Осколки любви

Арин сидела, укутавшись в плед по самую шею, словно кокон из мягкости и уюта. Щёки слегка покраснели, глаза блестели — не от температуры, а от эмоций. От благодарности.

Хёнджин сел рядом, осторожно, чтобы не потревожить её. Он держал в руках маленькую фарфоровую тарелку с двумя печеньками — одна для неё, вторая для него. Подавал, как будто это был подарок судьбы.

— Осторожно, они могут быть опасны, — прошептал он заговорщицки. — Могут вызвать зависимость. И непредсказуемую нежность.

Арин рассмеялась сквозь слёзы. Впервые за последние сутки — искренне, легко, почти по-детски.

— Это ты сейчас о себе или о печенье?

— О печенье. Себя ты уже давно не боишься.

Она взяла одно в руки, внимательно его осмотрела: ровные края, лёгкая пудра, золотистая корочка. Вдохнула аромат. И откусила.

Сразу. Без предупреждения. Словно организм знал, что именно этого не хватало.

— Хёнджин... — выдохнула она, закрывая глаза. — Это... оно. Оно из сна. Оно точно такое же...

Он просто смотрел на неё. На то, как дрожат пальцы, как в уголках губ мелькает счастливая тень, как в глазах снова появляется блеск. Его Арин. Его девочка. Уставшая, ослабевшая, но всё ещё умеющая улыбаться.

— Дай я тебе тоже кусочек, — сказала она вдруг.

— Мне? — прищурился он. — Разве я достоин?

— Очень. — Она аккуратно отломила маленький кусочек от своего печенья и поднесла к его губам. — За печенье. За ночь рядом. За всё.

Он не сразу взял. Улыбнулся уголком губ — и медленно, с удовольствием, словно это была не еда, а клятва, взял кусочек с её пальцев.

— Ммм. — Он кивнул с одобрением. — Ты вкуснее.

Арин фыркнула.

— Прекрати.

— Правда. У меня теперь новая зависимость. Арин с привкусом корицы. Опасная комбо.

Она снова рассмеялась. И на этот раз — звонко.

Он смотрел, как её плечи подрагивают от смеха, и чувствовал, как у него с груди уходит тяжесть. Она смеётся. Дышит. Говорит. Сидит рядом. С ним. Всё остальное — пепел.

Он подался ближе, погладил её щёку, тыльной стороной ладони. Тепло. Живая.

— Если бы ты знала, как я испугался... — тихо сказал он. — Когда ты начала задыхаться. Когда твоё сердце...

— Тсс, — она приложила палец к его губам. — Сейчас всё хорошо. Я с тобой. А ты со мной.

— Навсегда.

— Навсегда.

Она положила голову ему на плечо, а он аккуратно обнял её одной рукой, другой продолжая держать тарелку с оставшимся печеньем. Не потому что оно было важным — а потому что было символом: простое, хрустящее, сладкое счастье. То, за что стоит жить. И за что он готов сжечь весь мир, если понадобиться.

Комната была наполнена солнцем и ароматом корицы. Арин полулежала в подушках, укутанная в мягкий плед, а Хёнджин сидел рядом, читая ей какую-то статью про... влияние кошек на кровяное давление. Арин слушала, прищурившись.

— То есть ты хочешь сказать, что мне нужно завести кота, а не держать рядом мафиозного мужа?

— Мафиозный муж снижает давление методом устрашения. Разница есть.

Она хихикнула, а в этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошёл Минхо. В одной руке — кружка, в другой — подушка.

— У меня кофе. И подарок. — Он кивнул на подушку. — Арин, ты выглядишь лучше. Босс, вы... всё ещё живы, похоже.

— Мы договорились, что ты не шутишь, пока я при оружии, — лениво ответил Хёнджин.

— А я с подушкой. Это мощнее пистолета. Особенно если ударить правильно.

Арин фыркнула, а потом — с внезапной вспышкой детской дерзости — схватила свою подушку и метнула в Минхо. Сила была смешная, но он зашатался, изобразив, будто его ранило.

— Попадание! Прямо в гордость! — воскликнула она.

— Это война? — Минхо медленно поднял свою подушку. — Я напомню, я служил с боссом в перестрелке на юге Инчхона. У меня опыт.

— Но я — его жена, — невинно сказала Арин, поднимая вторую подушку. — У меня преимущество. Эмоциональное.

Хёнджин смотрел на них обоих с выражением человека, который сейчас примет участие в чём-то очень глупом... и чертовски прекрасном. Он медленно потянулся к ближайшей подушке, и, даже не глядя, швырнул её в Минхо.

— Это предупреждение, — сказал он.

— Предупреждение принято. — Минхо перекатился за кресло. — Атакую с фланга!

И началось.

Подушки летали по комнате, как медленные снаряды любви. Арин визжала от смеха, Хёнджин с серьёзным видом целился прямо в Минхо, словно рассчитывая траекторию пули, а тот парировал, бросая подушки с такой скоростью, будто это была операция спецназа.

Одеяло с кровати сползло. Арин рухнула в подушки, хохоча и умоляя пощадить. Хёнджин — вместо атаки — навалился на неё сверху, щекоча шею, и она заорала от беззащитного смеха:

— Хёнджин, хватит! У меня слабое сердце!

— Тогда тебе точно нужен этот вид терапии, — прошептал он, уткнувшись в её шею.

Минхо сел на пол, тяжело дыша, с подушкой в обнимку.

— Я только хотел кофе принести. Только кофе!

— Сам виноват, — ответил Хёнджин. — На моей территории нельзя быть таким... лёгким.

— Вам обоим лечиться надо. — Минхо выдохнул. — И я, походу, с вами.

Арин лежала между ними, растрепанная, с покрасневшими щеками и счастливыми глазами. Хёнджин держал её за руку, Минхо с другой стороны вяло махал подушкой, сдаваясь.

В комнате было солнечно, тепло. Без мафии. Без боли. Без ночных кошмаров.

Только трое. Свои. В безопасном мире. Пусть и на время.

Ночь опустилась на город мягким бархатом. Сквозь приоткрытое окно доносился тихий шелест листвы и отдалённый гул машин. Комната утонула в полумраке, освещённая лишь ночником с тёплым светом.

Арин лежала на боку, уставившись в стену. Рядом — ровное дыхание Хёнджина, его грудь поднималась и опускалась в спокойном ритме. Она думала, что он спит. Он не спал.

— Хён, — прошептала она вдруг.

Он сразу открыл глаза. Повернулся к ней. Его голос был хрипловатый от сна, но тёплый, живой.

— Я здесь.

— Можно... можно вопрос?

— Конечно.

Она чуть повернулась, встретившись с его взглядом.

— Когда ты... понял, что любишь меня?

Он не ответил сразу. Сначала протянул руку, убрал прядь волос с её щеки. Пальцы скользнули по коже нежно, как шелк.

— Помнишь тот день, когда ты впервые опоздала на семейный ужин?

Она нахмурилась.

— Когда я пришла вся промокшая и с обмороженными руками?

Он кивнул.

— Ты тогда боялась, что мама на тебя накричит, но всё равно улыбнулась ей и сказала: «Извините, я просто встретила старушку на улице. Ей нужна была помощь». Ты стояла дрожащая, но гордая. И даже не пожаловалась.

Арин молчала. Она почти не помнила этого. Для неё это был обычный день, которых было сотни.

— А я смотрел на тебя и понял... — он говорил тихо, как будто боялся спугнуть это воспоминание, — ...что именно такая женщина может разрушить всю мою броню. И построить новый мир из моего хаоса.

Её губы дрогнули. В глазах блеснула влага.

— Я тогда даже не посмотрела на тебя, — прошептала она.

— А я на тебя — не отрываясь. Каждый твой шаг, каждый взгляд. Я уже тогда всё знал. Что ты — моя. Только ты.

Арин сжала его руку.

— А ты молчал.

— Потому что думал, что испорчу тебя своим мраком. Я мафия, Арин. Вся моя жизнь — это опасность. А ты — свет.

— Не свет, Хён. Я просто человек, который любит тебя. Очень сильно.

Он прижался ко лбу ей.

— И я тебя. Больше жизни. Больше всего, что у меня есть.

Они замолчали. Только дыхание. Только прикосновения.

— Ты ведь не уйдёшь? — прошептала она, как ребёнок.

— Никогда. Даже если захочешь прогнать — останусь. Превращусь в твоё одеяло, если надо. Или в подушку.

Она хихикнула сквозь слёзы.

— Тогда будь моим теплом. Всегда.

— Уже стал, — прошептал он. — И буду. Пока ты дышишь.

Он укутал её крепче, прижал к себе, словно оберегал. Как будто страх ещё где-то рядом. Но теперь — он рядом тоже. И это значило всё.