Достойная большего

Еву Кора всегда немного недолюбливала. Наверно, поэтому ее смерть не показалась принцессе чем-то действительно ужасным. Конечно, женщина все же не сдержалась и предложила юной Белоснежке спасти мать, но девочка, впрочем, особенно и не удивив ее, обращаться во тьму не стала. Даже ради Евы. Поэтому королева скончалась, весьма скоропостижно, между прочим.

Ещё в юности Кора неплохо усвоила, что вся жизнь сводится к играм, в которые играют люди, которые играют в игры. Ситуация, что сейчас происходила в их королевстве, по этой самой причине находилась у неё под контролем. Однако миссис Миллс и не пыталась отрицать того, что ее планы, вероятно, тоже могут являться чьим-то планом (например планом вездесущего Темного, который уже несколько сотен лет искал своего Бэйлфайра), но это никак не мешало ей продолжать воплощать их в жизнь. Например, сейчас ей было очень важно выдать дочь за Леопольда. Ее первая любовь... Поймав себя на таких странных мыслях, Кора с большим трудом удержалась от того, чтобы продолжая думать в этом направлении, не вспомнить случайно о её, казалось, давно позабытых чувствах к одному небезызвестному колдуну.

Старый король стал вдовцом. «Какая жалость», — с нескрываемым злорадством подумала Миллс. А теперь он ищет подходящую мачеху для своей прекрасной дочери. Что ж, тогда этой счастливицей просто обязана стать ее принцесса.

— Реджина? — окликнула Кора дочь, сидевшую рядом с ней у камина. — Милая, почему бы тебе не сходить развеяться?

Лицо девушки засветилось от радости при словах матери.

— Ты разрешаешь мне пойти покататься верхом? — воскликнула она.

— Да, моя дорогая, — внутренне содрогаясь от собственной лжи, подтвердила Кора. — Именно это я только что и сделала.

— Спасибо, мама! — с искренней благодарностью во взгляде, в движениях, произнесла Реджина и, коротко обняв, мать, поспешила в конюшню.

***

Езда верхом всегда была ее страстью. Сколько Реджина себя помнила, каждый раз, когда мать уходила учиться магии, со всех ног она ещё тогда маленькой девочкой мчалась в конюшню. Поначалу ей просто нравились лошади. Она успокаивалась, избавлялась ото всех тревог, стоило только детским пальчикам пробежаться по короткой шёрстке животного, погладить мягкую шелковистую гриву... Так она и познакомилась с Дэниелом, тихим мальчиком, сыном их повара, в тайне мечтавшим стать конюхом.

Дэниел был всегда слишком спокоен для порывистой эмоциональной принцессы, но только они начинали говорить о какой-нибудь лошадиной масти, о прогулках верхом или даже просто об уходе за новорожденными жеребятами, и в глазах мальчика появлялся живой блеск, делавший его особенным, не таким как все. Реджина познакомилась с будущим конюхом из-за любви к лошадям и, благодаря этому знакомству, полюбила конную езду ещё больше.

Для своих двадцати с небольшим лет юная мисс Миллс владела этим навыком почти в совершенстве. И если Дэниел, носивший уже гордое звание конюха их высочеств, засиживался подолгу в конюшне, то меняя корм, то чистя своих любимиц, то Реджина носилась в поле с ветром наперегонки, на некоторые доли секунды ощущая себя с лошадью единым совершенным организмом и почти чувствуя что-то сродни материнской магии, перекатывающееся на кончиках ее пальцев, искрящееся в волосах. Что-то темное, но вместе с тем очень приятное.

— Давай сбежим, — умоляюще молвит девушка, взглянув на своего потенциального жениха, лихо спрыгивая с коня.

— Куда, Реджина? — смеясь, спрашивает ее Дэниел, не воспринимая все же ее слов всерьёз.

— Да, куда угодно, любимый, — они ненадолго сливаются в торопливом поцелуе. — Подальше от матери, — продолжает Реджина. — Она точно не даст нам быть вместе.

— Это я понял, — отвечает конюх, — но дальше-то что?

— Как что? — Миллс смотрит на парня так, будто то, о чем она сейчас скажет — само собой разумеющийся факт. — Поженимся, семья, дети... и лошади! О, Дэниел, у нас будет куча лошадей! Бескрайние табуна! И все это будет нашим! ...

Они смеются, не переставая. Целуются, будто время их на исходе, будто опоздают, сами не зная куда...

Детский крик, раздавшийся вдали, заставляет Реджину напрячься. Кто-то в беде. И девушка, на периферии сознания всегда питавшая слабость к детям, вновь вскакивает на коня и мчится в сторону звуков, так ее поразивших. Дико напуганная лошадь несётся сквозь высокие колосья ржи, а на ее спине, крепко вцепившись в гриву и вжавшись в мужское высокое седло, лежит девочка.

— Стой! — не впервые видящая лошадь, выведенную из привычного инертного состояния, громко призывает Реджина, но не надеясь особо на силу и властность своего голоса, подъезжает на своём коне почти в плотную, перехватывая девочку.

Кубарем они скатываются с ее коня на землю. Девочку ещё немного трясёт, но уже видно, что она понемногу приходит в себя.

— Вы спасли меня... — наконец выдавливает из себя крошка, с благодарностью взирая на своего героя-спасителя. — Снежка. Я Белоснежка, — она дружелюбно протягивает руку девушке.

— Что ж, рада знакомству, Снежка, — улыбается она. — Я Реджина.

Девочка неожиданно поникает головой:

— Больше никогда не сяду на лошадь, — обиженно заявляет она.

— Вот ещё глупости! — треплет ее по макушке Реджина. — Неужели, ты так просто готова сдаться? А если бы ты была королевой, то что ж, проиграв войну, ты сдала бы королевство врагу?

Снежка задумывается, смешно хмурясь. Нет, своё королевство отдавать она совершенно не намерена... И...

— Хорошо, тогда я попробую ещё раз. Потом, — спохватившись, добавляет она.

Белоснежка... Реджина только и может улыбаться, глядя на чудесное дитя! ...

***

Уже смеркалось, когда Реджина вернулась со своей отнюдь не скучной прогулки верхом. Кора ждала ее в гостиной, на том же месте, где и расстались.

— Хорошо погуляла? — слегка холодно спросила ее мать.

— Да, неплохо... — девушка замялась, не зная, что говорить дальше, но старшая принцесса и внимания на это не обратила.

— Скоро здесь будет король, Реджина, — продолжила мать, от чьего тона у Реджины табун мурашек по спине промчался, тут же дорожкой холодного пота скатившись вниз.

— Зачем, мама?

— Что зачем, милая? — неправдоподобно удивленно вопросила Миллс. — Он ищет мать для своей дочери. Уже около года. Осматривает девушек из простых семей...

— Но ты ведь замужем... — с надёжной в голосе пролепетала юная принцесса.

— А ты — нет, — отрезала Кора, смерив дочь холодным взглядом. — Надеюсь, моя дочь меня не подведёт.

Реджина только и успела сдержанно, слегка зажато кивнуть, в глубине души надеясь, что она — не «та самая» его величества, ведь в противном случае их Долго и Счастливо вместе с Дэниелом становилось почти невозможным. В этот момент в дверь постучали.

— Войдите, — громко, специально для гостей, крикнула старшая Миллс, и дверь с шумом распахнулась.

Это был повар. Тот самый, что отец Дэниела. Как оказалось, неподалёку от их дома остановился сам Леопольд вместе с дочерью, который настойчиво просит приема у принцессы и принца. Король почему-то убеждён, что взглянуть на их дочь стоит непременно. Миллс велела впустить его величество, по возможности предоставив все удобства. Повар кивнул и удалился.

— И веди себя достойно, милая, — сказала напоследок Кора дочери, прежде чем двери вновь отворились, впуская в гостиную небольшую королевскую семью.

Король в первую очередь был стар. Седые, почти белые, волосы ниспадали на его похудевшее от горя лицо, что впрочем не мешало ему продолжать непринужденно улыбаться. Карие глаза все так же тепло взирали на невольного собеседника, только вместо веселых искорок в их глубинах таилась хорошо скрытая боль. Боль от потери жены. Кора не чувствовала к нему ровным счетом ничего (в отличии от Штильцхена — услужливо подсказало подсознание), и это не могло ее не радовать. Одет король был богато, но не слишком ярко, наряды беспокоили его в последнюю очередь. Подле короля стояла его дочь, чья кожа была белее снега, глаза чернее ночи, волосы иссиня-чёрные, словно вороново крыло, и прекрасней ее не было никого. «Белоснежка?» — удивленно успела лишь подумать Реджина, когда девочка, так же узнавшая свою спасительницу, не преминула возвестить об этом всех и вся:

— Папа, это она! — улыбка красила ее ещё больше. — Это Реджина, папа! Она спасла меня сегодня, ведь если бы не ее доброта и великодушие, то... — на лице девочки отразился неприкрытый страх, принцесса испугалась даже фразу закончить.

Гвоздем программы «Прощай психика и счастливое будущее Реджины Миллс» стал король Леопольд, упавший перед ней на одно колено и делающий предложение.

— Да, она согласна, — елейно улыбаясь, произнесла Кора, сдавив ее плечо так, что позже обязательно останется некрасивая гематома.

И отчаяние поглотило принцессу всю...

***

— Дэниел, это наш последний шанс! Мы обязаны уйти! — чуть ли не кричала Миллс, обхватив лицо своего возлюбленного, с мольбой глядя в родные любимые глаза.

— Но куда мы уйдём? — до невозможного спокойно спросил у неё конюх.

— Неважно, любовь моя, все неважно, только ради бога, давай уйдём.

Они стоят посреди конюшни, словно посреди бескрайней пустыни, одни в целом мире. Ещё никогда их поцелуи не были столь отчаянными, а объятия столь неразрывными. Грядущая разлука кажется им вечностью в сравнении с тем коротким промежутком времени, что они провели вместе. Вечная боль, вечные страдания... Нет, лучше уйти. Уйти и не возвращаться. Вот, что действительно будет для них хорошо... От мыслей Реджину отвлекает уже знакомый детский голосок.

— Вот ты где! — кричит, неведомо откуда взявшаяся здесь, в конюшне, Снежка. — Реджина?

Девочка с удивлением и обидой взирает на влюблённых, не успевших оторваться друг от друга.

— Ты... ты ведь должна была стать мне матерью! — срывается на рыдания девочка и тут же разворачивается, убегая в... лес.

— Снежка! — зовёт ее Реджина, — Снежка, стой, вернись, пожалуйста!

Но куда там? Крошка уже успела достаточно далеко убежать, и Реджине не остаётся иного выхода, кроме как помчаться следом за ней.

И острые ветки раздирают ее платье, а маленькие листики и сучки путаются в волосах, но Реджине не до этого. Все ее мысли сейчас лишь о ней — глупой маленькой принцессе, дурной девочке, Белоснежке, которая умчалась невесть куда, совершенно не думая об опасностях, что скрывает ночной чёрный лес.

— Вот ты где, — не скрывая облегчения, выдыхает Миллс, найдя Снежку, в полулежащем состоянии на небольшой полянке.

Девочка плачет, не переставая. Реджина совершенно не знает, как ей ее успокоить.

— Я не понимаю, — всхлипывая, шепчет девочка. — Ведь мой папа не делал тебе ничего дурного! И я тебя буду любить, правда-правда... Зачем тебе этот конюх?

Реджина слегка усмехается, невинности и даже наивности маленькой принцессы, о слове «любовь» знающей лишь по рассказам родителей.

— Я люблю его, Снежка, — Реджина ласково проводит рукой по ее волосам, с удовлетворением видя, как та успокаивается.

— Что это значит? — спрашивает у неё девочка.

— Это значит, что с ним я счастлива, — поясняет Реджина, с чьих уст не сходит легкая полуулыбка. — Это не значит, что плохая ты, или твой отец, это значит лишь то, что с вами я счастливой не буду...

— Только с ним? — уточняет девочка, тыльной стороной ладони смахивая с щёк несколько слезинок.

— Только с ним... — соглашается Реджина.

Они сидят в тишине, наслаждаясь лишь умиротворяющим обществом друг друга. Две принцессы, ещё не ставшие достаточно сильными и взрослыми для большого и опасного мира... По крайней мере, пока что.

— Мы должны сказать! — неожиданно заключает прекрасная.

— Что сказать? — не понимает Миллс.

— Мы должны сказать моему папе, что ты любишь конюха. Мой папа ведь хороший, и он никому ничего, кроме добра, не желает. И твоя мама все...

— Нет! — перебивает ее Реджина. — Не надо, хорошо, Снежка? Не надо говорить!

— Почему? — не понимает ее страха девочка.

— Моя мама... Ей правда лучше не знать.

— Но если она желает тебе счастья...

Реджина снова ее перебивает:

— Ты знаешь, что такое тайна? — спрашивает она у Белоснежки.

— Тайна? Нет...

— Это значит, что все то, что ты узнала этой ночью, не узнает больше никто.

— Почему?

— Потому что чужие секреты другим знать не должно... Белоснежка, ты обещаешь? Обещаешь молчать?

Девочка смотрит на неё умными чёрными глазами. Она определенно желает счастья своей спасительнице, а посему...

— Обещаю, — кивает она, ещё не подозревая о том, каким роковым будет это обещание, и каким дорогим — молчание.

***

Кора была мила и добра к ней. Женщина кормила ее восхитительными пирожными и поила чаем. Ее мягкий голос ложился бальзамом на душу, чем-то напоминая мамин. Белоснежка почти спала, прислонившись к плечу миссис Миллс, когда их неспешный разговор неожиданно перетек в совершенно иное русло: Кора заговорила о свадьбе!

Девочка поклялась молчать. Она обещала Реджине, что не скажет ее матери ни слова. Но то с какой любовью говорила Кора о дочери, как, не задумываясь, ставила ее интересы превыше своих, словно подталкивало на откровенность. Вдобавок ко всему, мята всегда вызывала у Снежка сонливость и доброжелательностью.

— Знаете, а ведь Реджина не любит папу... — зевая, протянула девочка.

Кора Миллс всегда отличалась отменной внимательностью к деталям. Не заметить странной тоски дочери она просто не могла. Так же, как и не увидеть в ней себя, свою молодую версию. О, она все ещё помнила о своей любви к Темному магу, даже больше — она все так же продолжала любить его, если не сильней, чем прежде. Конечно, отсутствие сердца мешало чувствам затуманивать ясный разум, но страданий это не умаляло. И если ее Реджина, Боже упаси, действительно кого-то любит, то страдать ей придётся не меньше матери.

— Да? — будто уточняя, спросила у маленькой принцессы Миллс, с трудом сдерживая себя от рукоприкладства, чтобы не схватить малышку за плечи, не растрясти как тряпичную куклу и не выпытать все и разом. — А кого же она любит, милая?

Снежка молчала долго. Даже слишком. К тому же, Кора, в ее понимании, была хорошей, заботливой матерью, и уж точно женщина сделает все ради благополучия дочери. Так почему бы и не открыть ей маленький секрет Реджины?

— Он конюх... И нет, он совсем не плохой! — тут же перебила саму себя прекрасная. — Напротив, он очень любит вашу дочь и пойдёт на многое ради неё...

Кора знаком остановила ее сбивчивую речь:

— Я даже не сомневаюсь, моя дорогая, даже не сомневаюсь... — улыбка ее стала ещё шире, напомнив оскал, но девочка этого и не заметила. — Спасибо... за откровенность...

***

Стоило только ночи опуститься на землю, а далеким звёздам засиять своим холодным светом, как в конюшне Миллсов начались хлопотливые сборы. У Дэниела много вещей не было, а Реджине большая часть ее богатств была  почти не нужна. Все их пожитки уместились в две компактные котомки, которыми они «навьючили» своих лошадей.

— Куда-то собрались? — опередил их знакомый деланно нежный голос.

Реджина вздрогнула, как от оплеухи, инстинктивно, пряча Дэниела за своей спиной.

— Мама? — довольно резко спросила она у вошедшей, разворачиваясь лицом к собеседнице.

— Реджина! — воскликнула женщина. — От тебя я такой подлости точно не ожидала! Прошу тебя, принцесса, одумайся! Пока не поздно... — уголки губ Коры поникли, являя дочери истинные ее эмоции.

Отчаяние. Страх. Скрытая мольба. Вот, что прочла принцесса на дне этих темных глаз.

— Мама... — у девушки не было слов. — Мама, я просто хочу быть счастливой. Но... если ты позволишь...

Не выдержав, юная Миллс разрыдалась, кинувшись в объятия родительницы. Как давно они не обнимались, просто даже не прикасались друг к другу. Рядом с матерью будто камень с души ее упал.

— Так значит, ты его любишь? — тихо спросила Кора у дочери.

— Люблю, Мама! Ты даже не представляешь как сильно!

«Почему? Очень даже представляю!» — мысленно усмехнулась женщина и продолжила свою речь:

— А ты, Дэниел. Любишь ли ты мою дочь?

— Люблю! — в глазах конюха впервые сияла такая решимость, готовность пожертвовать...

Кровь прилила к вискам старшей принцессы. Давно она не испытывала такой ярости, страстной и горячей. Такой, от которой кровь закипает в жилах. Когда самоконтроль летит в преисподнюю, а от привычных спокойствия и холода остаются лишь угольки, не несущие и искры надежды. Барабаны загремели, наполнив ее мысли первобытной дикостью и желанием, жаждой, которую утолить нужно было сейчас и немедленно.

Осторожно женщина отвела в сторону своё чадо (Господи прости, пострадает ещё) и приблизилась почти вплотную к ее любимому... Со стороны это выглядело как благословение матери, пожелание всего самого наилучшего своей дорогой дочери. Но когда все было так просто? Тем более у Коры Миллс.

— Любовь требует жертв, — с непередаваемой интонацией объявила та, кто в недалеком будущем, не задумываясь, будет отрубать невинным подданые головы. — А порой и человеческих...

Рука женщины стремительно направилась к груди молодого человека, и прежде чем кто-то успел что-либо произнести, живое, пылающее красным сердце затрепыхало в ее постепенно сжимающемся кулаке.

Дэниел со стоном упал на колени...

— Но! Пошла! — девочка слегка пинает бок несчастного животного, на чьей спине она сидит, ожидая когда лошадь сделает хотя бы маленький шажок, но конь лишь немного удивленно фыркает и машет хвостом.

Солнце светит ярко, отчего глаза приходится слегка прищуривать, чтобы не ослепнуть ненароком, и мальчишка, подходящий к маленькой наезднице, кажется ей ангелом во плоти, по чистой случайности сошедший с небес.

— За что она так тебя? — ласково говорит мальчик. — Тебе не больно?

Только в этот момент Реджина понимает, что ее «ангел» разговаривал не с ней, а с лошадью.

— Эй, я вообще-то здесь, наверху! — обиженно кричит ему девочка, когда парнишка с невозмутимым видом начинает гладить лошадиную морду.

— Я не «эй», а Дэниел, — поправляет он ее, в голосе мальчика нет даже намёка на раздражение или укор. — А ты принцесса Реджина, верно?

— Верно!

— Принцесса, я тебя слышу, можешь не кричать, — улыбается мальчик.

— Тогда, Дэвид, или как тебя там, скажи этой скотине, чтобы она меня повезла.

Паренёк уже не в шутку начинает ее раздражать своей блаженностью и... добротой...

— Я Дэниел, а это — лошадь. И с ними так не обращаются.

— А как же я должна по твоему с ней? Тискать словно кутенка, что ли?

Дэниел не сдерживается смеётся такому дикому сравнению.

— Пойдём, родная, шепчет он кобыле на ухо, и та двигается на зов его уверенного спокойного голоса.

Реджина просто не может больше злиться на него. Как вообще можно злиться на такого... у неё даже слов не хватает, чтобы охарактеризовать мальчика.

— Ты... научишь меня... Дэниел?

Он кивает:

— Рад, что ты запомнила мое имя, Реджина...

Сквозь пальцы матери сочится чёрный пепел — все, что осталось от сердца ее любимого. «За что Кора так с нами?» — чуть не плачет Реджина, опускаясь на колени рядом с конюхом.

— Дэниел, Дэниел... — шепчет она сквозь пелену горячих горьких слез. — Дэниел, не молчи... скажи... хоть что-нибудь...

Но глаза молодого парня уже остекленели и смотрят в никуда. Его здесь больше нет. Реджина, не в силах больше сдерживать истерики, воет, что те смазливые девки на похоронах. Только ее крик ещё ужасней, ещё отчаянней. Даже если бы луч надежды и промелькнул бы во тьме ее страданий, она бы не увидела его, ослеплённая своим горем.

— Мама... — она поднимает глаза на женщину, что смотрит на неё, печально улыбаясь. — Мама, зачем ты так? ...

Коре больно. Она чувствует все то же, что и ее дочь, только в стократ увеличенное. Миссис Миллс почти готова сесть и разрыдаться тут вместе с ней, но стальной стержень, на котором все эти годы держалась ее маска, ее каменная маска неприступность, стержень, именуемый гордостью и жаждой отмщения, не даёт ей воплотить желания в жизнь. Все, что остаётся старшей принцессе, так это тихо произнести, глядя Реджине прямо в глаза:

— Это ради твоего же блага... — и едва различимо, — дитя мое...