19 Глава
— Что это?
— с появлением этого невозможно существа в жизни и в квартире Ирины игоревны её мультимедийный центр стал издавать какие-то очень странные звуки. Сейчас, спасибо, не на полную мощь, но звуки от этого менее странными не становились. Лиза блеснула озорно кошачьими глазами, расцепила маленькие руки, отпустила изящную длинную шею. Встретила Ирину игоревну восхитительно раскрасневшаяся — опять тренировалась. Или танцевала.
На вопрос Ирины игоревны ответила телом. Задвигалась плавно, сразу поймала ритм. Повторяющиеся движения, пластичные, ритмичные, припадающие. Потанцевала в гостиную:
— Капоэйра, ира,
— улыбается, танцует. Или тренируется? — Бразильское национальное боевое искусство с африканскими корнями. Танец сопротивления. Танец свободы. — Я вижу, что капоэйра. И корни африканские, как ни странно, вижу. Я даже не удивлена. Танец и драка — конечно, тебе он не может не нравится.
— Дыа.
Ирина Игоревна улыбается. Не соскучишься с этой невыносимой девчонкой. Снимает пиджак, аккуратно вешает на плечики. Девчонка танцует вокруг, вызывает:
— Игра, ира! В капоэйре не спарринг — игра в круге. Давай поиграем? Смотри, кадейра, база, джинга. Лови ритм, ну, давай! Невозможно устоять. Ирина Игоревна пытается подхватить ритм. Её тело, конечно, не столь совершенно (хотя лиза прямо противоположного мнения), но тоже кое-что может. КМС по рукопашному бою — не кот начхал. — Что за музыка?
— двигается навстречу, пытается поймать ловкую девчонку. Куда там! Отклоняется, ускользает: — Беримбау. Ударно-струнный инструмент. В круге играют двое, бесконтактно, правда, но мы же можем это исправить?
— смотрит лукаво, намекает. Продолжает свою лекцию. — Остальные поют, а наставник обычно играет на беримбау. Задаёт ритм и помогает делать вид, что это просто танец. Чтобы надсмотрщики не догадались. Типа африканский праздник. А на самом деле — тренировка серьёзных бойцов.
Да. Поймала ритм и некое подобие транса. Двигаются вдвоём — друг к другу, друг от друга, по кругу.
— Красиво, ира! Ах!
Красиво. Пришла с работы строгая начальница. Устала. Думала поваляться с маленькой девчонкой в длинных руках. А девчонка устроила игру в капоэйру. Танец с элементами боевой акробатики. Двигается, опять ускользает. Понизу ходит, перетекает плавно с ног на руки и обратно. Сверкают глаза, клыки обнажены в наглой пацанской ухмылке. Капоэйра идёт девчонке необычайно — всю её кошачью сущность раскрывает. С того самого спарринга в тренажёрном зале Отдела у Ирины игоревны появилась цель: победить маленькую негодницу хотя бы раз. Но тогда же стало понятно, что в общественных местах им единоборствами лучше не заниматься. Контактный бой, тела слишком близко, горячие, возбужденные — победили бы обе. Только исход боя на бой был бы совсем не похож. Пытались спарринговать дома. В квартире Ирине Игоревне неудобно — слишком длинные руки, слишком длинные ноги. Приходится всё время контролировать движения, чтобы не разгромить полквартиры. А маленькое компактное чудовище чувствует себя как рыба в воде. Эта и в трёхлитровой банке умудрится развернуться.
— Конечно, ты всегда побеждаешь — мне здесь не разойтись,
— обижается, как маленькая девочка, честное слово. Но правда, очень обидно. Эти полтора метра мощной, непреодолимой, ловкой силы сбивают с длинных ног и с хищной усмешкой оказываются сверху.
Никак Ирине Игоревне не удаётся с ней совладать. Но она не теряет надежду. Вот и сейчас: она не сильна в капоэйре, но кто сказал, что нельзя использовать те приёмы, в которых она сильна? Впрочем, не помогают ей даже привычные приёмы. Лиза слишком хороша и слишком хорошо умеет использовать против соперника его же собственную силу:
— Папа говорил: «Ты маленькая и, несмотря на тренировки, слабее многих. Это надо учитывать всегда. Нельзя переоценивать себя и недооценивать противника. Не всегда побеждают атакой в лоб. Внезапность, хитрость, скорость, ловкость и гибкость — вот твои сильные стороны. Не можешь победить — поддавайся и побеждай».
Снова она опрокинула Ирину игоревну. Снова оседлала. Снова победила, маленькая зараза. — Пусти,
— немного обидно и немного смешно. Странно, но этот неожиданный танец взбодрил и придал сил. Как будто не было тяжёлого рабочего дня.
— Нет. Ты — моя добыча. Опять. Я — удачливый хищник. — Хищник, значит?
— Дыа.
— А ты знаешь, хищник, что я тоже не мирное травоядное? — А кто тогда?
— Охотник. Это была славная охота. И я тебя поймала. На живца. Я тоже могу побеждать, поддаваясь,
— двигается длинное тело, оплетают длинные руки маленькое сильное. Тянут к себе, прижимают такую гибкую, такую горячую. Девчонка тихо счастливо смеётся, сверкает кошачьими глазами — ей нравится быть добычей такого охотника на таких условиях. Звучит беримбау, задаёт ритм. Двигаются навстречу друг другу, сплетаются. Лиза даёт снять с себя майку, извивается, подставляет бесстыдно тело под жадные синие взгляды, под прохладные узкие ладони, под строгие губы:
— Ах, ира! Маленькие руки расстегивают пуговицы на солидной рубашке, спускают с плеч лямки лифчика, скользят под выгнувшуюся спину — надо расстегнуть застёжку, освободить красивые груди. Поглаживает нежно, целует, чуть прикусывает аккуратно крупными клыками. Снова любуется:
— Красивая какая! — Нравится?
— Дыа!
Жаркие поцелуи. Кто на ком — уже непонятно. Сплелись такие разные тела, слились в одно целое. Кто в ком — не разобрать:
— Да, ира! Дыа.
— Что ты делаешь со мной, о боги!
Губы в губы, сплелись языки. Маленькие руки, длинные пальцы. Влажные, жаркие. Стонет — кто из них? Обе? Возможно. Синие огромные в зелёные кошачьи.
— Люблю тебя.
— Дыа.
— Люблю.
— Ещё.
Шум прибоя в ушах. Или это так колотится сердце?
Захлёстывает синей волной. Море?
Оргазм?
И то, и другое?
Выгибаются тела невероятно красивыми дугами. Друг к другу. Друг в друга. Дрожат, потихоньку затихают. Расслабляются. — Кажется, я полюблю заниматься капоэйрой.
***
Отдел борьбы с экономическими преступлениями, чуть не плача, умоляет подождать с арестом Зацепина.
Присылают к Ирине игоревне Геннадия Петровича — гения от экономики и финансов. Удивительно, но он не из ОБЭП. Независимый эксперт. — Видите ли, я могу взять на себя смелость утверждать, что мне удастся доказать неправомочность львиной доли финансовых махинаций Зацепина. Но для этого нужно время. Если вы его сейчас спугнёте, всё может сорваться. — Как что-то может сорваться, если он будет под арестом? — Ну, он же не один проворачивает свои делишки. Из старомодного, красивого, кожаного портфеля достаёт документы, папка за папкой. Говорит, поясняет. Сначала на своём птичьем, узкоспециальном языке. Видит, как синие глаза заволакивает холодом непонимания, — слишком специфичны термины, слишком далека Ирина Игоревна от сферы экономики и финансов. Понимает. Вздыхает и начинает переводить с русского экономического на нормальный русский. Вот! Проблески понимания. Вот тут финансовые махинации. Тут — разветвлённые системы откатов. Доказательства перевода крупных сумм высокопоставленным лицам — взятки. Включилась Ирина игоревна, начала вникать.
— В Великобритании наследник в относительной безопасности,
— уговаривает Геннадий Петрович.
— Учебный год ещё не закончился, просто так его не отдадут даже официальному опекуну. А уж если вы возьмёте на себя труд отправить им официальный запрет…
— Наследник не единственный. — Простите?
— Выжили оба ребёнка Владимира андреяненко. И на девочку уже было одно покушение. Я не уверена, что раскрытие финансовых махинаций Зацепина ценой жизни человека
— это хорошая идея.
Геннадий Петрович нащупывает стул, тяжело опускается на него. Не сводя с Ирины игоревны глаз, снимает очки, достаёт платок, промакивает лоб, тем же платком рассеянно протирает очки. Дрожащими руками водружает очки на их законное место. С третьей попытки.
— Маленькая лиза? Жива? Такая несносная проныра, удивительной подвижности девочка с очень… оригинальными глазами?
— Вы довольно точно её описали,
— Ирина Игоревна мягко улыбается. «Маленькая несносная проныра». Удивительно точное описание.
— Были с ней знакомы?
— Имел счастье. В первые четыре где-то года её жизни. Потом наши с её отцом деловые интересы несколько разошлись, и мы потеряли связь. Очаровательная была леди. Как-то она разрисовала договоры на поставку оборудования — у неё весьма нестандартное цветовое видение, насколько я помню. А, было дело, из пары контрактов сделала неплохие самолётики. Они долго, как бы это выразить, держали высоту. К тому же, мой портфель оказался весьма удобен для спуска с ледяной горки. Господин андреяненко строил для девочки, знаете? Во дворе, за старым домом. Каждую зиму. Так вот, в тот день, когда мой портфель привлёк её внимание, я очень удачно забыл запасные очки. Я носил их обычно в портфеле
— девочка могла пораниться… Жива — какое счастье,
Ирина игоревна. При всей своей неугомонности, она была совершенно очаровательным ребёнком. Где же она?
— Этого я вам сказать не могу. — Ах, да. Покушение… Вы сказали,
— Геннадий Петрович хмурится. — Что ж, я попробую ускориться, хотя это будет непросто. Мне нужна хотя бы неделя. — Хорошо. Неделя у вас есть. Уходя, Геннадий Петрович пожимает Ирине игоревне руку и вдруг широко улыбается: — Знаете, пожалуй, эта новость — лучшее, что я слышал за последние шесть лет. Господин андреяненко был удивительно талантлив, несмотря на отсутствие специального образования. Знаете, талантливый самородок. Удивительно обаятелен и порядочен. Обаяние его дочь унаследовала в полной мере. Надеюсь, что и остальные способности — тоже. Так-так-так. Мало было проблем, теперь ещё и это. Девчонка богата, как Крез. И что с этим делать? Выглядит это так себе.
Ирина игоревна задумчиво потёрла лоб. Оно и так-то выглядело так себе. Должностное лицо, высокое звание — и эта невероятная, неправильная связь. Запретная, постыдная. Девчонка с женщиной вдвое старше. Теперь ещё и девчонка-миллионер. Как это выглядит?
— Паршиво это выглядит,
— сама себе, тихо, безнадёжно. И не разорвать теперь — увязла по уши. Ни дня без этой мелкой заразы прожить не может. К вечеру уже подступает тоска, хочется скорее, скорее домой, где маленькие руки и изломанные губы. Дело не только и не столько в сексе даже, хотя и в нём, конечно, тоже. Никогда ничего подобного Ирина игоревна в постели не испытывала. По секрету сказать, не только в постели — вот уж никогда бы не подумала, что она на такое способна. Разврат чистой воды и полное бесстыдство. В квартире места не осталось, где бы они не… И это она, лазутчикова, Снежная, блин, Королева. Непроницаемая, невозмутимая, непоколебимая. Правильная. На которой замёрзнуть можно насмерть, по словам бывшего мужа. Ага! Пальчиком только стоит девчонке поманить, бедром повести, глазом своим невозможным стрельнуть, и Ирина игоревна вспыхивает, как лесной пожар. И, совершенно можно быть уверенной, вряд ли испытает что-либо подобное с кем-либо ещё. Да и не хочет она ни с кем больше ничего испытывать! Помимо секса — безудержного, сумасшедшего, восхитительного, — есть ещё в девчонке что-то. Её забавная трескотня: про папу, про маму, про стаю, про Серёгу, про что сегодня делала — про всё на свете. Её готовность выслушать, помогать, её… Да всё в ней. Всё абсолютно.
Как будто она рождена для Ирины игоревны. Как будто заточена под неё идеально. Как маленький пазл в огромную картину — пришла, улеглась, совпала всеми пазами, и стала картина идеально целой. Целостной. Мысль о том, что разница в возрасте слишком большая и девчонка рано или поздно уйдёт, время от времени по-прежнему посещает умную голову. Ирина игоревна теперь гонит её панически, даже немного суеверно. Но теперь ещё прибавится и разница в социальном статусе. Шутка ли — миллионер? Совсем другая жизнь. Совсем другой круг общения. Да и круг общения, опять же. Про институт она с Лизой поговорила. Девчонка закивала головой энергично:
— Экономический, дыа. Мы с папой хотели вдвоём. Старый и малый.
Только некоторое время спустя Ирину игоревну осенило: институт — место, битком набитое лизкиными сверстниками. А главное
— сверстницами. Ну, плюс-минус. Сейчас у лизы стая да Отдел — вот и всё общение. Что будет, когда вокруг появятся толпы девчонок подходящего возраста? Ирония в том, что Ирина Игоревна сама подталкивает лизу в это дивное общество.
***
— А я в Пичуге на сто процентов уверен,
— куркцмаев предусмотрительно выжидает, пока девчонка отойдёт на приличное расстояние, чтобы не услышала его реплику. Снова прибежала в Отдел Найдёныш. Скучно одной дома сидеть, невозможно для активной девчонки. Снова Ирина Игоревна наткнулась на неё в комнате отдыха Отдела, где, помимо лазутчиковой и Найдёныша, собрался почти весь Отдел: Рокотов, Песцов, Данцова — эти развлекались шахматами. Ника пообещала, что она коллег вдвоём раскатает:
— Партия века, ети её,
— радовался Песец.
Самойлова, вернувшаяся из полугодовой ссылки, снимает партию века на телефон:
— В передачу шахматную пошлю. Они существуют ещё? Запечатлеем вашу партию ве́ка на века́,
— и треплет ласково Песцова по каштановой макушке.
Ничего полугодовая ссылка не помогла. Вспыхнула страсть с новой силой, как будто и не разлучались совсем. Нынешняя Ирина игоревна махнула рукой и закрыла на это глаза. Взрослые люди. Имеют право. Романович с Нео, Горячевым и Тюльпановой обсуждают какую-то научную статью с медицинским уклоном. Спорят, вернее, нет: дискутируют. Сафронова подкармливает куркумаева и Альтиста Данилова блинчиками маминого производства. Блинчики мамы Сафроновой — самый сильный легальный наркотик, по выражению куркумаева.
Даже Василий Михайлович здесь, так что аудитории вполне достаточно, чтобы понаблюдать за исторической встречей: — Опять? Лиза, я же говорила, что это опасно для твоей жизни. Тебе нельзя просто так болтаться по улицам. В тебе уже есть одна дырка — тебе мало? Зачем ты пришла сегодня, вот объясни? — Вас увидеть. Давно не видела,
— и ухмыляется нагло, нахалка. Не сводит с лазутчиковой кошачьего восторженного взгляда, раздевает начальство глазами. С её зрением, чёрт её знает, может, и не в переносном смысле. Что она там видит — никому не известно, но полковника несносной нахалке смутить удаётся.
— Ну, знаешь! Не с риском же для жизни на меня смотреть,
— сердится Ирина игоревна, но никакого ледяного блеска в глазах. Это сотрудников удивляет. Каждый присутствующий в полной мере испытал на себе ледяную силу лазутчиковского гнева в тот или иной момент. Все знают, какой яростной стужей грозит полковничий гнев — стёкла морозными узорами покрываются летом. А сейчас — ничего. Тепло в помещении.
— О, за такое удовольствие это вполне приемлемая цена. — Неисправима, —
резюмирует Ирина Игоревна и покидает поле боя. Найдёныш вскоре убегает тоже — ей хочется потренироваться. Бегом в тренажёрку.
— Ушатает девчонка полковника. Спорим? Уж слишком она её любит. Никто бы не устоял. Я бы не устоял.
— Ты совсем сдурел?
— пугается Сафронова и отнимает у куркумаева последний блинчик. — Ты не устоял бы даже перед табуреткой, если б её в юбку нарядили.
— А что?
— задумчиво тянет Данцова. — Эта — может. Шах вам, мальчики.
— С чего ты взяла?
— Что шах?
— Что может. Что шах — я и так вижу.
Данцова ухмыляется нервными губами — ох, хороша майор: — Интуиция. А если серьёзно: она на меня даже не смотрит, когда лазутчикова рядом. Такое бывает нечасто.
— Самоуверенная ты, ника. — Мат, мальчики. Говорила — раскатаю.
— Но самоуверенность твоя имеет под собой довольно твёрдую почву. — Ну, что? Пари, офицеры? Мы с никой, вон, готовы за свои слова ответить.
— Легко.
— На зарплату?
— А чего мелочиться? На две. — Да хоть на три! По рукам. — Придурки, на женщин спорить,
— Сафронова возмущена.
— Не будет она с девчонкой. Я в доле.
Нео отвлёкся от научного спора: — А ты заметила, что в помещении даже не похолодало? Но всё же, я склонен с тобой согласиться. Уж слишком это… неправильно.
— Нео прав. Чтобы лазутчикова — с женщиной. Даже теоретически представить невозможно.
— Да уж. Совершенно ненаучная фантастика.
— Ты — Мюнхгаузен, саш. С эротическим уклоном. Неисправимый мечтатель. Все втянулись в этот немыслимый спор. Даже Василий Михайлович, покачивая головой осуждающе, — уж очень высокие ставки. Халявные деньги.
А куркумаев доволен:
— Мы с тобой, ние, полгода сможем не работать.
Оживился весь Отдел, включая Самойлову, не знакомую толком ни с одной из предметов спора. Азартная натура Ксюха.
— А как мы узнаем, кто выиграл? — Да чёрт его знает. Как-нибудь. Расследовательный мы Отдел, в конце-то концов?
***
Горячев тормозит пятками у порога кабинета Ирины игоревны. В кабинете Нео с начальством обсуждают текущее дело: — Таким образом, теоретически совершить преступление Неверов мог. Его пото-жировые найдены на орудии преступления…
— Нео!
Простите, Ирина Игоревна! Разрешите войти?
Даже не надо. Разрешите Нео забрать?
— Что случилось, Егор? Да проходи ты, не стой в дверях.
Горячев — полная противоположность Нео: нервный, нескладный блондин:
— Атака на сервер! Я не смог отразить!
— Да что ж ты молчишь?
— теперь занервничал Нео. Взвился со стула, полетел, на ходу извиняясь перед лазутчиковой. — Только этого нам не хватало,
— тяжело вздыхает Ирина игоревна. Ну, да ладно — Нео справится. Он — лучший. Задумалась. Складываются кусочки головоломки. Если убийство совершил Неверов, тогда всё логично. Если ещё учесть кровь на ручке мотоцикла…
— Ирина игоревна! Это возмутительно! Вы посмотрите, что он творит!
— Ни секунды нет покоя в этом кабинете! Мне дверь на ключ, что ли, запирать?
Нео беспардонно поворачивает к себе монитор полковника, заходит в базу данных, сектор кадров Особого Отдела. На глазах изумлённой полковника и донельзя возмущённого Нео формируется карточка нового сотрудника:
Светлов Анатолий Борисович, кличка «Аналитик», год, дата рождения, образование, место проживания…
— Что он себе позволяет?
— Сам сказал: «взломает — возьму». Вот, видишь, — приступил к выполнению служебных обязанностей. Не своих, правда. Ну, ты уж объясни своему сотруднику его должностные обязанности.
Ай, да Аналитик! Ай, да лиза — такой кадр найти! Завершающий удар по самолюбию компьютерного гения Ирина игоревна производит с совершенно непроницаемым выражением лица:
— Созвонись с ним, договорись о встрече. Заодно выясни, как ему удалось обойти твою «непревзойдённую» систему защиты, и что нужно сделать, чтобы её действительно нельзя было превзойти.
Нео открывает рот. Нео закрывает рот. За порогом кабинета маячит нервничающий Горячев.
Ирина Игоревна невозмутима, только глубоко в синих огромных глазах сверкают озорные льдинки.