Следователь из Сантрума

Олаф был мрачен, словно грозовая туча. Всю дорогу от Управы до поместья Валерии Тенкоррон он молчал, а на лице его пролегла тень глубоких раздумий. Могла ли его догадка оказаться правдой? Никаких доказательств он не имел, но события последних дней подталкивали его к объяснению, в которое он отказывался верить. Велерест, слова Аману и Бенуса, все вело к одному – в гибели Армены Валсар был замешан Тенкрит. Разум следователя отчаянно цеплялся за любую мысль, которая опровергла бы эту догадку, но чем дольше он силился отринуть очевидное, тем яснее понимал тщетность своих попыток.

- Господин Тенкоррон, - вырвал его из раздумий голос протеже. – Зачем мы идем к вашей матушке? Что вы такое задумали?

- Пока не знаю, - машинально отозвался следователь. – Мне кажется, она сможет поведать кое-что важное обо всем этом.

- Важное, что именно?

- Если я прав, ты все услышишь от нее сам, Рэтчет. Мы на месте.

Родовое поместье Валсаров находилось в стороне от центрального района Сантрума в местечке под названием Яблоневая Аллея. Когда-то название это очень даже подходило тенистой улочке, засаженной яблонями так густо, что попав на нее, любой прохожий оказывался отрезан от шумной столицы. Он словно в одночасье переносился в маленький уездный город, где-нибудь на окраине Меледора. Со временем Аллея лишилась доброй половины своих насаждений, но даже сейчас она оставалась самым зеленым уголком Сантрума. Здесь любили селиться художники, именитые писатели, ученные и прочие представители анкиллирской интеллигенции. Не то, что бы район считался богатым, но был на хорошем счету у горожан.

Тенкорроны поселились на Алее в незапамятные времена и с тех пор никуда отсюда не двигались. Семейству Олафа вообще была характерна приверженность традициям и консерватизм, даром, что далекий предок следователя Вендра Тенкоррон была участницей крупнейшего переворота в стране и одним из авторов Кодекса. Матушка Олафа родилась и состарилась в фамильной усадьбе, хотя по роду деятельности ей и приходилось немало странствовать в прошлом. Двоюродные братья, сестры, дядюшки, тетушки и прочие, еще более дальние родственники Валерии, жили неподалеку. Соседи в шутку называли эту часть Аллеи Вотчиной Закона, ведь подавляющее большинство Тенкорронов так или иначе, участвовало в политической жизни страны.

Поместье Валерии, было выстроено основателем рода больше трех веков назад. Обветшалое здание отчаянно нуждалось в ремонте, но средств на его осуществление не было, и Валерия, как могла, поддерживала остатки былого величия некогда грандиозного жилища, неумолимо старевшего. Штукатурка на фасаде покрылась, будто морщинистая старуха, множеством трещин, парадная лестница находилась в плачевном состоянии, на крыше даже с улицы виднелись прорехи. Но, несмотря на все это, поместье выглядело солидно. Такие дома, принадлежавшие знатным родам, могли претерпевать невзгоды долгие десятилетия, прежде чем прийти в негодность. Олаф знал, матушка собирала средства на капитальный ремонт, и помогал ей по мере возможностей. Прочих детей у Валерии не было, а жалование старшего следователя оставляло желать лучшего, но Олаф, привыкший довольствоваться малым в период военной службы, считал за должное помогать в восстановлении родового имения всеми силами.

Ветхий, как и сам дом, привратник Ролан впустил следователей и радостно обнял молодого хозяина. Он без промедления провел их на веранду, где Валерия беседовала с седовласым членом Сената по имени Виллоро Таскен. Этот тип часто ошивался в доме судьи, и с самого детства Олафа испытал на себе его откровенную враждебность. Завидев величавого следователя в компании с товарищем, Виллоро как-то неловко поклонился хозяйке, прошмыгнул мимо Олафа, ухмыльнувшегося ему вслед и поспешил на выход. Валерия нахмурилась, с укоризной взглянула на сына и повелительно указала на свободные стулья.

Рэтчет видел Верховную Судью Управы впервые. Как и все его коллеги, он многое знал о ее насыщенной долгой карьере, но представлял себе Валерию Тенкоррон несколько иначе. Она оказалась куда ниже его ожиданий, вызванных не в последнюю очередь ростом капитана Олафа. Да, конечно, отцом Олафа был северянин из Дагрохейма, которые все отличались вдающимися размерами, но создавалось впечатление, что от матери следователь не унаследовал вообще ничего. Впрочем, подойдя поближе, Рэтчет понял, что это не так. Взгляд Валерии Тенкоррон, открытый, лишенный лукавства, но при этом полный рассудительности, этот взгляд Рэтчет видел много раз. При своих более чем скромных размерах Валерия Тенкоррон излучала такую уверенность в себе, что Рэтчет поневоле испытывал неловкость в ее присутствии. Ощущение это больше всего походило на робость перед строгим родителем провинившегося отпрыска. Но стоило это престарелой женщине улыбнуться, как Рэтчет почувствовал, как тонет в океане любви и материнской заботы. Валерия не стеснялась своих чувств к сыну, тепло обняв его, она протянула руку молодому следователю и тот вместо того, чтобы поцеловать ее, как это было принято в светском обществе, совершенно невпопад пожал ее, вызвав тем самым немалое удивление на лице судьи. Рэтчет сконфуженно представился, красный как рак, а затем проследовал за Олафом и уселся рядом на свободный стул.

- Подозреваю, что ваш визит вызван отнюдь не семейными причинами, сынок, - Проговорила судья, - Я наслышана о произошедшем, Мне очень жаль дорогой.

- Спасибо, матушка, - пробубнил Олаф. – Ты права, нас и, правда, привели сюда неотложные дела. Мы расследуем убийство Арены, - всякий раз, когда следователь произносил это вслух, голос его срывался, он так и не сумел смириться с произошедшим. Казалось, все его существо противилось одной только мысли о случившемся.

- Разумно ли это, Олаф? Горячему сердцу – претит работа мысли, а твое сердце еще и с лихвой хлебнуло горя. – Женщина нахмурилась и перевела взор на Рэтчета. – Полагаю, капитан Беллек настоял на этом, не так ли?

- Истинно так, моя госпожа. Он разделял ваше мнение поначалу, но в итоге решил, что мой наставник все равно начнет собственное расследование.

- И то верно, - кивнула головой Валерия, - Мне трудно представить, какую боль оно тебе причиняет, родной. Я тревожусь за тебя, и этот юноша тревожится. Скажи мне, достанет ли у тебя сил – довести задуманное до конца?

Олаф Тенкоррон поднял тяжелый взгляд на мать. Таким его привык видеть Рэтчет. Ни тени сомнения не заметил он на лице следователя, ни тени страха. Слова были излишними, Валерия поджала губы и принялась разглаживать замявшуюся салфетку на столе.

- Что ж, полагаю – это да. В таком случае – зачем вы здесь?

Рэтчет посмотрел на Олафа. Капитан решился говорить не сразу. Догадки, роившиеся в его голове, оставались догадками, до тех пор, пока не сорвались с уст одним простым вопросом. Задать его, означало поверить в худшее, вот следователь и не решался. Вот, он стиснул скулы, вздохнул тяжело и заговорил:

- Мы кое с кем поговорили в Санварде, и нам посоветовали обратиться за разгадками в архив. Имя Бенус Вольф говорит тебе о чем-нибудь? Он поведал мне, что работал с Гаустом и Арменой и был встревожен известиями о ее гибели.

- Нет, я слышу его впервые, - покачала головой судья. Олаф нахмурился, он не сводил взгляда с пожилой дамы, которая с достоинством выдержала паузу.

- Мне кажется, это нет так. Видишь ли, мы зашли в тупик. Кое-что нам удалось разузнать, но этот человек в Санварде сказал, что они были замешаны в каких-то делах Управы. Прошу тебя, если тебе известно хоть что-нибудь, помоги. Архив оказался пустой тратой времени, мы не нашли ни слова о Валсарах. Матушка, - Олаф накрыл морщинистую ладонь судьи свое лапищей, и женщина едва заметно вздрогнула. – Армену травили велерестом, это метод Тенкрита. Если он замешан в ее смерти, то все гораздо серьезней, чем просто убийство. Тенкрит не стал бы заморачиваться ради кого попало, велерест – яд редкий и очень дорогой, к тому уже такое убийство требовало длительной подготовки. Армена оказалась втянута во что-то очень опасное. Это же она написала в своей прощальной записке. Она знала, что смерть дышала ей в затылок.

Валерия Тенкоррон посуровела вмиг, и Рэтчет заприметил схожие брови и складку на лбу, которая пролегала на лице его наставника, всякий раз, когда он напряженно о чем-то думал. Сходства между матерью и сыном, на первый взгляд отсутствующие, на самом деле таились глубже.

- Вы не нашли ничего о Валсарах в Архиве, потому как информация о них не подлежит огласке. – Негромко проговорила судья. – Да, ты прав, Бенус Вольф знаком мне, но я до последнего надеялась, что смерть Армены – нелепая трагическая случайность, и уж тем более не хотела, чтобы ты брался за это дело. – Голос судьи дрогнул, она подняла увлажненные глаза на сына, и провела худой рукой по его заросшему лицу. – Ты настрадался мальчик мой. Немногим на долю выпало потерять любимую дважды.

- Не дай мне утратить и память он ней, мама, - Олаф прижался щекой к нежной ладони, и закрыл глаза. По его щеке скатилась одинокая слеза.

Рэтчет Силерий не мог припомнить, чувствовал ли он себя когда-нибудь столь же неловко. Была, конечно, сорванная помолвка брата, омраченная известиями о распутном характере его пассии, была ссора во время зачтения завещания покойного дяди, кончившаяся массовой дракой, но сцена, разворачивающаяся перед его глазами, затмила их. Он был сторонним наблюдателем при крайне интимном моменте. Нет, не только за советом прибыл сюда его капитан. Это был отчаянный крик ребенка, что на коленях у матери жаждет найти успокоение. Молодой следователь молча поднялся и спустился во двор. Вытащив из портсигара самокрутку, он закурил, нарочито повернувшись спиной к веранде. Рэтчет Силерий был человеком твердых убеждений и придерживался определенных принципов. Так, например, он свято верил в то, что деловые отношения ни в коем случае не должны мешать дружбе. Олаф Тенкоррон был его другом, по крайней мере, Рэтчет хотел его таковым считать. Но, кроме того, он был его начальником и сейчас, ему, Рэтчету, ни при каких обстоятельствах нельзя было вмешиваться в разговор капитана с матерью. Он уже видел своего капитана разбитым и подавленным, но никогда прежде не доводилось ему видеть своего командира беззащитным.

- Я не могу потерять ее еще раз, - едва слышно прошептал Олаф. Память все, что у меня осталось, мама. Черта с два я оставлю это преступление безнаказанным.

- Не оставишь, ты не такой. Кровь отца говорит в тебе Олаф, его упорство не знало границ. Я поведаю тебе правду.

Бемос Валсар, отец Гауста, Бенус Вольф и несколько других стояли у истоков Отряда Зачистки. – Проговорила Валерия. – Мало кто знает его участников, кроме, конечно же, тех, кто регулировал деятельность отряда. К числу этих людей относилась и я.

- Отряд Зачистки! Я так и знал! – Лицо Олафа просветлело от этой новости.

Рэтчет во дворе услышал этот возглас.

- Может ли это быть тот самый отряд, о котором вы говорили, господин?

- Вряд ли Олаф мог иметь что-то иное, - улыбнулась Валерия. Олаф кивнул. – Бенус тогда только обустроил Дворец Снов и поставлял нам всякую информацию о тенкрах. Как и многие в Отряде, он в свое время пострадал от наемников Тенкрита, и для него это было личным делом. Для Бемоса Валсара тоже. Матушка Гауста была убита наемниками, и лишь спустя какое-то время мы выяснили, что убийство заказал меледорский сенатор Клавдий Менсус. Его имени вы тоже, кстати, нигде не найдете. Отряд казнил его быстро и безжалостно, а Управа стерла всяческое упоминание о Клавдие из истории Анкиллира. Они действовали точно и решительно, без жалости, без милосердия они преследовали оставшихся тенкров и тех, на кого они работали. Бемос собирал слухи через свои связи в Экрентисе. Тогда мы вышли на Локвудов... - Олаф побледнел, догадываясь, к чему могла клонить матушка. Валерия меж тем продолжала:

- Локвуд, крупно задолжал одному влиятельному шейху из Экрентиса, и тот имел над Азраэлем определенную власть. Локвуд пришел к нам за помощью. Человек, который угрожал ему, был не просто приближенным эмира Эльмиоха, он еще работал на Тенкрит. Азраэля обязали шпионить за сенатом и Управой, но он догадался обратиться к нам, прежде чем успел наломать дров. Об отряде шейх не знал. Он вполне уверенно чувствовал себя и угрожал Азраэлю Локвуду, приставив к его семье своих людей в качестве страховки. Бемос Валсар и несколько прочих членов отряда атаковали ночью поместье Локвуда и перебили всех наемников, а семейство Азраэля увезли в безопасное место. Тогда Локвуд присоединился к нам из чувства долга. Я и представить себе не могла, что его благодарность этим не ограничится.

- Он пообещал выдать дочь за Гауста Валсара в уплату долга, - задумчиво пробормотал Олаф. Армена сказала мне это, когда мы расстались, но она не знала о каком долге идет речь.

- Все так, - грустно вздохнула судья. – Мы не могли вовлекать своих детей в эту мрачную тайну. Ни Гауст, ни его молодая невеста, ни, тем более, ты, сынок, не должны были узнать об этом. Таков был уговор. Мы с отцом очень переживали за тебя, но решили, что так будет лучше.

- Вы решили... - процедил Олаф, взглянув исподлобья на Валерию.

- Да, теперь я уже не так уверена, что это было правильное решение, но тогда мы не хотели тревожить тебя, заставлять страдать еще больше.

Следователь шумно выдохнул и хлопнул рукой по столу. Садовник во дворе подпрыгнул от неожиданности. Рэтчет поспешил отойти подальше, опасаясь, что назревает очередной интимный момент. Но, вот, следователь успокоился. Он расправил плечи, посмотрел на мать:

- Что сделано, то сделано. Прошлого мне уже не изменить, но что-то я никак не возьму в толк, как это связано с Арменой и Гаустом.

- А кто, ты думаешь, занял место отца в Отряде после его смерти? – Прищурилась Судья.

Постоянные отъезды Гауста, всегда внезапно, всегда без объяснений. Теперь все встало на свои места. Интересно только, знали ли Армена? Словно прочитав мысли сына, Валерия проговорила:

- Армене он ничего не говорил. И тебе тоже, ведь он считал тебя своим другом, а ты только что получил повышение и готовился отправиться на север. Он приезжал сюда много раз, настаивал на том, чтобы их брак в случае его преждевременно кончины был расторгнут, и Армена смогла бы, наконец, связать свою судьбу с твоей. Он верил, что ты сможешь уберечь ее, во что бы то ни стало.

- Он знал о нас!? – Изумился Олаф.

- О, мой дорогой сынок. Ты очень умен, но хитрость – не твой конек. Достаточно было увидеть, как ты смотришь на нее, чтобы понять все. Да, он знал и сожалел о том, что ты страдаешь.

Это откровение навалилось на капитана всей своей тяжестью столь внезапно, что он не мог вымолвить ни слова. Он все знал, все эти годы он знал и все равно оставлял Армену с ним наедине! Он верил ему, как самому себе. Олаф, вдруг, испытал острый прилив нежности и уважения к своему почившему товарищу, но тут же вспомнил о записке Армены.

- Она писала, что он повинен в ее смерти. Что это может значить?

- Увы, сынок, этого я не знаю. – Валерия развела руками. Отряд упразднили уже довольно давно, какое-то время Гауст и другие еще работали самостоятельно, без покровительства Управы, но со временем деятельность Отряда сошла на нет.

Снова тупик! Олаф болезненно поморщился, но тут почувствовал на своем плече мягкую руку матери:

- Бенус сказал, что работал с Гаустом и Арменой? Так ты сказал? – Олаф кивнул. – Это может означать только одно. Гауст не прекратил своей работы, или, и это более вероятно, на него могли выйти наемники. Тенкрит никого не отпускает, так говорят. Но в архивах ничего нет. Оно и верно. Все дела Отряда были изъяты из Управы, после его ликвидации, Бенус не мог знать об этом, но они не уничтожены, нет.

Олаф подался вперед. Вот оно - следующая хлебная крошка!

- У нас был человек, Ханна Улентис. Библиотекарь, она помогала в свое время Мгит'Аллеку в Архиве. Она уже давно на пенсии. Никто об этом не знает, но я распорядилась, чтобы дела Отряда перешли Улентис на хранение. У нее вы найдете все последние записи о делах Гауста Валсара.

И вот, очередная наводка, очередное имя. Олаф оказался в тупике, но, кажется, сама судьба благоволила сантрумскому следователю. Капитан ощутил невиданный прилив сил, приятное разнообразие после череды разочарований.

- Благодарю тебя, матушка, - Олаф склонил голову в глубочайшем признании. Судья водрузила на нее свою руку:

- Пусть Эльсивал ведет тебя, родной и оберегает от напастей. Я знаю, ты преисполнен решимости, но сердце мое тревожится за тебя. И все же я не стану отговаривать тебя от задуманного. Тебе суждено распутать этот клубок, никому кроме.

Олаф поцеловал родную морщинистую щеку, еще раз поблагодарил мать за помощь и проследовал во двор. Судья поднялась проводить гостей до калитки. На этот раз Рэтчет не забыл о манерах и чмокнул руку судьи на прощание. Какого же было его удивление, когда Валерия притянула его к себе, крепко обняла и прошептала так, что Олаф, стоявший в сторонке, не смог расслышать ее слов.

- Прошу вас, господин Силерий, берегите его. Олаф могуч, словно медведь, но даже медведю, порой достаточно одной стрелы. В своей погоне он может не заметить опасности, но я рассчитываю на вас.

- Я не подведу, госпожа, - глубоко растроганный прошептал в ответ Рэтчет.

***

Следователь распрощался с капитаном у его квартиры.

- Завтра мы с тобой отправимся к Ханне Улентис. Надеюсь, архивы целы и мы сможем, наконец, найти подозреваемых. И это, Рэтчет. Спасибо тебе за сегодня, да, и вообще, за все. – Капитан крепко стиснул протянутую помощником руку. В глазах его отразилась высочайшая степень доверия.

- О чем речь, господин Тенкоррон.

Олаф повалился на кровать без сил. События последних дней незаметно подтачивали его состояние, как душевное, так и физическое, но впервые он почувствовал, что сможет уснуть спокойно теперь, когда путь наконец-то наметился. Но больше чем обретение новой зацепки, его радовало то, что он узнал о Гаусте. Чувство безмерной благодарности грело его сердце. Он знал, что отныне он будет мстить за Армену за них обоих.

Ночь опустилась над Сантрумом, город засыпал. Огни мастерских угасали один за другим, улицы опустели, и темнота безраздельно властвовала на них. Редкие прохожие, да городские патрули, вот и все, кто составил ей компанию в этот поздний час.

Человек в кожаной крутке и широкополой шляпе бесшумно подкрался к дому Олафа Тенкоррона. Лица его было не разглядеть из-за мрака, но в лунном свете блеснула пальмовая ветвь над спящей змеей на рукоятке длинного кинжала, которым человек без труда вскрыл входную дверь и прошмыгнул внутрь.