КОРНИ

/ИВЫ/

Она резко подскочила на раскладушке, сердце колотилось в висках, в горле пересохло, руки дрожали, по лицу стекали мерзкие холодные капли, щекотали шею прилипшие волосы. Переведя замутненный от выступающих слëз взгляд, Рина заметила, что баба Маня сидит рядом с ней на коленях и тяжело дышит.

-Очнулашь, внушка... - Тяжело прокряхтела старушка, шепелевя без своей вставной челюсти и безуспешно пытаясь нащупать опору, чтобы встать. Рина протянула ей руки, слабые и бьющиеся мелкой дрожью. Баба Маня, абсолютно нормальная, старенькая и сморщенная как изюм, цепко ухватилась за её ладони, с трудом подняла одну ногу, упёрла её в деревянный пол и натужным рывком поднялась, присела на кровать. - Фух... - Выдохнула она, переведя дух. - Иди шюда, пришядь.

-Баб Мань... – Раскладушка скрипнула, покачнулась, Рина встала и робко, нерешительно сделала пару шагов в сторону старухи, присела подле неё. Комната в её глазах качалась. - Мне такой сон приснился, ты не поверишь! Спасибо, что разбудила меня. - Баба Маня лишь тяжело вздохнула, поджав губы. Тут-то она и вспомнила, что сидит без зубов, протянула руки к тумбочке, где в стакане плавала её челюсть, отвернулась, вставила и так и осталась смотреть в окно, на Рину она не глядела.

-Баб Мань? - Рина коснулась её плеча и заметила, что блузка старушки была насквозь мокрая, а седой затылок был испачкан чем-то влажным, багряным в первых лучах восходящего летнего солнца. От грозы за окном не осталось и следа. Рина взглянула на зеркало, висевшее на стене сбоку, и побоялась к нему подойти. - Баб Мань...??? - В голосе девушки проскочили истеричные нотки. Старушка решительно обернулась, хмурая и сосредоточенная, но тут же её взгляд смягчился, она обняла девушку за плечи.

-Не плачь, Маринка. Не плачь. Ну полно-те. Всё уже закончилось. Всё прошло. - И погладила её по голове.

Рина испуганно схватилась за затылок и заревела пуще прежнего.

Косы не было.

/КОРНИ/

Снопы искр больше не плясали вокруг, гроза закончилась, тучи поредели и стали лениво расползаться по домам, прихватив свои молнии, но небо оставалось тёмным. Здесь всегда царил мрак. Он был измотан, истощён, рука дрожала, кровь рубиновой струйкой текла из носа и смешивалась с дорожками дождя на подбородке. Он чувствовал, что силы покидают его - невозможно так долго сражаться без перерыва. Заклинания больше не шли: он не мог толком ни послать мыслеформу, ни даже достаточно твёрдо щёлкнуть озябшими пальцами.

К счастью, его противник был так же измотан. Корни всё ещё крепко сжимали его, исключая возможность побега, но уже не пытались раздавить или сломать что-нибудь, ветки больше не силились выцарапать глаза, а листва не забивала рот. Кажется, он сломал себе зуб и несколько рёбер. Возможно, ещё и ногу, трудно было сказать - её зажало в таком положении, что он её уже не чувствовал. Был ли хруст? Он пытался вспомнить, но не мог. Слишком много звуков, слишком яркие вспышки в небе, языки пламени перед глазами, молнии практически в волосах — всё это не давало сосредоточиться на себе. А ещё, странная девочка, которую нужно было спасти. Так отчаянно нужно спасти. Почему? Кто она?

Он откинул голову, земля чавкнула. Ясень не шевелился больше – тоже устал. Узник смотрел на него снизу вверх и думал: «На кой чёрт ему сдалась еще девчонка? Будто мало ему одной жертвы...».

Сомкнув веки, он старался вспомнить прошедшую ночь в мельчайших подробностях. Девица, которая вновь пересекла границу без какой-либо посторонней помощи, чуть не попалась в ловушку и заплатила за это своей косой – она всё еще покачивалась в ветках где-то вверху. Странное дело, он не мог перестать думать о ней, о её русых волосах, об испуганном взгляде. Он ведь мог просто воспользоваться моментом, когда чёртово древо отвлеклось на неё. Мог просто выжечь корни вокруг себя, сбежать, оставить её саму разбираться с этим. К тому же, она была не одна. Темноволосая женщина, тоже магичка, помогала ей.

Нет. Это всё бредни уставшего разума, он не мог. Он не сбежал бы, даже если бы выбрался из корней. Дерево было быстрым, оно бы тут же схватило его вновь. К тому же, он не мог, не хотел оставить вместо себя кого-то другого, например, беззащитную юную деву. Что-то в нём яростно воспротивилось одной только мысли о спасении за чужой счёт. Но он всё равно не мог осознать, почему именно о ней были все его мысли, почему она была так важна. Почему появилась во время сражения, что привлекло её? Почему она каждый раз оказывается именно здесь? Нет сомнений, что это именно она дева из пророчества, что откроет двери. Но почему она выбирает именно эту дверь, к треклятому ясеню?

Ещё, ещё и ещё - он уже, верно, в сотый раз прокручивал в голове всё, что помнил, пока наконец не заметил одну деталь: у женщины с тёмными волосами глаза мелькнули золотом, он это точно видел, не было там ни зрачка, ни радужки – лишь золочёный омут расплавленного драгоценного металла. Где-то он уже это видел, только не мог вспомнить где.

А еще он никак не мог вспомнить то последнее, что так не хотел забывать.

-Ай! – Размышления прервал ощутимый щелчок по лбу. Он открыл глаза, огляделся, с трудом рассмотрел в полумраке, что рядом валялся жёлудь. Он задрал голову и увидел рыжую (в темноте – почти каштановую) белку с пушистым хвостом, которая обхватила ствол древа и свесилась вниз головой прямо над ним.

Она склонила голову в бок, как будто чего-то ждала. Он тяжело вздохнул: на краткий миг он поверил, что это дева вернулась со своей защитницей, чтобы вытащить его из опостылевших пут. Жестокое воображение. Глаза его уже привыкли к темноте. Он снова взглянул вниз, догадался:

– Ты уронила свой жёлудь? – Он попытался дотянуться до него единственной полусвободной рукой, но не смог. – Извини, не достаю, видишь? – И он пошевелил пальцами руками, как бы показывая, что она наполовину застряла в земле.

Белка спрыгнула на землю, задев его щёку хвостом, схватила свой орех и замерла под его взглядом. Села, глядела внимательно. Он не заметил, как вновь погрузился в мысли.

-Какой же ты задумчивый,
Какой же грустный ты... - Вдруг затянула тонюсеньким голосочком белка. Пленник удивленно уставился на неё своими светлыми, почти обесцвеченными глазами. Белка отложила орех, оперлась на него одной лапкой и продолжила:
Укрылось небо тучами,
Попрятались цветы.
И лес растет загадочный,
Боль прячет и таит,
А где-то пленник сказочный,
Под деревом лежит... - Узник открыл было рот, но ничего кроме удивленного вздоха выдавить из себя не смог. – Ну наконец-то! – Запищала белка. – Пришёл в себя! Меня увидел. Не узнал, да?

-Не узнал... - Он всё еще был удивлен. Не то чтобы поющая белка в волшебном лесу казалась ему диковинкой (он, в конце концов, был пленником огромного говорящего дерева, которое, в прочем, ему уже давно ничего не отвечало), но он настолько привык к одиночеству и тишине, что не мог поверить своим ушам. Еще больше его удивляло то, насколько хорошо белка спела. Мотив песни казался каким-то знакомым, но далёким, как будто он слышал его еще в прошлой жизни.

-Ну, яхонтовый мой, наконец-то! Я столько лет с тобой разговариваю, сказки тебе говорю, песенки пою, а ты всё мычишь и мычишь. – Она подскочила на месте, радостно плеснула хвостом.

-Ты была здесь всё время моего заточения? – Он поднял брови. Впервые он заметил белку в тот день, когда за ней стояла девушка с русыми волосами.

-Я страдала и ждала,
Тебя желала и звала, - пропела белка уже на другой мотив. – И дождалась, видишь?

Он с недоверием взглянул на неё. Да, морок дерева был силён, но он не думал, что настолько. Не верил, что не заметил ещё одно сознательное существо рядом.

-Что, не веришь? – В её тонком голосе просквозила обида. – А кто, по-твоему, тебе вечно нос раскапывал и хотя бы один глаз, чтобы ты мог видеть, что вокруг творится? Сам что ли подлесок расползался? – Он задумался, изо всех сил постарался вспомнить. Действительно, как бы глубоко он не погружался в землю, ему всегда удавалось видеть крону дерева. Он не задумывался об этом раньше, погруженный в свои душевные терзания, навеянные древом.

-Прости, белочка. – Сказал он. – Я ничего не понимал, на мне был морок.

-Я заметила, но снять его не могла. – Белка подбежала ближе, ему пришлось чуть отклонить голову, чтобы хорошо видеть ее. – Жаль, я такого, как вы, не умею. Но я пела тебе песни из разных миров в надежде, что ты вспомнишь что-нибудь. – Он посмотрел на него недоверчиво. Откуда ей знать, что он что-то забыл? – Не смотри с укоризной. Ты в бреду частенько бубнел себе под нос. Деревянный на тебя внимания не обращал, что с него взять? Пень он и есть пень. А вот я слушала.

-Спасибо... - Сердце его забилось чаще. – А ты не помнишь... - Он сглотнул колючий ком в горле. – А ты не помнишь, что именно я не должен был забывать?

-Нет, - белочка грустно вздохнула и кисточки на её ушах опустились, хвостик повис. – Извини, но чего не знаю, того не знаю. Этого ты вслух не произносил. – Он посмурнел, склонил голову. Надежда, успевшая поселиться в сердце, гулко ухнула и провалилась под ноги. – Зато я знаю кое-что другое! – Воскликнула белка, и хвост её вновь изогнулся красивой дугой. – Он выжидающе посмотрел на неё. Действительно, рыжая, как он понял, путешествует между мирами, а потому знать может многое. Она схватила кисточки своих ушей и завела их вниз, под подбородок, как будто это была косынка, и запела:

-Во саду ли, во лесу ли
Белочка гуляла,
Невеличка, круглоличка,
Пушистое личко.

Белочка не только пела, но и пританцовывала. «Во истину, талантливый...бельчонок... талантлив во всем!» - подумал он и вдруг догадался. Девица! Белка знает что-то про ночную гостью.

-Догадался? Хорошо! – Она подбежала к нему, потрепала его по щеке своими крохотными пальчиками. Они были холодными и твердыми, с жесткими тупыми ноготками. Он немного опешил. Уже сотни лет, казалось ему, он не испытывал чьих-то прикосновений, кроме корней дерева, жуков, червей и всякой мерзости под землей. – Я могу помочь тебе, кручинушка. Я могу их позвать. Чтобы они тебя вытащили. Я видела, где живёт дивичка, я знаю, кто её сопровождал и что она может. Они точно смогут тебя достать.

-Зачем им это делать? – Он не спешил тешить себя напрасными надеждами. – Зачем им меня спасать?

-Потому что ты помог спастись девчонке. Она захочет отблагодарить тебя. Так ведь всегда поступают добрые девы из сказок.

-А ты уверена, что её спутница – добрая дева? Есть в ней что-то... пугающее.

-Знаю-знаю, - закивала она головой. – Мноооогое знаю. – Ему показалось, что белка о многом умалчивает и не торопится делиться тайнами. - Не бойся, она тебе не откажет.

-Пусть так, пусть не откажет. – Он тряхнул головой, всё еще слабо веря в это. – Но зачем тебе-то мне помогать?

-Ой, - она взмахнула хвостом, как веером, прикрыла им мордочку так, что остались видны только глаза, захлопала коротенькими ресницами совсем по-девичьи, - знаешь... А может, ты мне просто нравишься?

-В прошлый раз, когда я «просто» присел отдохнуть, меня сделал узником старый ясень. Я больше не верю в это «просто».

Белочка рассмеялась и обхватила хвостик лапками, будто это букет цветов, расчесала его.

-Ну ладно, не хочешь просто, давай по-честному. – Он вздохнул и посмотрел на неё очень внимательно. – Я помогу тебе стать свободным, а ты сослужишь мне службу.

-Какую? – Ему это не нравилось.

-Разыщешь для меня кое-что. – Уклончиво ответила она. – Эх, хотела бы я сказать, что мне ничего не надо, только возьми меня с собой, мой царевич, и бла-бла-бла... - Она взмахнула пальчиком, покрутила им в воздухе, а потом уткнула его прямо в кончик носа собеседнику. – Но правда в том, что я очень занятАя белочка. У меня много дел. Много работы. Мне постоянно надо быть то тут, то там. Я потеряла кое-что. Вернее, у меня это украли. Но у меня совсем нет времени это кое-что найти. Найди их для меня, и мы в расчете.

-Перво-наперво, я хотел бы знать, что именно должен найти. А еще я не совсем понимаю, как у такой занятой белочки нашлось время на бренного лесного пленника.

-Я собираю новости по всем мирам. И ты – одна из них. Глупо было бы пропустить такую сенсацию! - Он нахмурился, вспоминая значение слова «сенсация». Получилось не сразу. Она не прерывала его мыслительный процесс. Когда лицо его снова разгладилось от морщин задумчивости, продолжила: - В общем-то, не бери в голову, это не так важно. Важно то, что были у меня орешки. Да орешки не простые...

-Все в скорлупках золотые. - Продолжил он. Она радостно закивала. – Ядра – чистый изумруд...

-Верно-верно! Это мои орешки. Мне их подарили много-много-много лет назад. Я их заслужила. А их у меня украли. – Она яростно плеснула хвостом и топнула маленькой лапкой. Умилительное зрелище. – Украли и спрятали. Я прошу тебя, разыщи мои орехи. Я не понимаю, куда он их дел. Я уже все миры обыскала, а их всё нет. Я подумала, может он специально спрятал их так, чтобы я не нашла. Может быть, ты сможешь их найти.

-Кто «он»?

-Как кто? Злодей конечно же. Какая сказка может быть без старого доброго злодея? - Он выгнул бровь. Злодеев ему было достаточно. - Ой, ну что ты сразу? Не бери в голову, это мелочи.

«Да уж, мелочи...», - подумал он, - «Одна такая «мелочь» меня уже сотни лет терзает».

-Хорошо, - он кивнул, немного подумав, - но почему ты решила, что я смогу их найти? Почему не попросила кого-то другого? Зачем так долго ждать, пока я очнусь?

-Во-первых, - важно сказала она, - я чувствую в тебе потенциал. А во вторых... - она заговорчески понизила тон голоса. – У тебя будут помощники. – Она приложила пальчик к губам. – Но это секрет. Я не должна была тебе этого говорить. – Она подмигнула своим маленьким рыжим глазком. – Так что, я в тебя верю. Чем ты не герой из моих сказок? – Он громко расхохотался и выдохнул:

-Оооох, ну и хороша сказка. Богатырь сидит в темнице, пока юная девица и маленькая белочка его выручают. Ох и герой! Такой мир спасти точно не сможет.

Белка ухмыльнулась, подпрыгнула, спрятала слова в пушистый мех: «А это мы ещё поглядим...».

-Ладно, - сказал он уже спокойно. – Я согласен поискать твои изумрудные орехи. – Он всё это время рассуждал и пришёл к выводу, что не сможет сам победить древо. Сил у того больше. Кроме того, он чувствовал, что слабеет, сознание становится зыбким, рябит, как водная гладь – это ясень присосался к нему своими деревянными прутиками и тащит из него жизненные силы. Как тащил все эти годы. Высасывал, выпивал его понемногу. Потом отпускал, чтобы тот чуть набрался сил и мог и дальше служить ему бесконечным источником, насильственным донором, кормильцем против воли. Он не сможет его победить. На восстановление магических сил нужно время, которого у него нет. - Прошу, помоги мне выбраться. – Он посмотрел на неё серьезно, с уважением и просьбой во взгляде. Белочка растаяла, прыгнула ему прямо на макушку, растрепала белые волосы, скатилась вниз по затылку, обхватила его щёку обеими лапками, чмокнула:

-Ура! Ура! – Проскандировала она. – Наконец-то! – Еще раз подпрыгнув, она крутанула хвостом в воздухе и бесшумно приземлилась напротив его глаз. – Я скоро. Ты только тут не умирай, ладно? - Она подпёрла его щёки своими лапками и взбила их, как подушку. - Мы тебя обязательно вытащим!

Рыжая болтушка расплылась в смутное пятно, всё завертелось, закружилось стремительно, стирая грани реальности и бреда – омут обволакивал ему глаза. Узник из последних сил сжал руку в кулак, мысленно обращаясь к кольцу. Надо было лишь продержаться, совсем чуть-чуть потерпеть. Не дать мороку захватить его полностью.

Он уже не видел, как белка понеслась прочь.

/ИВЫ/

Галина на секунду задохнулась от возмущения, увидев утром свою дочь с каре: волосы сзади были совсем коротко острижены, спереди были подлиннее, но совсем малость. Рина стояла, потупив взгляд.

-Не ругайся, Галка, девочка експрементирует! – Вставила свои пять копеек баб Маня прежде, чем Галина успела хоть что-то сказать. – Себя вспомни-то в ейном возрасте. Забыла уже, поди, как сама в малолетстве в рыжий красилась, на ужас Муське? А перекисью кто осветлялся? Ну ничего, мать же ж тебя не съела. Вот и ты дочку взглядом не жуй!

Галина могла бы что-то съязвить, могла бы повозмущаться, посотрясать воздух, поспорить, могла сказать, что Рина это ей назло еще больше настроение портит и вообще думает только о себе, но в этот раз она почему-то лишь поджала губы, поправила черный платок у себя на волосах и кивнула в сторону стола:

-Садитесь, чай стынет.

От этой её тихости и смиренности Рине стало только хуже. Волосы было и без того жалко, а расстраивать мать она сегодня вообще не хотела, всё-таки такой день, но ведь и её вчера никто не спросил, хочет ли она быть напугана, избита и обстрижена. Она посмотрела на свои черные джинсы, порадовавшись, что вообще их взяла с собой, поправила такую же черную рубашку, удачно скрывавшую последствия ночных приключений. Она не до конца понимала, что произошло, но, когда она перестала плакать, а баба Маня подровняла ей волосы портновскими ножницами, времени на расспросы у неё уже не осталось. Сегодня поминки отца. Надо было подготовиться – сегодня почти всё хозяйство и на Рининых плечах: и живность и огород. Благо, в поле сегодня не нужно. Траур трауром, да скотина всё равно есть просит, травы растут, жуки ползают, ягоды зреют – им не объяснишь, не скажешь «подождите денёк, у нас сегодня поминки!», им, как и всему миру вокруг, до твоего горя нет совершенно никакого дела.

Рина чувствовала себя так, словно её окружал какой-то невидимый пузырь – звуки долетали со стороны, будто бы заторможенно, краски были бледными, белёсыми, как если бы кто-то разбавил их мутной водой, глаза у всех были влажными и, казалось, вот-вот нальются слезами. Рине не нравилось это чувство, она не была уверена, что вызвало его – таинственная ночь или траурный день.

-Ой, - бабушка Муся, тоже одетая в черное, привстала из-за стола, посмотрела на внучку как-то жалостливо. -Мариночка, ты что ж это, волосы остригла?

-Да, бабуль, - Рина попыталась улыбнуться, вышло не очень, но сегодня это не было чем-то необычным. – Захотелось, как бы...сбросить груз. Отсечь всё лишнее, что тянет тебя назад, понимаешь?

-Понимаю, внученька. Садись, съешь пирожок с повидлом. – Она перевела взгляд на бабу Маню, та сегодня тоже выглядела какой-то усталой и потасканной, прямо как и сама Муся. – Манечка, доброе утро. Что такое, ты тоже спала плохо?

-Доброе, Мусь, не волнуйся, просто голова разболелась ночью из-за грозы. Всё в порядке. - Она поправила платок на волосах, который обычно носила на шее, но надо же было чем-то прикрыть волосы.

Завтрак прошел быстро, практически в тишине. Разговаривали, в основном, по делу. Баба Маня сказала, что сходит сейчас домой, займется хозяйством и придет пораньше, чтоб помочь Галине на кухне и накрыть столы. Бабушка Муся тоже хотела внести посильную лепту, но ей приказали отдыхать и набираться сил. В час договорились вместе отобедать, а после сходить на кладбище. Марина должна была к тому времени помочь матери покормить птицу и скот, сдоить коз, отвести их на пастбище, а потом собрать клубнику. Жаль, вишни в этом году не было. Галина собиралась заняться молоком, чтоб не скисло, прополоть оставшуюся половину грядок, на которую вчера уже не хватило времени, и подвязать виноград, который хоть и подмёрз, но уже пришел в себя и даже листвы не скинул.

Все были погружены в свои мысли. Рина вышла проводить бабушку Маню, остановилась у калитки.

-Не гляди ты на меня кутёнком, - сказала старушка, ковыляя мимо. – Всё со мной в порядке, просто устала. – Девушка наклонила голову, пряди коснулись подбородка, это её выводило из себя. Она никогда не была поборницей одного и того же стиля, но так коротко волосы стричь никогда не хотела. – Не грусти, Маринка, волосы – не ноги, отрастут. – Баба Маня похлопала её по плечу. – Я думаю забрать тебя к себе на ночь, как закончим с поминками и поможем твоей матери с посудой. Нам есть что обсудить. А пока не забивай этим голову. У тебя есть о чём сегодня подумать.

-Угу, - Рина наклонила голову ещё ниже. – Спасибо, баб Мань. За всё.

Старушка улыбнулась, погладила Рину по волосам и пошла прочь, немного прихрамывая на правую ногу, и день погрузился в заботы.

Когда доили коз, Галина долго глядела на дочь, потом столько же – в пол, наконец сказала:

-Тебе, вообще-то, не плохо с короткими волосами. Вполне идёт. Просто резко ты как-то.

-Я не хотела так коротко, - признались Рина. – Так случайно вышло. – Галина выдержала паузу. – Спасибо, мам.

-Ты не помнишь уже, наверное, - сказала так тихо Галина, что её едва было слышно посреди звуков скотного двора, - но, когда ты была маленькой, Гришка... твой папа... перед сном всегда расчесывал тебе волосы, чтобы утром было не больно их причесать. Он сажал тебя к себе на колени, брал расческу и рассказывал тебе разные сказки или песни пел, иногда читал стихи, ну, чтобы ты не вертела головой. Но ты всё равно вертела. – Она грустно улыбнулась. – Он очень любил твои волосы.

-Прости, мам...

Дальше молчали. Рина понимала, что сегодня тот день, когда её мать позволяла себе немного погоревать, не стесняясь и не виня себя за слабость. Сегодня можно было вспомнить отца, рассказать забавную историю, погрустить, поплакать вполне заслуженно. Сегодня мать позволяла себе скорбеть. Все позволяли, и Рина тоже.

Воспоминаний об отце, как и о дедушке, действительно становилось меньше с каждым годом, поэтому она, храня это в секрете, завела себе отдельный топик в приложении «Заметки» на своем телефоне и постоянно записывала туда любые вещи, связанные с ними: все истории, которые слышала от родственников и соседей, любые вещи, которые вспоминала сама, даже фантазии – лишь бы сохранить их образы, не утратить. Но она стыдилась своей привязанности к прошлому и демонстрировать её не хотела, прятала за маской легкого безразличия, воспринимая это как уязвимость. Но сегодня можно было никого не стесняться.

Когда с козами закончили, Рина навестила Вениамина. Он был рад такой дорогой компании, а в особенности – почесушкам за большими ушами, куда сам он не доставал.

-Эх, Веник, - сказала Рина, присаживаясь рядом с козлом на корточки. – Я ведь и не думала, что ты меня по-настоящему спас. Ты ж мой герой рогатый! – Она потянулась обнять козла, а тот – к её волосам. – Не жуй, от них и так ничего не осталось. – Она еще какое-то время посидела в задумчивости, а потом поднялась и вывела козла во двор, забрала из соседнего сарая и козочек, подвязала верёвки и погнала их в сторону сада. Идти туда ей совершенно не хотелось. При одной только мысли о посадке ей сделалось дурно, руки задрожали, а кровь отхлынула от лица. Но что поделать, идти надо.

Когда она проходила сквозь сад, ей показалось, что на одном из деревьев мелькнул рыжий беличий хвост. Рина стиснула кулаки и ускорила шаг.

-Меек?- Обеспокоенно смотрел на неё Вениамин.

-Ничего, Веник. Показалось просто, идём скорее. – Она сильнее стиснула верёвку, на которой шёл козел.

Чем ближе они подходили к посадке, тем сильнее колотилось сердце у Марины в груди. Сделалось душно. Голова слегка закружилась, шаг замедлился. «Не хочу, не могу!», - думала Марина, стоя у самой кромки берёз. Вениамин посмотрел на неё серьезно, легонько боднул её под руку и резво пошёл вперед, гордо задрав голову.

-Ме! - Верёвка между ними натянулась, и Рина поддалась.

В посадке было светло и спокойно: лилейно пели свои летние песни птицы, жуки жужжали по своим жучьим делам. Девушка не хотела оглядываться. Она не чувствовала безмятежности, лишь испуг. Она вдруг собралась, побежала, подгоняя ничего не понимающих коз, и уже через пару мгновений выскочила на луг в том самом месте, где стояли вбитые в землю колышки для коз. Она выдохнула и почувствовала, как страх отпускает горло. В конце концов, вдруг это всё же выдумки, вдруг это её сознание просто издевается над ней, играет в игры. Может, у нее просто шизофрения? Может, это она сама ударила баб Маню и отрезала себе косу? Может не было никакого дерева и молний, и человека в корнях. Не было ничего, что не вписывалось в привычную картину мира. Баба Маня просто не может подобрать слова, чтобы описать неутешительный диагноз, только и всего. Мысли роились.

Рина оставила Веника за старшего, проверила, хорошо ли вбиты колышки, погладила каждую козочку по голове и, сжав кулаки, вернулась в посадку. Оставшись здесь совершенно одной, она снова почувствовала липкие щупальца ужаса, ползущего по спине, пробиравшегося выше, к волосам. Ей казалось, что кто-то следит за ней. Неосознанно она схватилась за затылок, закрывая уязвимое место, и кинулась прочь так быстро, как только могла. Никто её не остановил.

Рыжая белка, сидевшая на берёзе за её спиной, с интересом наблюдала за девочкой.