Глава 3
Снова синяки на моих ногах
Не хочу идти
Идти некуда
Завяжи глаза и заклей мне рот
Не хочу твоей быть
Проснулась Яна ещё больше недовольная, чем обычно. Казалось бы, она привыкла рано вставать, но подъём в шесть утра от ужасного громкого рингтона смартфона, который так сильно напугал её, что она резко вскочила и начала крутить головой из стороны в сторону, будто забыв, что это приносит боль — было просто ужасным!
Яна, вроде, решила, что Саша очень милая и может даже с ней нужно было общаться по мягче, ну или хотя бы начать общаться. Но теперь она хотела убить эту маленькую девочку.
Саша, в отличие от Мышкиной, спокойно встала, хоть и спустя две минуты, как играл будильник. Протерла глаза и быстро начала собирать какие-то фанатики со своей кровати, захлопнула книжку, которая до того лежала на ней.
— Ты чего? — спрашивает Яна, удивляясь своему голосу, от которого успела отвыкнуть за последние сутки.
Он звучит достаточно грубо и угрюмо, хоть Мышкина и пытается оправдать тем, что сейчас шесть утра.
— Ой, ты тоже встала, — удивлённо и сонно произносит Саша, заправляя волосы за уши.
Хоть Яна и слышит: «Ой, ты умеешь говорить», она кивает.
— Скоро кровь придут забирать.
— И?
Отвечает Саша не сразу, потому что продолжает суетиться, пока Яна пытается проснуться. Почти сразу до Мышкиной доходить, что девочка проделывала эту операцию уже огромное количество раз.
— Врачи не сильно любят, когда ты читаешь книги до пяти утра и ешь всякую гадость. А я, боясь вырубиться с книжкой, ставлю будильник, чтобы всё убрать.
Яна кивает и ложиться обратно, морщась. Как же больно. Ей было очень интересно долго ли эта адская боль, проносящаяся по всему организму, будет с ней.
— Прости, что разбудила, — говорит Саша, и Яна засыпает.
Просыпается она буквально через десять минут, когда у девочки падает книжка. У Яны с детства чуткий сон. Она готова убить любого, кто решает ей позвонить или написать, а чаще всего это были учителя, интересующиеся готова ли она сдать контрольные работы.
Яна уничтожительно смотрит на томик «Артур Конан Дойл», надеясь, что сможет его уничтожить. Ещё не сразу понимает, что вообще перед собой видит. Разве это не автор, который написал «Шерлока Холмса»?
Она даже не успевает подумать о том, что первая захотела заговорить с фиолетоволосой девочкой, как к ним в палату кто-то вошёл.
— Доброе утро, девчонки! Время сдавать кровь! — объявляет женщина, въезжая к Яне и Саше спиной, волоча за собой тележку.
Голос кажется Мышкиной знакомой. Она трясёт головой, чтобы убрать появившиеся дежавю, но только морщиться от боли.
— Евгения Сергеева? — вдруг говорит Яна.
— Яна? — удивлённое спрашивает женщина, только повернувшись на неё.
— Я, — подтверждает Мышкина.
— А ты всё в больницах жить любишь, — по-матерински улыбаясь, произносит Евгения.
Саша удивлённо моргает, пока Яна думает о том, чтобы обнять женщину.
Как давно она её не видела!
Кажется, прошло два года, но Евгения Сергеевна осталось точно такой же. Даже русые волосы остались точно такой же длины, как и тогда. Может морщин на лице стало больше около глаз, но доброта в зелёных глазах сияла неизменно. Эта пухлая тётя напоминала ей, как она провела как-то месяц в больнице. Она была самой лучшей медсестрой, которая только могла быть у пятнадцатилетней девушки.
— Ты так выросла! — заявляет Евгения.
Надо было, наверное, улыбнуться женщине, ведь Яна действительно была очень рада её увидеть! Она ассоциировалась с воспитателем из детского садика, который заменяет родную мать; с крёстной, который у Яны никогда не было; с тётей, приезжающая в семью раз в несколько лет.
Но Яна не может выдавить из себя даже этого. Все силы уходят, чтобы сдержать рыдания, так и желающие вырваться наружу. Но она не может себе позволить этого. Мышкина пытается вспомнить, когда в последний раз плакала? Это было так давно, что вспомнить не получается.
Она старается думать о том, как могла измениться с последней и единственной встречи с медсестрой. Рост не добавился, к огромному сожалению Яны, волосы могли немного отрасти за это время, но сантиметров на пять не больше, слишком часто тётя Марина заставляет её ровнять концы.
Лицо у неё осталось тоже, тело не изменилось. О чем тогда говорила женщина?
Она и забывает, что после пожара выглядит по-другому.
— Низова, давай бегом на выписку, — замечая замешательство Яны, командует Сашей Евгения Сергеевна.
— Уже? — почти разочарованно спрашивает девочка.
— Нет, я конечно не врач, но у тебя уже всё чистенько. Да и вчера была последняя перевязка. Чего тебе здесь торчать?
Саша кивает и уже надевает тапочки, пока Евгения раскладывает все для сбора крови.
— Как ты здесь очутилась, Яночка? — ласково спросила медсестра.
Ей нравиться, когда её зовёт так она. Евгения звала её так и два года назад, когда она лежала почти в бессознательном состоянии. Не тоже самое, когда так делает тётя Марина, — Яну обычно каждый раз коребит от такой формы своего имени.
— Я хотела спросить у вас тоже самое, — делает попытку язвить в ответ Яна, вспоминая, что в прошлый раз лежала в совершенно другой больнице.
— Слишком страшные там случаи, Яночка. Я не выдержала, — призналась женщина.
Яна кивает, пока Евгения аккуратно и почти незаметно собирает нужные две колбочки крови.
— А ты оказалось в том ужасном пожаре? — почти утверждает женщина.
— Мгм, — мычит Яна, когда Евгения достаёт иглу.
— Не везёт тебе на несчастные случаи, Мышкина, не везёт. Ладно, отдыхай. Завтрак через полчаса.
***
Яне даже не успевает стать стыдно за тот холод, с которым она встретила старую знакомую, — всего через полчаса именно она приносит ей и Саше завтрак. И под удивлённый и явно выражающий вопросы взгляд Саши, Яна кивала головой, пока слушала Евгению.
На завтрак принесли кашу. И выглядела она не так плохо, как могло показаться до того. По крайней мере, аромат, исходящий от неё был очень приятным.
— Я, кстати, вышла замуж, — показывая на кольцо, рассказывала медсестра. — Ну, почти.
Яна начала медленно и аккуратно есть, слушая женщину. Её голос был очень приятный, а Яне ещё два года назад нравилось слушать разные истории медсестры, каждая всегда была одна лучше другой.
— За кого? — дожевав, удивлённо спросила Яна.
Она пыталась вспомнить какие-нибудь истории о парнях Евгении, которых, к слову, было достаточно много. Ей каждый день, пока она лежала в больнице, неизвестный кто-то дарил цветы, а на вопросы медсестра отвечала, что Мышкина слишком маленькая. Ещё Яна как-то слышала историю о том, как женщина побила какого-то мужчину тем же букетом цветов, что он ей и принёс.
Но потом Яна вздрогнула — она забыла, что последней раз видела женщину два года назад. Столько могло произойти за это время! Евгения могла заново влюбиться, могла найти старого друга, которого знала с детства, и воспылать к нему чувствами, могла простить старого бывшего. Или ещё что-нибудь. Вариаций было уйма!
— Ой, да за соседа своего, — отмахнулась Евгения, как делала раньше, показывая, что Мышкина еще маленькая.
Разочаровано Яна кивнула, продолжая есть, пока Евгения Сергеевна начала новый рассказ. Тише воды, ниже травы сидела только Саша, которая всё ещё не понимала, что происходит. Яна, встретившись с ней взглядом, беззвучно сказала, что объяснить всё позже. Девочка взбодрилась, когда заметила неловкие попытки Мышкиной отчётливо всё сказать, чтобы Саша поняла. Саша кивнула, чтобы Яна поняла.
— Так, что-то я засиделась. Яночка, с тобой ещё встретимся. А ты, Саша, собирай вещи и пойдём отдавать тебя в руки родителей. Ничего не забудь, — давала она девочкам указания, а после скрылась за дверью, оставляя их в палате наедине.
Саша сразу уселась на коленках перед Яной в ожидании длинной и интересной истории.
— Ну! Рассказывай! — потребовала она, поправляя свои фиолетовые волосы.
— Да нечего особенно рассказывать, — пожала плечами Мышкина перед тем, как начать. — Я два года назад попала в аварию. И ещё месяц пролежала в больницы с сотрясением мозга и пару переломов. И вот Евгения Сергеевна была у меня медсестрой.
Саша молчала, излучая сочувствие всем своим существованиям. Яна видела, как девочка пытается придумать, что ей нужно ответить. Возможно, проблема была в том, что Мышкина не ждала никакого ответа, простого кивка с полным осознанием сказанного явно было достаточно.
Но даже зная Сашу пару часов, Яна уяснила, что той просто обязательно вылить свои мысли на кого-нибудь.
— Мне жаль, что это произошло с тобой. Никто больше не пострадал?
По телу Яны прошла дрожь, ей в миг стало очень холодно, но она почему-то чувствовала, как на ладонях появился пот. Нервно сглотнув, она попыталась придумать, что ответить.
— Прости, я... — поняв, что сказала что-то не то, начала Саша.
Но она не успела договорить. Дверь палаты открылась и, как ураган, в нее влетела полноватая женщина с тёмными волосами.
— Яночка! — бросилась к ней тётя Марина с громким и испуганным визгом.
Из-за обращения Яну передёрнуло, и она была рада отвлечься с ужасных и неудобных мыслей на это. Пока тетя Марина крутилась рядом, пытаясь понять можно ли обнимать Мышкину, Саша быстро ретировалась из палаты.
— Солнышко, как же тебя так угораздило, — продолжала сокрушаться женщина. В её голосе слышались нотки вины. Яна почему-то даже не подумала о таком. Ей в голову не пришло, что Марина могла считать себя виноватой во всём случившемся.
— Тётя Марина, всё хорошо, — пыталась убедить её Яна.
Конечно, это звучало глупо. Мышкина усмехнулась. Да, с ней действительно всё в порядке. Ну и что, что её тело полностью покрыто бинтами и она не чувствует большую часть тела? Так мелочи. Она просто попала в пожар и одна огромная махина упала на неё. Что тут поделаешь? С кем не бывает.
— Хорошо!? Ты вообще смотрелась в зеркало? У тебя всё тело в ожогах, волосы почти сгорели, и ты здесь, в больницы, — истерично начала Марина.
Прикусив губу, Яна хотела начать хрустеть руками, но посмотрев на руки, вспомнила о бинтах и ожогах, о которых как раз говорила Чудская. Мда, девушка так просто о них забыла, что казалось, будто бы их и правда не было.
— И как ты вообще сюда доехала и даже не позвонила мне! — возмущалась женщина.
— Ты думаешь я бы села сама в машину? — с упрёком спросила Яна, хотя ей было очень жаль тётю Марину.
Черт.
Ей нужны уроки на тему эмоций и проявлению чувств. Яна все время демонстрирует не то, что хочет показать, не то, что чувствует, и Мышкина об этом знала и её это убивало.
Марина остановилась, придя в ужас от слов девушки. На лице отразился мыслительный процесс: она взвешивала слова, сказанные Яной. Осознание всего накатило на неё огромной волной и начала плакать. Нет, даже не так. Тётя Марина начала рыдать самыми сильными слезами, которые видела Яна. Ей стало очень неудобно и стыдно.
— Прости, я совсем...не подумала. После того... как мне...позвонил твоей отец... — рвано говорила женщина, продолжая рыдать.
От упоминания родителя Яну почти вывернуло. Ну, естественно. Не могли же врачи позвонить Марине и сказать, что Яна попала в пожар. При живом-то отце. Хоть Мышкина и не хотела видеть его здесь и не за чтобы не пустила его в палату, но её угнетала мысль, что он даже не удосужился сам приехать.
— Ты помнишь мою медсестру, которая была у меня два года назад? — спросила Яна, сделав глубокий вдох.
Не то, чтобы она не знала, как успокоить человека. Почему же. Знала. Она не впервые видела, как у Марины сдают нервы, но каждый раз чувствовала себя не на своём месте. Её в ужас приводили любые слезы и истерики. У Яны каждый раз появлялось желание переметнуть внимание человека от проблемы, которая стала причиной слез. Даже если причиной стала она сама.
Тётя Марина, шмыгнув носом, кивнула. Ещё бы она не помнила. Женщина тогда двадцать четыре на семь общалась с Евгенией, пытаясь узнать, что с девочкой. Вечно передавала через неё еду и сладости, назначала встречи, на которые Яна не соглашалась идти, и вечно пыталась как-то помочь.
— Она замуж выходит, — продолжила Яна, занимая внимание женщины.