Следователь из Сантрума

На следующее утро точно в назначенное время, Рэтчет был у капитана Тенкоррона. Олаф давно был готов и поджидал своего помощника на улице. Его терзали сомнения – услышанное во Дворце Снов лишило капитана покоя, и он до самого рассвета расхаживал по своей крохотной комнате, то порываясь броситься в Управу ночью, то принимаясь перечитывать свою давнишнюю переписку с Гаустом. Он не нашел ничего, что бы развеяло его сомнения.

Олаф знал Гауста Валсара хорошо и мог называться его другом. Несмотря на искреннее презрение, которое он испытывал к жениху Армены поначалу, со временем он научился находиться в его компании. После злополучного инцидента на охоте, из-за которого Тенкоррон оказался обязан Гаусту жизнью, Олаф вынужден был признать, что ошибался в нем. Человек, представлявшийся ему чопорным, недалеким, на деле обладал неугасаемой энергией, был весел, а кроме того - начисто лишен страха. Став частым гостем в доме Валсаров, Олаф не только мог продолжать видеться с Арменой, пусть и в компании супруга, но и тешил себя общением с умным собеседником, разделявшим его взгляды на жизнь. Симпатия переросла в доверие, доверие обернулось дружбой, длившейся много лет. Семейство Гауста владело обширными землями к востоку от столицы, с который тот регулярно получал доход. Помимо этого, он был совладельцем одной крупной конторы, привозившей на продажу шелк из Экрентиса. Ни о каких связях с Управой Гауст никогда не говорил, и у Олафа не было повода подозревать его в чем-то незаконном. Теперь, однако, на ум приходили частые разъезды Гауста. Куда и зачем уезжал его товарищ так на долго и всегда внезапно, порой в середине ночи? Он оставлял особняк с хозяйкой на попечении Олафа, полностью доверяя ему, и, справедливости ради, Тенкоррон никогда не предавал дружбы Валсара. Они с Арменой посчитали за лучшее сохранить свою любовь светлыми воспоминаниями и ни слова не сказали Гаусту, вплоть до его преждевременной кончины два года назад. Ночи напролет они сидели у камина, когда господин Валсар был в отъезде, и говорили обо всем, что придет в голову, кроме прошлого. Все трое были заложниками старых порядков, только Гауст этого не знал. Наследников Армена ему так и не подарила, и Олаф подозревал, что они если и делили супружеское ложе, но нечасто. Для жены Гауст был верным другом и товарищем, не более того. Даже после его смерти, Олаф оставался верен их дружбе и не заикнулся о своих чувствах к Армене, понимая, что новый брак опорочит ее доброе имя. Зачем судьбе было угодно отнимать у него Армену, только для того, чтобы оборвать жизнь ее нового супруга так скоро, и по сей день оставалось для Олафа загадкой.

По пути к управе напарник был молчаливее обычного. Видно было, что его распирало от любопытства, но он не знал, как задать вопрос, мучавший его.

- Рэтчет, клянусь небом, если ты сейчас не начнешь свои дурацкие расспросы, тебя разорвет на части, так громко ты думаешь! - Нахмурился Тенкоррон, взглянув на своего подопечного. Молодой следователь стиснул скулы. Заговорил он не сразу:

- Вчера перед Санвардом вы начали рассказывать о Тенкрите, но нас прервали. Что вы такого хотели поведать мне?

- Ах, вот оно что, - многозначительно протянул Тенкоррон. – Что, всю ночь размышлял об этом?

- Не только об этом, капитан. – Помотал головой Рэтчет. – Сказанное Бенусом лишило меня сна, как и вас, но если я не спрошу о тенкрах сейчас, потом может не оказаться возможности. Прошу, расскажите.

- Что ж, раз ты думаешь, что готов, пожалуйста, - пожал плечами Олаф. – Тенкрит вынудили уйти из Анкиллира, на этом мы, кажется, остановились. На сенаторов начались гонения - всех, кого подозревали в связях с врагом, отлавливали на улицах, пытали и казнили на глазах у толпы. Армия не могла сдержать эту бурю, а самое главное, и не собиралась. Связи Сената с преступной организацией подорвали доверие к правительству. Это случилось еще до твоего рождения, но семена недоверия к нынешнему режиму были посеяны давно, мой друг. Правительство зачистило свои ряды без милосердия. Народ уверовал в непогрешимость тех, кто устроил эту карательную операцию, однако... - Олаф остановился. Они очутились на Белокаменной Площади, в конце которой высилось зданием Управы Блюстителей. – Однако, то лишь версия, которую озвучили для народа. Тенкры никуда не ушли в ту пору. Они продолжали заключать сделки с влиятельными членами Сената, убивали по их заказу, подставляли их оппонентов. Это то, что наемники делают лучше всего – сеют сомнения и раздор. Они действовали тайно, не привлекая к себе лишнего внимания. Тогда Управа создала специальный отряд, упоминаний о котором ты не найдешь ни в архивах, ни в сводке. Единственной его задачей была поимка тенкров, о существовании отряда в Управе знали единицы.

- А вам откуда это известно? – Округлил глаза Рэтчет.

- Матушка поведала, она была в числе тех, кто способствовал его созданию. Следователи переняли тактику тенкров: подкуп, шантаж, тайный операции. Многие бы назвали их действия незаконными, но кому было судить? Отряд действовал самостоятельно, повинуясь только своему таинственному командиру. Его имени не знает даже мама.

- Это совсем не по уставу, - нахмурился молодой следователь.

- Так оно и было, - кивнул Олаф. – Но их работа возымела результат. К тому моменту, как я вступил в ряды Управы, все связи Тенкрита и правительства были оборваны безжалостно и необратимо. С тех пор, тенкры если и действуют в Анкиллире, то по собственной воле. За Сенатом установлен надзор.

Прежде Управа представлялась Рэтчету оплотом справедливости и порядка. Теперь же, после рассказа Олафа и всего, что поведал Бенус, он с беспокойством поглядывал на серое трехэтажное здание. Какие еще тайны хранило оно?

Архив располагался на втором этаже в восточном крыле здания. Подозрений запрос Олафа не вызвал. Капитан Беллек знал, что Тенкоррон расследует убийство Армены, поэтому выписал пропуск, не задавая лишних вопросов. Правда, Рэтчета, которого то и дело пробирала дрожь, Олаф попросил остаться в коридоре. Только когда тяжелая дверь архивного зала захлопнулась, а голоса сотрудников Управы стихли, молодой следователь смог успокоиться. Архив начинался с длинного узкого коридора, на стенах которого были высечены в камне имена известных сотрудников Управы, едва различимые в пляшущем свете жаровен, располагавшихся по бокам. Пройдя вторые двери, следователи очутились в большом зале, заставленном рядами высоченных шкафов, на которых хранились архивные материалы Управы. За шкафами у огромного окна в дальней части помещения Рэтчет увидел серые парты для изучения материалов. Зал очень походил на библиотеку, если не считать крепкой решетки от пола до потолка, преграждавшей путь к шкафам, и того, факта, что в зале были они одни. Вернее сказать – был здесь еще кое-кто, но Рэтчет не сразу это понял.

- Чем могу вам помочь, господа? – Произнес очень странный голос, источник которого Рэтчет не смог определить. Голос был похож на шелест бумаги, тихий, но слышимый в любой части зала. Казалось, будто его обладатель, проведя годы в архиве, стал его частью, голосом безмолвных свитков, пылящихся здесь долгие годы.

- У нас разрешение от капитана Беллека, - отозвался Олаф и, подойдя к стойке рядом с решеткой, протянул свернутый пергамент самому странному существу, какого Рэтчету доводилось видеть в своей жизни. Оно было выше Олафа, да что там, выше любого другого человека в Сантруме, и до неприличия тощее. На лысой серой голове, огромной, словно арбуз, бледным огнем горели два гигантских глаза. Вместо носа - узкие щели, губы плотно сжаты. По виду сложно было определить не только возраст, но и пол этого странного создания. Оно было облачено в длинную черную мантию, скрывающую высокое тонкое тело до пола. Из прорезей его одеяний торчали две пары тонких, словно ветви дерева серых рук, оканчивающихся угловатыми пальцами. Существо взяло из рук капитана пергамент, обнюхало его, а затем заговорило, не открывая рта. Только сейчас Рэтчет понял, что слышит голос Хранителя Архива в своей голове:

- Добро пожаловать Олаф Тенкоррон. Вы давно к нам не заходили.

- Все в делах, Мгит'Аллек, - улыбнулся капитан. – А это Рэтчет Силерий, указал он на товарища, который, опешив от увиденного, забыл представиться и стоял словно вкопанный не в силах отвести взгляда от Хранителя. – Он никогда прежде не видел мауннов, не обижайся, старина.

- Ах, это объясняет ступор, - раздался сухой голос, а затем Хранитель перевел взгляд на Рэтчета. – И как я на ваш взгляд, мистер Силерий? – Вопрос застал юношу врасплох. Он не знал, что маунны, свободные от предрассудков цивилизованного общества, говорили, что думали.

- В-вы, вы, кажется, созданы для этого места, - ляпнул невпопад Рэтчет и тут же заткнулся, сообразив, что сморозил глупость.

Существо затряслось и забулькало. Не сразу молодой следователь понял, что оно смеялось.

- Вы очень любезны. Немного неправы, но виной тому ваше скудоумие. Не обижайтесь, дорогой мой, люди вообще глупы в большинстве своем. Отчасти вы угадали, я действительно лучше справлюсь с обязанностями Хранителя, чем любой смертный. А теперь, прошу проходите. – Существо провело одной из своих ладоней вдоль решетки, и часть ее растворилась в воздухе, образовав проход к шкафам. – Архив в вашем распоряжении капитан. Зовите, если что.

Тенкоррон кивнул маунну, и следователи прошмыгнули внутрь. Дойдя до крайнего справа шкафа, где начинались дела на букву «В», Рэтчет не выдержал:

- Что оно такое? – Голос предал молодого следователя, и вопрос вырвался едва различимым шепотом. Олаф улыбнулся:

- Мне никогда не надоест водить сюда новичков. Это Мгит'Аллек, он бессменный Хранитель Архива вот уже не одно десятилетие.

- Да, но что оно!? – Не унимался Рэтчет. На этот раз голос вернулся к нему, и возглас разлетелся эхом по залу. Рэтчет, испуганно закрыл рот ладонью.

- Не волнуйся, Мгит'Аллеку нет дела до болтовни смертных.

- Смертных? Значит он...

- Да, он не стареет и не умирает, по крайней мере в нашем понимании этого понятия. – Будничным тоном отозвался Олаф, погруженный в изучение полок, словно говорил о чем-то заурядном.

- Он же не эльф, верно? – Рэтчет видел теркан пару раз в жизни, и они произвели на него неизгладимое впечатление. Он мог предположить, что в каких-то далеких краях эльфы могли выглядеть иначе, но разум подсказывал ему, что существо у стойки было чем-то иным. Более древним.

- Нет, не эльф, конечно, - усмехнулся капитан. – Он маунн. Дух из иного мира, призванный для служения.

- Дух? Призрак что ли? – Помотал головой Рэтчет, напрочь позабыв о цели их визита.

- Не городи чепуху, какой призрак, - скривился Олаф. – Глупости эти ваши призраки, не более. Маунны обитают в Кхилоготе.

Кхилогот... В сердце Рэтчета прокрался ледяной страх. Само это слово отдавало потусторонним, пахло смертью. Кхилогот в учениях Священной Церкви - юдоль печали и памяти о былых днях, бескрайняя серая пустошь, что ожидает по ту сторону бытия. Проповедники Эльсивала учили, что единственный способ избежать скорбной участи попасть туда – соблюдение догматов Церкви. Лишь истинно верующие спасутся и вместе с Теркан обретут вечный покой в чертогах Меалгора. Большинство же за чертой смерти попадут в Кхилогот. По телу следователя пробежали мурашки. Мгновенно взмокнув, Рэтчет принялся судорожно хватать ртом воздух, опершись спиной о шкаф.

- Эй, эй спокойно, ты чего это? – Удивленно выгнул бровь Олаф. – Испугался что ли?

- Самую малость, - смотря в потолок, пробормотал Рэтчет. - Не очень хочется коротать вечность с такими, как он, - следователь искоса посмотрел в сторону входа, опасаясь, как бы Мгит'Аллек не услышал его. Тенкоррон тихонько рассмеялся. Рэтчет возмущенно фыркнул.

- Не ведись ты на все, что слышишь. Думаешь все наши предки там? Это лишь вопрос веры. Никто тебе не скажет, куда отлетит твой дух, когда преставишься. Гони эти мысли прочь, у нас полно работы. – Рэтчет хотел было возмутиться, но решил отложить этот разговор на потом, сообразив, что капитана сейчас интересовало совсем другое. Многим в Управе была известна позиция Олафа относительно веры, и многие не были с ним согласны. Сам-то Рэтчет был верным эльсивалцем, и старался ходить в церковь раз в седмицу, но одно дело соблюдать уставы Церкви, и совсем другое столкнуться с созданием из потустороннего мира, который буднично открыл им доступ в архив. Один вопрос у него все же вырвался:

- Откуда он здесь? В смысле не здесь в нашем мире, а в Управе?

Олаф закатил глаза и вернул очередной свиток на место. Ни одного дела с фамилией Валсар ему не попалось. Выглянув в коридор, и убедившись, что маунн, был занят своими делами (он заносил какие-то записи в длинный свиток на стойке), капитан ответил:

- У нашей Управы есть покровители. Один из них был с востока, из города под названием Сверкающие Водопады. Я его не знаю, но мне говорили, что он обладал способностью призывать существ из Кхилогота. Мгит'Аллек был его другом, а после его кончины и по его же просьбе стал работать у нас.

- Как-то это странно. Бессмертный дух работает в древнем архиве, с чего вдруг?

- Он говорит, ему это интересно. Он изучает природу людей и прочих смертных народов. Иногда он возвращается домой. Не спрашивай как, я не знаю.

- А почему он сказал, что лучше прочих подходит на роль Хранителя?

- Непредвзятость я полагаю, и феноменальная память. Маунны понят все, что когда-либо узнали, Он как ходячий справочник.

- Так, почему не обратиться к нему за помощью?

- Не хотелось бы мне пока что, - нахмурился Олаф. – Не забывай, мы ведь можем открыть комод с грязным бельем Управы. Пусть это останется между нами до поры.

Рэтчет понимающе кивнул. Непредвзятости маунна он мог верить только со слов Олафа. Кто знал, что Мгит'Аллек делает с полученной информацией, а расспросы о Валсаре и его делах с Бенусом и Управой могли вызвать подозрения.

Найти нужный свиток, однако, оказалось очень непросто. Олаф и Рэтчет несколько часов напролет изучали архивы, перерыли горы бумаг, но нигде не обнаружили ничего стоящего. Маунн не мешал, пару раз он заглядывал к ним в дальнюю часть зала, но даже головы не повернул в сторону заваленных бумагами столов. Тенкорроном овладевало отчаяние. Рэтчет заметил первые его признаки на исходе второго часа, и дальше они становились лишь отчетливее. Капитан нервничал. Он был прекрасным следователем, мог без устали изучать материалы по делу часы напролет, но сейчас не владел собой. «Может зря ему позволили этим заниматься?» - подумал Рэтчет, с тревогой взглянув на своего наставника. Эту мысль он быстро отогнал прочь – если бы Тенкоррона не допустили до следствия, он устроил бы дебош, и все равно пошел бы по следу. Нет, покоя ему не снискать, пока виновные не будут пойманы. А так ли Олаф хотел их поймать? Неприятная мысль закралась в сознание молодого следователя. Что если, когда он окажется лицом к лицу к повинным в смерти Армены он отступит от закона, устроит самосуд? Это казалось вполне возможным, учитывая буйный норов капитана и его скорбь. Искоса взглянув на великана, который, бормоча под нос проклятия, рылся в очередной кипе документов, Рэтчет смутился еще больше. Взгляд Тенкоррона был преисполнен одержимости. В Управе учили полагаться на логику, отринуть любые эмоции, но Олаф, похоже потерял контроль. Собравшись духом, Рэтчет заговорил:

- Капитан, не кажется вам, что стоит сделать перерыв? Не знаю, как у вас, а у меня уже голова кругом идет от этого места. Думаю, нам нужен воздух. – Олаф поднял красные от напряжения глаза на своего протеже, видно было, что он не понял вопроса. Когда же пришло осознание, он лишь огрызнулся в ответ:

- Вон форточка, иди подыши, а мне некогда. Еще столько свитков.

- Мутный разум больше вреда принесет, чем пользы, господин Тенкоррон, - произнес Рэтчет и тут же пожалел об этом.

- Мытный разум!? – Олаф поднялся во весь рост и гневно взглянул на побледневшего следователя. – Мутный разум! – Повторил он еще громче. Не было никаких сомнений, Мгит'Аллек услышал это. – Не выдумывай, Рэтчет! Я не остановлюсь, пока не найду ответов. Бенус сказал – они здесь, в архиве, и черта с два, я выйду на улицу с пустыми руками.

- Но вы загоняете себя, господин! – Воскликнул Рэтчет, предусмотрительно отойдя от края стола на шаг. Олаф симпатизировал ему больше остальных сотрудников Управу, Рэтчет знал это, но также ясно он понимал, что играет с огнем. – Я ни капли не сомневаюсь в том, что вы прекрасно выполните свою работу, но если вы не будете беречь себя, то прежде, чем мы отыщем убийц госпожи Валсар, вы потеряете себя! – Молодой следователь с вызовом уставился на своего наставника. Невесть откуда взявшаяся храбрость придала ему сил, но теперь она стремительно улетучивалась, и Рэтчет изо всех сил старался сохранить уверенный вид. Сработало, неожиданно удачно.

Олаф судорожно вздохнул. Стиснув кулаки, он с шумом уселся на место и уронил заросшую голову на свои огромные ладони.

- Мне кажется, правда ускользнет от меня, Рэтчет, если я сбавлю темп. Я не смогу себя простить, если смерть Армены останется неотомщенной.

- Не останется, капитан. Даю слово. – Молодой ученик положил свою руку на плечо товарища, а тот, поднял бородатое опухшее от горечи последних дней лицо, встретил спокойный и ясный взгляд ученика. Это придало ему уверенности.

- Что ж, значит, прервемся ненадолго, а потом продолжим, - выдавил из себя улыбку Олаф.

Сложив на место все свитки, следователи поклонились маунну, который покровительственно склонил голову в ответ, и вскоре очутились на улице. Они брели вдоль площади по направлению к квартире капитана в полном молчании, погруженные в глубокие размышления. Тупик в расследовании терзал Олафа, он все пытался припомнить хоть что-нибудь из прошлого Гауста и Армены, что навело бы его верный путь, но мысли путались и ничего дельного он так и не вспомнил. А затем, как гром среди ясного неба его поразила одна простая мысль, которую он отгонял со вчерашней встречи с Аману. Это было даже не умозаключение, а, скорее чутье, а чутью Олаф Тенкорррон привык верить безоговорочно.

Все складывалось, и как бы он не хотел, чтобы это оказалось неправдой сердце подсказывало ему, что он сдвинулся с мертвой точки в правильном направлении. Велерест, Бенус Вольф, и эти нескончаемые расспросы любопытного Рэтчета, которые на первый взгляд не имели ничего общего с делом. Все это были звенья одной цепи, не доставало в ней лишь нескольких фрагментов, но теперь Олаф почему-то не сомневался. Совпадений было слишком много, чтобы закрывать на них глаза.

- Я, кажется, знаю, кто мог бы нам помочь, Рэтчет, - упавшим голосом произнес Олаф. – Моя матушка.