5 Глава
Дома находиться совершенно невозможно.
Читать не получается, сюжет любого фильма ускользает и теряется через пару минут, смотреть по телевизору дурацкие новогодние выступления нет никакого желания. К тому же, сильно мумифицированные выступающие вызывают скорее брезгливую жалость. — Зомби-апокалипсис какой-то! — отлично, поругалась с телевизором.
Хорошо получилось только принять душ — долго стояла под горячими струями, изучала собственное тело — оказывается, она о нём вообще ничего не знала. До сегодняшней ночи. Стоп. Здесь табу.
Не было сегодняшней ночи. Не было. Был праздник в Отделе и сразу утро и, вот, душ, например. Но боги, как же было хорошо этой самой несуществующей ночью!
И как хороша была девчонка. Нет, ну, нет же. Не было никакой девчонки. Да, получается, что и с душем не всё задалось.
Позавтракать тоже не удалось — на еду противно смотреть, кофе, как назло, кончился.
Выпила стакан воды, уставилась в окно невидящим взглядом. В голове зашевелились, закопошились мысли, начала подгрызать совесть
— кто её вообще придумал. Надо чем-то занять голову, иначе недолго сойти с ума.
Поехать на работу, что ли? И что там делать в первый день нового года в свой законный выходной? Нет, дел-то, конечно, невпроворот. Начальнику Особого Отдела всегда есть, чем заняться.
Но как она будет выглядеть? Попыталась затеять уборку — выскользнула из длинных пальцев любимая ваза, упала, разбилась. Нервно бросилась собирать осколки.
— Чёрт!
— порезалась. Сунула палец в рот. Вкус собственной крови напомнил поцелуй в коридоре Отдела. Телефонный звонок Ирина Игоревна восприняла как спасение. Куркумаев. Может, дело какое?
Сейчас что угодно, абсолютно всё, что угодно.
— ир, с Новым годом, с новым счастьем!
Каким новым счастьем? Как он узнал? Когда успел? Лазутчикову бросает в жар, и требуется несколько секунд, чтобы осознать, что это просто новогоднее приветствие, вежливость и ничего более.
— Алло? Ты меня слышишь? — А, да, саш, были помехи какие-то, сейчас нормально. Что у тебя?
— Тихо всё, спокойно. Преступники тоже люди — Новый год, все отдыхают. Я чего звоню:
подумал, надо съездить на место пожара. Оглядеться, так сказать. Что-то мне это заключение официальное не нравится. — Какого пожара? О чём ты, не понимаю.
— андреяненко, ир. Не даёт мне покоя это газовое оборудование. А вот и не что угодно. Что угодно, не связанное с девчонкой. С другой стороны, даже так лучше, чем, сидя дома, сходить с ума. — Заедешь за мной? Вместе осмотримся. Ты прав, нечисто там что-то.
***
Лиза долго смотрела на дверь, как будто надеялась, что Ирина Игоревна передумает (одумается) и вернётся.
Прислушивалась, слышала дробный стук быстрых шагов по лестнице — к сожалению, вниз. Слышала, как хлопнула подъездная дверь. Ушла. Совсем. Тяжело вздохнула, повела носом, поднесла пальцы к лицу, вдохнула сохранившийся запах. Её запах. Тронула пальцами губы, провела по маленькой ранке, чуть припухшей.
Потянулась, пошлёпала босыми ногами на кухню.
Непривычно это — знать, что в твоё жилище никто не ворвётся, не выгонит, можно ходить голышом и спать, не вздрагивая от каждого шороха.
Ей приходится заново привыкать к обычным вещам — безопасное жильё, собственное имя, даже возможность есть когда и что пожелаешь, а не то, что удастся найти.
Потянулась ещё раз, мышцы пели и требовали нагрузки. Надо пробежаться, к тому же, есть у неё незаконченные дела.
Зацепила со стола пачку сигарет с зажигалкой внутри, пристроила узкий мальчишеский зад на подоконник. Закурила, смотрела в окно. Город спал и был непривычно тих. Плечо прикоснулось к стеклу — приятно морозит. Выпустила дым изо рта, ткнулась в стекло лбом. Опять вдохнула её запах — хоть не мойся теперь.
Когда ещё снова и будет ли? Она сказала: никогда. Но пахло от неё желанием — резкий, сводящий с ума запах. Почему люди не чувствуют его? Странно. Впрочем, она привыкла. Люди не видят многого, слышат очень мало и почти ничего не смыслят в запахах. Докурила, сунула бычок в пустую пачку, пошла-таки в душ.
Папа говорил, что только ухоженному телу можно доверять. — Ты следишь за ним, Сова, а оно тебе преданно служит. Выскочила, смешные рисунки на мальчишеских трусах-боксёрах. Только такие и носит. Старые драные джинсы. Майка, футболка, старенькая толстовка. Куртка осталась в Отделе.
Надо будет сбегать забрать. Но не сегодня, а когда у Ирины игоревны будет рабочий день. Увидеть её. Куртка — прекрасный повод. Прыгнула в кроссовки, рванула сразу — прыжок через все ступеньки в пролёте, схватиться за перила, перенести себя через них, ухнуть на пару пролётов вниз, зацепиться, дальше бегом, почти не касаясь ступенек. Дверь, улица, через капот припаркованной машины, перепрыгивая заграждения, мчалась напрямую — быстрая, ловкая, сильная. Огибала немногочисленных прохожих, забралась на старое, чудом сохранившееся здание, как альпинист.
Запросто могла бы стать форточницей — как по лестнице лезла по стене, легко и непринуждённо. Залезла на крышу, покурила, рванула вниз. Дальше уже спокойней, просто бегом. В тот район, где жила в заброшенной типографии, тоже в заброшку. Там её стая.
Подкралась бесшумно, прислушалась.
Грязли — огромный, как гризли, и всё время как будто не мытый, отсюда и кличка.
Полная ему противоположность — аккуратный, подтянутый Туз — узкие глаза блестят недобро, сверлят Грязли пронзительным взглядом.
Что-то ляпнул не то, видать. Сцепятся?
Лиза разборок в стае не поощряла. Мелкие Клоны уже примчались — удрали из своего детского дома, зацепив новогодних гостинцев. Добытчики.
Сами же и уминают сидят, пока Грязли с Тузом в гляделки играют. — Батон где?
Вышла на свет, подцепила кусок колбасы, жадно сжевала.
— Я же говорил, вернётся Кошара! — радуется Туз.
Грязли ворчит что-то про батонову бабушку, Клоны тянут приветственно руки. Чуть поодаль на горе ящиков по-турецки сидит Аналитик, дредастая башка, как всегда, склонилась над планшетом
— мониторит даркнет. Вместо приветствия говорит, что скины зашевелились, планируют налёт. — Так что ты вовремя, Кош. — Разберёмся.
Сидят, бросают ленивые фразы, курят, жуют
— типичная подростковая банда. Вот только дела у этой банды не типичные.
Щемят всю преступность по району, выкашивают гоп-стоп, разоряют закладки — в общем, Робингуды, одним словом.
Чистит Лиза район, в котором живёт. Для собственного комфорта, как сама говорит. Узнали бы об этом в Отделе… Но стая бесшумная, компактная, как её вожак, следов не оставляет.
Отзывает Туза:
— Разговор есть.
Всё время с момента её появления, бросал Туз на неё задумчивые взгляды:
давно её знает, дольше любого из стаи. Что-то в ней изменилось.
Не вернулась она, вот что. Лиза его догадку подтверждает:
— Я там пока останусь, Туз.
— Чё так? Тебя же отпустили вроде. — Отпустили, да не уйти. Сама не хочу.
— Баба, что ли?
— ухмыляется криво,
— Стаю на бабу променяла? Мент ещё, поди? Раз оттуда не уходишь, значит, там она. Уж не на полкана ли их нацелилась?
— сплёвывает сквозь зубы, закуривает, даёт Лизе прикурить, щурится зло.
— Была, значит, вожак, дикая, вольная, а стала подстилка ментовская?
— Хуйню не неси,
— обрывает его лиза.
— А то на папашу становишься похож.
Ох, удар ниже пояса. Туз отца — сидельца со стажем, пьянь и насильника — ненавидит до белых вспышек, до гуляющих желваков, до сжатых до боли кулаков. Ненавидит настолько сильно, что делает всё возможное, чтобы быть максимально на него непохожим. Но девчонка права, — это отцовские слова и выражения, подцепил всё же.
— И как теперь?
— Ты рулишь, Туз. Работаете по прежней схеме. Я буду появляться, своих не бросаю.
— Знаю. Чё, сильно зацепило? — Да. С Грязли не грызись. Тычет носком кроссовки обломок стены. Всё. Сделано.
***
Подъехали к дому. Вернее, к тому, что от него осталось: чёрный сгоревший остов, лопнувшие стёкла. Современные стройматериалы не горят так, чтобы выгорело всё дотла, а дом не старый. Изучала лазутчикова документы: десять лет дому, современный, красивый. Был. — Смотри, ир, ветряк тут был. Чистое электричество, бесплатное, на кой им газ? Ветряк рухнул, придавив собой какую-то яркую до сих пор тряпку. Странно, что ничего не растащили с участка. Видимо, слишком потрясла местное население трагедия семейства андреяненко, а чужие, похоже, сюда не часто забредают — деревенька вроде и недалеко от Города, но вдали от трассы, добраться можно только на машине. Прямо заповедное место какое-то. Куркумаев активен, ходит по участку, разбирает какой-то завал, что-то ищет.
Не врала девчонка, не было у них никакого газового оборудования. Значит:
— Вызывай экспертов, саш. Будем искать следы поджога, не знаю… — Оп-па!
— отвечает Саша невпопад и зовёт,
— Иди-ка сюда, Ирина игоревна Ох, хорошо она знает куркумаева. Знает этот блеск в глазах.
Что там нашёл?
Подходит ближе, всматривается. Стреляная гильза.
Вот тебе и на.