кидать мяч, качать пресс и вся остальная чушь. Она только делала упражнение на руки, чтобы за ближайшие недели, который ей сказали придётся провести здесь, мышцы не атрофировались. Яна так и не поняла почему они должны. Быстрее она действительно не сможет больше встать на ноги.
Может массаж будет помогать, в тренировки Яна не верила.
После врач занялся перевязкой, пряча весь ужас, который мог видеть он и сама Яна. Снова напоминая мумию, она слабо подняла руки, чтобы Евгения помогла одеть белую тунику.
— К тебе посетитель, — сказала Евгения, увозив её из перевязочной.
Пообщаться с тётей Мариной было не лишним, порадовалась Яна. Сейчас ей нужна была именно она, которая могла поддержать её, даже если Мышкина больше не сможет ходить.
Яна понимала, что мыслит мрачно, ведь на самом деле она просто не смогла потрясти стопой, как того хотел врач. Но если она каждый день будет пытаться и делать нужные упражнения, какими бы глупыми девушке они не казались — у Яны всё получится, и она будет ходить.
Почему её раньше не спросили об этом? Почему Яна сама не пыталась попробовать ходить?
Девушка душила сама себя вопросами, разочаровываюсь сама в себе.
Закрыв глаза, Яна начала считать до десяти туда и обратно, пытаясь заглушить мысли об инвалидности.
Оказавшись на своей кровати, девушка вспомнила про то, что к ней придёт Марина.
Дверь открылась. Знакомый звук, от которого она просыпается каждое утро и вчерашней ночью, заставляет и напоминает, что, нужно хотя бы попытаться расслабить лицо. Марина скоро точно начнёт кидаться в неё вещами, у Яны никак не получается запомнить.
Каменное лицо и правда меняется, рисуя на лице эмоции. И глаза Яны расширились от ужаса и гнева. Не те, что ожидала бы тётя Марина, но точно те, что заслужил Алексей, отец Яны.
Высокий мужчина с светлыми волосами и зелеными глазами, на которых надеты прямоугольные очки. На нём, как и всегда, ужасный синий свитер, который Яна мечтает разорвать или сжечь прямо в кабинете Алексея. Мужчина широк в плечах и, если бы Мышкина стояла бы рядом разница сразу бросалась в глаза — ещё одна деталь, раздражающая Яну в отце. Он всегда смотрит на неё снизу-вверх. И просто в несколько раз больше неё.
У Яны перехватывает дыхание и ей хочется вскочить из своего места куда-нибудь подальше. Она забывает о том, что даже не может пошевелить ногой. Но врач же сказал, что спинной мозг не повреждён! Следовательно, при огромном желание Яна сможет пробежать марафон.
Девушка не может ничего сделать. Ни убежать, ведь ноги её не слушаются, ни сказать, слова застряли в горле также, как вчера, когда она была ошарашена неожиданностью, ни вернуть на лицо маску безразличия — Яне не было всё равно. Весь спектр эмоций, на которые только могла быть способна Мышкина, сейчас смешались в ней. Но она всё равно ничего не могла сделать, так и сидела, только рот разве что не открыла, смотря на отца, появившиеся в двери с пакетом в дверях.
— Привет, — закрыв дверь, он прислонился к стенке.
Как давно Яна не слышала голос своего отца? Девушка не могла припомнить, когда в последний раз они разговаривали или хотя бы находились в одном закрытом пространстве вместе. Они никогда не ели вместе, не будили друг друга, не желали доброго утра или спокойной ночи. Он уходил на работу в шесть, она — в восемь. Он приходил с работы в семь вечера, она — в пять и запиралась в своей комнате. Никаких записок или смс. Яна готовила сама или ела то, что приготовила или купила тётя Марина. Отец не принимал никакой участия в её жизни, как и она в его.
Так какого чёрта он сейчас стоял здесь и что-то ей говорил?
Еще это «Привет». Яну потянуло блевать. Ей стало так противно от этого простого слова, которое, как оказалось, способно перевернуть всю её нервную систему верх дном. Какое право он имел говорить ей это? После всего, что произошло. Как смел прийти сюда? Ещё совести хватило прийти спустя неделю, как произошёл пожар. Пришёл бы хотя в первый день или привёз в эту чёртову больницу, — Яна бы негодовала меньше. Но сейчас?
Бред.
И чёртова больница. Она не может уйти от него. От его привета. От его белого пакета, который он держит в руках.
— Привет? — переспросила Яна, подавившись воздухом.
В голосе так и слышалось: «Серьёзно? Мы с тобой не разговаривали два года и это всё, что ты можешь мне сказать?». Слова были пропитано горечью и сарказмом. Уж лучше бы Антон решил навестить её так скоро.
— Я имел ввиду, — начал говорит снова Алексей, заправляя руку за голову. — Как ты себя чувствуешь?
Неловкость так и парила по всюду. Каждая буква, сказанная мужчиной, казалось слишком громкой, вычурной и не нужной. Яна ненавидела попадать в неловкие ситуации. Ещё больше ненавидела, когда не могла это контролировать. В любом другом месте и времени, она давно бы скрылась где-нибудь в другой комнате.
— Настолько хотел спросить, что даже выпивать не стал. Я поражена, — продолжая плеваться ядом, ответила Мышкина.
В последний раз трезвым она его видела... Года два назад, когда ещё всё было плюс минус хорошо. Не сказать, что идеально, но сравнивая с тем, что было сейчас — верх мечтаний. Яна только сейчас осознаёт на сколько всё раньше было замечательно. Хотя ей же и сейчас не плохо, если не считать всё, что стало связано с пожаров. Ей отлично живется под опекой Марины.
—Давай не об этом, — тихим и спокойным голосом ответил Алексей, немного покраснев. — И последний раз я пил месяц назад, — будто оправдываясь, добавляет мужчина.
Неужели Мышкина разговаривает также? Ей стало тошно от самой себя, если она действительно говорит с той же интонацией, что и он. Яна так и чувствовала, что отец говорит не с ней, а с пятилетним ребёнком, который не понимает самые простые истины. Ещё и такой усталый тон, будто бы он уже общался с ней пять часов подряд.
— А о чем ещё? Последние два года ты не сильно вспоминал, что у тебя ещё остался ребёнок, — агрессивно ответила Яна.
Она не кричала, никогда не кричала, но голос постепенно становился громче. Разве может человек, на которого ей плевать, так много вызывать эмоций? Но даже если так, почему она не прячет их, как делала всегда? Почему наконец высказывает то, что думает последние года?
С отцом ассоциируется только гнев и жуткая боль, причиненный им и оставленная огромной раной в сердце.
— Я не хочу с тобой ругаться, Яна. Я пришёл дать тебе...
— Мне ничего от тебя не нужно! — криком остановила дальнейшие его слова.
Ничего.
И он сам ей не нужен! Жила же она как-то последние два года.
— Марина сказала, что тебе пришлось не очень.
Хмыкнув, Яна мрачнеет. Не только от глупости сказанного, учитывая, что она действительно попала в пожар и оказалась под колонной, из-за которой она теперь возможно никогда не встанет на ноги. Не только. Тётя Марина позвонила отцу и попросила прийти. Он даже не сам изъявил это желание. Ему, как было, так и остаётся плевать на свою дочь.
— И я подумал...
— Плохо подумал, — снова перебивает Яна.
— Ты дашь мне сегодня закончить? — начинает злиться отец.
Теперь Яна его узнаёт. Он был таким два года назад. Громким, импульсивным и эмоциональным. Слова поперёк не сказать, свое мнение не высказать, спорить с ним нельзя, а то вдруг Алексей обидится и начнёт кричать. Таким она его знала. А не это спокойное нечто, которым он был, запивая всё алкоголем.
— Нет. Уйди от сюда.
— Но я...
— Я сказала: пошёл отсюда! — громко крикнула Яна, чтобы уже пришла Евгения Сергеевна на помощь. Она точно должна понять.
У Алексея похолодели глаза. Оставив пакет, в котором всё так же лежало что-то неизвестное Яне, ушёл за дверь, как того и хотела девушка.
— Извините, — услышала Яна знакомый голос.
Мужской.
— Привет, — оперившись об дверной косяк, сказал Антон.
Отвечать Яна не стала. И почему этот придурок не видит, что сейчас не самое лучшее время?
— Ты же сказала, что сирота.
Яна закрывает глаза и считает до десяти. Снова.
Ей не хочется слышать Антона, не хочет снова испытывать эмоции, которые в ней вызывает родной отец. Не хочет думать почему так его ненавидит. Не хочет ругаться с Антоном. Когда кто-то из сверстников обращал на неё хоть какое-то внимание?
— Да. Сирота при живом отце. Он умер для меня тогда. Вместе с мамой, — отвечает всё же Яна.
И снова считает.
Один. Два. Три.