глава 11
На поправку шла медленно. Даже очень. Ни мамы, ни брата я не увидела — никто так и не пришел. И в день выписки меня встречал Какаши, а не родители. Я даже расстроилась, но тут же со спины на меня прыгнула Акико. Я, говорить честно, думала, что она погибла. Видя раны друг друга мы расплакались и успокаивать пришлось уже нас, а не старших. Она же и ввела меня в курс дела, известного абсолютно всем.
— По официальной версии был совершен поджог. Ну, типа удар в спину, — Акико уже успокоилась и разлеглась на моих коленках. Я мотала ногами в воздухе, потягивая ароматный чай. — Но в узких кругах говорят, — она снизила голос до шепота, — что это была диверсия.
— Да быть не может!... — удивленно прошептала я.
— Я тоже так сказала! — вскинула указательный палец Акико. — Вообще, положение очень плохое:территория почти сожжена, очень много погибших, глава при смерти, а его приемник вообще ничего не делает. Третий взял на себя все.
Я слушала ее внимательно. Меня не ошарашило, не окатило водой и не ударило током — просто вняла факт, что Джуничи при смерти. Хмыкнув, залпом допила чай и поставила кружку на стол.
Тут же пожалела о том, что допила чай — накатила такая давящая вина, что я уронила голову на плечо вставшей Акико. Она удивилась, что я отреагировала спокойно и собиралась слезть с коленок, ибо ей уже пора на процедуры.
Колени задрожали. Я схватилась левой рукой на правую, не ощутила пальцев и сжалась. Тут же схватилась за уши, закрывая их. Акико обняла меня за плечи, взволнованно пытаясь заглянуть в лицо.
Желанное спокойствие пришло минут через пятнадцать и пропало сразу же, стоило выйти из кабинета. Я нервно оглянулась на взволнованную подругу, сглотнула и схватила за руку ожидающего Какаши. Если бы он не усадил меня к себе на предплечье, я бы так и упала, поддаваясь давлению вины.
На улице я старалась не рассматривать дома и людей, поскольку всё напоминало о том дне. Я сжимала жилет Хатаке в ладошках, рассматривая культю вместо двух пальцев и пластырь, каким заклеили уродливый шрам от ожога. На нем красовалось гордо выведенное розовым маркером «Любим тебя! Твои АК».
Мои Акико и Кейко, — сказала про себя и накрыла его второй рукой. Прикрыла глаза.
Через пару часов вина сменилась смесью отчаяния и разбитости. Вода капала с волос после нормального душа(который мне запрещено принимать), а свежеприготовленная еда и ароматный чай, притащенный Какаши с какой-то миссии в стране Чая специально для меня, не имели вкуса. Я подняла взгляд на Какаши, сидящего напротив, и обвела взглядом комнату, делая ленивый вывод.
Все цвета и вкусы исчезли. Исчезли вместе с моим желанием жить в новом мире.
***
— Да не дави на меня!
— Так ты сделай уже хоть что-то! Клянусь, если ты ничего не сделаешь, я тебя ударю!
Я раздраженно оглянулась на девчонку и запустила в нее обломок стены, валяющийся рядом. Она уклонилась, недовольно сложила руки на груди. Тут же у нее изменился взгляд и она подпрыгнула, кажется, от радости. Я оглянулась и вздохнула с облегчением: поменяла, слава богу. Теперь это большой водоем с двумя островами. Один — тот, на котором мы сейчас стоим, он не большой; и второй — с маленьким на вид домиком в японском стиле. Девочка бросилась к нему через красный мост с радостным хохотом и писками. Я лишь сунула руки в карманы шорт и пошла следом за ней.
— Ого! Смотри, сколько тут места!
Когда я зашла в дом, она уже перегнулась через перила, ведущие на второй этаж. Ее голос эхом прошелся по всему дому. Я слегка улыбнулась, осматривая помещение.
Первое, что попалось на глаза — диван и телевизор на стене. Пространство вокруг него было полностью пустое, словно аномальная зона. Далее шел длинный коридор и множество комнат. Справа от меня выход на летнюю веранду и лестница. Сверху раздавался топот бегающей туда сюда Мегуми и ее возмущенные крики.
Что, двери закрыты? Ха-ха, не долго ты радовалась, малышка!
Я прошла к дивану и коснулась его пальцами, замечая появившийся проход. Он расширяется, или у меня галлюцинации?... нет, он реально расширяется!
Оглянувшись в сторону лестницы, долго не думала. Я прошла к проходу и выдохнула: всего-навсего кухня. Темный гарнитур, панорамное окно слева, справа еще одна дверь. Метров, наверное, двадцать в длину и пять в ширину. Не знаю, у меня с глазомером все плохо.
— Что за пипец! — голос Мегуми оказался совсем рядом. Я вздрогнула от неожиданности и сделала шаг назад. Разъяренная девчонка плюхнулась на белоснежный диван. Нет, белый — ужасен. Хочу красный! — Все двери, кроме двух, закрыты! О, это телик? Где пульт?!
Я усмехнулась, поражаясь наглости этой девчонки. Она принялась поднимать подушки в поисках пульта, но делать этого не надо было:я подошла и ткнула кнопку сбоку, делая шаг к ней, чтобы видеть экран. Он сверкнул белым, загорелась кнопка и... он не работает. Разочарованно вздохнув, сунула руки в карманы и направилась в сторону лестницы. Меня всегда зачаровывали вторые этажи.
Как я и думала — двери заперты. Я уже после двух запертых решила не дергать золотые ручки, просто пройдя к тем, что были открыты на распашку. Обе эти комнаты являлись спальнями. Вздохнув, вернулась к Мегуми.
— Кстати, нужно... — она не успела договорить, как меня выдернуло из подсознания.
Вздрогнув, резко вздохнула и распахнула глаза. Чувство, будто я очнулась после кошмара.
***
Я злилась, чувствуя на себе взгляды того блондинчика с последней парты. Я сама сидела на последней, разлеглась на ней и водила карандашом по листу бумаги. Все тут были как минимум на год-два старше меня и, быть честной, я не хотела и не должна была здесь сидеть, но, так как Окадзаки чуть ли не с пеленок учат медицине, тут делают поблажки в виде возраста. Рекорд, при котором Окадзаки пускали в операционную — шестнадцать лет, хотя по правилам минимум с восемнадцати.
Нудный сенсей читал не менее нудную лекцию про разделы медицины. Я вздохнула, начиная выводить карандашом большие иероглифы на бумаге. Выпрямилась, осматривая художество, и повернула к смотрящему на меня парню. Он тут же вздрогнул и отвернулся, но через пару секунд снова повернулся и прочитал мое послание.
Что ты от меня хочешь?
Он хмыкнул и бросил взгляд на сенсея. Я интуитивно опустила тетрадку, отвела глаза и принялась стирать художества резинкой. Повернулась на стук ручки по столу.
Подружиться. Я Фудзияма Рей.
Закатив глаза, дальше принялась стирать карандаш. Знакомства не помешают, но я очень вымотана, чтобы поддерживать дружеские отношения. Задумавшись над ответом, подняла ладошки к лицу и накрыла правую левой, нащупывая пластырь.
Снова стук ручки.
Я знаю твое имя. Мегуми Окадзаки.
Я подняла большой палец вверх. Класс.
Чтобы отвлечься от парня, начала конспектировать слова учителя. Какаши нужны доказательства, что я и правда была на лекции, ибо, как говорила я в прошлой жизни, я дошутилась. Вспоминая парня я невольно вздохнула и почувствовала приятное покалывание в груди. Слегка улыбнувшись, расслабилась.
Занятия ирьениндзюцу проходят в среднем по размеру лектории. Лекторий рассчитан на весь персонал(врачи и медсестры), но, так как тут уже давно никто не читал лекций(как минимум с времен последней войны — это помещение использовали как: а)огромную палату, б)убежище для мирных), было решено тут проводить обучение для будущих врачей. Учащихся было мало, а мест много, поэтому лишние стулья отставили в стороны. Пять рядов по семь одиночных парт.
Разглядывая кабинет наткнулась на еле-еле заметное пятно на стене. Кажется, от крови. Ого, — я удивилась, — уже больше года прошло, оно до сих пор не отмылось.
Перемены в деревне были. И были они видны не вооруженным глазом.
Если при Минато деревня расцвела, то при Хирузене завяла обратно. Я следила взглядом за потасовкой на улице, в которой полицейские избивали бездомного мужчину. Пальцы задрожали от страха. Поспешно отведя взгляд, уставилась на протертый лист тетрадки.
Цены растут, зарплаты хорошо, если не снизят, а то и такое было. Налоги на все и вся, еще и по цене огромные. Чувствую, еще чуть-чуть и начнется хаос. Все на грани.
Следующее послание было ближе к концу занятия.
Следующее занятие в пятницу. Ты придешь?
Я ничего ему не ответила, но на занятие пришла. И почему-то мне такие разговоры нравились. «Разговор без обязательств».
***
В субботу, когда нет ни танцев, ни медицины, ни академии, шел дождь. Озябшими руками я наливала себе и Какаши горячий чай, пока он придерживал нагревшееся одеяло на моих плечах. Дома было холодно, и пропади пропадом мастера фуиндзюцу, обещающие починить греющие камни уже две недели. Приходится спасаться чем-то теплым.
Ладошки обжигает, и жжение напоминает мне о тех событиях. Если бы не стоящий рядом парень, я бы упала. Снова страх. Снова. Снова.
— Все в порядке, это просто чай.
Он говорит с целью успокоить, но в голове возникают картинки недавнего прошлого. У меня нет двух пальцев и почти потеряна чувствительность в правой кисти, но она болит. И она, и пальцы, которых нет. Я торопливо прячу ладошки под одеяло и молчу, отгоняя воспоминания. Он понимающе гладит меня по плечу и берет кружки в одну руку. Подхватывает меня под бедра, привычно усаживая на предплечье, и тащит в сторону дивана.
Мы молчим. Я рассматриваю культю заместо пальцев, поджимая замерзшие ноги ближе. Ожог на руке не хотел затягиваться. Какаши сидит рядом. Что он делает — не вижу. Оно и не надо.
Дождь ударяет о крышу и стекла. Невольно перевожу взгляд на окно. Ненавижу дождь — когда я узнала, что они мертвы, шел дождь. Остатки пожара тоже затушил дождь. Тела сгоревших людей размыл дождь. Дождь. Дождь. До...
— Ты дрожишь.
Я вздрогнула, чуть не опрокинув чашку с горячим чаем. Втянув носом, казалось бы, приятный запах, закрываю глаза. И зря. Под веками вперемешку вспыхнули события прошлых месяцев. Жизнь с Кушиной и Минато перемешалась с нападением — четко в жилах била мысль, что они там были. Они были и не спасли меня. Я распахнула глаза, слегка покусывая язык, чтобы прийти в сознание. Плакать, казалось, было нечем.
— Я был там, когда рождался ребенок.
Кажется, он думал о том же, о чем и я.
— Я был там. Я... я ничем не мог помочь. Я ничего не мог сделать.
Я отвлеклась от рассматривания кружащихся в кружке чаинок, переводя взгляд на парня. Он сжался, пальцами зарываясь в волосы. Его слова болезненно откликались где-то внутри меня.
— Я был там! Я был! Я мог помочь, но я... я испугался... я почти убил его, но... но Рин...
Он отставил кружку в сторону, на пол. Поднял на меня глаза. Алый шаринган вызвал бурю отрицательных эмоций. Я снова ощутила приступ страха. Голос Какаши его выдавал ровно так же, как и слезы на глазах. Взгляд красноречивее всяких слов.
— Ты ненавидишь меня.
— Нет.
По глазам я поняла, что у него отлегло от сердца. Я отставила кружку на пол, обвила его шею руками и залезла на коленки. Ровно так же, как и больше года назад, в паре метров отсюда. Кожу обожгло холодом.
— Я не ненавижу тебя, — прошептала в шею, пытаясь согреться. На глазах выступили слезы. — Не ненавижу...
— Прости меня, Цуру, прости... — шептал он как в бреду. — Прости, прости...
От этого прозвища я вздрогнула. Кушина его очень любила. Очень любила меня...
Я чувствовала, как быстро бьется его сердце и как дрожат плечи. Я пальцами впивалась в спину, скрытую легкой тканью домашней футболки. Мы оба плакали и я думала, что он врет. Он врет. Он не мог так поступить. Он бы обязательно помог. Он бы помог. Он бы... помог?
Крепко зажмурившись, носом вжалась в его плечо. Я пыталась отогнать те его разочарованные и гневные взгляды на Минато и Кушину, его холод к ним и отстранение. Была ли я этому виной? Нет, нет, нет. Я ни в чем не виновата. Хотя я знаю, что это не так. Я виновата.
На меня резко накатила тяжесть. Не физическая. Мне надоело это всё, я хочу обратно. Я хочу обратно туда, к моей маме, к моей собаке! С ними было так хорошо, пусть и в бедности. Я помню бабушку... Черт, я не помню бабушку! Мою любимую бабушку... она ведь всегда заботилась обо мне... господи, как же звучит ее голос? Как она выглядит?... помню короткие волосы... кудри помню...
Я взвыла от отчаяния. Я не помню ни бабушку, ни маму... мама...
В этот же день его дернули на миссию. Я осталась одна. Снова. Закуталась в одеяло и уснула на диване.
Через два относительно спокойных дня, когда я снова развалилась на диване и читала учебник по медицине, в дверь постучали, а после распахнули. Я даже с дивана свалилась от неожиданности. Сама того не понимая, выскочила в коридор и замерла.
Двое парней в чуунинских жилетах уложили на пол Какаши и начали хозяйничать в доме, не замечая меня. Мальчишка закрыл дверь и начал оказывать Хатаке первую помощь.
Он отработанными действиями расстегнул его жилет, укладывая его под голову. А дальше не помню... вроде прислушался к дыханию, вздохнул с облегчением и начал что-то колоть. Двое парней притащили аптечку, начиная обрабатывать раны.
А я так и стояла в проходе, сжимая в пальцах дверной косяк. Я выглядывала только головой, наблюдая за ними с осторожностью. Они вызывали во мне страх.
Если Какаши доверил им свою жизнь, значит, что они мне не навредят. Значит, они хорошие люди. А если они хорошие люди, значит их можно не боятся.
Парнишка вытер пот со лба и что-то пробурчал парням, а после наткнулся взглядом на меня. Я замерла. Его глаза округлились, а после губы растянулись в усталой улыбке. Она была наиграно-дружелюбной, и от нее по телу побежали мурашки. Ноги заледенели от ужаса.
— Малышка, — сладким голосом протянул он. — Ты же Мегуми, так? Не бойся нас, мы добрые друзья Какаши-семпая...
Все взгляды устремились на меня. Коленки подкосились. Я не могла разжать задереневшие пальцы.
— Мегуми... Мегуми... А, что-то припоминаю, да. Какаши говорил про нее.
— Парни, давайте его на диван, — скомандовал мальчишка и встал на ноги. — Малышка, напоишь гостей?
Я хотела было отказать, но мужчины, проносящие Хатаке, меня отвлекли. Я перевела взгляд на место, где он лежал, и чуть не вскрикнула. Вовремя прикусив язык, только отшатнулась. В глазах начало рябить. Зажмурившись, уперлась лбом в дверной косяк. Только бы не упасть...
— Только если пол за собой вымоете, — сказанула, чтоб отвести от себя любопытный взгляд.
Сидя с ними за столом в напряженном молчании, то и дело бросала взгляды на лежащего на диване Какаши. Все были напряжены, кроме, кажется, этого мальчишки. Пока все растягивали одну кружку чая, он то и дело подливал себе еще. Наглец. Урод. Не стыдно?
Я обвела взглядом его лицо и зацепилась за шрам вдоль уха. Что-что, а в клане меня кое-чему уже научились. Ну, теории, как сводить шрамы. У него темные глаза, любопытным взглядом обводящие весь дом; короткие темные кудри, ему бы пошло, если бы волосы отросли. Сейчас на ежика похож. Черты лица еще детские, но синяки под глазами добавляют пару лет так точно.
— Не смотри на меня таким взглядом, будто это я его, ну, того.
Он выглядел непринужденно. Я прикрыла глаза, прислушиваясь.
— Парни, мы даже не представились! Как не красиво вышло...
Очень, с учетом, что вы притащили его в таком состоянии не в госпиталь, а домой. Мальчишка явно пытался скрасить обстановку и расположить меня к себе. Клоун.
— Я Учиха Шисуи, для тебя можно просто Шисуи, — он подмигнул. Я, сжимая правой ладонью шорты, слегка подняла уголки губ. Как учила ба – коротко, вежливо. — Это Асума Сарутоби, а это – наша хорошая знакомая, Куренай.
Взглянула на нее. Натянула рукав на правую ладошку, пряча культю. Она алыми глазами впилась в кружку, сжавшись. Смешно, что из за короткой стрижки и доскоподобной фигуры я приняла ее за мальчика.
Так, стоп. УЧИХА ШИСУИ???
Боже мой, так я же сохла по нему несколько лет! Как я его не узнала? Боже, боже!!
— Кстати, готовишься к переезду, Малышка-чан?
Я нахмурила брови.
— К какому переезду?
Он удивленно выпучил глаза:
— Ну, земли клана Сенджу стремительно заселяют твои соклановцы. Говорят, вроде бы через месяц первые заселяются, — он задумался. — Да, через месяц. Сарутоби-сама распорядился, чтобы дома отстроили в срочном порядке...
— Я не знала, — опустила глаза в остывший чай, пытаясь сдержать слезы. Меня бросили. Нагло, бесстыдно бросили.
— Видимо, тебе еще не успели сказать, — он нервно улыбнулся и заторопился. — Ну-с, спасибо за чай, мы, пожалуй, пойдем...
От автора: хуетень какая-то вышла, потом перепишу