Осколки любви

— Убери это от меня!!! Оно смотрит на меня!!! Я не хочу эту подушку!
— Арин... Это просто медвежонок, ты сама его сюда принесла...

— Он смеётся надо мной! Я НЕ ШУЧУ!!!

Она металась по спальне в пижаме, волосы растрёпаны, глаза полные слёз. В одной руке — плед, в другой — тапочек, будто оружие против плюшевого медведя. А на часах было... 4:03 утра.

Хёнджин приподнялся в кровати, оглядел поле боя и вздохнул.

— Господи, опять.

Он встал. Без паники. Без раздражения. Только в штанах, растрёпанный, идущий по следам плача, как солдат по минному полю.

— Арин, солнце моё, давай дышим. Раз... два...

— НЕ СЧИТАЙ ЗА МЕНЯ!
— Хорошо. Мы не считаем. Мы просто... существуем. Как облака.
— Я НЕ ОБЛАКО, Я БЕРЕМЕННАЯ ГРОЗА!

Подушка полетела в стену.

Он аккуратно поймал тапочек и отложил в сторону.

— Что случилось?
— Я НЕ ЗНАЮ!!! Я ПРОСТО... Я ПРОСТО УВИДЕЛА СОН, ЧТО У МЕНЯ ЛАПЫ, И Я БЕГУ, А МЕНЯ НИКТО НЕ ЛЮБИТ!!!
— Лапы?..
— Да!!!
— Хорошо. Лапы. Но я всё равно тебя люблю. С лапами. Без лап. Даже если ты будешь бегать по дому с хвостом.

Она остановилась.

— Правда?..
— Клянусь. Если надо, я сам превращусь в пса, чтобы тебя догнать.

Слёзы закапали.

— Я ужасно выгляжу. Я растолстела. У меня прыщ на щеке. И мои бедра... они как... две планеты!!!
— Две самые прекрасные планеты во вселенной.
— Я всё сломала. Я не идеальна.
— И слава богу.

Он подошёл. Осторожно, как к дикому зверьку. Обнял.

— Я люблю тебя не за совершенство. А за тебя. С твоими эмоциями, с твоими страхами. С твоими 4:03 утра.

Она сдалась в его объятиях.

— Я не знаю, что со мной.
— Я знаю. Ты создаёшь жизнь. Твоя душа качает океаны. И это... страшно. И я здесь, чтобы быть твоим берегом.

Спустя десять минут они уже сидели на полу, обнявшись. Он расчесывал ей волосы пальцами. Она тихо всхлипывала, зарываясь в его плечо.

— Хён...
— Ммм?
— Прости за медведя...
— Ему повезло, что я успел спасти. Ты бы его добила.

— Хён...
— А?
— А если я завтра буду в истерике из-за... не знаю, носка?
— Я лично устрою похороны этому носку. С флагами и мафией.

Она наконец улыбнулась. И уснула, не отпуская его руку.

А он смотрел на неё и думал:
«Я стану камнем, если надо. Океаном. Любовью, которой хватит на троих. Всё, что угодно — лишь бы ты дышала спокойно.»

Было 6:14 утра. В доме стояла тишина. Птички за окном чирикали, солнце только пробивалось сквозь шторы. И тут...

— МИНХО, С*КА, ТЫ ЧЁ СПИШЬ — ХЁНДЖИН РОЖАЕТ!!!

— ААААААААААААААААА!!! — взвизгнул Минхо, упав с кровати вместе с одеялом, телефоном и бутылкой воды.
— ЧТО?! КТО?! ЧТО ЗА Х*ЙНЯ?! ГДЕ ПИСТОЛЕТ?! — он кувыркнулся по полу, хватаясь за стол, упал, врезался в шкаф, а потом вынырнул, почти голый, в одном боксёрах, с мокрыми волосами и глазами навыкате.

Арин стояла в проёме комнаты, с растрёпанными волосами, в пижаме с зайцами, и с абсолютно безумным взглядом.

— ХЁНДЖИН. РОЖАЕТ.
— ...КТО???
— ОН! МОЙ МУЖ! ГДЕ ТЫ ВООБЩЕ ХОДИШЬ, ОН РОЖАЕТ!!!
— ТЫ! ПОГОДИ! — Минхо приложил руку ко лбу. — Арин... Детка... Тебе не рожать?
— ТАК В ЭТОМ-ТО И ДЕЛО!!! Я ДУМАЛА, ЭТО У МЕНЯ СХВАТКИ, НО МНЕ КАЖЕТСЯ, ЧТО ЭТО ХЁНДЖИН!!!
— Ты беременна, не он...
— НИКТО НЕ ЗНАЕТ, ЧТО МОГУТ НАТВОРИТЬ ГОРМОНЫ!!!

Минхо взял рубашку, натянул её на одну руку, потом на ногу, потом махнул:

— Ладно! Вези меня к Хёнджину, я его приму! Я ассистент, я акушер, я клянусь всем святым!

Они влетели в спальню. Хёнджин лежал поперёк кровати, обняв подушку и мирно посапывая.

Арин в панике:

— ХЁНДЖИН! СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ! ТЫ В ПОРЯДКЕ?!
— Ммм... сладкая... хочу мандарины... — пробормотал он сквозь сон.

Минхо уставился на неё.

— Он просит мандарины. Он не рожает. Он голоден.
— ...
— АРИН.

Она стояла, хлопая глазами. А потом медленно села на край кровати.

— Я... возможно... всё приснилось.
— ВОЗМОЖНО?
— Или это были тренировочные схватки... или кошмар. Или... может, я перепутала Хёнджина с собой...

Хёнджин не просыпаясь потянулся к ней, прижал её за талию и уткнулся носом в живот:

— Мммм... девочка... не буди Минхо, он спит...

— ПОЗДНО! — заорал Минхо. — МЕНЯ УЖЕ ПОХОРОНИЛИ!

Он схватил подушку и метнул её в потолок.

— Я ХОЧУ К ЗАБОРУ. МНЕ НУЖНА ГРАНИЦА. ПАСПОРТ. НОВАЯ ЛИЧНОСТЬ!

Через полчаса Арин уже пила чай на кухне, кутаясь в плед. Минхо рядом в тишине ел йогурт.

— Прости... — шепнула она.
— Я тебя люблю. Но если ты ещё раз ворвёшься ко мне со словами «Хёнджин рожает» — я сам рожу. От шока.

Она прыснула со смеху. А потом, уже тише:

— Но ты бы помог, да?
— Даже если бы он реально начал рожать — я был бы рядом с ним. В маске, с перчатками и в роли акушерки. Я вообще универсальный.

В гостиную вошёл сам "рожениц", только что проснувшийся.

— У кого схватки?
— У тебя, — хором ответили оба.

— Ясно. Где мандарины?

Прошло два дня после фееричного утреннего хаоса. Арин извинилась. И печеньем, и объятиями, и мандаринами. Минхо вроде бы всё простил. Ключевое слово — вроде бы.

Он не забыл. Он ждал.

И вот настал день.

Утро было... странным. Арин проснулась, а Хёнджина не было рядом. Только записка:

«Любимая, я поехал на встречу с Минхо. Не волнуйся, вернусь к обеду. Ты — моя самая любимая девочка на свете. Целую животик и тебя тоже».

Арин потянулась, улыбнулась, пошла в ванную...
И поняла, что из крана вместо воды течёт КОМПОТ.

— ...Что за...

Открыла душ. Там — газировка.
На унитазе — табличка: «Роженицам вход запрещён. Только с сопровождением акушера Минхо»

Она вышла в коридор. Пол был усеян мягкими игрушками, каждая из которых была одета в пелёнки и имела бирку с именем «ХЁНДЖИН».
Одна кукла кричала на запись: «Арин, я рожаю!!! Где Минхо?!»

— ...МИНХО!

На кухне — не лучше. Холодильник завален коробками с мандаринами. Каждая помечена наклейкой «Для родов».
На столе — тарелка овсянки в форме младенца.
На кофейной кружке — надпись:
«Я не плачу — это просто схватки».

Из динамиков в доме звучала фоновая музыка... колыбельная. На повторе.

— Я убью его... — прошептала Арин, сидя на полу среди плюшевых «Хёнджинов».

Она вылетела из дома. В тапках. С грозным лицом.
Хёнджин и Минхо в это время сидели в офисе мафии, пили кофе, разбирали документы.

— Ты думаешь, она уже заметила, да? — спросил Хёнджин с усмешкой.
— Она проснётся в компоте, встретит кукольных младенцев и услышит собственную фразу про роды. Думаю, к этому времени она уже планирует мою смерть, — спокойно ответил Минхо.
— Смерть — достойная цена за искусство.
— Я архитектор мести. Я художник. Я...

Дверь распахнулась.
Арин влетела, словно ураган, в одной кофточке и с тапком в руке.

— МИНХО.
— Я не жалею, — сказал он, вставая. — Ни о чём.

— МИНХО.
— Это было изящно. Это было прекрасно. Я — гений. Я...

Она метнула в него тапок. Промахнулась. Но второй прилетел точно в лоб.

— Ай!
— Это тебе за компот! За мандарины! За подушек с «рождением»!

Хёнджин, сгибаясь от смеха, аккуратно подошёл, обнял Арин и прошептал:

— Прости, но... это была шикарная месть.
— Ты знал?!
— Ну конечно... Ты сама сказала, что хочешь «плакать от любви». Минхо просто исполнил заказ... в своём стиле.

Позже в тот же вечер Арин, уже умиротворённая, лежала на диване. Минхо рядом с ней ел арбуз.

— Примирение? — спросила она.
— Только если ты пообещаешь, что в следующий раз не будешь кричать, что я акушер в 6 утра.

— А если будешь нужен?..

Он застонал и надел подушку на голову.