20 Глава
Если не спеша прогуляться по Каналу от Проспекта, что ведёт почти в самый центр от Аэропорта, спуститься к воде, то в арке моста, на котором шумят машины и вечные пробки, можно увидеть тихий берег спокойной лесной речушки, поляну, покрытую слишком зелёной для загазованного и пыльного Города травой.
— Только надо обязательно спуститься вниз, иначе ни за что не увидеть.
— Под каким мостом? Под этим? Но тут везде бетон.
— Поэтому я и говорю: останови машину. Пойдём, покажу. Я там однажды видела единорога. — Фантазёр. Просто скажи, что хочешь прогуляться.
— И целоваться под мостом. Но я видела, правда. Конечно, это, скорее всего, была лошадь. Может, игра света… Но всё равно же волшебство?
— Конечно, волшебство. Лошадь с заливным деревенским лугом посреди Города на закатанной в бетон набережной. И поцелуи под мостом с начальником Особого Отдела. Что же может быть волшебней? Ладно, показывай своего единорога.
Пришлось подрезать пару машин, чтобы попасть к пустому куску обочины. Представлять, какими именно словами водители этих машин её проводили, Ирину игоревну не стала. Сама так умеет. Но лиза аж подскакивала на соседнем кресле от нетерпения, да и погода чудо как хороша. Отчего бы и не прогуляться? Вообще, странно: никогда раньше она не замечала за лизой пустопорожней мечтательности. Наоборот, девчонка была на редкость прагматична и реалистична. За исключением своей фантастической сущности, конечно. Собственно, оно и понятно: борясь за выживание на улице, особо не помечтаешь. Тем более любопытно, что же это за место такое, что вызвало в девчонке приступ пасторального романтизма? Не говоря уже о том, что просто погулять с лизой и, да, может быть, даже и целоваться под мостом — это такая роскошь. И очень хочется. И не только девчонке. В этом районе Города, да ещё совсем у воды, встретить коллег и знакомых вероятность совсем невелика. Из-за необходимости прятать лизу, да и просто скрываться они, естественно, практически никуда не выходят вместе. Вообще никуда не выходят, не считая утренних пробежек по парку. Более того, лизп и в квартиру полковника проникает настолько незаметно, что даже Ирина Игоревна теряет её из поля зрения. Боится девочка навлечь неприятности на любимую женщину. Дом ведомственный, Ирина Игоревна живёт здесь практически всю жизнь. Людей, знающих лазутчикову и могущих принести ей кучу неудобств, живёт в этом доме достаточно. За исключением эпизода с музыкой на весь двор, девчонку не видно и не слышно. Ночные крики, конечно… Ирина игоревна поражается себе в очередной раз: она и не подозревала, что настолько… хм… громкая. Шумоизоляцию установить, что ли? С другой стороны, неужели женщина-полковник не имеет права на личную жизнь? Да и стены, вроде, в доме хорошие. Вот и сейчас: машина остановилась, Найдёныш мягко и плавно выскользнула из неё и испарилась. Теперь Ирина Игоревна найдёт её только у воды. Спустившись по лестнице, Ирина игоревна подвергается неожиданной атаке: сплетаются на шее маленькие руки, губы впиваются в шею, чуть выше, ещё, к подбородку, по ямочке, завладели нижней губой. Затем шершавый язык скользит по верхней губе и сразу внутрь. Жадно, глубоко. Как она соскучилась! Лазутчикова только что вернулась с антитеррористической конференции. Целых четыре дня и три ночи она не видела девчонку. Ужасных, невыносимых. Взять её с собой? Как? В качестве кого? Не взяла. В итоге — все и всё надоело сразу. Отсутствие настроения, отсутствие аппетита, бессонные ночи. Одна ночь, на вторую сдалась. Гордая? Сильная и независимая? Видеозвонок WhatsApp:
— Я не могу без тебя заснуть. — Положи телефон на подушку. Я буду болтать, и как будто бы с тобой.
— Да, пожалуйста.
И ведь болтала, болтала тихим, успокаивающим низким голосом. Словно сказку ребёнку рассказывала, пока не закрылись устало огромные синие глаза, и не заснула Ирина игоревна. А к утру телефон разрядился. На следующую ночь Ирина игоревна стала умней и заранее ткнула телефон в зарядку. Сейчас, когда она отвечала на жаркий поцелуй, когда сильно, до боли, прижимала к себе маленькое тело, она знала ответ:
— Никогда больше, слышишь? Никогда больше никуда без тебя не поеду. Не могу, не хочу… Я скучала безумно!
— невыполнимое обещание, но к чёрту, к чёрту. Она придумает что-нибудь.
— Дыа!
— Подожди… дай отдышаться. Мост, между прочим, чуть дальше. — Тут же никого нет, ира! Снова этот невероятный, невозможный в центре Города, свежий морской бриз. Что же это за наваждение такое? Но спросить Ирина игоревна не успевает: девчонка хватает длинные пальцы и тянет её к мосту.
— Смотри!
Ирина игоревна смотрит. Пару раз моргает, плотно закрывая огромные глаза и снова широко их открывая. Это же просто мистика какая-то! Этого просто не может быть.
— Другие не видят, ира. Никто не видит. Совсем. Ты — видишь? Ирина Игоревна видит. Прямо под мостом, а точнее, в тени моста, канал меняет цвет. Из грязно-центрогородской, больше похожей на жидкую грязь, вода становится чистого природного цвета довольно глубокой реки. Над ней вьются какие-то насекомые, больше всего напоминающие фосфоресцирующих стрекоз. А противоположный берег там, за мостом, покрыт нежной, очевидно мягкой, сочной зелёной травой, в которой — ну, честное слово! — виднеются нежно-белые, нежно-сиреневые и нежно-голубые цветы разной степени цветения. На звёздочки похожи. На колокольчики. Берег пологий, тонкая полоска золотистого песка между водой и травой. Деревья — что-то среднее между березами и плакучими ивами. Нежные, светлые, изящно и причудливо изогнутые стволы и красиво свисающие к воде ветви, покрытые невероятно чистой зеленью цвета лизкины глаз — прозрачно-изумрудной. Не бывает в центре Города такого цвета листвы! И цветочков таких не бывает!
— Видишь, лера? Там тоже весна,
— Лиза счастлива,
— Ирина Игоревна видит её заповедное место, — это понятно по удивлённому выражению на невозмутимом обычно лице. Ирина Игоревна молча поднимается по лестнице на мост. На мосту картина меняется: за мостом обычная бетонная набережная Города. Никакой травы, никаких стрекоз.
Спускается обратно. Всё на месте: и цветы, и трава, и деревья. — Как это возможно?
— Я думаю, если прыгнуть в воду и проплыть под мостом, то можно туда попасть.
— Мне надо подумать,
— длинные пальцы взметнулись к высокому лбу.
— Ой…
— а вот на это Найдёныш явно не рассчитывала. Фраза «Мне надо подумать» из уст Ирины игоревны означает крайнюю степень озадаченности. Большую даже, чем длинные пальцы, потирающие лоб. А уж если всё вместе…
— Я знаю ещё одно такое место, — зачем-то шепчет девчонка немного испуганно.
— Покажи.
— Это не здесь.
— Поехали. Покажешь? Поехали. Улица Города. Обычная, небольшая. Где-то посередине улицы двор. Вход во двор — через арку в длинном доме, ограничивающем двор с внешней стороны улицы. В арке виден кусок обычного двора, замощённого обычной каменной плиткой. А в отдалении, во второй арке, — лес. Настоящий лес с изящными, нежными деревьями, покрытыми такого же цвета листвой, как и деревья на берегу реки. Пушистая трава. За деревьями еле виднеется изгородь тонкой работы, явно из благородного металла — узорная, даже ажурная. Ирина игоревна делает шаг в арку и чувствует, как лиза мягко трогает её за руку: — Там нет второй арки, ира. Я пробовала. То есть… — замялась. — Что?
— Я пробовала сама, и ничего не получилось — ни арки, ни леса. А потом видела, как один чувак… ну, он на обычную пьянь был похож. Такой, знаешь, зигзагами ходит. Вот он зигзагами во вторую арку прошёл и пропал. Я его во дворе не нашла. Ни его, ни его запаха. — Что это значит, Лиза?
— чуть склоняет голову набок, глаза строгие — не холодные, но очень… озадаченные? — приподнята бровь.
— Я не знаю,
— шёпотом. И даже пятится. Вжимает голову в плечи, теряется. — Мне красиво, я хотела показать… Как подарок… Обрадовать… — совсем расстроилась.
Ну, вот. Напугала девчонку ни за что. Но и сама испугалась, если честно. Что это за деревенские речки и леса посреди Города такие? Что войти в них нельзя, и никто их не видит? Трогает мягко мускулистое маленькое плечо:
— Это очень красиво, Котёнок,
— котёнок? КОТЁНОК, лазутчикова? Ты назвала живого человека детёнышем животного? Ладно, с этим разберёмся потом. И с арками, и с мостами.
— Спасибо. Поехали домой? — Дыа,
— улыбается тихо. И «котёнку», и дому. Снова радуется. Как же несложно Ирине Игоревне лизу обрадовать.
***
Зацепина взяли. Наглый, холёный, лощёный хлыщ с целой армией адвокатов. На все предоставленные доказательства и предъявленные обвинения ухмылялся небрежно. Смотрел на Ирину игоревну высокомерно… Ну, старался смотреть высокомерно. Не дорос. Трудно смотреть высокомерно на Снежную Королеву, возвышающуюся почти на голову: — Вы понимаете, полковник,
— презрительно, через губу,
— что я выйду отсюда через полчаса максимум и уничтожу и ваш Отдел, и вас? Как надоедливую навозную муху?
— Попробуйте. Я таких обещаний слышала достаточно. Как видите, работаем пока.
— Это временно.
— Посмотрим.
В комнате наблюдения куркумаев, Данцова и Найдёныш. Девчонку колотит от ярости. Сжаты кулаки, дико, страшно сверкают кошачьи глаза. Куркумаев опасается, что не справятся они с Никой с Пичугой, если она решит… Но держится девочка. Рычит, щерится злобно, но держится. Процедура опознания. Как ни крути, Лиза андреяненко — главный и единственный свидетель. Они нарыли достаточно, чтобы закопать этого деятеля, но лиза— главный козырь.
— Можно, я его убью? —
Не убивать. И не калечить,
— Ника всё же непробиваема
— прав Песец. Невозмутимо даёт Найдёнышу подслушанную команду. В тот день, когда на лазутчикову напали, чёрт его знает, как, но услышала лазутчиковский шёпот над поверженным нападавшим и взяла на заметку. Сейчас использует и добавляет для надёжности:
— Ирине игоревне это вряд ли понравится.
Сработало. Раздуваются злобно ноздри, сверкают кошачьи глаза, но внезапно послушно садится. Глубоко вдыхает, выдыхает, зажмуривается. Ещё вдох-выдох. Расслабились кулаки. Открылись глаза. Успокоилась. Тихо, немного печально:
— Жаль. Но пугануть-то можно? — Можно,
— позволяет оборзевшая ника. — Но без экстрима. Расценим это как очную ставку.
Допрос продолжается долго. Лазутчикова невозмутима. Ее невозможно пробить ни угрозами, ни шантажом, ни подкупом, ни обещаниями расправы. Адвокаты бессильны, как бы они ни изгалялись. Слишком много улик, слишком зарвался:
— Если вы рассчитываете на поддержку, проплаченных вами, высокопоставленных лиц, Павел Николаевич, то напрасно. Они все сейчас в ОБЭП приблизительно в том же положении. И им совсем не до вас. Особенно, если учесть, что меня ваши финансовые махинации не интересуют — ими займётся ОБЭП. Меня интересует убийство семьи андреяненко. Зацепин картинно страдает, рассказывает о великой дружбе, жестикулирует активно и лживо. Давно закончилась официальная часть рабочего дня Ирины игоревны. Началась часть ненормированная — время к половине десятого. В ночное время допросы проводить незаконно. Ирина игоревна вызывает конвой: — Уведите.
В коридоре — Найдёныш. Раздуваются ноздри. Смотрит исподлобья. Ярко сверкают кошачьи глаза, обнажают клыки изломанные губы. Чуть позади неё — Куркумаев и Данцова. Не как конвой — как поддержка.
— Ну, здравствуй, лучший друг дядя Паша. А сегодня ты принёс мне подарочек?
Ирина игоревна не может оторвать от Найдёныша глаз. Так вот, что видят враги лизы? Это уже не смешная девчонка. Это совсем не Найдёныш. Да и человек ли — большой вопрос. Это нечто страшное, вне всяких сомнений, опасное, дикое, яркое, но невыразимо прекрасное. Ещё немного отросшие волосы складываются в невероятные узоры, вместе с чёрными бровями и густыми ресницами подчёркивают выразительность дикого взгляда. Клыки как будто стали больше. И длинные (выпущенные?) изогнутые когти на крест-накрест сложенных на плечах руках. Она не производит впечатления маленькой девочки. Скорее, крупный и очень опасный зверь. Как будто вокруг девчонки какой-то ореол. Её ярость можно потрогать руками. Зацепину, пару часов издевавшемуся над полковником, хватает одного взгляда. Он оседает, спадает с лица. По-бабьи суеверно верещит: — Дьявольское отродье! Бесовский выродок! Я же убил тебя! Я приказал тебя убить! — пятится, сталкивается с конвойным.
— Теперь моя очередь, дядя Паша. Поиграем?
— Уберите её! Уберите её от меня! Я всё подпишу! Я буду жаловаться на пытки! Это покушение! Пощади…
Лиза чуть склоняет голову набок. Делает шаг. Один. Маленький. Полшага:
— Теперь моя очередь. Мой ход. Зацепин поворачивается, цепляется за полы лазутчиковского пиджака, кажется, собирается валяться в ногах у Снежной Королевы… — До десяти ещё полчаса, Ирина игоревна. Мне кажется, Павлу Николаевичу больше не нужны адвокаты. Мне кажется, он готов сотрудничать со следствием,
— откуда Данцова знает нужные слова? Растерялась даже Ирина игоревна. Конечно, данцова не видела Найдёныша сейчас. Со спины, видимо, девчонка не выглядит так… зловеще. Впрочем, растерялась ненадолго. Брезгливо стряхнула с себя Зацепина, выгнула бровь. Да, со следствием Зацепин сотрудничать готов. Готов в камеру, без адвокатов, взять на себя всю вину всех без разбора. Его увели обратно в допросную. Адвокатов он выгнал сам. От спесивой заносчивости не осталось и следа. — Он признался во всем. Теперь просит усиленную охрану. — Зачем?
— Боится тебя. Боится, что ты его убьёшь.
— Его убийство вернёт мне родителей и брата?
— Нет.
— Я хочу домой.
— Я подброшу тебя, Пигалица. — Я сама её отвезу.
***
Дома. Одна. Ирина игоревна под впечатлением. Что она видела? Кого она видела? Что за существо спит в её постели? Человек? Химера? Кто она? Лиза молчала всю дорогу домой. Не села вперёд, как обычно. Свернулась клубком, забилась в угол на заднем сидении, за водительским креслом. Как будто не хотела попадаться на глаза Ирине игоревне. Подъехали к дому, припарковались. Только сейчас: — Мне надо побегать,
— голос глухой, разбитый. Сигнал открытой двери, затих сигнал — убежала.
Ирина игоревна не успела даже услышать шаги, не то что повернуться. Мелькнула на краю поля зрения тёмная маленькая тень. Неслась по ночному Городу. Ни о чём не думала, просто бежала. Город красив ночью: скрыты все неровности, все шероховатости, вся грязь. Меньше людей, меньше машин. Весь Город — лизкин дом. Как для животного — лес. Ареал обитания. Лиза знает его, конечно, не так, как квартиру Ирины игоревны, как до неё — конспиративную квартиру, а до этого — Отдел, заброшку, собственный дом и лес вокруг него. Но всё же очень неплохо знает и даже, наверное, любит. Сейчас она просто бежит. Она не знает, чем она стала в Отделе, когда увидела человека, убившего её семью. Человека, которого папа считал лучшим другом и никак не мог понять, почему он так не нравится дочке. Она была уверена, что убьёт его при встрече. При любом раскладе. Но вот, встретила:
— Его убийство вернёт мне родителей и брата?
Папа говорил:
— Слушай инстинкт. Бессмысленно. Убивать из мести, порождать новую ненависть.
— Его убийство вернёт мне родителей и брата?
Убить его и потерять Ирину игоревну. Надолго. Может быть, навсегда.
Что увидела ира? Что увидел убийца? Кто она? Что она такое? Ей можно жить среди людей? Вдруг она представляет опасность для иры? Как же рано не стало папы! Он ведь был таким же? Он жил с мамой. Любил её. Он знал, он мог рассказать. Не успел. И мама могла рассказать. Лиза же такая, как папа. А мама ведь жила с папой и тоже любила его. Не боялась — в их доме никогда не пахло страхом. Возможно, поэтому лиза всегда так резко реагировала на этот отвратительный запах. А в синих глазах сегодня лиза видела восхищение и страх. Страх — последняя эмоция, которую лиза хотела бы увидеть в этих глазах. Почувствовать запах страха Ирины игоревны. Кто она такая? Что она такое? Как теперь будут смотреть на неё огромные синие глаза? Может быть, так бывает сначала? Очень много вопросов в маленькой круглой голове. И почти нет ответов. Инстинкт говорит: надо бегать, а потом — домой. Надо к ире. На вопросы про Ирину игоревну ответить сможет только Ирина Игоревна. Поэтому девчонка бежит. Быстро, плавно, перетекая, подпрыгивая. Одинаково ловко действует всеми конечностями, не замедляясь, хватается руками за препятствия и перекидывается через них. Как будто из двуногого становится четвероногим и наоборот — когда как удобно.
Постепенно утихает непонятное внутри, и всё сильнее другое: — ира! Надо к ире!
Всё. Домой. Ирина игоревна спит, наверное, уже. Ирина игоревна не спит. Она слышит, как открывается входная дверь. Слышит, как она закрывается. Полилась вода в душе. Всё стихло. До того, как услышала эти звуки, она сама, честно говоря, не знала, как относится к тому существу, что она увидела в коридоре Отдела. И вдруг чётко поняла, вот только что: Лиза не причинит ей вреда, кем бы она ни была. Откуда такая уверенность, она не знает. Да и неважно это. Сейчас это юная девочка, которая видела сегодня убийцу своих родителей.
— Иди ко мне,
— тихо, почти шёпотом.
— Дыа,
— ныряет в длинные руки. Долго стояла бесшумно или только вошла? Неважно. Ирина Игоревна отвечает на все вопросы, не дожидаясь, пока лиза их задаст. Длинные руки обвивают, притягивают, прижимают и тут же отпускают. Но только для того, чтобы узкие ладони могли поймать лицо, длинные пальцы — нырнуть в странные узоры чёрных волос. Строгие губы целуют лоб, светящиеся в темноте глаза, щеки, нос. Под губами глаза быстро гаснут — жмурится девчонка, — но тут же начинают светиться снова, как только губы переходят к носу и губам. Изломанные губы улыбаются — она уже не пахнет страхом. Пахнет любовью, сочувствием. Пахнет желанием. Лучшие в мире запахи. Ирина Игоревна чувствует эту улыбку, улыбается в ответ.
— Я испугалась, что ты испугалась,
— шепчет лиза.
— Испугалась. И что? Разве ты никогда не боялась меня?
— О, дыа! Ты бываешь ужасно грозная!
Нашла нужные слова, нащупала нужный тон, поведение. Ожила девчонка, завертелась привычно, заскользили маленькие руки по длинному телу. Нет, не совсем привычно. Ласки лизы немного изменились: стали напористей, смелее, настойчивей. Как будто заявляет права на Ирину игоревну девчонка. Может быть, это отношение Ирины игоревны изменилось слегка после того, как увидела девочку такой… Тонкие пальцы проникли внутрь, сразу везде, завладели, покорили, перехватили контроль — лишили иллюзии, что, если сверху, больше и старше, то контроль над ситуацией у неё. Светятся кошачьи глаза, разглядывают жадно длинное тело, ловят каждое движение. Склонилась к ним, уронила вокруг тёмно-русую густую волну:
— Что ты делаешь со мной? Острое ухо опалил ответ: — Моя! Вся моя!
— жадная девчонка, ох, жадная. — Да, боже!
Почувствовала клыки на изящной шее. Лёгкая боль, острое наслаждение. Принадлежность. Свою и себе.
Вскрикнула жалобно, задвигалась быстрее, сильнее. Длинное тело изогнулось, склонилось, снова выгнулось. Ещё вскрик. Ещё… Чуть протяжней… Громче. Всё. Отдалась. Вся, без остатка. Сразу ослабела, почти упала. Накрыла собой девчонку. Выдохнула, полежала какое-то время, попыталась освободить, повернуться. Маленькие руки поймали, удержали.
— Я боюсь тебя раздавить. — Мне нравится твоя тяжесть. Нравится вдыхать твой запах. — Говори ещё.
Изменились сегодня обе. Стали ещё ближе, ещё необходимей. Завтра будет утренний кофе, ласковое пробуждение — всё как всегда.
***
— Это какое-то наваждение, Оль. То есть, двадцать восемь лет до неё просто перечеркнулись. «Как всегда» — это одна в холодной постели или, вообще, на диване на работе. А для меня последние несколько месяцев с ней — это «как всегда». Как будто так должно быть. Я уже вообще ничего не понимаю.
— А ты изменилась. Стала живой. Похоже, она тебя разморозила. Ты помолодела даже. Уж не знаю, как там с морально-нравственными аспектами, но лично тебе эти отношения только на пользу. Встретились с Ольгой в кафе. Вырвалась на обед. Ольга смотрит на подругу внимательно, изучает. Как Найдёныша. Как будто несколько лет знакомая лазутчикова — такое же неизвестное науке существо. Кто бы мог подумать?
— А помнишь, «ироля»? Эту кличку им придумал Романович, учившийся на пару курсов младше. Их дружба удивляла всех в институте — невозможно представить себе более полную противоположность. Но вот, пожалуйста: когда лазутчикова приходит на выбранные занятия — они с Ольгой всё время вместе. Романовичу нужен был Ольгин конспект по микробиологии — обещала отдать. Никак не мог её найти. Спросил у сокурсников: — иролю не видели?
Стало у лазутчиковой и Мироновой одно имя на двоих до выпуска.
— Лиза говорит, у нас с тобой глаза совершенно одинакового цвета.
— Прямо уж так уж и одинакового? Ну, с её зрением ей виднее. Ольга действует на Ирину игоревну успокаивающе. А успокоиться надо — она уже попросила лизу приехать вечером в Отдел. Сегодня дежурит куркумаев. Сегодня будут готовы результаты экспертизы мальчика из Англии, живущего под именем Владислав андреяненко.