19
19
Так, с горем пополам, я протянул до зимних каникул образцовым сыном, прилежным учеником и, в целом, серьезным юношей не поддающимся на какие либо провокации улиц и подворотней злачного райончика. Скажу честно, это было не легко, соблазн вернутся в недавнюю беспечную жизнь был велик.
Время шло и схема, нарисованная дядей Толиком, уже крестным родителем, начала немного приедаться. «Ну и что?»: часто не подсознательно возникал у меня в голове вопрос. Все у меня вроде бы как хорошо, схема жизни обрисована, расписана до мельчайших подробностей и уже даже запущена в производство. А что решено и чему так радоваться непонятно, от того что стану провинциальным царьком, командующим кучкой воровитых работяг и перееду жить на окраину цивилизации? И я, пытаясь основательней разобраться в своих мыслях, также задумывался: а что вообще больше завлекло меня в предложенном варианте жизненного успеха без изъянов: любимая или карьерные перспективы? Или эти два понятия так у меня сплелись воедино, что их трудно даже размежевать? И что, закончил я институт, заехал на постоянное место жительства черт знает куда, растворился с местным бомондом, подхватил сурджик, наштамповал детей с единственной любимой и все жизнь течет свои чередом, без каких либо эмоциональных напрягов и переживаний?
С каждым последующим месяцем, меня начало сильно донимать и немного надоедать знание своего будущего наперед. А нужно ли это вообще человеку в шестнадцать лет? Не все так уж гладко в моем светлом будущем, все чаще к такому выводу приходил я. Я начал понемногу отходить от пребывания в состоянии приподнятого духа от того, что в нескольких сотнях километрах меня ждет вторая семья. Мои районные друзья из прошлого это прочувствовали, и начали более оживленно попадаться на глаза. Но я не мог до конца определиться и так просто подвести всех, в том числе самого себя и, от не знания что дальше делать, пребывал в полнейшем замешательстве.
Как и предполагалось, моя семья от бога пригласила меня на зимние каникулы встретить вместе новый год и я, с мыслями о любимой, которую вот -вот увижу вживую, с нетерпением ждал окончания школьной четверти. Во время чего, от дурного влияния района, я спасался всеми возможными способами, в первую очередь, бегством.
Ваня Губа, в этой моей внутренней борьбе, занял нейтральную позицию, ему, выторгованное у меня место заместителя директора на заводе, который он в жизни в глаза не видел, да и толком не знал свои функциональные обязанности, душу грело, но тем не менее, покутить ему хотелось. И он, как и я, сам для себя не мог решить, что для него важнее: перспективы карьерного роста в будущем или увеселительные мероприятия в неограниченном количестве прямо сейчас.
Мне родители заблаговременно купили билет на поезд в Николаев. Дефицит на билеты в сезонное время продолжал существовать как в старое доброе время, и, практически за месяц, им удалось достать только дорогущий билет в спальном вагоне, по цене, чуть ли не половины вагона плацкарта.
За пару дней до нового года я, убедительно попросив родственников меня не провожать, собрал необходимые вещи, поместившиеся в спортивную сумку и направился на вокзал. Как только я зашел в вагон с аббревиатурой СВ, я сразу почувствовал себя как минимум членом правительства. Я поражался его простору и роскоши: белоснежным шторам, зелено-красной вычищенной ковровой дорожке, приветливо улыбающейся нарядной проводнице. Еще совсем недавно, я даже представить себе не мог, что в нашей стране есть вагоны без несчитанного количества грязных рваных носков, торчащих откуда только возможно и, как будто специально, направленных в сторону твоего лица, без запаха сала, сивухи вперемешку с чесноком и луком, идущими как обязательный придаток к билету в плацкарте и сопровождающие тебя в течении всей поездки.
Первый раз в жизни прокачусь в тишине и комфорте, как белый человек: предвкушал я приятную поездку. Единственный мой провожатый Ваня, давая последние наставления в дорогу, настойчиво просил не забыть по приезду уточнить у дяди Толика, какая у замдиректора получка и прилагается ли к этой должности служебный автомобиль. Когда я десятый раз подтвердил, что все сделаю как просит, он чуть ли не задушил меня в крепком мужском объятии и пустил слезу. Когда поезд тронулся, я долго махал рукой в окно одиноко стоящему на перроне Ване.
Устроившись в купе, я достал детектив Чейза и полностью погрузился в чтение, воображая перед собой заокеанскую капиталистическую жизнь, с одной стороны, красивую, яркую, богатую, но как и у нас, насыщенную опасностями, которые подстерегали героев практически за каждым углом. И если бы не отважные детективы, безжалостные гангстеры точно бы утопили Америку в крови. Вскоре в купе вернулся мой единственный попутчик - сурового вида дедушка с седой бородой и обветренным лицом, смахивавший на представителя интеллигентной профессии. Он дал мне почитать не более пяти минут, по истечению которых, вежливо попросил потушить свет, мотивируя это тем, что он пожилой человек и ему по режиму требуется сон. Я, наученный с детства уважать старость, подчинился его просьбе, однако сделал это весьма неохотно, и в темноте растянулся на лежаке. Спать совершенно не хотелось, и я долго вертелся и переворачивался на невероятно широком лежаке элитного купе.
Через какое то время, я проснулся от странного звука, доносящегося из темноты. Я прислушался более внимательно и с места, где по всей видимости находился дедушка, услышал какое-то непрекращающееся бульканье. Звуки были не то что очень сильные, но невероятно раздражающие и, из за них, я никак не мог сосредоточиться на сне. Сначала шел тихий хлопок, а за ним вслед опять это противное бульканье, потом тишина, и через пару минут все возобновлялось заново. Я решил, что это вызвано проблемами кишечного тракта замученного болячками пенсионера и надеялся лишь на то, что за всем этим запаха не последует. Где-то через час, бульканье заменил новый звук, очень напоминающий мне блевание. Заполнивший пространство резкий запах, подтвердил мою версию. Я, с мыслью, что дед подыхает от сердечного или какого либо другого приступа, поспешил оказать ему первую медицинскую помощь.
Я вскочил на ноги, включил свет и увидел деда стоящим на коленях по середине купе и продолжающего активно заливать пол тонкой прослойкой блевотины. Стоящая на столе пустая бутылка водки, раскрытый ящик с под шампанского и, насчитанные мною, валяющиеся на полу пять пустых бутылок игристого вина, доходчиво разъяснили мне причину расстройства желудка престарелого человека. Для моего организма, нескольких литров шампанского, вперемешку с бутылкой водки, вполне хватило, чтобы я в своей блевотине и утопился.
Дед среагировал на включенный свет, оторвал взор от опорожнений организма и посмотрел в мою сторону задумчивым взглядом с небольшим укором, как будто я в чем то перед ним провинился. Я тоже на него смотрел с укором, и так и хотел ему задать всего лишь один, крайне волновавший меня вопрос: и как я тебе, старое падло, своим чтением помешал?
Но я понимал, что призвать его к совести у меня никак не получиться. Я уже знал таких как он, они видят все недостатки других, быстро об этом их информируют, а сами, даже не задумываясь, делают тоже самое.
Я резко вспомнил плацкарт, меньше чем за час, дед сумел перехлестать целый вагон ублюдков, пользующихся этим классом.
Издав хрип и, опираясь на край лежака, он с трудом встал с колен и, с важным видом, плюхнулся на свое место. Приняв полулежащую позу, и, сделав серьезную мимику на лице, он выдержал не долгую паузу, и, как я и предполагал, начал глаголить.
«Сынок, ты знаешь с кем едешь?»
«Нет!»: резко ответил я, не имея малейшего желания узнавать, кем он еще является, кроме того, что он старый алкоголик, да еще и жлоб, пьющий в одиночку.
Тут его голос мгновенно перешел на командный крик и он, с раскрасневшимся от напряжения лицом, что даже на лбу проступили синие вены, прогрохотал: «Я капитан третьего ранга тихоокеанского флота, я сорок лет бороздил моря и океаны. В твои годы, я уже вдоль и поперек пересекал экватор!»
«Надо же, кто бы мог подумать!»: очень наиграно симитировал я удивление.
Что то мне подсказывало, что сегодня мне спать уже не дадут, читать тем более. Я чувствовал по его настрою, что этот отважный в прошлом моряк, в настоящем – обычный рядовой пропойца, собирается поделиться со мной наболевшим. Расположившись на своем месте, он всем своим видом показывал, что мне следует его воспринимать как самого уважаемого человека, которого мне довелось встретить в своей жизни. То что его борода была замазана блевотиной, и то что он был наряжен в одни трусы, его вообще не смущало. Он видно считал, что такие мелочи не способны бросить тень на его величие и испортить общей картины.
«Спросишь любого в Николаеве кто такой Сергей Тимофеевич, и ты поймешь, с кем ты ехал!»: гордо заметил он.
Эта фраза меня не удивила, я еще ни разу в жизни не встречал незнакомца, который бил бы себя в грудь и громко заявлял, что он полное гавно и ничтожество, что могут подтвердить все его земляки и родственники. Хотя почему то я уверен, что таких из них было большинство.
После громкого интригующего вступления, дед перешел на нормальный тон и принялся более детально описывать героические будни отважных советских моряков. Моя догадка подтверждалась, что в эту ночь спать мне уже никто не даст, и я протянул руку к чайному стакану, в секунду, заполненного дедом игристым вином. Поездка была долгой и чтобы рационально использовать время, старик решил мне пересказать всю свою биографию от и до, и чтобы эти рассказы были не такими утомительными, я интенсивно вливал в себя пойло. Через несколько часов, к блеванию деда присоединился и я, сначала мы пытались за собой убирать, активно используя постельное белье как тряпки, потом, когда два комплекта были полностью использованы, мы прекратили, как говорил капитан, драить палубу. Мы продолжали, одну за другой, раскупоривать бутылки Советского шампанского, вероятней всего, предназначенные для его родственников в Николаеве, у которых, по всей видимости, тот новый год был встречен в духе сухого закона.
Когда начало светать, возрастная разница между нами была полностью стерта и мы, обнявшись, пели про Костю моряка и другие ранее неизвестные мне песни на морскую тематику. Я не очень хотел петь, также я и пить не хотел в тот вечер, просто мне надо было как то отвлечься, чтобы перестать злиться на старика. А он меня злил, и это могло плохо для него закончиться, и для меня тоже.
В перерывах между затяжным пьяным ревом и обоюдным блеванием в позе партер, дед посвящал меня в тонкости жизни морского волка. Так он, с трудом встал на полусогнутые ноги, и, осознав, что добраться до тамбура у него не получиться, закурил сигарету прямо в купе. После чего, он начал учить меня всевозможным премудростям. Он наглядно продемонстрировал мне, как надо себя правильно вести при семи бальном шторме в открытом море, как нужно загонять стаи ставриды в сети, как лучше управлять свободолюбивыми и вечно пьяными матросами. Также, он раскрыл мне несколько интимных секретов, в каких борделях мировых портов самые дешевые и одновременно умелые проститутки.
«Малыш будешь в Марселе, в ближайшем доке разыщи Мерлин, ты ее сразу узнаешь она вот такая», и для точного описания своей заграничной подруги приставил руки почти в метре от груди.
«Понял?»: дружелюбно обратился ко мне дед.
«Передай ей привет от Джонни», «Она почему то называла меня Джонни», с блаженной улыбкой продолжил он.
В ближайшее время, я не планировал посещать Марсель, но если бы там случайно оказался, я не делал бы этого, так как вовсе не доверял вкусу капитана. Упомянутую Мерлин я представлял себе так: старушка, примерно такого же возраста как он, которая всему предпочитает такие же способы релаксации. Обычно она валяется где то на пирсе, и представляет интерес только для таких Джонни, сошедших с корабля страны, в которой секс рассматривался как один из аморальнейших способов времяпрепровождения. Этот негласный запрет на плотские утехи в советах и помогал ей немного подзаработать, чтобы все просадить в ближайшем пабе. Чем больше он про нее мне рассказывал, тем сильнее она становилась мне противна. И если ей этот Джонни, как он утверждал, еще и нравился как человек и деньги было не главное в их романе, тогда я точно пас: твердо решил я.
«Да, да!», кивал я в ответ на все его ремарки и, опрокидывая в глотку новый заполненный стакан, мгновенно выблевал его наружу.
Также он открыл мне особо секретную тайну, взяв с меня слово, что я ее ни под какими пытками не раскрою. Когда я поклялся всеми святыми, он протянулся к моему уху, и, оборачиваясь по сторонам, как будто боясь, что нас может кто то подслушать, прошептал: «Черное море, это на самом деле не море!»
«А что?»: переспросил я, и сразу же себя за это осудил, так как мне было плевать на любое его мнение.
«Это озеро»: прошептал он.
Я подумал, что это специфическая морская шутка, такая же тупая, как все что он извергал из себя и улыбнулся, однако посмотрев в лицо капитана, понял, что он как никогда серьезен. Он продолжал плотно держать указательный палец у губ и шипеть: «Только тссс!». «Никому ты слышишь никому!»
Не знаю, шутил ли он или просто идиотничал, единственное что я понимал, что деньги, заплаченные моими родителями за повышенный комфорт, были выброшены на ветер.
Потом я видно на какое то время отрубился и когда открыл глаза, передо мной предстала неутешительная картина: еще недавно уютное с элементами роскоши купе превратилось в помойную яму. Я сидел по щиколотку в своей и деда блевотине, в которой, как кораблики, плавали пустые бутылки от шампанского и частицы скудной закуски, шторы и обивка, использованные нашей необузданной компанией как полотенца, приняли отталкивающий вид, а столик был кем то из нас переломан на пополам.
Дед лежал на спине с закрытыми глазами и открытым ртом, через который тяжело дышал и периодически выкрикивал фразы: «9 узлов!» «держи штурвал прямо, движемся на север!» «право руля, полундра!» периодически разбавляя их матерными словами в широком ассортименте.
Из коридора проводница крикнула «Николаев!»
Я, под действием этих слов, вышел из штопора и приступил приводить себя в порядок. Вскоре я понял, что это сделать практически невозможно. Я продолжал быть мертвецки пьяным, ноги меня совершено не слушались и, попытка отряхнуться, обернулась болезненным падением на очень грязный пол. Шум падения привлек внимание деда, он оторвал голову от подушки, посмотрев на меня, недоброжелательно скривился и осуждающе промолвил: «не умеешь пить юнга, не лезь!», и снова погрузил голову в подушку.
Поезд остановился и я, рассмотрев в окне вокзал, нагнувшись, прокричал деду на ухо -«Николаев!»
«Нахер нам этот Николаев, мы едем с тобой во Владивосток. Наливай матрос!»
За пару минут, из юнги я был повышен до ранга матроса, но эта головокружительная карьера не затмила мой разум. Я почему то не испытывал к нему за это благодарности, также за то, что он меня напоил.
«Владивосток, больше нигде не сойду!: во всю глотку кричал он.
Видно эта мысль его зацепила. Как он собирался на поезде Киев – Николаев доехать до Владивостока не понятно, это не корабль и не самолет, даже если он возьмет в заложники экипаж, они его смогут довезти только до туда, где заканчиваются рельсы. Но то были его проблемы, меня они не волновали.
«Владивосток!»: продолжал он кричать.
Я понял, что у деда начался или скорее, продолжается приступ белочки и мне, ради своего блага, надо любыми способами побыстрее отрываться от него, собраться силами и выбираться из купе. Я, применив титанические усилия, взял себя в руки, нащупал свою сумку и потянулся к ручке двери купе.
На мое прощанье дед, не открывая глаз, лаконично ответил: «вали нахер юнга».
И так я был вновь разжалован в юнги, но я не расстроился, но также я бы не обрадовался, если бы он мне подарил свой капитанский китель и даже если бы он меня назначил адмиралом всего флота.
Также, вдогонку, он успел мне прокричать истерическим голосом: «Предатель! Иуда! Трус!».
И на такой малодружелюбной нотке мы разошлись как в море корабли. Меня на перроне ждали дядя Толик с Ленкой и когда уже все вышли из поезда, не обнаружив меня среди них, они были весьма озадачены. Как оказалось, я вышел где то через получаса после прибытия поезда. После прощания с дедом у меня появились небольшие провалы в памяти и дальнейшие события я уже не помнил. Со слов Ленки, через какое-то время, когда они уже собирались идти в диспетчерскую, из дверей вагона выпала моя дорожная сумка, а за ней я, прямо на сумку. Последствия лошадиных доз моряков тихоокеанского флота для городского подростка были просто губительными. Меня с трудом поместили в машину, вначале я брыкался, потом завалился сзади спать, громко храпел и, на резких поворотах, выкрикивал в пьяном бреду жуткие ругательства. Также, пересказывала мне Лена, на середине пути, я открыл глаза и, похлопав ее отца по спине, попросил остановить автомобиль фразой: «Машинист притормози, мне надо вдохнуть глоток свежего воздуха», после, на улице, продемонстрировал симптомы сильной интоксикации.
На следующий день обещали новый год и как только проснулся, я тотчас принялся приводить себя в порядок. Голова трещала и ходила кругом, руки меня не слушались, я решил не шутить с бритьем и, разглядев на тумбочке расческу, схватил ее, и принялся интенсивно массажировать ею голову. Полностью отдавшись этому занятию я прохаживался по комнате, умирая со стыда от одной лишь мысли, как после вчерашнего покажусь на глаза крестному. Отражение в зеркале напомнило мне, что я уже как пару месяцев стригусь наголо и я раздраженно отбросил расческу в сторону. После чего, я осмотрел свою верхнюю одежду и, с тяжелым вздохом, приступил к очистке ее от посторонних элементов. Спортивный костюм еще кое-как, с горем пополам, если не брать в расчет парочку жирных пятен, принял первозданный вид, но мои парадные кроссовки, поменяли свой родной белый цвет на грязно-серый и интенсивное трение обо все попадающиеся на глаза предметы, помогло лишь немного очистить буквы названия фирмы производителя «Адидас». Если честно сказать, к ведущей немецкой марке моя спортивная обувь не имела никакого отношения, о чем наглядно свидетельствовала лишняя буква д в середине слова и три буквы «с» на конце и шили их я думаю точно не в Баварии, а в подвале подольского базара, где я их и купил. Но эту тайну в тихом городишке крестного никто не мог знать, провинциалы никогда не отличались совершенными знаниями европейских языков и я насчет этого был спокоен. Я, в целях рекреации после вчерашнего, живо шагнул на улицу, желая не только проветриться, но и удивить прохожих диковинками западного мира, обутыми на мои ноги. Любимые буквы, видневшиеся на язычке кроссовок, немного приободрили меня и я, с мыслью, завтра новый год, весело шагал по центру города.
Окружающая атмосфера никак не давала мне настроится на столь почитаемый праздник: снег в этой географической широте полностью отсутствовал, в лицо дул неприятный холодный ветер и, наряженная во дворе гирляндами и игрушками пихта, совершенно не справлялась со своей задачей подменить традиционную ель. После вчерашней морской дозы, явно не для моего растущего организма, голова ни на минуту не давала о себе забыть, и, побродив туда-сюда по двору, я несколько раз предложил женщинам помощь в подготовке к праздничному столу, и когда полностью убедился, что моя помощь не требуется, не придумав ничего лучшего, свернул в винный погреб. Пару бокалов вина из отборного винограда, сделанного как для своих, вылечили меня мгновенно. Я решил не злоупотреблять и остановиться на этой парочке хотя бы до вечера, так как уже успел засветиться с громким приездом.
Празднование Нового года в глубинке было стандартным для всего бывшего СССР. Ровно в 10 вечера семейное застолье за обильно заставленным деликатесами столом, за пару минут до нового года официальное поздравление от главы государства, потом бой курантов и, под радостные вопли присутствующих и брызги шампанского во все стороны, пожелания друг другу всего хорошего в только как наступившем новом году. Традиционный напиток нового года шампанское я даже не пригубил, и незаметно отставил бокал в сторону, так как успел надолго им насладится еще в поезде. Чего тут не было, так это праздничного салюта, однако провинциалы не удовлетворились просмотром столичного фейерверка с экрана телевизора и устроили собственный - дикой пальбой из ружей. Дядя Толик от местных не отставал и, во время боя часов, забежал в дом и вышел облаченный в ленту с патронами и сразу с двумя охотничьими ружьями, одно из которых протянул мне. Предложенное занятие - навеселе палить в небо мне пришло по душе, однако нам это вскоре надоело и, с оставшихся патронов, мы принялись расстреливать висевшие на пихте новогодние игрушки. Это занятие было куда по веселее, но, почему то, было принято в штыки женским коллективом.
Новый год прошел, праздничные блюда на третий день закончились и мой разум начала одолевать провинциальная тоска. Зимой там делать было вообще нечего, улицы были пустынными как в вымершем после чумы городе, да еще погода безустанно выдавала моросящий противный дождь с обдувающим со всех сторон и пронизывающим до мозга костей ветерком. И я, чтобы не загнуться от скуки, вынужден был частенько захаживать в погреб, где хоть как-то мог поднять себе настроение.
Встреча с Ленкой была волнующей, видеть ее рядом было невероятно приятно, общаться, делится новостями и просто быть вместе. Но эта встреча после долгой разлуки была лишена предыдущего запала и проходила как само собой разумеющееся, интрига отношений ушла в небытие, и, уже через каких то несколько дней после моего приезда, бывали моменты, когда я ловил себя на мысли, что она меня откровенно раздражает.
Ровно через две недели закончилось время моего турне и я собирался в дорогу назад. Перед самим отъездом, я, то и дело, бегал в погреб и когда садился в машину к крестному, уже еле стоял на ногах. На перроне я попрощался с Ленкой и, подымаясь в вагон, столкнулся с непреодолимым препятствием - трапом поезда. Я так надрался, что не мог его преодолеть привычным для человека способом. После третей неудачной попытки, я уже включил в ход руки, и просто полз по нему вверх, подобно янычару, который берет штурмом неприступную стену крепости. Однако для моего состояния трап оказался невероятно крутым и скользким, да еще, набитая доверху тяжеленными сувенирами и гостинцами сумка, сильно давила на ослабленные плечи и я, продвинувшись на пару ступенек, все равно, в конце, безвольно сползал вниз.
За этим всем, со стороны, наблюдал проводник и бросил хамскую реплику в мою сторону. Я, как следует в таких случаях, послал его куда надо, на что он оперативно по рации вызвал полдюжины проводников и они меня дружно оторвали от трапа и бросили прямо на перрон. Потом подошел, вызванный проводником патруль, аккуратно, за шиворот, подобрал меня с земли и повел куда следует в таких случаях.
Ленка не растерялась, и быстро побежала к папе в машину. Вскоре, я был щедро выкуплен из лап правосудия и двери обезьянника предо мной открылись настежь. Все казалось закончилось хорошо, если не учитывать одно обстоятельство - мой поезд уже как двадцать минут назад уехал.
Дядя Толик взял в общей кассе имеющийся в наличии билет на Киев, продлив таким образом мне каникулы на две недели. По приезду домой, он перезвонил моим родителям, предупредив об этом, на следующий день моя мама позвонила мне и успокоила, что обо всем в школе договорилась. Единственное что могу сказать - это были тяжелые четырнадцать дней для моей печени, а насчет личных отношений: случайная удача для влюбленных подростков, побыть еще немного вместе, неожиданно обернулась регулярными склоками и сценами и, со стороны, мы больше походили на семейную пару, прожившую под одной крышей не один десяток лет. Во многом признаю, был виноват я со своими пьяными буднями, но и она могла мне делать замечания в более мягкой форме и пореже, все таки, без двух минут, как глава семейства, да еще в таком патриархальном обществе.
Когда я вернулся в этот раз в Киев, мне он показался сказочным городом из детских грез. Все в нем, начиная с вокзала, потом метро и выход на родном Подоле, мною воспринималось на высоком эмоциональном подъеме. Как я радовался, когда на перроне увидел Ваню Губу, как мне были интересны рассказы о его надуманных приключениях за время моего отсутствия, а его краткой описью громких, а по сути пустых событий района, я завораживался похлеще, чем мировыми бестселлерами или оскароносными фильмами.
Придя домой и закрывшись в своей комнате, я немного загрустил, так как очень скоро покину любимый город, родной Подол и буду жить на задворках цивилизации где все по другому и не так как надо. Появившуюся мысль: «а может ну его все к черту?», я быстро приглушил, так как дал слово Лене и перед дядей Толиком было как то неудобно.
Вскоре все пошло своим чередом: школа, где я вновь с головой окунулся в учебу, тренировки, вечерние прогулки с Ваней Губой и попытки обходить стороной неблагополучные точки района. Опять пошли в ход часовые переговоры по межгороду с любимой, составления поздними вечерами писем с множеством грамматических ошибок, но зато, идущими прямо от души. Через неделю после прибытия домой, я опять начал испытывать неземные чувства к Ленке, ежедневно думая и тоскуя о ней, и никак не мог понять, куда запропастились эти ощущения при встрече с ней вживую, да еще и месячном совместном проживании?
Зиму резко заменила весна, Киев начал потихоньку избавляться от снежного покрова, на деревьях стали пробиваться почки, солнце засветило ярче и жизнерадостней. Киевскиедевушки волнующий запах весны учуяли раньше всех, и принялись резко сбрасывать с себя теплые одеяния, бесстыдно оголяя свои части тела, в первую очередь, ножки, у кого просто совершенные, а многие, скажем честно, так себе. Но благодаря этому новшеству, что первые что вторые, невероятно украсили и оживили городские пейзажи. Я же прогуливаясь по воскресшим после зимней спячки улицам, насильно убирал взгляд от очаровательных киевлянок, под такую формулировку у меня подходила практически каждая вторая от 14 до тридцатилетнего возраста. Я безустанно напоминал себе, что у меня уже имеется любимая на всю жизнь, и чтобы как то отвлечься от похотливых мыслей, пытался увлечься красотой весенней природы, но надо признать, тупое глазение на верхушки зеленеющих деревьев и слушание щебетания прилетевших птиц, утешало меня слабо.
Переломный момент в моей жизни наступил первого апреля. День юмора на полную посмеялся над моей блестящей карьерой и счастливой определенной семейной жизнью, правда с небольшим неудобством - далеко от любимого Киева. Первое апреля того года припало на выходной день, с раннего утра, моя комната была ярко освещена теплыми лучами солнца, которое настойчиво манило выйти на улицу. Я с большим удовольствием, с первого раза, откликнулся на мамину просьбу сходить в магазин за хлебом. Как обычно, перед выходом на улицу по самому пустяковому поводу, я звонил Ване Губе, который, казалось не имея своей личной жизни, вечно дежурил возле телефона и был всегда готов в качестве попутчика меня сопровождать в любую точку города и по любому заданию.
Мы вышли на улицу, болтали о своем и, внезапно, Ванино лицо обрело несвойственную ему озадаченность и он, тыкая пальцем куда то в толпу людей, произнес: «смотри Дима Горенко!»
«Не подкалуй!»: ответил я, будучи уверенным, что это стандартный тупой первоапрельский розыгрыш.
«Серьезно смотри!»: повторил Губа.
Я посмотрел в сторону, указанную Ваней и увидел человека в старой куртке Косого, оборванных с низу затасканных военных штанах и кедах, одетых на босую ногу. Его лицо было обильно заросшим и вымазанное сажей, впавшие в свои орбиты глаза полны печали, а тело высушенное как у профессиональной модели. Однако, это действительно был Дима Горенко. Он, зафиксировав буханку под мышкой, стоял возле входа в хлебный магазин и, загнанно оглядываясь по сторонам, отламывал большие куски и, подобно крупной рептилии, тотчас их проглатывал. Его лицо казалось постарело на лет десять и выглядел он очень жалко. Если бы он стал на паперти, уверен, у профессиональных попрошаек не было бы единого шанса что то заполучить от сердобольных граждан, все бы забирал Димон.
Если известный всему району скряга и жмот Косой дал ему свою, пускай даже старую куртку, я понял, что его история заслуживает не только внимания, но и сострадания.
«Привет малые!»: улыбнувшись произнес он, и, мы радостно пожав друг другу руки, свернули в подворотню, где присели на лавочку.
«А что с армией?»: спросил я его.
«Не знаю, я от туда уже как три месяца назад свалил!»: ответил Дима, не переставая заглатывать куски хлеба.
«А каким образом»?
«Да прямо с поста. Как только меня оставили без внимания и поставили в ночной пост, я бросил автомат в сторону и, куда глаза глядят, побежал через поле. И так с Одессы три месяца добирался до Киева на электричках, попутках, в товарных вагонах, две недели жил на складе, где за жратву работал грузчиком, и только сегодня утром добрался до Киева!»
«Так ты ж в розыске?»: сделал я глупейший вывод.
«Понятное дело. Спасибо Косому дал мне куртку, а то я вообще приехал в одной рубашке!»
«А что родители?»: продолжал я засыпать его вопросами.
«Меня же маманя подставила, я ей даже и не звонил. Квартиру мою сдала в наем под офис бизнесменам стерва и я даже не знаю, где сегодня буду ночевать!»
Я дал ему пару купонов, чтобы он себе еще что то купил поесть, так как когда Димон внезапно обнаружил, что его батон закончился, его охватил приступ отчаянья, глаза в миг потускнели, тело задрожало в агонии, и все шло к тому, что он сейчас, прямо у нас на глазах, скончается от безысходности.
Мы договорились встретиться с Димоном вечером и пошли домой.
Вечером, в назначенном месте, собрались самые активные члены компании, в свое время, ярко зажигавшие на квартире Димона - это Косой, Тима, я с Губой и, к тому времени, озябший от холода Димон. Правда, большинство не откликнулись на Димино приглашение. Усиленно напрягая свои мозги, мы думали как помочь попавшему в беду общему другу. И каждый, в меру своей фантазии, придумывал свою версию выхода из кризиса, поочередно бросая вслух предложение за предложением. Фантазии у нас было хоть отбавляй, варианты получались разными и один другого краше: тут прозвучала идея произвести пластическую операцию, пересечь Димону государственную границу на козьих ножках, купить паспорт на новую фамилию. Это при том, что мы все четверо осознавали, что на соответствующее пожертвование все вместе, с большим трудом, способны наскрести не более нескольких долларов. Тима вообще предложил ему поменять пол и самому прийти в военкомат и заявить, что они при призыве ошиблись. Как это было частенько на квартире, после этого предложения, Димон с Тимой сцепились в схватке и мы, втроем, с трудом их разборонили. Тима получил увесистый подзатыльник от Косого и, поглаживая травмированное место, обиженным голосом оправдывался: «Что пошутить нельзя?»
Видать после удара, в его мозг поступил свежий прилив крови, стимулируя его работать на полную катушку и следующие его предложение, на тот момент, оказалось самым реалистичным.
«Что тут думать!»: промолвил Тима.
«Надо взломать его сданную под офис хату, вытащить всю технику, продать, а деньги поделить поровну!»
«Димону можно будет дать чуть больше, а с деньгами точно не пропадет, если конечно не дурак!»: закончил Тима.
Последнюю реплику он произнес таким тоном, что было понятно, он в этом сильно сомневается.
Сия идея пришлась всем по душе, кроме пожалуй Вани, который оцепенел от страха, осознавая, что он будет в этом всем участвовать.
Мы не могли допустить, чтобы наш друг ночевал в подвале в компании крыс и бомжей и неотложно приступили осуществлять задуманное. Мы дождались, когда в окнах офиса, бывшего нашего молодежного клуба досуга, потух свет и приступили к действию. Пытаться ломать прочную дверь было бесполезно, и Тима решил залезть на третий этаж по стене. На первый взгляд, из за своего двухметрового роста, незграбный Тима, продемонстрировал пластику профессионального гимнаста. Когда я, со стороны, смотрел на его восхождение вверх, мне на ум приходили фрагменты из передачи «в мире животных» и Тима, со своим вытянутым телом, в темноте, очень походил на крупную анаконду, медленно ползучую вверх по кроне дерева в тропическом лесу. Без особых трудностей, Тима взял нужную высоту и, уже через пару минут, маячил нам зажигалкой с балкона Димы. Мы зашли в парадное и поднялись к двери, которая тотчас щелкнула и открылась.
Перед нами предстала совершенно иная обстановка, ранее хорошо нам известной квартиры и так там все изменилось, что ее даже с трудом можно было узнать. Стены и потолок квартиры были заклеены белоснежными обоями, допотопную рухлядь заменила деловая заграничная мебель с множеством оргтехники, такой как компьютеры, факсы, принтеры и многие не известные нам аппараты.
Окрыленный успехом Тима, небеспочвенно чувствуя себя героем дня, важно уселся в коричневое кожаное кресло директора и, забросив ноги на стол, закурил сигарету. Рассевшись кто куда, мы все вместе были немного оглушены увиденным и подпали под влияние, витавшей в офисе деловой атмосферы. Предавшись мечтам, мы на короткое время почувствовали себя в роли воротил бизнеса, которые продают каждый день составами нефть и бензин или партиями самолеты и танкеры.
Тима время зря не терял, докурив сигарету, затушил бычок в хрустальной пепельнице и начал активно шурудеть по полочкам и ящикам. Из директорского стола он извлек жестяную коробку с сигарами и угостил всех нас. Мы с трудом подкурили толстенные сигары и я, как все, глубоко затягивая едкий дым, чувствовал горечь и жжение в легких. И так мы все вместе, кашляя и чертыхаясь, но тем не менее, в течении получаса докурили сигары до конца.
После чего Косой бросил предложение: «а нахрена офис растаскивать?» «Сюда ж вечером можно будет телок водить и представляться бизнесменами?»
«А что с Димоном?»: кто то произнес, кажется я.
«Дима пусть здесь и ночует, а рано утром будет уходить, а потом таким макаром вечером будем мы заходить!»
Эта идея понравилась всем близким друзьям Димы, офис имел такой уютный и завлекающий вид, и так не хотелось что то убирать из общего интерьера. Один Димон, от данного предложения, похоже не остался в большом восторге, но мы были гражданами демократического государства и с его стороны было бы просто не красиво, перечить мнению абсолютного большинства.
Все дали свое добро и мы, подключив технику к сети, расселись по рабочим местам и принялись обучаться работать с офисной техникой. Чувствительная аппаратура страдала капитально и мы «методом тыка» настойчиво клацая на все кнопки, пытались запустить машины в ход. Вскоре, мы смогли не только включать компы, но и что то там находить. Комнаты переливались в ярких цветах, отражающихся от экранов мониторов, заскрипели включенные механизмы, и, со стороны, можно было подумать, что в офис пришла ночная смена. В часа два ночи мы разошлись, оставив Димона на ночлег.
На следующий день, к девяти вечера, мы были уже на своем рабочем месте. Офисная техника вновь подверглась вандальскому обхождению, в первую очередь, компьютеры. Мы не ставили перед собой определенной задачи, чего мы хотим от компьютеров, относясь к ним как к волшебным изобретениям, при правильном обхождении, способными выполнить любое твое самое потаенное желание. Нажимать подряд на все кнопки шедевров западной инженерной мысли мне лично доставляло невероятное удовольствие, также среди нас превалировало мнение, что мы таким образом обучаемся полезному делу и, автоматически, повышаем свой интеллектуальный уровень.
Меня хорошо поймут ровесники, так как, в то время, в средних школах на уроках информатики работа с вычислительной техникой проводилась таким образом: учительница рисовала на доске компьютер со всеми его комплектующими и указкой показывала основные рычаги управления им и разъясняла возможности его применения. Лично в моем классе, в течении целого года, никто так и не понял, что она имеет в виду и, вообще, из мира ли она сего. Единственное, что мы знали наверняка, что в компьютере есть игрушки, всякие бродилки, стрелялки, тетрис и шахматы, в которых, почему то, нельзя никогда выиграть. А еще, мы тогда уже были наслышаны о прогрессивных западных уголовниках – хакерах, через такие же компьютеры ворующих миллионы с банковских счетов и были уверены, что еще совсем чуть - чуть понажимаем, подобрав правильную комбинацию знаков, и у нас тоже что то получится утянуть, понятное дело, не миллион сразу, но хотя бы, для начала, десятку на пиво. Откуда появиться определенная купюра, вылезет ли она через экран, или через какую-то щель механизма или вообще придет почтовым переводом, никто особо не задумывался. Время шло, деньги на наши головы ни откуда ни сыпались, и многие охладели к этой затее.
Самым одаренным среди чайников оказался Ваня Губа, который, каким то чудом, смог найти игры в компе, и мы с ним решили немного повременить с разорением мировых финансовых структур и, с головой, окунулись в виртуальный мир развлечений.
Косой, лет десять не державший в руках шариковой ручки, вскоре устал давить на правильные кнопки и плюнул на это дело. Он достал свою объемную записную книжку, и принялся наяривать иногородним знакомым и родственникам из ближнего зарубежья, пытаясь как можно больше выговорить шарового времени. Прозвонив всем своим близким из далека и выяснив с ними, все что только возможно, он приступал названивать знакомым, малознакомым или вообще не знакомым девушкам. Косой, строго в алфавитном порядке, набирал номера и начиная с прелюдия: «Узнала?», не торопливым голосом забрасывал девушек комплиментами и красивыми фразами заманивал в гости, как он говорил, к нему в офис. Неудачи его не смущали, и он, получив очередной отказ, хладнокровно набирал следующий номер, и, подобно заевшей пластинке проигрывателя, диктовал, слово в слово, тот же самый текст с одним лишь внесенным изменением - новым женским именем.
Дима тоже отошел от малопривлекавшей его внимание передовой техники и полез в книжный шкаф, принявшись изучать современную деловую литературу.
Через какое-то время нас привлек громкий крик Тимы.
«Есть! Оно!»: выкрикивал Тима, нажимая светящиеся кнопки громоздкого неприглядного аппарата, стоящего в углу центральной комнаты.
«Это же цветной ксерокс!»: счастливым голосом продолжал вопить Тима.
«Ну и что?»: в один голос, все дружно ответили ему.
«Тут много всего чего есть»: заявил Димон.
«Сейчас увидите»: ответил он.
После чего Тима, порывшись в кармане, достал сто купонов и, положив их под крышку, нажал пару кнопок, аппарат произвел противный скрип и, через несколько секунд, из отверстия внизу вылез листок бумаги, по центру которого четко виднелся отпечаток ста купонов. Дальнейших разъяснений к чему он клонит, никому не потребовалось. Осознание того, что это означает, меня сильно взбудоражило, Косой сразу вслух начал подчитывать возможную прибыль, а, от волнения вспотевший Ваня, чуть ли ни упал в обморок.
Так офис ежедневно начал работать в две смены: с 9 до 18 бизнесмены продавали и покупали коммерческие товары и вечером, обычно около девяти, приходили мы. Иногда правда возникали определенные сбои, как правило два раза в неделю, по средам и пятницам, гадкий коротконогий директор с секретаршей, бывало и до полуночи, при выключенном свете, что то доделывали в комнате с кожаным диваном. Стоять как дураки под окнами, да еще при возникших обстоятельствах, у нас не было мочи, и Косой изобрел метод ускорять вечернее возвращение офисных работников домой, к своим семьям. Он кулаком сильно был по припаркованной прямо под окнами машине директора и, на режущий слух зов сигнализации, руководитель выбегал на улицу как ошпаренный.
В одну пятницу, чтобы на тот вечер полностью у него отбить похотливые желания, это пришлось проделывать трижды. Потом Тима залазил в форточку, впускал своих компаньонов, то есть нас, и офис, после небольшого перерыва, продолжал работать. Мы из серванта на кухне доставали шоколадные конфеты и кофе, подкрепившись и взбодрившись после нескольких чашек кофе, неотложно приступали к делу. Первым заданием для нашего широкомасштабного предприятия, было подобрать нужную бумагу. После обнаружения денежного печатного станка, мне с Ваней было уже не до игр, как впрочем Косому не до телок, а Димону не до книжек. Все крутились возле копировальной машины и следили за каждым движением рук Тимы, который, на время, стал для нас почти что гуру.
«Купоны это фигня, надо приступать тиражировать доллары»: решил Тима не размениваться по пустякам и сразу действовать по крупному.
На что мы, все вместе, одобрительно кивнули. На следующий день мы, с высунутыми языками, бегали в поисках долларовых купюр, и просили их в долг у знакомых, хотя бы на одну ночь. По понятным причинам, желающих добровольно нам предоставить купюру на ночь, долго не находилось, но мы не сдавались, и продолжали донимать знакомых этой очень сомнительной просьбой.
Дима ночевал в офисе, утром уходил и, до темноты, тынялся по улицам. Чему его успели научить в армии, так это железной дисциплине, и он, как штык, просыпался в шесть утра и всегда уходил вовремя, предварительно, тщательно уничтожив следы нашего ночного пребывания.
Где то на третий день поисков, Косой раздобыл десять долларов и мы, без спроса, взяв на себя полномочия федерального банка США, приступили к эмиссии американских долларов. Основная трудность возникала в равномерном размещении передней и задней части копии, много бумаги пострадало и Ваня, с поникшим взглядом, палил на балконе испорченные образцы самых желанных бумажек для любого жителя планеты земля. Через пару часов интенсивного печатания, бумага закончилась и мы, отобрав более менее качественные копии, принялись подчитывать наше состояние.
«Здесь три тысячи долларов!»: тяжело вздохнув, произнес Тима.
После того как прозвучала эта фраза, присутствующие на мгновенье замерли. Мы как то не предавали большого значения тому факту, что деньги фальшивые, да еще и паршивенького качества, всех волновал один вопрос - КПД нашего предприятия, где то один час – одна тысяча долларов.
Я посмотрел на своих друзей, но их уже в офисе не было: кто сидел в шикарном отеле в окружении самых дорогих куртизанок, кто, по ночным трасам, рассекал на собственном Феррари, а кто, в мыслях уже успел перебраться на частные острова Карибского бассейна. Постепенно приходя в себя, мы продолжили начатую работу. Мы очень аккуратно разрезали листы по купюрам, Косой вызвался взять их себе на хранение и, трясущими от волнения руками, разложил по карманам.
На следующий день, дорога в школу была мною забыта и мы, разделившись на две команды, с раннего утра, принялись раскидывать наши копии на базарах и в ларьках. Качество бумаги было не важным, но, тем не менее, что то у нас и получалось.
Вечером, мы встретились в назначенном месте, в руках у нас были сумки, забитые килограммами заморских деликатесов и всякими мелкими вещичками. А самое главное, в карманах у нас была сдача с обмена, которую мы скинули в общий котел.
Работники Житнего базара, тогда еще слабо разбирались в американской валюте, и, с радостью, меняли деревянные купоны на твердый доллар и время, проведенное среди их лотков, было невероятно удачным. В ларьках сидели люди более искушенные и у меня с Ваней произошло два запала, в одном из которых, у нас даже изъяли купюру. Предполагаемого легкого обогащения «без каких-либо проблем» не получилось, но тем не менее, за первый пробный день, долларов двести нам удалось разменять с общей выручкой около пятидесяти, да и полученная в нагрузку куча продуктов высшего сорта, далеко не была лишней. Мы дождались девяти и, привычным образом, проникли в наш офис. Выложив из кульков съестное содержимое на стол, мы не откладывая, приступили к трапезе.
Димон, в последнее время живший на казенных харчах, как он рассказывал, в рацион бойца независимой Украины в основном входила армейская тушенка с перловкой из стратегических запасов Минобороны 1947 года консервации, которая выделялась червивым мясом зеленоватого оттенка, а после этого и того хуже, Димон существовал на скудные подаяния незнакомых людей и товарищей, и, увидев перед собой набор деликатесов, поедал их с энергичностью голодного крупного хищника. Да и мы от него не отставали, хрипели и стонали от переедания, но все равно, впихивали в себя все, что попадалось под руки. Стол ломился от продуктов в упаковках с объяснениями на непонятных языках, и каждому хотелось попробовать всего и побольше.
После обильного пира, все кроме Косого, закурили свои самые любимые сигареты, я и Димон «Мальборо», Тима «Кемел», Ваня «Ротманс». Также мы раскупорили упаковку немецкого баночного пива. По бегающим глазам Косого, я догадался, что он что то задумал. И действительно, через пару минут, он предложил начать действовать по серьезному и все оставшиеся купюры взялся сдать за полцены своим знакомым аферистам.
Как и предвиделось, на следующий день он заявил, что его подставили и на встрече арестовали менты и, естественно, все изъяли. Косой, путаясь и очень неправдоподобно описывая эти события, также пытался нас упрекнуть, что ему одному пришлось отдуваться за всех нас. В эту историю, понятное дело, никто не поверил, все знали про жадность Косого и, без труда, разобрались что к чему, но, померятся силами, с чересчур наглым Косым никто не отважился. Мы с мыслью - обогатимся в следующий раз, просто промолчали и решили больше не допускать таких оплошностей. Как оказалось со временем, егозим Косого навредил и ему самому, так как вскоре на голяках остались в равной степени все, а он, по известным причинам, не мог незамечено вскрыть свои запасы псевдодолларов.
В наш офис, более-менее подходящую жесткую бумагу не завозили и мы, с нетерпением ожидая необходимого сырья, без сожаления, тратили заработанные настоящие деньги. С бумагой произошла непредвиденная напряженка, и, прожив на широкую ногу пару дней, мы потратили все до последней копейки. Мы быстро привыкли к шику, в первую очередь, состоящему из дорогих сигарет и водочных изделий, и от сего обстоятельства, что печатный станок остановился, испытывали ощутимый дискомфорт, возлагая все надежды на энергичность поставщиков канцелярских товаров. Никому из нас как то не пришло в голову, отложить пару тысяч купонов на покупку нужной бумаги.
Тима не расслаблялся и продолжал совершенствовать свое умение в многофункциональном использовании сложного заграничного аппарата. И так, от нечего делать, потехи ради, устроил для Димона подлую шутку. Он аккуратненько вырезал из нашей общей фотографии его голову, и, разместив ее на месте портрета американского президента в копии десятидолларовой купюры, пустил в копирование. Втихаря изготовив эту десятку с Диминым фото по середине, он протянул ее Диме со словами: «это самая качественная купюра, иди сгоняй купи водки!»
Что, что, а любовь к водке у Димы не смогли отбить ни армия, ни какое либо другое потрясение, произошедшее за последние месяцы в его жизни. Будучи уже на подпитке, он обрадовался случайно подвернувшейся возможности дозаправиться и, не удосужившись даже рассмотреть деньгу, небрежно свернул купюру в кулаке и стремглав побежал в ближайший ларек.
«Два литровых Распутина и пачку Мальборо!»: резким тоном обратился Дима к продавцу, протягивая купюру в узкое окошко ларька.
В то время продавцы ночных ларьков работали в нечеловеческих условиях, в две, а то и по три смены, все время находясь в железных будках без центрального отопления и часто просто при свечах. Спартанские условия они как то скрашивали спиртным, достававшимся им по закупочным льготным ценам, и, как правило, к вечеру, продавцы из ларьков были уже на рогах.
Продавец лениво развернул протянутую Димоном зеленую купюру, и, покуривая сигарету, задумчиво пьяным взглядом всматривался в лицо президента США. Пронзительно смотрящие на продавца с бумажки глаза президента, немного расшевелили его мозг. Он мог поклясться, что его лицо совсем недавно где то видел, он знал наверняка, что это точно было не в телевизионных новостях, и не на фото в журнале. Он начал размышлять, где же еще он мог видеть президента США.
Раздумья продавца оборвал Димон, произнеся жестким тоном: «Так что примешь доллары или мне в другой ларек идти?»
Продавец оторвал глаза от купюры и бросил беглый взгляд на Диму. От увиденного, ему стало не по себе. Он решил, что это проделки алкоголя и снова посмотрел на президента на купюре, а потом на странного ночного покупателя. На его дикое удивление, все совпадало: одно и тоже лицо. От охватившего волнения его бросило в жар и, становилось дурно от одной мысли, что у него отоваривается никто иной, а сам президент США.
Неожиданная встреча столь важного гостя на Подоле в ночное время вынудила его вскочить на ноги. Он резко выбросил окурок на пол, после чего бодро прокричал в стиле караульного: «вэлком мистер президент!»
«Что вообще бухой?»: со скривленной гримасой на лице, ответил ему Димон. Зачарованный продавец пропустил эту фразу мимо ушей, встал на цыпочки, и принялся детально рассматривать президента с головы до ног. Увиденное, его удивило не на шутку. Президент супердержавы ходил в ночное время по злополучному району без какой либо охраны, и по близости припаркованного шикарного лимузина тоже не было видно. Да и одежда продавца смутила: вместо привычного строгого костюма или смокинга, президент был одет в, подстреленные и растянутые на коленях спортивные штаны китайского производства, изношенные, еще совдеповские кеды, надетые на босую ногу, и держал в руках порванный полиэтиленовый кулек. Также он обратил внимание, что под его левым глазом был синяк. А заказанный продуктовый набор его вообще смутил, ну то что он курит Мальборо это понятно, что еще курить президенту США, но то что президент употребляет гадкий Распутин, который он, рядовой продавец, пьет лишь когда на мели, его удивило не на шутку.
Пребывающий в полнейшей растерянности продавец решил задавать вопросы, и, таким образом, попытаться разрядить до предела накаленную обстановку. В тот вечер, он впервые за жизнь пожалел, что валял дурака на уроках английского, и сейчас не может произвести впечатление на столь важного гостя хотя бы парочкой пустых фраз на родном для него языке.
«Давно у нас в гостях?»: прорвал минутную паузу продавец, во время чего не переставал выдавливать из себя обольстительную улыбку.
«С неделю как прикатил, а что такое?»: грубовато ответил Димон.
Он хорошо знает русский, обрадовался продавец. Он понимал, что если все сделает правильно, сможет сейчас завести очень полезный контакт, а того гляди, сдружиться и даже может они обменяются телефонами. Он знал, как важны в этом мире полезные контакты с влиятельными людьми. Кто, кто, а американский президент как раз был именно тем человеком, который мог посодействовать в воплощении его голубой мечты. Он уже несколько лет бредил собственным ларьком, желая начать работать на себя.
«В жизни бы не поверил, что когда то увижу вас на Подоле, да еще в такой обстановке!»: налаживая знакомство, промолвил продавец.
Димон тоже пребывал в неловком положении, он не мог понять, барыга называя его на «вы» и ведет себя таким странным образом, прикалывается или так нажрался, что ничего не понимает. Или того хуже, ожидая подкрепления, специально затягивает время. Но жажда получить дармовую водку, заставила Диму еще немного подождать.
«А мы видите тоже капитализм начали строить, но денег к сожалению на собственное дело у простых людей нет!» Начал продавец легонечко переводить разговор на тему его ларька.
«В смысле?»: переспросил запутавшийся Дима, он переставал его понимать.
Барыга понял, что слишком рано начал говорить о делах и решил перейти на политические темы, которые будут приятны для президента.
«А я вот с детства любил Америку, хоть мне и говорили учителя, что там негров обижают. Я им не верил, честное слово не верил!»
Дима решил, что барыгу замучило одиночество и он нашел пустые уши и собирается ему изложить все свои мысли, возникшие во время монотонной однообразной работы. Он не был настроен говорить на тему международной политики и решил оборвать его: «А мне похер эта Америка с ее гребаными американцами, ты что меня не понял, водку продаешь или нет?»
Ответ продавца сильно расстроил, теперь он знал, что власть имущие во всем мире, не только у нас, к простым людям относятся с презрением.
«При таких раскладах, вряд ли он мне деньги на ларек одолжит!»: обработав его ответ, с досадой, уже начал осознавать продавец.
Не смотря на то, что он понял, что президент его не профинансирует, все равно он собирался с ним остаться в хороших отношениях. Он знал, что тот крутиться с денежными мешками, и возможно, в будущем, его с кем то познакомит.
«И как вам у нас в гостях?»: продолжал продавец.
«Вообще я тут полжизни прожил!»: сквозь зубы процедил Димон.
«Давай водку или я дальше пошел!»: недовольно добавил он.
Этими словами продавец был просто сбит с ног. Президент США полжизни прожил на Подоле, а про сие обстоятельство ни слуху ни духу. Нет здесь какая то путаница, теперь продавец в этом был больше чем уверен. Не мог президент США прожить полжизни на Подоле и чтобы этот факт не стал достоянием общественности. Он был местным и прекрасно знал, что слухи на старом Подоле распространяются быстрее ветра и о таком примечательном обстоятельстве безустанно трубили бы на каждом углу сотни его якобы ближайших друзей или дальних родственников, устроив бы из мнимой или реальной связи с президентом США целое высокодоходное предприятие. Продавец побоялся продолжать задавать вопросы Димону, который смотрел на него с перекошенным от злости лицом. Он видел, что тот сближаться вообще не хочет и нутром чувствовал, что президент собирается его побить. Торгаш растерялся и, не зная что делать, решил поступать по инструкции. Он, трясущими руками, нащупал экстренную кнопку и, тяжело вздохнув, надавил на нее.
Через пару минут, за спиной Димона появились две бритоголовые физиономии. Продавец растерянно протянул им купюру, кивая головой в сторону Димона. Рэкетиры, патрулировавшие ларьки, были более разборчивы в иностранных валютах, сравнили сходные лица и взахлеб рассмеялись. Димон понял, что фальшивка раскрыта и приготовился к неминуемому избиению и возможной поездке на окраину города в багажнике. На удивление продавца и Димона, ребята продолжали смеяться очень долго, еще позвали третьего и тот тоже поддался заразительному смеху.
«Что такого смешного?»: через несколько минут прервал их Димон, пытаясь ускорить неминуемую развязку.
Продавец, наблюдая такое пренебрежительное отношение к высокопоставленному иностранцу, не мог не понимать, что назревает международный скандал и уже пожалел, что нажал кнопку тревоги.
«Если это действительно президент и по моей наводке эти качки его обидят, мне уже с этого расклада не выпутаться!» Он из истории помнил, что мировые войны начинались и из за меньших пустяков. «Если они сейчас его хоть пальцем тронут, меня завтра спокойно могут и расстрелять!»
«Зачем я их позвал, зачем я их позвал!»: начал причитать он.
«В чем проблема?»: продолжал возмущаться Димон, делая вид, что все в порядке.
Один рэкетир, державший купюру, предложил Диме всмотреться в нее и Димон, весьма неохотно, откликнулся на просьбу. Узнав свое фото, он быстро понял что к чему и почему так странно себя вел продавец.
Димон, надо отдать ему должное, в такой критический момент совладал с собой и, изобразив беспечную улыбку, произнес: «ну и торгаш у вас тупой: я на спор хотел проверить клюнет кто то или нет, а он и до сих пор так ничего не понял».
Продавец продолжал стоять по стойке смирно с окаменевшим от ужаса лицом. Он уже сообразил, что это никакой не президент США, он уже точно знал, кто этот странный ночной посетитель. Это родной брат президента, как две капли воды, похожий на него. Он тоже явно при должности и с официальным визитом, и поэтому международного скандала все равно не избежать.
«Ну что барыга, пацанов на меня натравить хотел, благодаря тебе завтра вводим войска на Подол и начнем бомбить район прямо с твоего ларька. А потом будешь на экстренном заседании перед генсеком ООН оправдываться»: грозно промолвил ему Дима.
Продавец уже протрезвел, но так до конца во всем не разобрался. Он почему то вспомнил пару фрагментов из «звездных войн» и прикинул, что его ларек хоть и металлический, но сталь там тонкая и первого же авиаудара он не выдержит.
Под действием угроз Димона, его душа окончательно ушла в пятки и он, виновато опустив голову, произнес поникшим голосом: «Может не надо?» «Может как то договоримся по хорошему»?
После этих слов, рэкетиров от смеха просто разорвало, да и Дима уже начал смеяться.
«Братуха подари мне на память бумажку?»: вежливо попросил Димона самый рослый рэкетир.
«Да какие проблемы, бери на здоровье!»: промолвил Дима, после чего, псевдо президент стрельнул у него сигарету и, воспользовавшись подходящим моментом, попрощался и быстренькими шагами скрылся за поворотом.
К рэкетирам подошел еще один их коллега и, отойдя в сторонку, они крутили купюру и продолжали смеяться.
Продавец стоял в позе часового и печально смотрел на удаляющегося незнакомца. Он уже догадался, чего тот был так вызывающе одет, это, по ходу, была спланированная Пентагоном спецоперация и брат президента видно был заброшен сюда как законспирированный агент. Он сразу заподозрил какой то подвох, когда тот заказал Распутин. Два литра Распутина и лидер штатов, в его голове это никак не укладывалось. Это при том, что у него на витрине стаяли и виски и бренди. Потом еще эти глупые заявления, что он тут полжизни прожил, его легенда явно хромала: осознавал продавец. Но он, на свою голову, его рассекретил, тем самым перепортив все планы сверхдержавы и, скорее всего, ждать мести ему долго не придется. Он трезво осознавал, что ЦРУ и ФБР его попытаются убрать в ближайшее время как ненужного свидетеля.
Продавец начал корить себя за чрезмерную наблюдательность и врожденное умение разбираться в людях. «Зачем мне это все надо было, продал бы ему водку и сделал вид, что ничего не замечаю!»
«Утром сдаю смену и переезжаю жить к жене на Троещину, полгода на улицу выходить не буду!»: твердо решил он.
Когда Димон зашел в квартиру, первым делом, он вцепился в горло Тимы. Они долго кувыркались по полу, а мы не могли понять в чем дело. Оторвав озверевшего Димона от тела Тимы, мы выпытали у него причину данной агрессии. После пятиминутного коллективного дикого смеха, Косой обратился к Тиме серьезным голосом: «это никому ненужный запал для нашего дела» и, в воспитательных целях, выписал Тиме парочку жестких апперкотов в живот.
На следующий день в офис пришла долгожданная жесткая бумага, Косой опять одолжил десятку и, за ночь, мы напечатали новую партию, около двух тысяч долларов.
В этот раз, работа по их впихиванию кардинально усложнилась. Продавцы Житнего базара, еще с первого ознакомления с американской высоколиквидной валютой нашего изготовления, разобрались что к чему, и после того как я с Ваней предложили кабанообразной продавчихе цитрусовых разменять новый образец, она издала из себя пронзительный рев, на который, в момент слетелись озверевшие торговки и мясники, и мы ели унесли от туда ноги. В ларьках, за целый день, пара Тимы с Димоном и работающий неподалеку в одиночку Косой, разменяли лишь одну купюру. Понимая, что надо менять тактику, к вечеру мы взялись за такси, однако все заканчивалось бесплатными поездками по вечернему Киеву, живописными, но совершенно бессмысленными. Проблемы с изготовлением денег уже перед нами не стояло, однако реализовывать их было практически некуда, каждая вторая попытка оборачивалась громким разоблачением в людном месте, что грозило контактами с легавыми. Веселое настроение пропало, а запах легких больших денег развеялся в воздухе. Мы сидели в офисе и, смотрели куда-то вдаль печальными взглядами, в общем полете фантазии, ожидая друг от друга нестандартных идей. Уже никто не думал ни про яхты, ни про спортивные кары, мечты у всех уже были более приземленными. Я с Губой уже думали, где нам брать деньги на сигареты, Димон уверен размышлял, что же он будет есть с завтрашнего дня и на какие шиши нажираться.
Совершенно неординарный выход из положения нашел Димон. Он находился в самом уязвимом положении и поэтому видно больше всех напрягся. Димон просматривал найденную в книжном шкафу газету объявлений «Купи продай» и его осенила идея, которую изложил нам. После чего, на следующие утро, мы плотно оккупировали уличные таксофоны. Вооружившись газетными листками из раздела «срочно продается» и, захваченными из офиса шариковыми ручками, мы вызванивали продавцов ценных вещей, высказывая желание купить за доллары буквально все. Пару первых дней, проведенных в таком русле, нас немного приободрили. В первый же день, мы купили почти новый, почти японский телевизор, который сразу же, по той же газете, без особого торга, за полцены и продали. Потом было пару подряд удачных сделок по покупке автомагнитол, по внешнему виду, что товара, что его хозяев, было понятно, что эти люди их тоже не покупали. Также мне лично ребят было немного жалко, когда они радостно подсчитывали наши доллары. Они тоже были вроде как своими, но бизнес есть бизнес, ничего личного. Выторг от покупки по объявлениям получился куда значительней, чем от впаривания десяток в ларьках и мы поняли, что нашли золотую жилу. Через несколько дней, мы уже разделились на две команды, одна, вооружившись частью газеты с разделом «продаю» покупала все что возможно, а другая, прозвания рубрику «куплю», продавала купленные первой командой товары.
Правда без форс-мажоров и трудностей тоже не обошлось. В парочке мест, наши доллары отказались брать, один продавец распознал подделку и предпринял попытку арестовать Косого, пришлось его бить, а потом текать. Был сумасшедший, который не доверял валюте загнивающего запада и за свои серебряные часы брал только в национальной валюте в купонно-карбованцах. Он действительно был не в себе, так как, за один год, курс купона раз в десять упал.
На третий день, мы приобрели импортный холодильник, доставка которого заняла полдня. Продавец оказался еще тем пройдохой, товар оказался БУшным, хотя был заявлен как новый и имел множество дефектов, не поддающихся исправлению. Устраивать скандал по этому поводу, мы, по понятным причинам, не стали, уверен, что в этот раз, этот не чистый на руку человек не долго радовался, так как был озадачен вопросом куда сложнее, что ему делать с нашими долларами. Притарабанив холодильник на Подол, мы активно пытались его втюхать по быстряку. По быстряку не получалось и нам пришлось целый день как грузчикам носиться с ним по району и к вечеру отдать по депинговой цене хозяину видеосалона. Цена была настолько низкая, что за доставку мы больше заплатили, чем наварились на его продаже. Но так как хранить нам было его негде, мы вынуждены были соглашаться на такие не рыночные условия. После этого, мы решили громоздкие вещи больше не приобретать. Потом Губа выделился и самостоятельно купил какой то медицинский аппарат за бешенные деньги - двести долларов. Губа нам радостно презентовал его, но он сразу нас насторожил, так как не выглядел и на 10 долларов. Губа забыл, для чего он предназначен и от каких болезней лечит, а после сделки перезванивать и спрашивать было уже как то не ловко. Инструкцию с иероглифами, никто даже не пытался расшифровать. Продавать товар, когда сам не знаешь, что он из себя представляет - это действительно сложная задача. С виду определить, для чего, или от чего он, не представлялось возможности. Но у нас было подозрение, что он ни от чего не лечит и может только навредить и мы стали жертвами мошенников.
Вообще, поработав по объявлениям и поездив на встречи к продавцам, я очень удивился выявленному факту, что среди типа порядочных и приличных людей, аферистов нисколечко не меньше, чем среди нашего круга общения, а может дальше и больше. Что нам только не пытались втюхать. Почти каждое второе объявление подавал если не откровенный проходимец, то просто так приукрашал свой товар, что при легком осмотре, его узнать вообще было невозможно, частенько товар был поломан и эта поломка была так тщательно замаскирована, что обнаружить без спецсредств ее практически было не возможно. Обычно, ее находили уже наши покупатели данного товара. А то и вовсе, включая дурака, нам пытались всунуть совершенно другой предмет. И так своим поведением, созданным имиджем и текстом, типа честные люди, пытались отвлечь наше внимание от товара и готовились к встрече не хуже нас. Кто строил честные глазки, кто цеплял на них очки, выдавая себя за представителя интеллигенции, кто пытался кокетничать, кто постоянно посылался на бога, кто, через слово твердил, что в жизни копейки чужой не взял, кто свои мозолистые рабочие руки демонстрировал и рассказывал какой стратегический объект он ими построил, кто клюку брал и весь трясся. Они казалось все существующие роли порядочных людей разобрали и все это делалось с одной целью, отвлечь твое внимание, усыпить бдительность, забить баки и взуть по полной.
К примеру, одна старушка, называя меня и Димона внучками, пыталась нам жменьку медных царских монет выдать за золотые. Ко всему, еще цена на них была установлена, как будто они были из платины. Потом помню женщина средних лет, ласкательно называвшая меня сынком, тюхала пластмассовую бижутерию, выдавая ее за старинные семейные драгоценности, оставшиеся от прабабушки, которая была фрейлиной самой императрицы.
«А какой императрицы?»: между прочим, переспросил я, так как сразу увидел, что им не больше двадцати лет.
Женщину вопрос видно смутил и она явно была не готова на него отвечать. Но она не растерялась и заявила с умным видом: «царской императрицы!»
Я смотрел ей в глаза, но они такие были чистые и безгрешные, что мне даже было как не удобно сказать: ну ты и тварь, два часа на тебя угробил.
По дороге назад, Косой меня переспросил: «фройлина это кто – блядь?»
«типа того!» ответил я, не желая вдаваться в подробности.
«Нашла чем гордиться!»: возмущался он.
А один попался продавец, как мы его после прозвали «русский офицер», он намеревался продать икону в серебренной оправе. Ни иконы, ни заявленной серебренной оправы, на объекте не оказалось Но он, желая взять у нас деньги вперед, дал слово русского офицера, что уже завтра мы будем держать в руках эту чудотворную икону. Даже готов был, только ради нас, пойти на уступки и взять половину из заявленной суммы. Он через слово повторял, что он не какой там либо, а русский офицер, на слове русский, делая сильное ударение.
«Завтра до девяти утра икону привезу в любую точку Киева!»: продолжал он уговаривать нас расстаться со своими деньгами.
Чтоб мы ему поверили на слово, он, с важным видом, из смежной комнаты вынес китель майора и гордо тыкал пальцем в звезду.
«Ребята русский офицер это не должность это призвание!»: важным голосом твердил он. Но мы не впечатлились, он это подметил. Когда он понял, что честь русского офицера для нас не аргумент, он сменил тактику и приступил интенсивно креститься и божиться. Набожный русский офицер, пытающийся опрокинуть несовершеннолетних, это вообще выглядело пошло. Когда мы с Губой уже спускались по лестнице, он, накинув на плечи свой китель, выбежал в одних трусах и носках и начал клясться здоровьем своих детей и просил хоть какой то аванс, чтоб он смог придержать товар. Тогда мы уже точно убедились, что иконку русский офицер давно уже пропил, если вообще она когда то у него была.
Раз вообще была сделка века, мы вызвонили хозяина старинного охотничьего ружья 17 века с золотыми вставками. Стоило оно аж тысячу долларов, но хозяин утверждал, что рыночная цена несколько тысяч и продает его, так как уезжает за бугор. Для приличия, Димон сторговал сотку, и так как покупка обещала быть грандиозной, мы поехали впятером. Приехав на Печерск, мы долго искали дом и когда зашли в парадное, в вестибюле увидели молчаливо стоящих трех ребят в натянутых на глаза шапках. Мы сразу догадались, что эти ребята ждут коллекционера, интересующегося антикварными ружьями, номер квартиры указан липовый и сделки они обычно проводят в парадных где есть проходняк. Ребята были возраста Косого, но нас было пятеро и видно это в их планы не входило.
Так мы стояли и молча друг на друга смотрели. Накаленную ситуацию разрядил Тима.
«У вас продается славянский шкаф?» спросил он ребят и сам же ответил измененным голосом — «Шкаф продан, могу предложить никелированную кровать с тумбочкой»
Все засмеялись, как они так и мы. По их настрою и методу встречи покупателей прямо в парадном, было ясно, что красиво описанное ружье они ни то что не имели, в глаза не видели. Возможно, кто то видел на экскурсии в историческом музее еще в пионерском возрасте и так был впечатлен, что решил использовать его описание как рекламный трюк в своем грязном деле. Они тоже видно сразу просекли, что мы не совсем те покупатели - любители старины, которых они себе нарисовали.
Раззнакомившись, Косой спросил одного: «Давно ружье продаете?»
«Два раза уже продали!»: с улыбкой заметил он.
«Вообще мы японской техникой обычно торгуем по смешным ценам, прошлый месяц слишком много продали, решили переквалифицироваться на время на антиквариат!»
Мне понравилась фраза смешные цены, я уверен, что покупатели их потом такими не считали.
«А сдачу даете?»: пошутил я.
«Даем!»: невесело ответил другой парень и достал из за пояса Макаров.
«Если сильно настаивают!»: добавил он.
Это шутка их всех развеселила, нам правда было не очень смешно, так как мы осознавали, если б на сделку за ружьем поехал один или двое, как обычно, в том парадном все бы и закончилось.
«А вы как покупаете?»: переспросил он.
На что Косой показал пачку долларов. Увидев недобрый взгляд близстоящего, он заметил: «Это фуфел!»
«А то что телефон в объявлениях запаленный не боитесь?»: переспросил их Косой.
«Мы ж не дебилы, хату каждый месяц новую снимаем!»
«Мы тоже частенько покупаем аппаратуру за фуфел, дайте все свои номера, чтоб не путаться под ногами друг у друга!»: по деловому предложил Тима.
На том и разошлись, перепортив друг другу рабочий день.
Тот чудо медицинский аппарат за две сотни, продолжал храниться у Губы. Губа, с целью узнать, что ж это ему впарили, неделю испытывал аппарат на своей бабушке, но улучшений в организме она не прочувствовала, ни в каком из органов. Ухудшения были, ее чаще стало беспокоить сердце, но улучшений даже районный терапевт не подметил. Губа злился и продолжал издеваться над старушкой, каждый день на несколько часов подключая ее к аппарату. Один день у нас был вообще пустой и Косой решил найти козла отпущения. Он припугнул Губу, если он к вечеру не скинет этот аппарат, то он с ним серьезно поговорит за растрату общаковых денег. Губа никогда не любил с кем либо серьезно говорить, тем более, не собирался с Косым этого делать, и предпринял попытку избежать этого ненужного ему разговора. Когда он забрал аппарат из дому, его бабулька вновь повеселела, будучи уверенной, что эти эксперименты внучка над ее хрупким организмом, сведут ее в гроб намного раньше положенного срока. Он бегал с эти чудом медицинской мысли по переходам метро и автобусным остановкам и все же продал за двадцать долларов какой то женщине, как аппарат снижающий давление.
Наша деловая активность начала затихать после одного нехорошего случая. Мы прикупили за валюту новенький видеомагнитофон, который на несколько дней взял домой Косой и, понятное дело, забыл вернуть в общак. В отличии от Косого, никто из нас про это обстоятельство не собирался забывать и мы ему про это регулярно напоминали. Косой, как то пытался развить мысль, что он самый из нас сильный и способный и поэтому его доля должна быть большей, но его тогда никто не поддержал. Видать Косой все равно не согласился с принципом уровняловки и остался при своем мнении. Он продолжал искусственно оттягивать время с отдачей видака и мы уже поняли, что больше видак не увидим. После учиненного Косым неприятного повторного эпизода, мне с Ваней Губой, да и всем работать по крупному с Косым резко перехотелось, но избавится от него было не в наших силах. Тогда мы решили немного сбавить обороты и стремились заработать не больше не меньше, а чтобы хватило каждому на пачку хороших сигарет в день и на пару бутылок водки с легким закусоном для ночной вечеринки в офисе. После первой же удачной сделки, мы сразу же закруглялись, если получалась непропивная за один день сумма, на следующий день брали выходной. Непьющий и не курящий Косой бился в истерике и обвинял нас в саботаже, но поделать ничего не мог, как говориться, слишком перестарался в недавнем прошлом.
Так наше самовольное заселение в уютном офисе длилось больше месяца. Не смотря на то, что покидая Димину квартиру, мы за собой тщательно убирали, бизнесмены-съемщики не могли не догадываться, что его кто-то да посещает. Валить все на полтергейстов, про параллельное с нашим миром существование которых в то время знал каждый, было по меньшей мере не серьезно: так как было общеизвестно, что потусторонние силы не пьют кофе и чай с сахаром, да еще в лошадиных дозах, равнодушны к спиртному и сигарам, бесследно исчезающим из шкафа директора, не выводят из строя компьютеры и систематически не воруют более-менее ценные предметы. Раз и на всегда, арендаторы решили проблему очень просто. Прямо на наших глазах, рабочие установили решетки на балкон, входная дверь была укреплена дополнительной броней и новым замком, и также была проведена сигнализация, издевательски мигающие красные лампочки которой хорошо просматривалась ночью с улицы. Когда мастера вечером заканчивали сваривать каркас решетки балкона, мы стояли внизу в полном недоумении: у Димы наворачивались слезы на глазах, так как минимум, он был лишен ночлега, а мы, закрутившись в делах, так и ни разу не пригласили туда представительниц слабого пола. С первого же дня посещения офиса, мы планировали завести туда элитных девушек, собираясь перед ними сыграть роль серьезных бизнесменов. Про то обстоятельство, что мы потеряли доступ к нашему денежному печатному станку, я вообще молчу.
И вообще, этот офис был для нас чем то большим чем простое помещение, мы считали его своим по праву, и еще совсем недавно были просто уверены, что он, рано или поздно, должен был поспособствовать нашему выходу в высший свет.
И так, с возвращением Димона, я с головой ушел в андеграунд, полностью забыв про все на свете. Родителям, свои ночные отлучки я объяснял коллективным выполнением домашнего задания, своими коллегами называя самых отпетых заучек школы. Они не могли нарадоваться от того, что я не жалея ни сил ни здоровья, засиживаюсь бывало и до трех часов ночи, так как были убеждены, что обретение истинных знаний этого стоит. Я плюнул на учебу, перестал посещать школьные занятия, забыл дорогу к частным репетиторам, я отбросил в сторону свою перспективу вместе с любимой, где то далеко ждущую меня. Пару недель в этой компании мне полностью хватило для того, чтобы все переосмыслить и бесповоротно устремить свои порывы совершенно в ином направлении. Я пересмотрел все заново и просто ужаснулся: в шестнадцать лет знать свою жизнь наперед - да это же кошмар. А когда же жить: приключения, яркие моменты, борьба, интрига, схватки, и теперь рассматривал свою провинциальную карьеру, никак иначе, как добровольное погребение себя заживо.
Единственный неприятный момент - оставалось решить вопрос с Ленкой. Я продолжал к ней испытывать кое какие чувства, но также, я трезво осознавал, что женитьба сразу же по достижению совершеннолетия - это точно утопия. Ленка помогла мне проделать все красиво. Я ежедневно до ночи задерживался с друзьями, перестал тратить время на глупые однообразные письма и пропускал большинство ее вечерних звонков. Однажды, она все таки меня застукала дома, и, будучи девушкой с резким темпераментом, высказала все, что думала обо мне, и как в последствии оказалось, мнения обо мне она была небольшого. Главным образом она обвиняла меня: в алкоголизме, тут я еще мог частично согласится, но я рассказывал, что пару дней в той глуши без спиртного и самый хладнокровный человек точно затянет петлю у себя на шеи, в трусости, не знаю, где она в моих действиях подметила это качество, видно для нее, чтобы зарекомендовать себя отчаянным парнягой, надо истребить все мужское население ее родного городишки, а вот слово ничтожество, направленное в мой адрес, было совершенно необоснованным. Я за резким словцом в карман не полез, и, в свою очередь, ответил что о ней думаю, умело используя богатый запас матерных слов и выражений. Ленка не утрудила себя выслушиванием всего до конца и бросила трубку на самом интересном. Режущие слух ритмичные гудки телефона, звучали для меня как жизнеутверждающий гимн свободы. После этого разговора, у меня как камень с плеч упал, и, повесив трубку, я всем сердцем ощутил манящий запах вседозволенности. Опять я обрел право, самому за себя принимать решения, от которого, почему то, не так давно, с легкостью отказался. Мысли, провести всю жизнь в той глуши, уже давно меня не радовали, и наконец то, мною самим добровольно одетые на запястья оковы, разбились в пух и прах. Всегда в моем романе, зародившемся на том морском волнорезе, чувствовалась какая то искусственность и я осознавал, что пара самых отъявленных антиподов, оказавшись в том месте, в тот час, точь-в-точь повторили бы наши действия.
Я окончательно и бесповоротно вернулся к привычному для ровесников моего района образу жизни, стараясь побыстрее наверстать упущенное. Единственное о чем я жалел, что не успевал ходить на тренировки. Прошло несколько недель после телефонной ссоры и я так себя комфортно чувствовал среди своих старых друзей, что ни разу даже не подумал набрать номер любимой. Она тоже не звонила, хотя, если бы отбросила в сторону присущую ей гордыню и гиперзавышенную самооценку и в разговоре со мной попробовала применить женские слезы, вполне возможно, это был бы серьезный аргумент, который мог бы помочь все переиначить и я продолжил бы, на короткое время прерванный путь к самосовершенствованию. Хотя вряд ли.