Часть двадцать первая
Рина едва касалась земли мысочками ног, так быстро нёс её ветер в объятия прохладной воды. Когда она уже подобрала подол юбки и собралась с громким плеском врезаться в дрожащую рябью реку, вперед неё вдруг вырвался кот, с недовольным шипением подскочивший к самому краю воды, а её саму подхватили знакомые жилистые руки и, кружа, как маленькую, оттащили в сторону. Баюн ловко вспрыгнул на большой валун, вытянулся вперед, будто пытался рассмотреть своё отражение в зыбкой поверхности водного зеркала. Рина повисла на руках отца, с удивлением глядя на Лютика: уши прижаты, усы топорщатся, клыки напоказ, выпустил острые когти, полосонул ими отражение собственных ярких глаз на дне реки. Она пожала плечами: «Вероятно, как кот, он не любит купаться в воде...». Она задрала голову, пытаясь увидеть выражение лица Горяя, но яркое солнце, светившее прямо из-за его головы, ослепило её, и лишь подсвеченная копна волос выделялась на фоне голубого неба. Она заморгала часто-часто, пытаясь вновь обрести зрение. Услышала, как он хихикнул, ставя её босыми ногами на землю. В его левой руке были зажаты её кроссовки, скинутые во время бега.
Она тряхнула головой, сбрасывая с себя наваждение. Всё ещё хотелось окунуться, прильнуть губами к холодной воде, но пропал куда-то этот безумный запал. Довольно хмыкнувший кот уселся на том же камне, развернулся к остальным довольной мордой.
—Что-то случилось? – Спросила она, подходя ближе.
—Ничего стрррашного, - ответил Лютик, - всего лишь большая ррррыбина.
—Ну и зачем ты её прогнал? Лучше бы поймал, пообедали, - Рина задрала вверх волосы, подставляя шею прямому теплому солнцу, по которому успела соскучиться в затенённом лесу.
—А не-е-ечего подглядывать! - Протянул Лютик и потряс кулаком в воздухе.
—Ну, как знаешь. - Девушка пожала плечами.
—Так рыба-то, - сказал Горяй, выгибая бровь, - далеко не уплыла, - и стрельнул глазами куда-то в заросли осота на другом берегу.
—Ага, хрррен её отсюда выгонишь, живёт она тут. Но хотя бы под ноги лезть не будет... - Кот почесал больное ухо и внимательно посмотрел чародею в глаза. Рина заметила, как странно они переглядываются, но не придала этому значения. Их отношения с натяжкой можно было назвать гладкими, будто Лютик был серьезно обижен на её отца, хоть она и не понимала почему. Сам Горяй это тоже чувствовал, но не решался заговорить об этом. Ей показалось, что между ними просто вновь сквозит напряжение. Откуда ей было знать, что на расстоянии мысли от неё проскакивал безмолвный диалог.
—Ну ладно уж, - выдохнул чародей, – прогнал и прогнал. Освежиться и правда хочется.
Он скинул с себя потрепанную обувь, подвернул штаны выше колен и, подмигнув Рине, подбежал к самой кромке воды.
—Я, пожа-а-а-алуй, - протянул кот, - тут посижу... - Он элегантно выгнул спину потянулся вперед, затем совершенно по-кошачьи сделал оборот вокруг самого себя, притаптывая нагретую поверхность валуна, и прилег, уложив голову на передние лапы. Он прикрыл глаза и сладко втянул в себя свежий воздух. Со стороны можно было подумать, что он дремлет, но Рина знала, что он всего лишь умело притворяется.
—Риша, идешь? – Горяй обернулся на неё через плечо, ожидая ответ. Она замешкалась, не зная, как поступить с юбкой. Купаться в ней будет неудобно, но оставаться в одних лосинах и блузке было как-то неуютно. Она не привыкла носить столь облегающие вещи, раньше она всегда одевалась иначе: простые джинсы, простые футболки, кофты с огромными капюшонами и лишь иногда красивые девчачьи платья, радовавшие взгляд во время праздников, но превращавшие её в неуверенного в себе гадкого утенка. Она взглянула на отца из-под бровей с легкой усмешкой. «Ой!», - он поспешил отвернуться. Рина скинула юбку, заправила блузку поглубже в плотные черные леггинсы, в которых даже было жарко, и подошла к краю берега, остановившись чуть сзади Горяя. Она легко подтолкнула его в спину.
—Фух, - выдохнул он резко, словно выпил чего-то крепкого, перехватывающего дух, и вдруг быстро побежал прямо в объятия воды. Он фыркал, кряхтел, пыхтел и чертыхался, жадно глотал воздух и вздрагивал от ледяной воды, но погружался всё глубже. Рина, хохоча, встала в позу бегуна, готовящегося к высокому старту, выдохнула, точно как отец, и рванула за ним. В прочем, смеяться она сразу же перестала и замерла, зайдя в реку по колено, полностью осознав, почему Горяй издавал такие смешные звуки – после обжигающего солнца обволакивающая вода казалась просто ледяной. Она точно так же зашипела и зафыркала. Теперь смеялся только кот, не открывая опущенных ресниц.
—У-у-у-у-ух! – Прокричал впереди чародей и с головой ушел под воду в мощном прыжке, забрызгав всё вокруг. Рина взвизгнула от прикосновения холодных капель к разогретой шее. Она заходила медленно, пытаясь привыкнуть к другой температуре, аккуратно ощупывая скукоженными пальцами дно, опасаясь острых раковин перловиц. Чем ближе к животу поднималась вода, тем сильнее она его втягивала, боясь этого мига прикосновения, зная, что будет чрезвычайно холодно. Когда она сделала очередной маленький шажочек, дно под ногами вдруг круто дало вниз, и она опустилась в ледяную рябь по самую талию, громко и протяжно вскрикнув, вдохнула полную грудь воздуха. Она не заметила, что Горяй подплыл очень близко. И не заметила ехидной ухмылки на его лице. Она была полностью поглощена мысленной руганью на себя за то, что вообще полезла в воду.
Плесь! Огромная, брызгающая в разные стороны, резкая и будоражащая волна воды, вырвавшаяся из-под руки Горя, окатила Рину целиком, до самой макушки. Она округлила глаза, вскрикнула, пораженная такой неимоверно подлой шалостью, и вдруг кинулась в воду, широко выставив руки. Она булькнула, ныряя, а когда вынырнула, угрожающе жадно прошипела: «Ну берегись!», и погребла в сторону улепётывающего и хохочущего отца.
Лютик всё-таки открыл глаза, улыбнулся. Они вели себя так, как если бы не находились по ту сторону смертного мира, как если бы не были мёртвым чародеем и невесть почему избранной девчонкой. Будто это обычная семья, просто отец с дочерью выбрались ранним утром летнего знойного дня на берег реки возле своей деревни, освежиться и подурачиться перед тем, как придет пора снова тяжело потрудиться.
«Ты была бы счастлива это увидеть, старррая», - подумал он и вновь опустил голову на лапы. Он не спускал глаз с этой синевато-зеленоватой тощей фигуры, выглядывавшей из зарослей осота, неотрывно взиравшей на девчонку. Но водный житель не спешил хоть как-либо к ней приблизиться, и кота это пока что устраивало. Он всматривался в черты лица, прикрытые стеблями водных трав, пытаясь понять, прав ли он в своей сумасшедшей догадке. В конце концов, это объяснило бы, почему река так звала её и будто сама пришла к ним, а не они к ней.
Вода с громким плеском обрушилась на камень, разлетелась каплями во все стороны, накрывая и Лютика. Он недовольно замотал головой, подскочил, стал с остервенением вытирать лапками намокшую голову.
—Ещщщщё ррраз, - прошипел он, - вы меня обррррызгаете... - взгляд у него был действительно злой. – Я вам обоим шшшшшеи намылю!
—Прости! – Сказали они синхронно и вдруг оба задрали руки так, словно сдаются в руки правосудия. Он еле сдержал смех. «Да уж, от осинки не рррродятся апельсинки...», - он вновь взглянул в заросли осота, но там уже никого не было. Минутного замешательства кота было достаточно для того, чтобы тайный наблюдатель беззвучно удалился прочь. Лютик еще какое-то время вглядывался в воду, пытаясь заметить блеск больших рыбьих глаз, но тщетно. Лишь случайно он уловил плавное и быстрое движение в стороне – огромный гибкий рыбий плавник мелькнул вдалеке: существо уплывало в сторону старой мельницы, стоящей гораздо правее по течению реки.
Кот вздохнул, раздосадованный тем, что пришлось прервать эту игру в гляделки, и спрыгнул с камня на песчаный берег. Нахмурился, взглянул на холодную воду и плещущихся в ней людей: только головы торчали вдалеке и звонкий смех раздавался повсюду.
—Ну конечно, - ворчал он, - молодежь веселится, а порядки, как всегда, наведёт старый кот... - Он аккуратно сложил рядом обувь Горяя и Рины, расчистил большой прямоугольный кусок берега от веток, камушек и ракушек, тяжело вздохнул, став в несколько раз больше, и поднялся на задние лапы.
—Я на ррррыбалку, - громко оповестил он и вразвалочку поплёся в сторону той же мельницы, где громкие всплески еще не успели распугать всю рыбу. Оставлять их одних было немного тревожно, но он верил в способности чародея и в его умение постоять за себя и своих близких. В конце концов, этому он его сам и научил. Если бы только этот дрянной мальчишка послушал его раньше... Лютик печально вздохнул, расправил пушистой лапой усы и еще раз оглянулся на них: оба выглядели счастливыми. «Пусть еще подурррачатся, им многое нужно наверррстать,» - решил он.
Почва под ногами становилась всё более твердой: к песку примешивалась скользкая глина и плотный чернозем. Когда на горизонте показалась запруда, Лютик прибавил шагу – там всегда можно было спокойно порыбачить. Правда, удочки у него в этот раз с собой нет, но он уже придумал как выкрутится. Взяв немного правее, он приблизился к кромке леса и принялся выбирать сосну с крепкой веткой, чтобы соорудить из неё что-то на подобие копья.
-Оооох-ох, что удумал? – Раздался старческий голос откуда-то слева. Кот выглянул из-за дерева и увидел маленького старичка с грибом на голове. На лице его было столько волос, что глаз было не разглядеть, только толстый выпирающий нос выглядывал из белой кустистой бороды. – Чавось тебе тут надобно? – Старичок сложил руки на груди и притоптывал одной ногой, обутой в лапти, выказывая нетерпение. Ростом он был сантиметров двадцать, не больше. Еще с десяток добавляла его красная шапка из гриба.
-Ветка нужна, - коротко ответил кот, скептически приподняв бровь. – А тебе чавось от меня надобно? – Передразнил он.
-Дерево не чипай, вно опосля урагану совсем слабеньке, а ветку оттяпаешь, ще слабже будет, - недовольно затарахтел он так быстро, что кот с трудом вообще разобрал, что говорит ему боровичок. – Я тоби по лапам надаю!
-Ладно-ладно, старррик, - Лютик отступил от дерева и по-человечески сложил лапы на груди. – Покажи тогда другое дерево. И откуда ты вообще у нас такой тут взялся? Я тебя раньше не видел.
-А щоб тоби мине знати? – Возмущенно затарахтел старичок, подскакивая на месте. Он махнул маленькой ручкой, чтобы кот следовал за ним, и помчался куда-то с такой прытью, что Лютику оставалось только удивляться его проворности. Он бежал вдоль линии берега, но на солнце не выходил, всегда оставаясь в тени. Только мелькала красная шапочка то тут, то там. Делать ничего не оставалось, кот прибавил шагу. – Ты тута уже не бываешь, старичкам не помогаешь, ты вже про лес ничого не ведаешь, толькось вдому сидишь, да дупу полохату на бабкиной печи греешь! – Лютик поперхнулся смешком от такой наглости, тем более от суждений о своей пушистой жопе, но старик забавлял его, потому он не спешил его наказывать. Теперь Баюн понял, что тот говорил на суржике, да еще и быстро, потому понимать его иногда было не просто. Кот уже давно не слышал такой речи. Раньше много людей в Ивах (а потому и в Корнях) говорили на суржике, смеси русского и украинского, но от тех поколений почти ничего не осталось, а те, кто его знают, теперь предпочитают об этом молчать, как будто в этом было что-то постыдное. Только старухи, на подобие баб Мани, правда не настолько древние, еще бегло тараторили на этом наречии, не пряча голову в песок.
-Ну-у-у, - протянул кот, - судя по говоррру, живешь ты тут давно. Но боррровичок этого участка леса, которого Я знал, говоррррил на старорррусском, но не на суржике. Так давно ты тут хозяйничаешь?
-Давно, ни давно...твоё како дело? Помер мой батько, нема йаго больше, я теперча тут доглядаю!
-И давно твой «батько» помер? – Коту надоело было послушным, он нагнал старичка в один прыжок и мягко схватил его прямо за гриб, останавливая, и приподнял над землёй, повернув к себе лицом. – Ты со мной не ррругайся, боррровичок, мы тут все друг дррругу бррратья... - И хищно блеснул глазами.
Боровичок дернул ногами, выскочил из своей шляпы, обнажая блестящую лысину на затылке, шлёпнулся на землю. Поднявшись, отряхнул свои скромные одежды, подпрыгнул, выхватывая из лапы кота грибок, из-за чего на нём остались борозды от когтей, напялил на себя свой головной убор и так же бойко, как и раньше, пошерудил дальше, будто ничего и не случилось. Коту оставалось только стереть удивленное выражение с морды и последовать за ним.
-Для когось давно, а для когось недавно, - продолжил он, бодро перепрыгивая с кочки на кочку, - по людским меркам, так пару дней тому, а як на мене, так цела вечность минула. – Он перепрыгнул ещё пару кочек и вдруг остановился, как вкопанный. Если бы кот не следил за ним достаточно внимательно, то легко мог бы пройти мимо, приняв его за обычную поганку. – Тут чикай. – И боровичок указал пальцем на высокую, мощную сосну, ветви которой были сильными и упругими. Лютик кивнул в благодарность, еще немного подрос, встал у самого ствола и в прыжке одним движением перерубил молодую не слишком длинную ветку. Он поднял её с земли и принялся срезать с неё побеги и веточки поменьше – дело спорилось легко и быстро, острые когти почти не встречали сопротивления. Только шуршание металла по дереву и легкие потрескивания упавшей на землю древесины разлетались над кромкой леса.
— А кто-нибудь еще из старрричков-хррранителей померрр или только твой батько отпррравился на покой? – Наконец задал Лютик тревожащий его вопрос. Боровичок долго молчал. Кот не видел его глаз, но чувствовал: он всматривается в него, в самую душу пытается заглянуть. Наконец старик прервал молчание:
-Все. – Он шмыгнул носом, залез на какой-то трухлявый пень и склонил голову на бок, присаживаясь напротив кота со старческим кряхтением.
-Как все? – Лютик отодвинул палку в сторону. – Все боррровички?
-Нет. Ты не розумеешь. В-С-Е. – Произнёс он по буквам.
-Ты же не хочешь, сказать, что...?
-Лесовик, болотяник, водяник, - принялся тараторить старичок. – Все, кажу же тоби, все! Все теперича новы.
Лютик удивленно присвистнул, почесал беспокоящее ухо. Он не думал, что это случится, но лес будто готовился к смене хозяина – умирали старожилы, хранившие междумирье, занимали их места молодые приемники. Вот почему восстал болотник – он уже не служит старой Мане, это уже не тот жабий царь, которого знал Лютик. Вот почему Леший так учтив, что до сих пор не попытался затащить их в чащу и даже ни разу не подшутил – он еще не успел обнаглеть. Но неужели водяной и правда...
-Тьфу ты, - кот дёрнул усами. – Серррьёзное дело, значит.
-Точно, - сказал боровичок. – Ну, як нова господиня во влодения свои вступит, то ми вже все тута освоимся. Тольки ти не затягуй, шибче её поучай, нам без новой господини нияк не можно. – И он резво вскочил на ноги, хлопнул в ладошки и исчез, точно дым рассеялся.
-Вот те на-а-а, - протянул кот еще раз и окунулся в воспоминания:
Макоша, распустив седые волосы, сидит за столом в излюбленном образе старушки и потягивает свой чай со зверобоем, шмыгает носом. Сентябрь выдался очень холодным, многие простудились и она, слишком привязавшаяся к человечьему обличию, не стала исключением. Свет приглушен, только свечи горят. Пахнет полынью и горячим воском, гречишным мёдом и молоком.
-Она меня заменит, - говорит старушка. – Станет новой хозяйкой. Я это знаю.
-Ты не можешь знать наверррняка, - возражает Лютик, нервно дергая хвостом. Он сидит прямо на столе, напротив неё, сложив по-турецки ноги, и прихлёбывая чай из блюдечка, чтобы не обжечь чувствительный язык. – Ты не видела будущего. Ты лишь увидела в ней силу. Такую же, как течет в тебе. Это еще ни о чем не говоррррит.
-Я чувствую, старый друг, - и кота словно мороз пробил от того, как были сказаны эти слова, - моё время уходит... Ты видел её глаза? Видел!
-Прррекрати себя жалеть, - сглотнул кот, - сама себе навыдумывала и сидит теперрррь, тррревожится. Это всего лишь Рррина. Подумаешь, силы. Что у нас, на нашем-то веку, детей с силами не было? Рррразберемся. – Он говорит ей всё это, но сам не верит. Он тоже чувствует это – бурю, нависшую над их головами. Когда прогремит гром – это лишь вопрос времени.
Лютик тряхнул пушистой головой, отгоняя наваждение. Пусть хоть триста раз была права старуха насчет Ришиных сил, это не значит, что пора ей помирать! И это не значит, что они не справятся!
Разозлившийся на воспоминания кот вскочил на ноги и выбежал из леса, уселся прямо на деревянную перемычку плотины и, принялся остервенело затачивать раздобытую палку. Он старался думать только об одном – как яростно он будет насаживать рыбу на кол, выплескивая свой бессильный гнев. С той стороны плотины за ним с интересом наблюдали большие рыбьи глаза...
***
-Что-то Лют-т-тика д-д-долго нет, - у Рины зуб на зуб не попадал, и теперь она заикалась, как Апрель. Они так долго плескались в воде, что она успела замерзнуть. Губы её посинели, кожа покрылась мурашками, а волосы мокрыми сосульками прилипли к лицу. Горяй выглядел так же, только ежился на ветру еще сильнее – его длинные волосы облепили всю спину, отчего с каждым дуновением воздуха становилось лишь холоднее.
-Р-р-рыбачит. – Так же заикаясь произнес чародей, стараясь смотреть исключительно себе под ноги. Рина уселась на нагретый солнцем камень, где до этого нежился Лютик, накинула себе на плечи собственную юбку, будто плащ, подтянула колени под самый подбородок. Теперь она была похожа на большую красную юрту – из ободранной юбки торчала только голова. Она передёрнула плечами и, трясясь, как осиновый лист, похлопала по камню, приглашая Горяя сесть рядом. – Д-д-давай греться... - Предложил он и звонко шлёпнул, ударив в ладони, а затем раскрыл руки широким жестом. Из-под его пальцев вырвались десятки маленьких шариков, они закружили вокруг и Рина почувствовала, как по телу разливается тепло, будто её обдували из фена.
Один из шариков замельтешил перед её лицом, она посмотрела на отца: тот легким мановением дрожащего пальца направлял сферу. Он приподнял брови и легонько дотронулся до её руки, намекая, чтобы она выставила открытую ладонь. Девушка так и сделала. Огонёк легко запрыгнул ей в руку. Он не был похож на то пламя, что обычно сотворял Горяй: раньше это всегда были очень горячие, с виду плотные сферы, которые трогать не разрешается, от них даже воздух дрожал, как от разогретого летним зноем асфальта. Но этот шарик был полупрозрачным, воздушным, теплым, но не обжигающим, он словно был соткан из очень тоненьких паутинок огня. Как будто какой-то ребенок взял тонюсенькую огненную ниточку и сделал из неё ёлочную игрушку в стиле папье-маше: обмакнул в клей, накрутил на воздушный шарик, который потом и лопнул, а каркас из ниточки так и остался радовать глаз ажурной фактурой. Рина, осмелев, засунула палец внутрь шарика, тот крепко уселся на фалангу, и как бы она ни трясла теперь ладошкой под заразительный смех отца, пытаясь скинуть волшебную приблуду, огонёк никак не хотел отлипать, но не ранил.
-Огонь любит тебя. – Сказал наконец Горяй, сняв шарик с её пальца и отправив его снова летать по орбите вокруг них, согревая тела и высушивая одежду.
-Но это всё-таки не моя стихия. – Она вспомнила дом баб Мани после пожара и поежилась. – Вода мне нравится больше. Она успокаивает, баюкает, нежит. Сейчас в речке мне было так хорошо и спокойно – ляжешь на спину, смотришь в небо, а волны качают тебя на руках... - Она мечтательно улыбнулась, но в секунду помрачнев добавила: - А огонь... Огонь оставляет пепел, разрушения и страх. Оставляет отчаяние.
-Он из него состоит... - Ответ отца оглушительно ударил в виски, вспомнились видения о детском доме, о мальчике, пытавшемся себя защитить. Она посмотрела в его серые глаза, но не поймала своим встревоженным взглядом его – пустого, улетевшего куда-то далеко. Она подумала, что он вспоминает что-то, но мог ли он вспомнить? Судя по нахмуренным бровям, получалось так себе. Либо воспоминания ему не понравились. Но уже через минуту Горяй лишь махнул косматой, почти обсохшей головой и снова лучезарно улыбнулся, будто ничего и не случилось. Рина не понимала, пытается ли он таким образом не ранить её или же самого себя. – Тебе не нужны стихии, - продолжил он, как ни в чем ни бывало. – У тебя сила иного толка.
-Только непонятно какого. – Рина пожала плечами и встала, намереваясь надеть юбку, отец как бы невзначай посмотрел в сторону и обернулся лишь когда девушка снова уселась на валун.
-Даже если что-то не понятно по началу, это не значит, что в этом вообще нельзя разобраться. – Он ободряюще погладил её по плечу. – Мы с этим разберемся. У нас вон, есть кот учёный. – И он кивнул в сторону горизонта: там, у самой кромки воды появилась знакомая пушистая фигура, деловито вышагивавшая на задних лапах. На плече он нёс какое-то копьё, а к груди прижимал несколько больших рыбьих тушек. – Это что, карпы? – Оживился Горяй и вскочил с камня, оставив все «обогреватели» для одной лишь Рины. Он подбежал к коту, чтобы помочь. Тот с гордым видом сгрузил ему в руки три тушки поменьше, а себе оставил одну толстенную рыбину.
Рина почувствовала, как заурчал живот – от жареной рыбы она точно не отказалась бы.
-Ты где карпов достал? – Удивленно расспрашивал Горяй.
-У запрррруды, - кот выпятил пушистую грудь, серая шерсть развивалась на ветру, как волосы красивых дам в рекламе шампуня. Он расправил свои длинные усы, распушил хвост, и Рина не могла перестать улыбаться.
-Так там отродясь карпов не было, - Горяй озадаченно почесал затылок.
-Тебе почем знать? – Скептическим тоном поинтересовался Лютик. – Тебе ж память отшибло.
-Да вот, вспомнил только что. – Чародей чуть выставил вперёд нижнюю губу, скосил подбородок на бок, потёр его указательным пальцем. Лютик уже видел такую гримасу: Рина делала точно такое же лицо, когда была сильно чем-то озадачена. – Само как-то в голову пришло...
-Как прррришло, так и уйдет. – Язвительно ответил кот.
-Не-не, ты не подумай, я не пытаюсь принизить твоих заслуг. – Мужчина поднял руки в примирительном жесте. – Просто удивился. Но может ты и прав, я и правда не могу утверждать наверняка.
Рина подумала, что самодовольная ухмылка Лютика была бы чрезвычайно раздражающей, будь он человеком, но поскольку он был котом, хоть и необычным, и выглядел точно как самый обычный кот (только с очень длинными когтями) любая наглость сходила ему с лап и была очень даже к лицу.
Горяй отправился за хворостом. Рина хотела было поискать грибов, но ей не понравилось, как воооон тот дух, за ёлочкой слева, смотрел на неё. Так что осталась просто сидеть рядом с котом и размышлять об огне и воде. Баюн продолжал чистить рыбьи тушки, а чешуя летела во все стороны, поблёскивая на солнце, словно конфетти. «В запруде и правда никогда не водились карпы...», - озадаченно думал он, но виду совершенно не подавал.
Обед, наконец-то, был сытным.
Жёлтые рыбьи глаза, обрамлённые в человеческие веки, продолжали подглядывать из зарослей осота. Он улыбался.
