14
14
В связи с множеством изменений, диктуемых новым временем, мое поколение подростков очутилось в довольно сложной ситуации. Нам резко перестали забивать головы правильной идеологией и бросили на самотек в очень прискорбном состоянии. И как дальше жить, к чему стремиться, мы уже должны были думать сами. После того как тебе со всех сторон говорили одно, а потом те же самые люди начали опровергать свои выводы и защебетали о совершенно противоположном взгляде на туже самую проблематику, было уже не возможно пытаться равняться на какой то светлый идеал. В результате чего, была сильно подорвана вера во все хорошее, в существование абсолютного добра и любой, кто говорил, что он знает как надо правильно жить, вызывал лишь раздражение. Чем вообще тогда занимались представители власти и что они делали полезного для страны, никто не понимал и соответственно, первые лица страны, кроме ненависти, к себе ничего более не вызывали. Каждый из ребят этого поколения, в той или иной мере, пережил падение честных и благородных идолов и остался с внутренней пустотой, которую надо было уже заполнять самостоятельно, без подсказок признанных авторитетов. И каждый принялся наполнять внутреннюю пустоту в меру своих способностей, возможностей и желаний.
Родители были полностью заняты добыванием продуктов питания и совершенно не имели времени на воспитательно-образовательную работу. Они сами были так запутаны происходившими в стране событиями, что если бы даже кто-то из них и имел время и желание пообщаться с подрастающим поколением, он мог принести лишь мизерную пользу, а то и прямой вред для своих отроков.
У моего поколения сбылась меча подростков всех времен и народов, так как мы были освобождены от заранее утвержденного и обозначенного правильного курса и предоставлены сами себе в решении и определении своих ценностей и жизненных целей и каждый этой возможностью воспользовался по своему. Что мое поколение точно знало, верить никому нельзя, особенно официальным лицам.
Во время перехода от социализма к капитализму, в первую очередь, бросилась в глаза куча недоступных товаров и роскошная жизнь малочисленной прослойки общества, протекающая на фоне всеобщего обнищания. Подростки решили, что в этом и заключается смысл бытия нового времени и направляли все свои силы и потенциал на овладение этими появившимися в большом количестве материальными благами. В те дни подросток мог заработать лишь двумя способами: заниматься коммерцией или криминалом. Некоторые моменты из советской идеологии, за такой короткий период времени, до конца выбить из себя было не возможно, и малопочитаемый в советах образ торговца далеко не всех прельщал. Да, в целом, молодежь, зачитывающаяся «Тремя мушкетерами» хотела от жизни другого - схваток, борьбы, ощущать эмоции победителя и мало кто в таком романтическом возрасте хотел стать похожим на галантерейщика Бонасье. Способ жизни прославленных мушкетеров, могли предоставить подросткам лишь криминальные группировки, которые с радостью принимали в свои ряды сотни несовершеннолетних членов. И ребята вступили во взрослую жизнь, играя в любимых книжных персонажей, отведя городской милиции роль гвардейцев кардинала и стремились украсить каждый прожитый день захватывающими приключениями. И это вполне нормально, им, книжным героям все позволено, а почему нам разрешалось лишь читать описания чужих подвигов? Это выглядит по меньшей мере не справедливо.
И так криминогенная обстановка в Украине, да и во всем бывшем СССР, достигла крайней точки и ребята, десятки раз за день совершали противозаконные поступки, подобно героям из любимого романа, без лишних размышлений и совершенно не задумываясь о последствиях. Им казалось, что как и у героев в любимых книжках и фильмах, у них всегда найдутся силы и возможности выбраться из самой сложной и опасной ситуации. Я еще повторюсь, в начале девяностых, понятие противозаконно было очень размытым и вообще, когда у тебя на глазах воруют фабрики и заводы, кража потертого кошелька выглядела не таким уж и зазорным делом. Конечно, не вся молодежь видела в криминале единственный способ существования, но большинство не переступивших границу вседозволенности, просто не могли себе этого позволить в силу психологических особенностей, таких как неуверенность и боязливость.
Я со своими новыми дружками, постоянными из которых были бывшие одноклассники Серый, Сеня и Пень, продолжали потрошить прохожих на Красной площади. И вскоре Красная площадь, благодаря множеству ежедневно происходящих там кровавых потасовок, действительно стала красной. Всё чаще и чаще потерпевшие обращались в органы и милиция вынуждена была более активно пресекать эти бесчинства. Они усилили патрулирование этого злополучного места, к площади было прикреплено два милицейских бобика, множество пеших патрульных и уйма тихарей – милиционеров в штатском. Это внесло не малые неудобства в нашу жизнь, но самые большие неприятности пришли от туда, откуда мы совершенно их не ожидали.
Местные рэкетиры, добровольно взяли на себя полномочия народных дружинников и целеустремленно подключились к обезвреживанию наших несовершеннолетних группировок. Когда рэкетиры кого то ловили, тот поддавался жестокому избиению и также они проводили с ним неприятную беседу, после чего, несчастный, попавшийся в их лапы, боялся не только быть обратно замеченным на этой площади, а просто выйти во двор. Мы долго не могли понять, почему к нам привязались эти здоровые бугаи, так как мы им ничего плохого не делали и, тем более, их хлеб не забирали. Гоп-стопом они уже давно не промышляли, им это и не надо было делать, коммерсанты сами им несли процентик от своих заработков. И так вскоре, рэкетиры словили нескольких наших близких знакомых и, в грубой форме, разъяснили им что к чему.
Как я уже говорил, расположенное на площади бывшее детское кафе «Золушка» рэкетиры переоборудовали в штаб-квартиру Коза-ностры местного разлива и регулярно использовали как место встреч с представителями других группировок, сюда им предприниматели заносили дань, тут же они решали всевозможные внутрибригадные вопросы. И понятно, их встречи могли закончиться чем угодно, не исключая перестрелки. И так, спровоцированное нашей деятельностью, большое скопление милиции на этом участке, начало проносить им массу хлопот. Менты начали почаще захаживать к ним в гости, некоторые опера пытались на них повесить наши эпизоды. Видать именно по этим причинам, рэкетиры решили нас угомонить своими силами.
Мы решили подчиниться их требованию и перестали там орудовать. Больше ни у кого не было желания, попадать в руки профессиональных душегубов. А те ребята, которым довелось с ними пообщаться, вообще отказались от криминальных развлечений, свободное время начали тратить на образование и в своих школах и училищах стали одними из самых примерных учеников. А кто то говорил, что рэкетиры лишь сеяли вокруг себя зло, да я знаю как минимум пятерых ребят, которых они можно сказать спасли, вытащив из пропасти и направили на путь истинный.
Моя компания принялась подыскивать себе более безопасное место для заработка. После, нас можно было часто встретить неподалеку от шумных баров и ресторанов, где мы часами маячили, высматривая подвыпивших гуляк.
Когда моей компанией выпивалось хорошее количество спиртного, нас конечно тянуло на подвиги. Мы продолжали ездить на Оболонь, совершали боевые походы на дискотеки, но как бы мы ни напились, мы не забывали обходить стороной Красную площадь.
Неожиданно, у нас появилось новое увлекательное развлечение. Кто-то из наших пронюхал про регулярные сборища сатанистов на старом заброшенном кладбище, расположенном на горе неподалеку от Флоровского монастыря. Посередине этого кладбища размещался древний склеп, сделанный из черного мрамора. Мрачный склеп в окружении разбитых надгробных памятников и сломанных крестов сразу привлек внимание киевских сатанистов и они его быстро обжили. Вычистили от остатков погребенного человека, обрисовали демоническими изображениями внутренние и внешние стенки, из деревянных ящиков соорудили подобие сидящих мест и, собираясь с наступлением темноты, приступали к налаживанию контакта с повелителем зла.
Это место всегда имело дурную славу и, спокон веков, тянуло сюда последователей антихриста. Совсем недалеко располагалась Лысая гора – излюбленное место киевских ведьм, где, как утверждают предки, они регулярно проводили свои шабаши. В революционные годы, верхушку этой горы часто использовали большевики для расстрелов киевлян, а в наше время, от рук серийного маньяка, здесь нашли свою смерть трое молодых девушек. Кстати, маньяка так и не нашли, что стало поводом связывать эти убийства с дьявольскими силами. Со страниц желтой прессы, пару знатоков оккультизма утверждали, что этих трех девственниц принесли в жертвоприношение в соответствии с древним языческим обрядом и если он был проведен на должном уровне, наш мир обречен на уничтожение в ближайшем будущем.
Близко пообщавшись с моими дружками, я в жизни бы ни сказал, что кто-то из них был глубоковерующим христианином, но даже если такие и имелись, они очень искусно прятали свои истинные чувства к богу за регулярными греховными деяниями. Но несмотря на это обстоятельство, появление на Подоле последователей антихриста, сильно взбудоражило мое окружение. Мы только в общих чертах знали, чем они в целом занимаются и какая у них жизненная позиция, но они сумели вызвать к себе ненависть и призрение сразу же, как только мы о них услышали. И изрядно выпив, мы частенько посещали эти дьявольские сборища.
Как-то помню, раздавив несколько бутылок недоброкачественной самогонки на не очень многочисленную компанию, мы решили, что нашим организмам срочно нужен свежий воздух и направились проветриться на горку. Продвигаться наверх в полной темноте, да еще с ослабленным вестибулярным аппаратом, было невероятно трудно. Мы, сцепившись за руки, чтобы не дай бог, кто-то из нас не потерялся и не остался в одиночестве в окружении нечистой силы, продолжали свой путь. По дороге, нам постоянно грозила опасность зацепиться за поваленный крест или еще того, упасть в оскверненную могилу. Но несмотря на многочисленные трудности и препятствия, мы все же покорили эту вершину в тот поздний вечер.
Вдали, возле полуразрушенного склепа, мы разглядели сидящую вокруг костра компанию волосатых парней. Рядом с костром выла связанная черная кошечка, видно заранее выловленная и предназначавшаяся для жертвоприношения их жестокому господину. Группа сатанистов состояла из дюжины волосатых парней на парочку лет нас старших. Я, с большим трудом, рассмотрел среди них парочку девушек, так как их одинаковый стиль полностью стирал половую разницу. Они все имели длинные засаленные волосы, одеты были в джинсы и черные кожаные или брезентовые куртки. Их одежды были декорированы устрашающими рисунками загробного характера: человеческими черепами, гробами и всякими дьявольскими отродьями. Я был сильно удивлён, когда увидел у нескольких на спине большие красные звёзды. В то время я плохо разбирался в сатанинской символике и, по пьяни решил, что мало всего, они еще и коммунисты. Ненависть к коммунистам мне привили на митингах демократических сил, я быстро реанимировал свои старые убеждения и на тот вечер полностью забыл про такие благородные человеческие качества как жалость и милосердие. Среди сатанистов выделялся самый старший, где то тридцатилетнего возраста, который видно был их лидером. Он, под выдавленные из гитары несуразные звуки, издавал страшные вопли, которые, с большим трудом, можно было назвать песней. Незграбная музыка и тупейший текст со словами: «Смерть, смерть всем всем! Сатана приди к нам!» дали мне понять, что их лидер, скорее всего, и был автором этого произведения.
И тут разыгралась стандартная сценка из американского ужастика: уединившись на пустыре, молодые ребята занимаясь спиритизмом, вызывали злых духов и в этот раз у них это получилось. Как говориться, сошлись интересы двух антиподов: сатанисты хотели получить острые ощущения и мы изъявили желание им в этом помочь.
Мы, под прикрытием темноты, незаметно подкрались к костру. Серый был ближе всего к гитаристу, выхватил из рук у него гитару и, резким движением, одел ёё ему на голову. Это был сигнал для начала бескомпромиссной борьбы добра со злом и мы, с фанатизмом католических инквизиторов средневековья, приступили к побоищу последователей антихриста. Сатанисты, ждущие и зазывающие в гости люцифера, были явно не готовы к встрече с подольскими гопниками. Как в скорее оказалось, сатанисты вовсе не были похожи на своего кровожадного кумира и за свои идеалы в смертный бой вступать не собирались. У многих из них были ножи, кастеты, ремни и браслеты с острыми железными шипами, но они даже и не думали их использовать в деле и как я понял, наиболее популярной тактикой самозащиты слуг дьявола было банальное бегство. И так они, с дикими воплями и криками, растворились в темноте. Пню удалось заловить одного за волосы и тот, с ненавистью в глазах, яростно принялся накликать на наши головы проклятия, часто используя слова непонятного языка. Его заклинания прервал удар под дых, нанесенный Сеней железной палкой от надгробного креста.
Через несколько минут после нашего неожиданного нападения, возле жертвенного костра осталась лежать одна лишь бедная связанная кошечка. Для нее это был по истине счастливый день и я ее вскоре развязал и отпустил. Мы не решились идти в погоню за антихристами, так как никому не захотелось бегать в полной темноте среди разрытых могил и поломанных надгробий. Да в целом, нас вполне устраивал и такой результат.
Сатанисты, пустившись в паническое бегство, забыли парочку нетронутых бутылок вина и мы решили ими отметить состоявшуюся громкую победу сил света над силами тьмы. Нас еще долго захлестывала гордость за проделанную работу, спустившись вниз, мы продолжали пребывать в приподнятом настроении и, проходя мимо стен действующего монастыря, воображали себя настоящими крестоносцами, последними защитниками христианской веры.
Выходные мы частенько проводили у знакомой Иры. Как правило, ее родители на субботу и воскресенье уезжали на дачу, и любящая шумные компании Ирка, с радостью приглашала нас к себе в гости. Обычно, с самого раннего утра в субботу, как только из двора выезжала ее папы машина, мы заходили к гостеприимной Иринке.
Иркин отец был подполковником танковых войск и они, подобно большинству советских офицерских семьей, десятилетиями мотались по казармам нашей необъятной родины. Иринка родилась где то в Казахских степях, в городе который я никогда не мог правильно выговорить, ёё старшая сестра на Дальнем востоке. За пару лет до распада СССР, семья вернулась на этническую родину и, совсем неожиданно, получила квартиру в новом доме на Подоле. Содержать семью на должном уровне офицерской зарплаты никогда не хватало и они жили очень средненько, как впрочем и все окружающие. Однако, с первого взгляда ничего хорошего не предвещающий для советских военных распад СССР, по необъяснимым причинам, изменил на лучшее жизнь бравого офицера. Неожиданно, их простенькая квартира стала превращаться в слишком уж шикарную. Старая, убогая мебель была выкинута на свалку и на ее месте появилась югославская, также японский телевизор с видемагнитофоном заменил черно-белый, синтетические подстилки поменяли на персидские ковры. Ко всему, в квартире появилось очень много раритетных вещичек, представляющих не только денежную, но и историческую ценность, а папин кабинет был вообще обставлен с размахом президентского. Мама Ирины прикупила пару шубок из ценных мехов и несовершеннолетние Иринка с сестрой стали наряжаться как светские львицы. Вскоре семья приобрела десятилетнюю иномарку марки форд и они стали считаться самыми состоятельными и уважаемыми людьми в квартале. Да и загородная дача, куда ездили папа с мамой по выходным, исходя из увиденных нами фотографий, представляла собой элитный трехэтажный особняк. Зарплата у папы на то время была около двадцати долларов в месяц, мама медсестра вообще уволилась с работы и откуда все это бралось, для окружающих было полной загадкой. Не способная держать язык за зубами Иринка, долго не сопротивлялась и выложила нам все как на духу. Ирку сильно задевало, что когда к папе кто то приходил, дверь его кабинета наглухо закрывалась и никому, даже ее маме, ни под каким предлогом, не разрешалось туда входить. Это обстоятельство ёё сильно заинтриговало и она, на парочку со своей сестрой, начала шпионить за отцом. Они регулярно приставляли стакан к стенке детской комнаты, граничащей с кабинетом и вели прослушку всех папиных разговоров. Чаще всего он делился закрытой информацией со своим другом Семеном Моисеевичем, иногда засиживавшимся у него до двух часов ночи. Сестрички провели аналитику множества разговоров и поняли, что их отец списывал из своей военной части боеспособные танки, предварительно оформляя их как вышедшие из строя. И потом этот металлом, своим ходом, пробирался к Одесскому порту и переправлялся в заморские страны. В этой бесхитростной схеме, понятное дело, участвовало еще множество людей разных чинов и должностей, но доля подполковника вполне устраивала его семью и благодаря ей, они наконец то начали жить как люди.
Ира, как я говорил, была гостеприимная и это проявлялось в первую очередь в том, что она разрешала лазить в папин бар, располагавшийся в искусно аранжированном под старину кабинете. Мы рассаживались в уютные кожаные кресла, расставленные в окружении массивной мебели с резьбой в виде голов львов и орлов, открывали настежь дверцу бара и приступали, по чуть-чуть, распробовать высококачественные образцы спиртных напитков ведущих мировых марок. Этот бар больше походил на небольшой вино-водочный склад, где были представлены французские коньяки, шотландские виски, бренди, скотчи и десятки других напитков с красивыми этикетками и изысканным вкусом. По причине не владения иностранными языками, многих названий мы не могли перевести, но полностью доверяли папиному вкусу и, распивая их в темную, никогда не разочаровывались. Это были куда поприятней посиделки, если конечно их сравнивать с привычным времяпрепровождением с бутылкой самогонки в обосанном и обшарпанном парадном, которую мы частенько распивали прямо с горла. С горла было пить не то что не удобно, просто во время этого действия не всегда додерживалась справедливость, так как, зачастую, нарушались права потребителей, стоящих последними в очереди. Очень часто, первый дорвавшийся до пойла, пытался всосать в себя всю бутылку за раз. Эти дикие выходки друзей не редко у меня полностью отбивали тягу с ними пить и я, то и дело, добровольно отказывался от своей доли. Особенно этим грешил Сеня, единственный сын дворового алкоголика дяди Вани, который большую часть суток отдыхал на лавочке, расположенной напротив их парадного. Дядя Ваня никогда не спал и внимательно отслеживал происходящие во дворе события. Когда мы заходили за Сеней, он, не меняя лежащего положения, с полузакрытыми глазами комментировал: Андрея нет дома. Андрей только что вышел в магазин. Подымайтесь ребята он вас ждет. И видно у Сени тяга к спиртному была заложена на генетическом уровне и когда он в свою глотку вставлял бутылку, забрать ее назад можно было только с применением грубой физической силы. Также, он поступал и с сигаретами, приловчившись выкуривать целую сигарету в две тяги. И когда он просил у курящего затянутся один раз, это буквально означало: я докурю твою сигарету до конца. Со временем, Серый изобрел способ, помогавший делить в парадном пойло по справедливости. Он выкручивал лампочку в парадном, разбивал ее и, очистив патрон от стекла, изготовлял такую своеобразную стопочку, с ее помощью, ценное содержимое делилось равными порциями.
Попадая в этот шикарно-уютный кабинет, мы чувствовали себя как на приеме в королевском дворце. Бедный Сеня, проживший всю жизнь в нищете и лишениях, ни на секунду не переставал жадным взглядом осматривать все вокруг и во время этого, с его лица не сходила счастливая улыбка младенца. В отличии от остальных присутствующих, он не мог до конца расслабится в папином кабинете, так как его всегда мучила мысль, что в кухне находиться холодильник, доверху заставленный заморскими деликатесами. И он, то и дело, мотался из комнаты в кухню, хватая из холодильника все что только приглянется и, с набитым ртом, быстро возвращался обратно.
Однажды, мы пришли в гости к Ире, как обычно, удобно расселись возле чудо бара, заполнили бокалы изысканными напитками и вели веселую беседу. Неожиданно, приятную обстановку нарушил настойчивый длинный гудок дверного звонка. Вся компания была в сборе, гостей не предвиделось и звонок насторожил каждого.
«Это сосед!»: испуганно произнесла Иринка.
«Его папа часто просит навещать меня в свое отсутствие!»: добавила она.
Она принялась быстро собирать бутылки и сворачивать шикарную поляну. С продуктами было проще, осталось что то предпринять с нами.
«Спрячьтесь на балконе!»: нашла выход из положения Иринка.
Балкон был большой и застекленный, также там был постелен ковёр, на который она настойчиво попросила нас лечь. Мы лежали тихо, чтобы не дай бог, не навредить репутации девушки и всячески проклинали исполнительного соседа, так бесцеремонно испортившего праздничную обстановку. Притаившись на не очень хорошо почищенном ковре, я вскоре почувствовал чей то обжигающий взгляд и, подняв глаза, через стеклянную дверь увидел мужчину, который, с дерзкой улыбкой, смотрел на нас. Я про себя подумал: «ну и наглючий сосед и рожа еще какая противная!»
После того как нас обнаружили, мы поняли, что со своей функцией спрятаться не справились, встали и зашли в комнату. В комнате было еще двое мужчин, ведущих себя очень вызывающе. Один из них внимательно изучал пустую бутылку водки, извлеченную им из мусорного ведра. Я про себя подумал: «какого же плохого мнения родители о своей дочке, что уехав всего лишь на один день, поручили следить за ней сразу целому парадному!»
Мы сели на диванчик, моментально наполнив пространство спиртовыми испарениями и приготовились выслушивать нравоучительную лекцию про пагубное влияние алкоголя на детский неокрепший организм. Троица соседей нас рассматривали высокомерными взглядами и, с того ничего, начали откровенно грубить. Мы чтобы не навредить подружке, первое время сдерживались, но когда эти трое уже переступили черту дозволенности и перешли на личные оскорбления, Серый не сдержался и ответил им тем же. После чего, один из соседей произнес: «значит по хорошему не хотите!», достал из куртки красную корочку милиционера и тыкнул ей прямо в рожу Серому. Бегло рассмотрев документ оперуполномоченного, я пришел к логическому умозаключению, что Ирин папа, списывая сотнями казенную бронетехнику, явно подхватил шизофрению с манией преследования.
«Это надо же уехать на день из дому и нанять отслеживать каждый шаг дочки целый наряд милиции?» Да, подумал я, менты честно отработали свои деньги и застали Иру врасплох. Но ничего криминального в том, что мы зашли в гости, даже если что то и распивали, не было и мы не могли понять, чего они в целом от нас добиваются.
Самый взрослый седоволосый мент, придвинул к креслу столик и попросил у обезумевшей от страха Иры листик и ручку. После чего, начал составлять протокол и записывать наши фамилии и имена. Когда дошла очередь до Серого и он произнес свою фамилию Волков, мент, показавший корочку, заметил: «Что пошёл по семейным стопам Сережа?»
В начале, я рассказывал про подольские семьи, в которых все особи мужского пола, из поколения в поколение, занимались криминалом. Сережа как раз был представителем такой семьи. Членов его родни очень хорошо знали в подольском Ровд и когда в районе совершалось очередное тяжелое преступление, менты сразу посещали их квартиру и забирали на допрос его батю или дядю. Менты почему то были уверенны, что эти два братца, если даже не принимают участие во всех преступлениях района, то наверняка всегда знают, кто их совершил. По большому счету, они были правы.
«В смысле?»: грубо ответил Серый.
«Сейчас поймешь!»: сказал мент и начал раскрывать свои карты. Я уже сам понемногу догадывался, что менты пришли не по просьбе Иркиного бати, а именно за нами. И я начал ломать себе голову, по какому именно эпизоду, так как криминальных инцидентов у нас было очень много каждый божий день. Также меня удивляло, как они нас вычислили в таком тихом пристанище. Иркина квартира никогда не считалась общеизвестным районным притоном, вход туда был строго ограничен для самых близких знакомых.
Тайна вскоре раскрылась. В квартиру зашел курносый мальчик с недобрым взглядом, которого я сразу признал.
«Это они, все в сборе!»: злобно промолвил Хобот.
Так же я вспомнил, что пару дней назад, он встретился у нас на пути, мы были слегка нетрезвые и немного его побили.
Этот день однозначно можно было записывать как черный в нашем календаре. Хобот оказывается жил в соседнем парадном Иры и их балконы располагались в притык к друг другу. Он начал дружить с Ирой, как только ее семья заехала в этот дом и навязчиво предлагал себя как кавалера. Но она отмалчивалась, выбирая более достойную кандидатуру. Ёё было не трудно понять, так как Хобот действительно внешне выглядел мерзопакостно, его лицо было вечно усыпано гнойниками, которые он даже не пытался как то вывести. И то что он обратился в органы, говорило о том, что гнойным уродом он был как внешнее, так видно и внутри у него тоже, ничего кроме гнили не было.
Но не смотря ни на что, Хобот был настойчивым парнем и постоянные отказы Иры только больше разогревали его желание. Хобот тоже знал про регулярные отлучки ее родителей по выходным и любил посидеть поговорить с любимой и попить на дурняка дорогого коньячка. В тот день, он замазал пудрой набитый нами на днях синяк под глазом, надел парадную джинсовую куртку, папины туфли и, при полном параде, собрался к Ире в гости. Перед выходом Хобот вышел покурить на балкон, и на Иркином балконе увидел нашу компанию всю в сборе, от чего у него моментально пропал романтический настрой. Мало того, что мы начистили ему рожу на улице, мы также нагло вторглись в его личную жизнь, заняв его место возле возлюбленной и, тем самым, перепортили все его планы на день. Это переполнило чашу его терпения и он решил раз и навсегда покончить с ненавистной ему компанией нанесшей как физические, так и душевные страдания. Он подошел к телефону и набрал несложную комбинацию из двух цифр.
Когда на горизонте появился Хобот, мои друзья сразу поняли, откуда дует ветер и в один голос промолвили, что видят Хобота первый раз в жизни, никогда с ним не сталкивались, тем более, не сорились.
«Видно вы по хорошему не хотите, тогда пеняйте на себя!»: подытожил мент. Мы конечно хотели бы разойтись по хорошему, но он нам не указал путь, как этого можно провернуть.
«На выход!»: командным тоном приказал мент и мы, цепочкой, за ним вышли из квартиры. Во дворе нас ожидал желтый бобик с синей полосой, в который мы принялись упаковываться. В машине, более опытные в таких делах мои друзья, начали тайком прятать сигареты и деньги в носки. Я тоже парочку сигарет положил себе в носок. Я был посажен крайним к одному из стражей порядка и, оправдываясь, начал ему рассказывать что Хобот, которого мы якобы побили, очень нехороший человек: хулиган, пятница и развратник. И что я даже знаю человека, которого он сильно избивает и постоянно грабит. Это действительно было правдой, Хобот регулярно издевался над Максом, моим бывшим партнером по фотобизнесу, который жил в этом же доме. Как ни странно, мент мои слова воспринял с немалой заинтересованностью и спросил: «а почему твой друг не напишет заявление в милицию?» На что я ответил, что злобный и коварный Хобот держит его в страхе и пригрозил Максу, если он кому то пожалуется, расправится с его семьей и мой друг сильно переживает за свою маленькую сестру. От этих слов Мент побагровел и сквозь зубы процедил: «потом разберемся!»
Уже в отделении я узнал, что этот мент был отцом Хобота. Хобота отец оказался тоже был мент, но недавно ушедший в отставку. Но как говориться, бывших ментов не бывает и он, вспомнив лучшие годы своей жизни, от начала до конца, учувствовал в операции по поимке и обезвреживанию банды обидчиков своего сына.
Бобик затормозил возле легендарного отделения милиции и нас поместили в просторной приемной комнате. Как меня и предупреждали, дежурный сержант тщательно обшарил нам карманы и, вытрусив все содержимое, спрятал его в сейф. Во время всего этого действия, меня распирали разные мысли. С одной стороны, я уже пару месяцев пожив пацановской жизнью, давно уже хотел проявить себя настоящим героем в этом заведении. Пройти все круги ада и, ни в чем не признавшись, выйти победителем. И не слушать рассказы своих друзей про свои регулярные приемы, а самому уже что то начать рассказать. А с другой стороны, я боялся, что звонок домой следователя, который расскажет моей маме где я и по какому поводу задержан, может запросто вызвать у нее сердечный приступ.
Назначенный дежурный следователь раздал нам чистые листки бумаги и приказал, в мельчайших подробностях, описать всё как было в тот злополучный день. Через полчаса он принялся их внимательно зачитывать вслух. Сильно напрягая зрение, производя множество запинок и долгие паузы, он, с большим трудом, выполнял эту задачу. Это была действительно задача не из лёгких, так как мои друзья, также в принципе как и я, большое значение правилам грамматики и орфографии в жизни не уделяли и все мы имели очень маленький опыт в использовании письма на практике. Лично мои школьные сочинения, с 5 по 9 класс, всегда писала за меня мамина знакомая учительница русского языка и потом сама проверяла их и ставила за них оценки, так как она же у меня вела этот предмет. Мои друзья, в школе не преодолели барьера восьмого класса и кроме написания детского сочинения на тему: «как я провел летние каникулы» больше не сталкивались с этим видом творчества.
В этот день, у нас появилась реальная возможность проявить свои скрытые таланты. Мы отнеслись к этому заданию очень серьезно и, используя богатое воображение и фантазию, приступили сочинять всё что приходило в голову. Все сочинения получились очень колоритные и разные, единственное что их объединяло, это то, что никто себя виновным не считал. Мы не имели возможности договориться писать что то одно и каждый обелял себя по своему, всеми способами доказывая свою невиновность.
Мои бывалые друзья, уже как несколько лет состоявшие на учете милиции, знали как себя здесь вести и меня тоже, по возможности, инструктировали. Главное правило поведения было таковым - ни в чем никогда не признаваться, в ином случае, на тебя будут вешать все глухари. По этой и по многим другим причинам, никто из нас письменное раскаяние делать не собирался.
Следователь, не дочитав до конца и второе сочинение, после чего обозвал нас дебилами и выдал новые листки и попросил повторить задание. Однако новосозданные произведения получились один в один с предыдущими.
«Вот дегенераты послушайте, что вы пишите!»: сказал, не на шутку разозлившийся следователь и продолжил зачитывать показания вслух. Первыми шли объяснения Пня. «В тот день я встретил на улице в 5 часов дня Сашу, Сережу и Андрея. Мы решали как провести вечер. Саша предложил пойти в кино, Андрей же настаивал на театре, убеждая нас, что сегодня премьера обещающего спектакля. Я же хотел просто пойти в кафетерий за мороженым. И во время нашей дискуссии, из подворотни вышел Хобот, издалека видно, в сильном алкоголическом опьянении. Он был какой то грязный, как будто где то валялся, также на его лице были видны следы побоев. Подойдя к нам, он нас прервал потоком нецензурной брани, направленной в наш адрес. Мы же, не реагируя на провокации этого человека, в ответ лишь развернулись, так как это не в наших правилах ввязываться в разборки и уличные драки и, в испорченном настроении, разошлись по домам». И вывод: «Хобот грязный клеветник и никто из моей компании его не трогал».
Сеня написал: «что в тот вечер мы Саша, Сережа и Андрей прогуливались по району и обсуждали тему неопознанных летающих объектов, время от времени появляющихся на земле, также размышляли, кто кем хочет стать в жизни. Вдруг из темноты вышел агрессивно настроенный светловолосый парень, очень похожий на Хобота. Преградив нам дорогу, он грозно промолвил, чтобы мы ему отдали все свои ценности, мы же в один голос ответили, что у нас ничего нету. Он, схватил меня за воротник и, оторвав от земли, начал сильно трясти. Когда я начал задыхаться, пытаясь оторваться от незнакомца, я начал махать руками и видно в этот момент нечаянно задел его лицо. Хулиган, по очереди, проделал тоже самое со всеми моими товарищами и, окончательно вымотавшись, присел на асфальт. Мы все быстро покинули это место, не дожидаясь пока он снова придет в себя». Вывод был один: «никто Хобота и пальцем не трогал».
Сергей долго не думал и просто написал, что в тот вечер чувствовал себя неважно и целый день провёл дома, что могут подтвердить два свидетеля его бабушка и дядя. Серый был уверен, что у него надежные свидетели, которые обеспечат ему железное алиби. Его бабушке совсем недавно стукнуло 90 лет, из которых, последние 20 лет ёё сильно мучил склероз и она принимала за своего единственного внучка всех заходящих к Сергею ребят. Понятное дело, по просьбе внука, она вполне искренне могла подтвердить все что угодно. А его дядя, как было известно каждому районному милиционеру, большую часть своей сознательной жизни провел в колониях строгого режима и конечно, ни при каких обстоятельствах, ни отказал бы своему любимому племянничку в таком щепетильном деле.
Я же, в свою очередь, написал объяснительную очень лаконично: «мы с друзьями действительно в тот вечер встречались, но этого парня в тот день не видели, и, соответственно, никто его не бил».
Изощренность и хитрость моих друзей не дала ожидаемых результатов, так как наши показания кардинально отличались, а это означало одно - что мы все говорим не правду.
Следователь, из-за уймы грамматических ошибок и полного отсутствия знаков препинания, с большим трудом, дочитал все до конца. Потом он решил, что проще будет задавать нам вопросы и самому писать показания в соответствии с нашими ответами.
Мы знали из практики старших ребят, что всё что спрашивает следователь надо отрицать, также нужно постоянно придумывать всякие небылицы, а лучше всего косить под умственно-отсталого. И так, в течении целого часа, мы доводили его своими противоречивыми показаниями, которые каждую минуту менялись и дополнялись.
Когда он полностью осознал бессмысленность этого метода, он резко встал на ноги и, выкрикнув диким голосом: «вы что меня за идиота держите!», взял со стола толстенную папку и каждого, по очереди, огрел ею по голове. Я сидел ближе всего к нему, в отличии от своих ловких друзей, я не успел прикрыть руками уязвимый орган и получил увесистый удар по макушке. От чего, у меня перед глазами появились звездочки, плохие мысли сразу ушли в сторону и я стал чувствовать себя намного лучше.
Следователь окончательно отказался прояснять ситуацию с нашей помощью и решил задействовать имеющийся у него в запасе серьезный аргумент. Он попросил привести потерпевшего.
Хобот был представителемквартала нововоздвигнутых домов, которых заселили преимущественно жителями Радянского района. Наши ровесники из этих домов до этого жили в одном или близлежащих общежитиях и дружили между собой с детства. Переехав на новое место, они держались своей общины и редко вступали в контакт с местными. А когда вступали, эти контакты были мало дружелюбными. И подольская прогрессивная молодежь не воспринимала их за своих, хотя они в общем от нас ничем не отличались и проводили время также как мы, только конечно не в нашем районе. Они регулярно ездили в свой старый район, где как рассказывали очевидцы, занимались гопстопом, вымогательством и лазили по квартирам. И когда мы поняли, что Хобот написал заявление в милицию, нас это откровенно шокировало, так как таким образом он на всю жизнь запятнался на Подоле. Мы даже представить себе не могли, как он представляет себе дальнейшую жизнь с сученой репутацией в нашем районе.
Хобот зашел в кабинет и начал, в мельчайших подробностях, описывать как его били, кто его бил, поочередно тыкая в нас указательным пальцем. У него, надо признать, была феноменальная память и он в точности помнил каждый удар и кто его нанес. Потом он повернулся задом, нагнулся и продемонстрировал небольшую дырочку на штанах, которая образовалась в результате его падения на острый предмет.
«Нанесения серьезного материального ущерба!»: возмущенным голосом заметил Хобот.
Когда следователь его спросил: «есть что добавить?», Хобот промолвил: «А еще они отобрали у меня целую пачку Мальборо!»
Во время всего этого действия, злость наполняла наши сердца, потому что мы знали, что он, в моральном плане, ничем нас не лучше, да еще начал клеветать, так как пачка была не Мальборо, а Столичных и там было всего лишь несколько сигарет.
Выговорившись, он встал возле меня. Я тихо прошептал: «Хобот угомонись, потом же будет хуже!»
Следователь это тоже услышал и повторил свой коронный удар папкой. Я опять не успел укрыться и, от очередного пропущенного удара, приступил напрямую общаться с потусторонним миром.
После того как он ушёл, следователя взгляд уже был намного поуверенней. «А вы забрали еще пачку сигарет?»: потирая руки, произнес следователь.
«Так это совсем меняет дело. Пачка Мальборо в соответствии со старым кодексом, по стоимости приравнивается к четырем минимальным зарплатам и ваше действие будет классифицироваться как грабеж совершенный организованной группой с нанесением тяжких увечий, и причинением материальных убытков крупных размеров. И исходя из этого, ваше дело уже будет рассматриваться по 141 статье, третьей части в которой предусматривается срок заключения от 7 до 12 лет!»
Мы знали, что мы малолетки и что он нас больше запугивает, но всё равно это звучало совсем невесело.
Нашу беседу прервал мат, доносившийся из коридора. Мы имели возможность понаблюдать через большое стекло приемной, как двое патрульных, с трудом затаскивали в обезьянник пьяного дебошира, который, не смотря на застегнутые за спиной в наручники руки, довольно успешно отбивался от служителей правопорядка.
Следователь вышел из приемной разобраться в чем дело, оставив нас одних. Мы провели совещание, обсуждая возможные нюансы нашего дела, от чего начали нервничать и решили, что надо срочно покурить. В приемной это делать никто не осмелился и мы, по очереди, ходили курить в туалет. Когда пришла моя очередь, ребята объяснили как туда пройти, они бывали в этом здании и раньше и хорошо знали, что где находиться. Я без труда его нашёл и как только затянулся, в туалет зашел наш следователь. Увидев меня, он на секунду замер и в его глазах одновременно прочитывались испуг и удивление. Я никак не мог понять, чего он так испугался, так как было откровенно глупо подозревать четырнадцатилетнего мальчика в том, что он устроил следователю в туалете РОВД засаду с целью его физического устранения. Скорее всего он решил, что моя компания просто разбежалась, да еще что то с собой прихватив.
Он, растерянным голоском, спросил у меня: «что ты тут делаешь?»
Я, затушевавшись, честно ответил: «курю!» Скрывать правду было глупо, так как сигарета продолжала дымиться в моей руке.
Потом он меня осторожно спросил: «а где остальные?»
Я ответил: «все уже в приемной!»
После чего он успокоился, взял меня за шкирки и отвёл обратно в наш кабинет. Посадив меня на лавочку, он пошел за своей папкой. В этот раз я уже успел прикрыть голову руками и, от нанесенного удара, у меня уже болели кисти рук.
И теперь, уходя из комнаты, он оставлял с нами сержанта. Это был краснощекий деревенский обалдуй, который нам даже не разрешал разговаривать. И когда кто то нарушал его приказ, сержант мгновенно гасил его по спине дубинкой.
К вечеру, следователь вызвал наших родителей. Моя мама примчалась первой и следователь, отведя ее в сторонку, посвятил в то, что ёё сын попал в дурную компанию и теперь следует за мной следить более тщательней. Как потом оказалось, наш потерпевший передумал доводить дело до конца. В начале он, на пару со своим отцом, хотели вытрусить из наших родителей немного денег. Но узнав, что богатеньких папаш ни у кого из нас не имеется и, соответственно, никто достойно им не заплатит за откуп, они отказались от этой затеи. Тем более, следователя насторожила наша несговорчивость. Из за нашего 14-15 летнего возраста, он не решился начать нас прессовать и, подвергая адскими пытками, вырывать у нас показания.
Как правило, в этом заведении начинали по настоящему пытать уже с лет шестнадцати, а до наступления этого возраста старались особо не трогать, но не из за моральных убеждений, а просто боясь загубить хрупкий детский организм. И батя потерпевшего, посовещавшись с бывшими коллегами, попросил, чтобы нас здесь хорошо попугали и потом отпустили.
Следователь, подержав нас в напряжении до поздней ночи, решил, что со своей задачей справился. Перед тем как отпустить, он промолвил, что нам крупно повезло и так везти будет не всегда и выдал на поруки нашим родителям. В самом конце, он нас предупредил, что если с Хоботом что то случиться в течении года, искать и обвинять в этом он будет именно нас.
Эта ремарка нас не на шутку озадачила, так как, даже за такое короткое знакомство с Хоботом, мы поняли, что он был человеком ничтожным. Мы были уверены, что за долгий год найдется уйма желающих набить такому морду. Также мы обратили внимание, что он был человеком нагловатым и с характером. Когда мы его избивали, он, до последнего вздоха, не переставал осыпать нас обидными оскорблениями и угрожать. Благодаря своему необузданному нраву и противнейшей харе, Хобот спокойно мог ежедневно попадать в неприятные ситуации и нам конечно не хотелось быть козлами отпущения за все, что с ним может произойти в течении целого года.
Следователь заставил подписать формальный протокол, что мы были задержаны за мелкое хулиганство в виде оскорбления служителя правопорядка, после чего этот и предыдущие наши протоколы, содержащие фамилии и координаты, поместил в отдельную папочку.
Я молча шел с мамой домой, она была вся в слезах и постоянно била мне по шее подзатыльники. «Что это за рожи с тобой дружат?»: периодически возмущалась она. В свое оправдание я говорил, что обычные ребята и повторял ей нелепую историю, что оказался в милиции совершенно случайно и ни в чем не виновен. Что зашел в гости к знакомой девочке отдать кассету и тут внезапно влетела милиция и, ничего не объясняя мне, забрала с собой. Мама привыкла мне верить и в этот раз поверила и когда мы подошли к дому, она полностью успокоилась. И уже на ступеньках пообещала, что ничего не скажет папе, так как у меня совсем скоро день рожденье и она не хотела портить мой праздник.
В школе уже все меня признали за самого влиятельного человека и некоторые подхалимы прямо называли королем школы. Теперь в мои обязанности входило быть в курсе всего, что твориться в моей школе, участвовать во всех внутренних разборках и также в уличных разборках, в которых участвовали ученики моей школы. Когда ученики что то не могли прояснить самостоятельно, они всегда шли ко мне за советом. После драк и всевозможных столкновений, мне докладывали причину их возникновения и я, принимая решения, старался быть беспристрастным и справедливым. Когда прояснялось, что один из участников полностью был не прав, мне приходилось разбирался с ним лично. Как и положено королевской персоне, у меня была своя свита, несменным из которой был Федя. Он выполнял функции оруженосца и лакея одновременно, но всегда и во всем мотивировался лишь своим корыстным интересом. Федя не переносил уличных разборок и вообще он не любил драк и кровопролития. Единственное, что он ценил в жизни - это любое нарко- алкогольное средство, помогавшее на время задурманить его слабый мозг. Получать упомянутые средства он привык попрошайничеством и выдуриванием, что проделывал с небывалым профессионализмом. Федя хорошо знал всех авторитетных подростков района и часто посещал злачные места, но принимал участие исключительно в увеселительных мероприятиях. Когда мы собирались предпринять какие то более-менее серьезные дела, он всегда исчезал под прикрытием незатейливого предлога или просто терялся по дороге. И в целом, Федя был способен только на низкие и мелкие поступки. Как-то раз, мы с ним высмотрели в галантерейном магазине две модели электронных часов, очень провокационно лежащих на витрине под стеклом. Продавец регулярно заходил в подсобку, мы проверили, что стекло витрины очень легко приподымается. Мы приняли единогласное решение их утянуть. Посмотрев в лицо товарища, я понял, что это делать буду именно я. Феде досталась роль шухерного, а по большому счету, он ничего не делал. На крыльце магазина он принял позу стартующего спрингера, готового, при первой же возможной угрозе, сорваться со скоростью звука. Даже трудно было представить, как он в таком настрое, в случае надобности, собирался меня выручать или хотя бы предупредить об опасности. Все получилось очень быстро и я, без запалов, вышел с магазина с часами в кармане. Я никогда не был жадным и наградил его часами, вторые оставив себе. После чего, мы вернулись в школу. Выйдя на переменке из класса покурить и зайдя обратно, я не обнаружил свои часы на оставленном месте. Я прекрасно знал возможности и направленность интересов моих одноклассников и долго не думая, полез в портфель Феди, где и нашел парочку часов, аккуратно завернутых в темный кулек. Федя, как только переступил порог класса, заслужено получил в морду и, в наказание, лишился моего подарка. Долго я на него зла не держал и уже привык прощать мелкие шалости. А эти мелкие шалости, казалось были единственными причинами, ради чего он так рвался в десятый класс. Я даже не мог себе представить, что Федя будет делать, когда закончит школу.
Как только звучал звонок на большую перемену и все выходили в коридор, Федя выбегал первым и оббегая вокруг школу, заходил через запасной выход и поспешно возвращался в класс. К этому времени комната была безлюдна и он приступал к действиям. Буквально за несколько минут, Федя успевал обшарить все портфели и торбочки своих одноклассников. Федя был рад практически всему найденному и, под чистую, выгребал всё, что только нащупывали его чувствительные пальчики: копеечную мелочь, ручки, карандаши, линейки, календарики, циркули, блокнотики. Найденное он тянул домой и в его комнате все шкафы и ящики были доверху забиты школьными принадлежностями, старательно собранными им за десятилетнее пребывание в школе. Я никогда не мог понять, зачем ему были нужны эти предметы, так как, что в школе, что дома, он ими практически не пользовался. Когда я Федю об этом спрашивал, он затруднялся ответить что-то вразумительное и просто разводил руками. Я в этих операциях никогда не участвовал, так как считал для себя унизительными и поначалу, даже запретил Феде. Но вскоре увидев, как сильно мучается мой старый друг, я не выдержал и снял свой запрет.
Также, любимым школьным занятием Феди было отбирать булочки и обеды у младших школьников и это он делал ни как из за голода, а, в большей степени, ради удовольствия. Вырывая булочки из рук пятиклассников, он вытягивал руку вверх и умирал со смеху, когда мальчик пытался дотянуться или допрыгнуть, в надежде получить булочку обратно. Через какое то время, Федя начинал понемножку есть булочку и, когда не торопясь доедал ее до конца, он благодарил мальчика, как будто тот его угостил по доброй воле. После, в приподнятом настроении, возвращался на урок. Ко всему вышесказанному, Федя никогда не упускал возможности что то поломать из школьного инвентаря или сделать какую то гадость учителям.
Как-то мы стояли на переменке в подворотне и курили. Мимо нас пробежала здоровенная серая крыса. Древний Подол спокон веков был откровенно грязным райончиком и, соответственно, излюбленным местом обитания этого вида грызунов. Коренные подоляне к соседству крыс относились очень спокойно и здесь люди и животные всегда мирно уживались, не доставляя друг другу больших хлопот. Крысы круглосуточно оживленно рыскали по множеству куч мусора, разбросанных по району, а люди постоянно обновляли их привычный рацион свежими объедками, которые часто сбрасывали прямо на тротуар. Пробежавшая мимо нас крыса, привыкшая считать, что подолянин крысе друг, заприметила неподалеку кулек с отходами и, не обращая на нас никакого внимания, принялась его оживленно разворачивать. По Фединому взгляду я понял, что он что-то задумал. Он подхватил лежащий на асфальте камень и швырнул в грызуна. Его метким ударом, крыса была убита наповал. «Ну и зачем?»: спросил я у него. «Сейчас узнаешь»: важным тоном ответил Федя. Он завернул мертвое животное в кулек, усыпивший бдительность крысы, и положил ее под школьный пиджак. Зайдя в школу, Федя быстро направился в кабинет ненавистного завуча по внеклассной работе и припрятал тушку ей в сумку. После чего, мы направились в класс, располагавшийся как раз напротив кабинета завуча. Начался урок, через несколько минут голос учительницы заглушил дикий вопль несчастной женщины, доносящийся с противоположного кабинета, потом видно она начало хаотично бегать по коридору, на всю школу цокая своими каблуками. Как мы с Федей догадались, завуч только что добралась до своей сумки. Чтобы узнать в чем дело, учительница открыла дверь в коридор и встретила перепуганную Жанну Аркадьевну. Она забежала к нам в класс с раскрасневшимся лицом и расстегнутой до неприличия блузкой. Завуч, глотая жменями успокоительные таблетки, со слезами на глазах, жаловалась своей подружке про инцидент. Случайно встретившись глазами с Федей, она предложила выйти учительнице в коридор. Там завуч настойчиво интересовалась: не видела ли она крысы в руках у кого то из своих подопечных?
Вообще Федя, не мог провести и одного дня, без какой либо гадости, осуществленной им в школе. И он был таким в школе не один и, более опытные учителя, никогда без присмотра свои сумки не оставляли, боясь не только того, что туда что то подсунут, а также существовала большая вероятность, что могут и многое что высунуть, в первую очередь, кошелек.
Федя никогда не упускал малейшей возможности набедокурить: то прибьет гвоздями к полу сменную обувь учительницы, то помочится в классные цветы, после чего они мгновенно вяли и погибали, то подпалит шторы в коридоре. И ночью, когда Федю мучила бессонница, он, с парочкой заранее приготовленных булыжников, приходил под здание родной школы и приступал высаживать окна нашего класса. Таким образом, он высказывал свой протест нашему классному руководителю, не соглашаясь с ее низкой оценкой его уровня IQ. Он также надеялся, что это повлечет за собой отмену учебного дня.
Громкий школьный титул не заслепил мне глаза, потому что я трезво осознавал, что в этой школе, еще какой то год назад, я бы, ни при каких обстоятельствах, его бы не получил. И я его получил, в первую очередь, из за отсутствия достойной конкуренции. И вообще, я относился к нему иронично и, в скором времени, он приносил мне одни лишь хлопоты. На всех переменках ко мне прилипала толпа обиженных, они начинали жаловаться друг на друга и просить о помощи, что часто выводило из себя.
Кроме Феди, в школе ко мне еще привязались два семиклассника Колобок и Глист. Не смотря на то, что они учились в 7 классе, они были всего лишь на год младше меня. Колобок и Глист уже в течении нескольких лет не могли преодолеть этот барьер, оставаясь в 7 классе третий раз подряд. Они свыклись со своей долей и теперь ждали конца этого школьного года, когда их уже точно спишут из школы по возрасту. Глист и Колоб, подобно сиамским близнецам, всегда шагали плеч оплечь, не отходя друг от друга ни на шаг. Я, со временем, узнал причину такой крепкой дружбы «не разлей вода». Дело в том, что Глист в школу всегда ходил с двумя баночками из под майонеза, в которых был медицинский спирт. У него мама работала медсестрой и он ежедневно старательно разбавлял домашние запасы медикаментов. Колоб про это конечно знал. Он с утра прилипал к другу, боясь пропустить хоть одну раздачу и разгонял стаи других шаровиков. В 13 лет у Глиста имелись все симптомы хронического алкоголика: его нос имел темно-багровый оттенок, на лице сильно проступали капилляры и, складывалось такое впечатление, что в грудном возрасте ему мама, вместо молока давала чистый спирт. Так как в школе работала моя мама, я вовремя занятий пил очень редко и от их приглашений всегда отказывался. Они же, по чуть-чуть, начинали распивать с первого урока и, к концу третьего, уже еле стояли на ногах. Школьная администрация Глисту делала регулярные предупреждения и когда его, на раз двадцатый, завуч по внеклассной работе словила в невменяемом состоянии, его карьера в этой школе окончательно оборвалась. В тот день, Глист, в пьяном умате, не разглядел начальницу и, будучи полностью уверенным, что он у себя во дворе общается с соседкой, обругал женщину матом. Это существенно усугубило его положение и все закончилось его моментальным изгнанием из школы. Колобок, долго не тосковал по товарищу, скорбеть в гордом одиночестве не собирался и навязчиво привязался ко мне.
Колоб был невысокого роста, имея телосложение правильной круглой формы. У него практически не было шеи, его голова росла прямо из туловища, ко всему, эта голова всегда было наголо выбрита. За свой внешний вид, он и получил эту кличку. Для фотогеничного сходства со сказочным колобком ему только не хватало доброго взгляда.
Он был шустрый, сообразительный парень, который с ранних лет понимал, что к чему в жизни. Примазавшись ко мне, он получил протекторат, как в школе, так и на улице. Колоб происходил из очень неблагополучной семьи. Его отец был местный алкаш, который постоянно болтался по району со своей компанией и его всегда можно было встретить возле гастронома или пивной бочки. Мама Колоба, в советское время, работала заведующей плодово-овощной базы и тогда семья жила очень не плохо. После распада СССР база закрылась и она осталась безработной. Ко всему, у них в семье была страшная трагедия - прикованный к кровати первый сын. Отец всегда был не равнодушен к алкоголю и, со временем, мать не выдержала натиска жизненных трудностей, оточивших ее со всех сторон, и тоже поддалась влиянию сильного плеча и быстро превратилась в тихую домашнюю алкоголичку.
Несмотря на то, что Колоб в младших классах был прилежным учеником, с раннего детства, на нем стояло клеймо человека без будущего. И когда Колоб начал подрастать, как говориться, гены и окружение взяли своё. Колоб начал делать все что угодно, лишь бы засветиться и зарекомендовать себя в блатном свете. Кроме систематических пьянок, он постоянно лез в драки, хотя был не бойцом и скромных физических данных, но как я понимал, в драке он больше рассчитывал на поддержку знакомых, чем на себя. Также Колоб частенько воровал ключи у одноклассников и сразу, не откладывая на потом, срывался с уроков и шел на дело. Когда его одноклассник обнаруживал, что у него пропали ключи и как только он попадал домой и видел следы пребывания вора, он сразу же вспоминал, что Колоб ушёл со школы раньше и был уверен, что его обворовал именно он. И в принципе не ошибался. Вообще, в последний год учебы, у Колоба была такая репутация в школе, что когда у его окружения происходила такого рода неприятность, сразу же думали на него. И даже если во время преступления Колоб находился в школе, всё равно считали, что виноват именно он. И объясняли это очень просто: Колоб украл ключи и отдал их своему подельнику и остался в школе только ради алиби.
Получая доступ к чужой квартире, Колоб терялся и толком даже не знал, что красть. Он брал только то, что можно было унести самостоятельно в руках, если деньги и драгоценности не лежали на видном месте, то хозяева практически не страдали от его нелегального вторжения. Колоб набивал карманы попадавшимися ему на глаза всякими мелкими ненужными предметами, обязательно вскрывал бар и холодильник и пока не находил алкоголь и закуску, не уходил. Вообще, складывалось такое впечатление, что он лазит в квартиры исключительно ради водки. Однако он это делал не ради водки, а чтобы своим образом жизни походить на районных авторитетов.
Колоб трезво осознавал, что действует очень уж открыто и что его незамедлительно вычислят и, сразу же после дела, не заходя домой, шёл в подвал своего дома, где приступал к пьянке. Изрядно подвыпив, он часто звонил мне и, приглашал в гости в свой подвал. Продолжая распивать украденное спиртное, он, в деталях, рассказывал про свой последний эпизод. В конце Колоб делал вывод, что его завтра посадят. Когда он это произносил, по интонации было понятно, что он к этому готов и в целом стремиться. Да у таких как мы действительно было показателем попадать в милицию, но чтобы запудрить мозги следователю и благополучно выйти сухим из воды. Добровольно садиться в тюрьму никто не собирался и за свободу буквально цеплялись зубами. Колоб видно до конца не понял всех тонкостей блатной романтики, и, желая получить авторитет, настойчиво стремился как можно быстрее и на дольше сесть в тюрьму. По пьяни, он часто озвучивал вслух свою мечту, что он хочет пройти через все зоновские режимы от общего до строгого. С другой стороны, если взять в расчет царившую в его семейном очаге обстановку: вечную ругань и потасовки пьяных родителей, веселые компании, состоящие из всего отребья района, да еще, в отдельной комнате, брат с церебральным параличом, за которым часто забывали ухаживать и он ходил под себя, и, днями напролет, лежал в собственном дерьме, тогда действительно, любая смена такой обстановки, в том числе и тюремные нары, будут восприниматься за курорт.
Но Колобу с тюрьмой долго не везло, после его квартирных краж, потерпевшие, понимая, что практически никакого урона им не нанесли, за помощью в милицию не обращались. Они знали про семью Колоба, особенно про страшную судьбу его брата, которая любого заставит разжалобиться и, искренне жалея непутевого мальчика, отпускали его с миром. И всю вину возлагали на одних лишь его беспечных родителей.
Мечта Колоба сбылась где то в лет 15, когда он первый раз сел за очередную квартирную кражу. Он просидел полгода в спецшколе для малолетних преступников и когда я его встретил по освобождению, он в корне поменялся. Колоб вел себя как будто он просидел в тюрьме не менее половины жизни и начал меня учить тюремным законам и жаловаться на не легкую жизнь арестантов. Во время нашей недолгой беседы, он полностью вошел в роль вора в законе, и уже начал мне откровенно грубить, заявляя, что он не знает ни одного нормального человека, который хотя бы один раз в жизни не сидел. Камень был явно брошен в мой огород, эти слова дали мне понять, что для него я уважаемым человеком уже не являюсь и у меня не оставалось другого выхода, как доказать ему обратное. Я это сделал путем нанесения сильного удара ему в челюсть. Когда я уходил, Колоб, продолжая лежать на асфальте, сыпал в мою сторону одну страшнее другой угрозы. «Весь блатной мир уже завтра будет знать о твоем беспредельном поступке» «ты на босяка руку поднял, мы тебе этого не простим»: кричал он мне вслед истерическим голосом.
Пообщавшись с ним, я понял, что тюрьма действительно конкретно меняет людей. За каких то там полгода, веселый и добродушный Колоб превратился в черствого, закоренелого зека, невидящего другой жизни как за колючкой. После этого случая, я с ним полностью перестал общался и, встречая друг друга на улице, мы делали вид, что не знакомы. Но он жил рядом и, от множества общих знакомых, до меня доходила про него информация.
Уже после первого срока, Колоб начал употреблять тяжелые наркотики, после второго срока, длившегося три года, он, взял на вооружение лозунг: «зачем платить больше?» и начал собственноручно варить ширку в своей квартире, а позже, открыл точку по продаже ширки. Последние, проведенные в заточении три года, не прошли даром, он, пристрастившись на воле к ширке, понял, что за ней на Подоле большое будущее и, имея массу свободного времени, за решеткой разработал систему, которая должна была работать без сбоев. Подчитав возможные колоссальные доходы от нелегального оборота наркотических средств, он решил проявить себя в роли наркобарона. К налаживанию бизнеса он подошел очень ответственно и с большим размахом, подключив абсолютно всех членов своей семьи и за каждым закрепив свою роль. Папа собирал в поле родного села урожай мака, сушил его и делал заготовки и также закупал сырье у других крестьян. Мама наизусть изучила рецепт приготовления ширки и, сдав сыну экзамен на отлично, была допущена к ее изготовлению. Также, на нее были возложены функции по добыче и доставке дополнительных компонентов: ацетона, марли, шприцов, медикаментов. Брат, вместе со своей инвалидной коляской, использовался как перевозной контейнер больших партий наркотиков по району и за его приделы. Брат, от изменившихся условий содержания, чувствовал себя на седьмом небе, так как теперь с ним гуляли по несколько раз в день, да еще добрый младший брат утолял его регулярные боли каким то новым мощным внутривенным лекарством. Задачей самого Колоба было создать мощную клиентскую базу, постоянно пополнять существующую новыми желающими и отсекать беспонтовых. Также он занимался раскруткой выпускаемого продукта, разработкой и внедрением стратегий и тактик, стимулирующих бесперебойные покупки требуемых объемов. Он ввел систему привлекательных скидок для постоянных и оптовых покупателей. И основное, что ложилось на плечи Колоба - это конечно контроль за бесперебойным функционированием данного семейного предприятия и сама реализация конечного продукта. Вскоре, он пришел к выводу, что в тесном кругу семьи, он со всем этим не справиться и подключил двоих реализаторов. Колоб не собирался с кем то делиться по братски и для этих целей подобрал людей, не способных в будущем посягнуть на его бизнес и представлять для него какую либо угрозу. Из множества кандидатов, он вскоре выбрал двух конченных наркоманов, работающих на него на кабальных условиях за дозу.
По освобождению из тюрьмы, Колобу был присужден год надзора и он регулярно должен был приходить на обязательную отметку к участковому. В очередной раз, когда он пришел в гости к участковому, на вопрос Валерия Павловича «чем занимаешься?», он лаконично ответил: «торгую ширкой». От наглости Колоба, капитан аж вскочил на ноги и уже открыл рот, чтобы облить грязью подлеца, но в тот момент он увидел на своем столе неожиданно появившиеся три купюры стодолларового номинала. Ко всему Колоб добавил: «столько буду приносить на каждую отметку». Это обстоятельство немного охладило пыл честного офицера и он, переложив деньги к себе в ящик, дружелюбно пожал Колобу руку. Когда Колоб уходил, он произнес: «Если там что то будет, не забывайте предупреждать». На что капитан одобрительно кивнул головой и вежливо улыбнулся. Он так был тронут поступком Колоба, что ели сдержался, чтобы не прокричать так точно и не отдать честь. Выйдя из кабинета участкового, Колоб торжествовал - теперь система совершенна, все дыры и щели плотно залатаны.
После джентльменского договора с участковым, Колоб уже ничего не боялся и активно присаживал малолеток, живущих в его дворе и квартале. Мгновенно сформировалась постоянная клиентура и деньги бесперебойно и существенно наполняли его карманы. В работе с клиентами было установлено жесткое правило, гласившее: «в долг ничего не дается и не продается», которое он, ни под каким предлогом, не нарушал. Колоб никогда не испытывал моральных мучений от того, что губит человеческие жизни. Это, в первую очередь по тому, что он сам плотно сидел на игле, а с другой стороны, кто его лично когда то жалел в жизни и чем то помогал? И он наркотики ведь не дарил, а продавал. А желающий купить дьявольское зелье, обязательно его купит, если не у него, то у кого то другого. Многие наркоманы начали приносить ворованные вещи, которые Колоб, без возражений, принимал по бартерной схеме. И вскоре, он обставил свою комнату в соответствии с последними писком моды. У него появился громадный иностранный телевизор, компьютер, музыкальный центр, видеомагнитофон и требуемые вещички ему даже не надо было ходить выбирать, клиенты приносили все сами. Полюбив роскошь, он у местных наркоманов заказал себе кожаный диван и приличную мебель. Через несколько дней, его комната была обставлена шикарной мебелью, вынесенной в полном комплекте из офиса, расположенного в нескольких кварталах от его дома.
Колоб, нарядившись в полосатый халат с флагом США на спине, любил постоять на балконе и, неторопливо покуривая сигару, смотреть вниз на толпы неудачников. Ко всему, во время этого осмотра, он практически беспрерывно вел переговоры по радиотелефону и всегда строил важные гримасы, воображая себя «Человеком со шрамом».
К нему начали частенько захаживать в гости подсаженные на иглу девушки. Многие из них были признанными красавицами, которые, по понятным причинам, были весьма ласковы с малопривлекательным Колобом. Так, благодаря стараниям Колоба, через пару месяцев после его освобождения, его жизнь превратилась из кошмара в сущий рай. Он даже смог купить себе иномарку, правда она была в не рабочем состоянии. Старенький «бимер», припаркованный возле парадного, тешил самолюбие Колобу, так как не все знали, что он не ездит, но зато все знали, кто его хозяин. То обстоятельство, что машина поломалась на второй день после покупки, его даже не расстроило, так как, по большому счету, ему некуда было ездить, все, в чем он нуждался, ему приносили на дом, а все, кто ему был нужен, сами приходили по первому зову.
Блатной мир, большая половина его клиентуры, и не думал брать налетом его точку, так как знали, что он работает под прикрытием мусоров. Колоб специально донес до них эту информацию, правда назвал своим покровителем не участкового, а начальника районного отделения. Бизнес процветал, клиентов было валом, единственная пожалуй мучавшая его проблема - это личная плотная система. И он хорошо понимал, что живя на точке, никаким образом с этой проблемой не справиться.
Чуть меньше чем через год, произошел непредвиденный сбой системы, приведший к автоматическому краху предпринимателя. Дело в том, что Колоба предприятие вышло далеко за пределы влияния участкового и он не смог его предупредить о планировавшемся в городском управлении рейде по наркопритонам. В тот трагический день, Колоба не было дома и менты, ворвавшись в квартиру, взяли родителей с поличным и, в течении часа, получили все нужные показания. Родители, не задумываясь, с потрохами сдали родного сына. И когда вернулся Колоб, его тут же повалили на пол и надели на руки наручники. К тому времени, вся его бытовая и видео техника была поспешно вывезена «на экспертизу», что дословно означало, поделена между доблестными оперативниками. Он попытался договариваться, однако его тайник был обнаружен до его прихода и находившиеся в нем сбережения также были изъяты без протокола, а он, как никто другой знал, что у сыщиков, как и в его бизнесе, существовало золотое правило - без денег или в долг говорить не о чем.
На квартире было громадное количество наркотических веществ, в готовом виде и полуфабрикаты. Для следователя все было предельно ясно и Колоб, не видя смысла отпираться, все взял на себя. Он получил восемь лет строгого режима и звание рецидивиста, то есть преступника, который не поддается исправлению. Основной привилегией этого звания было то, что ты, в любом случае, просидишь свой срок до последнего звонка, амнистия на тебя не распространяется и еще, если ты выйдешь и снова что то натворишь, твой новый тюремный срок будет максимальный, который только можно дать по инкриминированной статье.
И так сбылась подростковая мечта Колоба, он получил грозный титул рецидивиста, с общего режима перешел на строгий, где был надолго упрятан за семью замками. Но вероятней всего, в последние месяцы свободы, он уже мечтал о чем-то другом.
тобS Q p ив награбленное в углу автобуса, они принялись интенсивно лазить по карманам честных граждан. И так, катаясь более часа, пересаживаясь на разных маршрутах из автобуса в трамвай и потом обратно в автобус, обчистили карманы пятнадцати обратившихся в милицию пассажиров. В тот день, преступный триумвират не собирался останавливаться на достигнутом. Награбленного больше чем на тысячу долларов им показалось мало и они, выйдя на конечной трамвая на Красной площади, принялись грабить прохожих. И так, на своем десятом грабеже, были схвачены бесстрашными работниками милиции.
Любой человек, в живую увидев этих трех мальчишек с трясущимися руками и заплаканными лицами, никогда бы не поверил в то, что это всё их рук дело. Верить не верить - это дело обывателей, для следователя было главным, что они в этом во всем признались. Ребята подписались под всеми предложенными им протоколами и, без колебаний, взяли все эпизоды на себя. Сергей Петрович, в тот день почувствовав себя в ударе, хотел еще им прилепить групповое изнасилование. Однако побоялся, что потерпевшая, не смотря даже на то, что была тогда сильно поддата, на следственном эксперименте эту троицу вряд ли признает за описанных ею в показаниях четверых кавказцев.
Такая сговорчивость подозреваемых объяснялась банальным страхом, затмившим им рассудок, так как они были хорошо наслышаны про пытки и избиения, широко применяемые в подземелье подольского Ровд. И зайдя в слабоосвещенную камеру и посидев там какое то время, шарахаясь от каждого шороха и скрипа, они, с целью уберечь себя от физических и моральных надругательств, приняли единогласное решение признаваться во всем, что только им будут шить.
Хотя, на самом деле, это был первый удачный грабёж в их жизнях. В предыдущих случаях, потенциальные жертвы просто не воспринимали их всерьёз и, думая что это какой то дебильный розыгрыш, не обращая внимание на угрозы Вадима и Ко, проходили мимо. На своё горе, в этот злополучный день, Вадим со своими сорвиголовами - медалистом Стасиком и человеком - подзорной трубой Кирюшей высмотрели в толпе 10 летнего парня. Они озадаченно посмотрели друг на друга и Вадим решительно кивнул головой и тем самым объявил начало операции. Они окружили ничего не подозревающего парнишку и грозно попросили у него денег. Этот мальчишка, без лишних слов, вручил им на откуп десять тысяч. Вадим и Ко, торжествовали от блестяще проведенного грабежа и принялись размышлять, как отметить свое самоутверждение в преступном мире и куда применить первые криминальные деньги. Стасик подчитал, на что этой суммы может хватить и предложил два возможных варианта: купить поштучно две сигареты Мальборо или стакан семечек у бабушек возле подземного перехода. Все склонились к импортным двум сигаретам, и таким образом решили отметить свой грандиозный успех. Присев на лавочке за газетным ларьком, они принялись учиться курить.
Потерпевший парень, не смотря на свой юный возраст, был смышленым малым и не собирался так легко сдаваться, он сразу же пустился на поиски патрулирующего милиционера. Ему он рассказал душещипательную историю, как пару минут назад, трое громил его жестоко избили и забрали у него все деньги в количестве пятидесяти тысяч карбованцев. «Моя семья будет месяц голодать!»: опустошенным от горя голосом, он закончил свою речь. Для убедительности, он даже расплакался. Милиционер искренне пожалел мальчишку и пустился на поиски молодчиков.
И так эти трое грабителей с большой дороги, еще не успев докурить первую в жизни сигарету, оказались в камере. Потом допрос, пару злобных взглядов следователя и угроз на повышенных тонах оказалось вполне достаточно, чтобы они признались во всём, что только требовалось. После заточения в камере, они были в таком поникшем состоянии духа, что если бы Сергей Петрович сильно настоял, они бы взяли на себя и убийство Кеннеди и умышленный поджег храма Артемиды. После допроса, ребят вновь вернули в камеру. Они трезво осознавали, что их разговорчивость сулит долгими годами заключения. Это конечно их не могло не опечалить и они, крепко обняв друг друга, сидели и ревели.
Через несколько часов, дверь камеры открылась и туда вошли следователь Сергей Петрович вместе с мамой Вадима. Она уже пришла в себя и было видно по весёлому настроению следователя, что он получил честно заработанный гонорар за хорошую актёрскую игру. Мама сразу направилась к Вадиму. Вадим думал, что больше в своей жизни маму никогда не увидит и, обрадовавшись неожиданной встрече с самым родным человеком, бросился в ёё сторону. Он хотел уткнутся своим опухшим от слез лицом в ее грудь и поделиться пережитым горем, но был резко остановлен ударом по голове, нанесенным маминой сумкой. Она на этом не остановилась и, вцепившись руками в его волосы, начала его таскать по камере, одновременно пытаясь бить коленями в живот. Следак, при помощи сержанта, с трудом, ёё оттянул от родного чада.
«Дома, дома разбирайтесь, не надо мне этих самосудов!»: приговаривал он озверевшей от злости женщине.
В итоге, потерпевший мальчик получил 100 тысяч от Вадима мамы: 50 задекларированных утерянных и 50 как компенсацию за моральный ущерб, таким образом, все его претензии были удовлетворены и он отказался от своих показаний.
Следователь получил 300 долларов и приглянувшуюся ему увесистую золотую цепочку с маминой шеи. В общей сложности получилось 500 долларов, за такие деньги Сергей Петрович готов был пойти и не на такое злоупотребление властью. Также этой суммы оказалось вполне достаточно, чтобы он забил на кодекс чести советского или уже украинского офицера. Хотя он особой разницы не ощутил ( никто в целом не ощутил) и вообще, что творилось в верхних эшелонах власти, его никогда не интересовало. О чем он искренне тревожился в своей жизни, это, чтобы не дай бог, люди внезапно не стали на путь исправления. Он желал от всей души, чтобы люди продолжали массово активно нарушать закон, чтобы почаще воровали, по жестче грабили, по сильнее били рожи друг другу, экспериментировали с наркотиками, насиловали и, благодаря этому, чтоб криминальный кодекс продолжал быть кормильцем его семьи. Он всем сердцем верил в молодежь 90-х, она, как никто другой, вселяла ему уверенность в сытый завтрашний день.
Сергей Петрович провел всех до порога участка, на прощание, прочитал ребятам мораль и взял с троицы обещание, что они так больше никогда не поступят. После чего, он вернулся к себе в кабинет, закинул ноги на стол и закурил сигаретку. Он, поглядывая на часы, с нетерпением ожидал конца рабочего дня, желая вечерком отметить это событие в роскошном ресторанчике. Один пить в тот день он не хотел и приказал сержанту принести картотеку местных проституток. Внимательно, с увеличительной лупой, рассмотрев фото местных куртизанок, выбрал парочку по вкусу и приступил к их оперативному поиску.
Вадим, после этого случая, ёщё долго ходил в школу с изуродованным мамиными когтями обеими щеками и своими царапинами очень напоминал Брюс Ли в самом известном из его фильмов. Как только звенел последний звонок, Вадим, сшибая всё на своём пути, бежал домой и сразу приступал делать уроки. Мама, наизусть выучив его расписание, выделила ему ровно 5 минут, чтобы добраться со школы домой, по истечению которых, звонила на домашний телефон. Она его грозно предупредила, что после третьего нарушения установленного режима, сама сдаст его в колонию для малолетних преступников. Судя по его поведению, этого Вадим очень не хотел, его горький опыт криминальной романтики дал ему понять, что такой жизненный путь не для него.
На улицу, без сопровождения мамы, ему разрешили выходить примерно через два года после вышеописанного события. Но к тому времени, он так привык ходить под ручку с мамой, что, до сих пор, ни на шаг от нее не отходит.