КОРНИ

Похолодало. Рина вздрагивала от прикосновений ледяных пальцев северного ветра, иногда ей казалось, что это лесные духи касаются её плеч, теребят волосы, дуют на шею своим загробным смрадом, но это было лишь её воображение. Лесные обитатели, в отличие от болотных, почему-то не спешили идти на контакт, только поглядывали с интересом. По мере того, как сгущались сумерки, становилось всё очевиднее, что за ними наблюдают десятки, если не сотни пар глаз: они вспыхивали в темноте, желтыми и зелеными огнями светились как у котов или собак, красными вспышками мелькали рядом, словно на старых пленочных фотографиях. Временами она опасалась, что духи перейдут черту, но, как и заверял Лютик, соляной круг оставлял их тылы прикрытыми. Удивительно, что соли вообще хватило – кружок получился тесным, особо не разгуляешься, но места хватало, чтобы улечься втроем вокруг негаснущего огня, зачарованного Горяем. Он же наколдовал небольшие, размером с яблоко, огненные шарики, висевшие теперь по периметру круга в полуметре над землей, чтобы они выступали дополнительной линией обороны. Они светили ярко, отгоняя сон, но почти не грели. По плечам Рины опять пронеслись мурашки. Кот, конечно же, лёг рядом с ней и, заметив, что она продрогла, стал больше, прижался пушистым боком к её озябшей спине и шее. Стало теплее. Её отец лежал сбоку от неё, вытянув руку под головой, за неимением подушки. Она думала, что его пальцы достаточно близко, чтобы дотянуться, дотронуться, но так и не решилась на столь непривычный для неё телесный контакт. Когда эмоции от признания родства улеглись, ей вдруг сделалось стыдно – она так по-детски вела себя, так навязывала свои объятия, нарочито физически контактировала с ним, что ей было не по себе. Она к такому не привыкла. Раньше, когда она была маленькой, такое может быть и было нормальным, но сейчас ей было уже 20, подобные телесные взаимодействия со взрослым мужчиной казались ей неуместными, хоть это и был её отец. Даже с матерью она обнималась редко, разве что с бабушкой Мусей всё было по-другому. С ней она обнималась часто, обвивала её исхудавшую фигурку своими руками, пыталась согреть озябшие от старости пальцы. С Лютиком тоже было проще – он кот. Рина старалась не думать о том, что баб Маня как-то превращала его в человека. Кот есть кот! А котячьи пузики для того и нужны – чтобы их тетёхать. В конце концов, сейчас Лютик не был человеком, он был самым обычным усатым, пушистым, теплым котиком. Котиком, который единственный из них всех, понимал, что вообще здесь происходит. И многое утаивал... Суматошные, странные мысли кружились в голове. С наступлением темноты выросли вдруг посеянные на плодородной почве Лютиковых предупреждений зачатки тревоги и опасений за будущее, они расползались внутри, словно те склизкие болотные лианы, обвивали душу и разум, наполняя их страхом. Теперь они в беде? Стоило ли ей сделать вид, что она не понимает в чем дело, когда Горяй заговорил с ней? Стоило ли сдержать дистанцию, отстраниться? Не дать ему утвердиться в своих предположениях? Из-за её несдержанности они все теперь могут умереть?

-Перрррестань ты уже тррревожится, - прозвучало у неё в голове, - честное слово, сил нет слушать! Не узнал он тебя – плохо, узнал – тоже плохо. Тебе не угодишь... - И уже мягче добавил: - ты слишком много думаешь, мышка, это не твои заботы...

-Ты же сам меня стращал, что ему ни в коем случае почему-то нельзя ничего вспоминать. А теперь говоришь, что ничего страшного не случилось? Ну ты и пушистая жопа... - Она надулась и отстранилась от него, но он хвостом привлек её обратно.

-Во-перррвых, технически, пррравило не нарррушено. Он не вспомнил тебя, пррросто догадался. Это не одно и то же. Во-вторррых, может, так и лучше. По крррайней меррре, будет лучше за тобой пррриглядывать и, надеюсь, с большей охотой учить. – Кот мурлыкал у неё за спиной, мягко и успокаивающе вибрируя. Она чувствовала, как закрываются её веки, изможденные долгими рыданиями и усталостью, но не могла отпустить своих рассуждений и утонуть во сне. Горяй тихонечко похрапывал. Как он смог так быстро уснуть? – Вот именно, - продолжил Лютик. – Отец твой уже спит, почему бы тебе не последовать его пррримеру?

-Как он будет меня учить? – Рина решила проигнорировать последнюю реплику кота. – Так же, как его баба Маня учила?

-Не совсем, - уклончиво ответил Баюн, но почувствовал тычок локтем в бок и был вынужден объясниться. – Я многое о чаррродействе знаю, но, не обладая прррактическими магическими силами, не всё смогу тебе показать на личном пррримере и не всё объяснить. Вот почему мне нужно, чтобы он помогал с твоим обучением. Но, боюсь, и он не особо пррриуспеет. – Лютик нервно хлестнул хвостом.

-Что ты имеешь в виду? – Она нахмурилась, взялась за подбородок точно, как привык делать её отец.

-У тебя силы совсем иного ррррода, не как у твоих ррродичей. Ррраньше такого не бывало. У бабки были кое-какие рррразмышления на этот счет. Когда она узнала, что у тебя даррр, то пррринялась писать что-то типа методички, чтобы обучить тебя обуздывать собственные силы.

-Хах, - вырвалось у девушки, - не думаю, что пара страниц текста сможет мне во многом помочь. Вряд ли она успела написать большее всего за одну ночь.

-А кто тебе сказал, что старрруха узнала обо всём только тогда, когда ты вляпалась в непрррриятности? – Рина вдруг заёрзала, переворачиваясь на другой бок, чтобы взглянуть коту в глаза. – Там уже целый фолиант.

-То есть? – Лютик вздохнул, закатывая зрачки. – Она знала еще до того, как всё это началось?

-Ложись спать, поздно уже. - Отчеканил кот, укладывая голову на сложенные крест на крест лапки, всё еще вонявшие горелой шерстью, болотом и кровью. Отвечать он уже не хотел. Она отвернулась обратно к огню, чтобы не чувствовать эти запахи и не вспоминать о пережитых ужасах.

-Вот так всегда, - сказала она уже вслух, - сначала сам раздразнишь, а потом...

-Спи... - и он легонько хлестнул её хвостом.

Она на удивление быстро засопела. Лютик перевернулся, уперся спиной в её спину и пристально вгляделся в темноту. Послышался шелест крыльев. Он уже знал, что она здесь, и ждал её. Медленно поднявшись, он подошел к самой кромке соляного круга, устроившись между двух огней, брезгливо отодвинул их лапами подальше – хватит ему на сегодня подпалин, и без того шерсть жалко. Он посмотрел себе под лапы, затем глубоко вздохнул и вышел из круга, высоко и по-кошачьи грациозно поднимая лапы. Поднять головы он не решался.

-Ну здравствуй, Баюн, - благоговейный лепет разлетелся по всему лесу и стих в одно мгновение, стоило только яркому крылу взметнуться ввысь. Она пролетела несколько метров перед и села на ветвь старой сосны напротив кота. Тот округлил глаза, припал к земле в глубоком поклоне. – Ох, как приятно, что ты всё ещё чтишь древние традиции...

Кот задрал голову и, не веря своим глазам, принялся рассматривать ночную гостью: яркие разноцветные перья поблескивали в дрожании огней золотом, красивое женское лицо обрамляли по-осеннему яркие волосы, мягкими волнами струящиеся на обнаженные плечи. Она прикрыла крыльями нагую грудь и склонила голову, увенчанную витиеватой короной, в центре которой всеми цветами радуги блистал огромный, размером с куриное яйцо, чарующий опал. От каждого её движения разноцветные перья оживали, переливались разноцветием не хуже, чем камень в диадеме.

-Гамаюн! – Вздохнул он удивлённо. – Прризнаться честно, я ждал вовсе не тебя. – Она подняла изогнутые брови, посмеялась. - Когда услышал я шелест волшебных крыльев, был уверрен, что это твоя младшая сестрра, которая с черрным оперением... никак не думал, что ты почтишь меня своим визитом. – От волнения он говорил быстро, почти не прокатывая свои мурчащие «р». Речь его звучала почти как у обычного человека. – Но пррошу, скажи лишь одно... к худу или к добру ты пррилетела?

Она улыбалась, сохраняя мягкое, почти нежное выражение лица. Можно было представить, что так смотрят на своего близкого родственника или старого друга, которого не видели много лет, и на возлюбленного, с которым разошлись пути. Но кот не был для неё ни тем, ни другим, ни третьим. Он нервно сглотнул, в горле тут же сделалось сухо. Если с сестрицами господици Гамаюн всё было понятно – темная к худу, светлая к добру, - то с ней самой никогда не угадаешь наверняка. Зачастую её вести несли в себе и то и другое сразу. Оставалось надеяться, что она принесла не новость о кончине Макоши, ведь в отличии от младших сестёр, она покидала Ирий, их волшебный сад, лишь в исключительно важных случаях.

-Как давно мы не виделись, кот, - вместо ответа мягко прошелестела она, подрагивая большими серьгами с драгоценными камнями, - с тех самых пор, как пал хозяин... - Ему показалось, что по прекрасной гладкой щеке скользнула слеза. Да, у неё были причины оплакивать Велеса, они всегда были дружны. Она служила ему верой и правдой, как советник и ближайший соратник. Она принесла ему весть о пропаже возлюбленной, а после – она же сорвалась с неба, с высоты самого солнца вниз, о земь, когда он был повержен. Как и любая божественная тварь, умереть насовсем она не могла и вскоре, переродившись, ушла к своим сёстрам в Ирий, не желая более принимать участие в том, что происходило внизу, в Яви и Нави. Он хорошо помнил всё, что случилось тогда. Не понимал лишь, к чему она клонит...

-Да, господица, ты права. Много воды с тех пор утекло. Как ты поживала? Всё так же сладки яблоки в твоём волшебном саду?

-Ни одно яблоко мне не сладко с тех пор, как не стало Велеса... - Она утерла вторую слезу тонким пёрышком. – Разбитые крылья болят до сих пор.

-Горестно слышать, господица, - он поклонился ещё раз. Когда-то они были ближе, говорили проще, можно сказать, были товарищами. Хоть он и не служил Велесу, а она не служила Макоши, всё же их боги их объединяли. Но вот, прошли столетия – и Гамаюн стала неприступной, отчуждённой, чужой. Птица мудрости, птица магии и птица самых важных вестей.

-А ты почти не изменился! – Она встрепенула пёрышки. – Только стал не так остёр на язык, как я погляжу.

-Вы всё так же прекрасны, господица, - кот снова поклонился.

-Я слышала, что пропала твоя хозяйка... - Выражение её лица сделалось грустным, если не сказать скорбным, и кот невольно вздыбил шерсть, готовясь услышать дурные вести, впился когтями в землю. – Но я верю, что ты её отыщешь. – И лицо её вновь разгладилось, превратившись в слегка улыбающуюся маску. Сердце его стучало быстрее.

-Благодарю за доброе слово. Но...

-Хоть смерть Макоши и не нависла над твоею головой в настоящий момент, тень её уже виднеется мне на горизонте. Время её почти прошло. – Сказала она звенящим от холода тоном, кот сжал челюсти плотнее. –Настало время новой хозяйки, ты это знаешь лучше, чем кто бы то ни был другой. Я пришла взглянуть на неё. С твоего дозволения, конечно. – Она улыбнулась широко и радушно, будто не сказала ничего устрашающего.

-Как много чести вы оказываете обычному барду, госпожа, - Лютик еще ниже склонился к земле. – Разве могу я вам запретить хоть что-то? – И Гамаюн звеняще засмеялась.

-Ну что же ты, дорогой друг, ты не просто бард. Ты верный хранитель хозяйки земли, хранитель хозяйки леса и междумирья. Ты близок ей, как никто другой. Близок им обеим. И той, чьё время подходит к концу, и той, чьё время только начало свой бег. – Кот медленно закипал, но не позволял себе повысить тона, не позволял взглянуть в это красивое лицо. – Разрешишь мне полюбоваться ею?

-Конечно, госпожа, - и кот развернулся, направляясь к соляному кругу. Не медля ни секунды, он провел острым когтём по белой полосе, блестящей в свете огней, разрывая защиту. Он знал, что это лишь фикция, Гамаюн не остановит соль. И уж тем более ей не нужно чье-либо приглашение. Но всё же он играл в эту игру по её правилам, не теряя хороших манер. – Входи, прошу. – Полу-женщина полу-птица легко, почти бесшумно взлетела и в один взмах крылами преодолела всё расстояние между ними. Залетев в круг, она застыла в воздухе, широко расставив огромные крылья, будто накрывая ими всех собравшихся. Лишь пышный роскошный хвост шевелился – только он был нужен ей, чтобы летать. Крылья, скорее, служили для красоты.

-О, юное, несмышлёное дитя, - протянула она, наклонившись над Риной. – Такая хрупкая, но такая отважная. Сколько ждёт тебя впереди лишений и потерь. И сколько добра ты принесешь в этот мир. Тебе решать, кем нынче стать, - спасительницей или губительницей. В твоих руках так много судеб... что же ты выберешь, маленькая хозяйка? Какой госпожой ты станешь? – Она коснулась Ришиной щеки самым кончиком своего пера, но та даже не заметила. Чары, догадался кот. Вот почему она так легко уснула.

-Что ты знаешь о ней? – Спросил наконец Лютик, присаживаясь возле Рины. – Что ты увидела?

-Еще ничего не решено, - Гамаюн поднялась ввысь. – Пойдем, не будем её будить. – И она вылетела из круга, напоследок стрельнув взглядом в крепко спящего Горяя.

-Хочешь сказать, господица, что они еще не сплели своё полотно?

-Верно. Сёстры всё плетут, всё дерутся за гобелен её жизни. Чьих нитей окажется больше – еще неизвестно. Но это не важно. В какой-то момент, ты знаешь, нить её человеческой жизни оборвется. И начнется совсем новая нить, которую лишь она сможет направить. Лишь ей выбирать, кем она станет... - Лютик нахмурился. Ему надоели условности и приторная вежливость. Он закатил глаза, на что Гамаюн лишь рассмеялась. – Вот теперь я тебя узнаю! Послушай, Лютик, как бы ты ни рвался защитить её, от тебя ничего не зависит. Но ты всё ещё можешь быть ей не только другом, но и наставником. – Райская птица спустилась вниз, присела рядом с ним, обхватив крылом. – Ты воспитал стольких мальчишек, превратил их в воинов, чародеев, а кому-то, - она взглянула в сторону костра, - даже заменил отца. А с ней боишься?

-Не с ней. За неё. – Он не отрывал взгляда от фигурки за пляшущими огоньками. – Я за неё боюсь.

-Но ты с самого начала знал, что это случится. – Она похлопала крылом по пушистому плечу.

-Но я никогда этого не хотел...

Какое-то время сидели молча. Гамаюн смотрела куда-то в прошлое, по щеке её скатилась очередная слеза, кот смотрел в будущее – на девушку вдалеке.

-Знаешь, Баюн... Она мне нравится. Когда придет время, - Сказала она, отогнав назойливые воспоминания, и внимательно взглянула в его глаза, - я буду на вашей стороне. Больше я не буду отсиживаться в сторонке. Их наследие я сохраню. – Кот кивнул, улыбнулся и даже усы его распушились.

-Насчет твоего хозяина, - он не хотел бередить старые птичьи раны, но не спросить не мог. – Ты не видела ничего нового?

-Почему ты спрашиваешь? – Она нахмурилась.

-Да так, пррредчувствие...

-Нет, пока ничего нового я не видела. Но я тоже что-то чувствую. – Гамаюн выпустила его из дружеских объятий и вновь взвилась ввысь. – Твой серый друг не виноват. Он правда хотел ей помочь. – Сказала она, готовясь улететь прочь. Вдруг глаза её заполнились белизной, засветились. Голос стал зычным, громогласным, заполнил собою весь лес, но слышал его только кот. – Расколдуй волка и найдешь хозяйку. Ответ лежит на дне. Сила в её крови. Будущее не предопределено. Смерть – еще не конец. – И глаза вновь стали обычными, карими. Она улыбнулась ему, взмахнула своими яркими крыльями, задев самый кончик шершавого носа, и исчезла, взмыв в высь быстрее, чем он успел моргнуть.

Лютик посидел несколько секунд, ослепленный её глазами и одурманенный её предсказанием. Вдруг он услышал шуршание и шевеление в той стороне, где находился соляной круг. Круг разомкнут! Он кинулся туда со всех ног. Но в кругу всё было спокойно. То ли воображение разыгралось, то ли кто-то передумал заходить. Он торопливо залатал соляной круг, выдохнул и только когда улёгся рядом с озябшей девушкой понял, что это было – в её правой руке было крепко зажато ярко-синее переливающееся перо. Гамаюн оставила им подарок... Лютик потянулся, улыбнулся в усы и принялся разгадывать послание, оставленное старой знакомой. Одно он знал наверняка – история с волком еще не закончена. Но, рассуждал он, раз тот всё еще не появился, потрепали они его хорошо. И это еще спасибо, что у него сейчас нет крыльев. Иначе бы им не поздоровилось...

Мирно потрескивал костёр, уныло вздыхали духи, мечтая согреться от вечного мертвенного холода, но никакой огонь не мог им этого подарить. Рине снился странный сон. Она видела красивую, яркую птицу высоко в небе над её родным селом, прямо над дорогой, проходящей от её дома к дому баб Мани. Птица была странной – не было у неё ни ног, ни крыльев, а летала она на одном лишь хвосте. Всюду были знакомые лица – вот дядь Серёжа с его семьей, вот соседи напротив, вот бабушка Муся и Ришина мать Галя, вот соседские мальчишки. Все до одного жители села вышли на улицу и смотрели ввысь, на волшебную птицу. Они не шевелились, не говорили, казалось, даже не дышали. Все «Ивы» вдруг стали словно игрушечными. Пахло так, будто только что закончилась гроза. А еще гарью и тиной. Время остановилось. Только птица, кружащая в небесах, и Рина – больше никто не мог двинуть и пальцем. Она заметила, что все выстроились вдоль дороги, как на параде. Лица застыли с выражениями тревоги и волнения, взгляды прикованы к небу. Рина тормошила их, дергала за руки, тягала за уши, пыталась опустить их лица вниз.

Она подошла к бабушке. Звала, умоляла, пыталась заглянуть ей в глаза, обнимала, трогала за холодные руки – реакции не было. Подошла к матери.

-Мама, - она схватила Галину за лицо. – Мам, посмотри на меня. – Попыталась наклонить застывшую голову, но ничего не вышло. – Ты меня слышишь? Мам?

-Смотри... - сказала Галина онемевшими губами, и подняла указательный палец вверх, направив её на птицу. Следом за ней все остальные в абсолютной тишине, словно безмолвные статуи, сделали то же самое. Рина уставилась на птицу, взлетающую к самому солнцу. Ноги так и звали вперед, и девушка не удержалась, кинулась по дороге прямо навстречу странному явлению. Птица всё летела и летела ввысь, а Рина всё бежала и бежала, не отрывая от неё взгляд ни на секунду. Наконец пернатая взвилась вверх, достигла своего пика, загорелись разноцветными огнями чудесные перья, и птица, словно подброшенный камень, резко устремилась вниз, метя в землю самым клювом. Рина побежала быстрее к дому баб Мани, она знала, туда упадет птица. Она неслась со всех ног. Коридор из людей заканчивался. Последними стояли трое – дед Толя, отец и Лютик. Птица оказалась быстрее. Пронзительная тишина треснула попалам. Рина не услышала звука, но уши у неё заложило, заболели виски. Она чувствовала – птица кричит. Миг. И пернатая врезается в землю, разбрасывая комья земли, прямо там, где должен был стоять знакомый дом. Не было хруста костей, не было хлопка от удара. Всё та же звенящая тишина, только вот все, кто стоял по сторонам от неё, вдруг рухнули на землю, как подкошенные. Все, как один, разом. Рина не стала подходить к ним, не могла – что-то тянуло её дальше, в ту воронку на обожженной, укрытой пеплом земле, в которой разверзлась воронка. Что-то звало её. Медленно, дрожа, она подошла к краю образовавшейся ямы. Там, присыпанная землёю и пеплом, стояла молодая баб Маня, в груди у неё была дыра, кровь лилась вниз. Она посмотрела девушке в глаза и вдруг тоже рухнула на землю, прямо в центр воронки. Рина засуетилась, пыталась слезть, шаг, еще шаг. Земля под ногами скользила, срывалась комками, увлекая за собой. В какой-то момент она не удержалась, покатилась кубарем вниз и свалилась туда, где лежало бездыханное тело. Земля начала сыпаться на неё сверху, всё больше и больше, она покрыла лицо, залезла в нос, придавила грудь. Вот уже только кончик её указательного пальца торчит на поверхности. Миг. Жгучая волна пробегает по всему телу. Рина вскакивает. Больше нет вокруг выжженой земли, нет удушающей ловушки, нет тела баб Мани. Она сидит на поляне, поросшей алыми цветами, и видит, что все, кого она видела, пока бежала по дороге, стоят вокруг неё, сгорбив спины в поклоне. Лютик подаёт её лапу, помогая встать, отец протягивает ей посох – деревянный, гладкий, тяжелый, внутри будто бьётся что-то, с силой разгоняя магию внутри артефакта. Рина встаёт в полный рост, ударяет посохом по земле и тут же прямо у неё из-под ног вырывается волшебная птица без крыльев и взмывает ввысь. Свет солнца застилает Рине глаза...

Крик. Она резко садится, вырываясь из своего кошмара. Рядом горит костёр. Серый кот гладит по плечу мягкой лапкой, встревоженно глядит отец, наклонив голову.

-Всё в порядке, - шепчет Рина. – Просто сон дурной приснился. – Она проводит по плечам ладонями и вдруг замечает, что сжимает в правой руке прекрасное переливающееся всеми возможными цветами перо. Перо волшебной бескрылой птицы.

Занимался рассвет.