Сатаниада: история Люцифера

Люцифер, устремивший свой взгляд на хвост Змея, который медленно уходил прочь, задумался над тем, какую тайну скрывает древо познания добра и зла. Он не сильно спешил к Адаму и Еве, потому что знал, что те проводят день за днём в праздности и играх, поэтому могли бы принять его в любое время. Люцифер решил совершить неспешную прогулку по склону горы, который, будучи заполненным прудиками, густыми деревьями и зелёной травой, был прекрасен всегда. Сейчас же, когда солнечные лучи, яркие и тёплые, грели каждый листик и камушек, заливая Эдем бесконечным светом, это место казалось особенно прекрасным. Люцифер наблюдал за сказочным переливом цветов радуги, которые мерцали в каплях свежей росы, чувствовал, как радость и счастье медленно приходят в этот мир. Тревога беспокоила Люцифера, не давала ему чувствовать себя хорошо, хотя он обычно прекрасно себя ощущал раньше, когда каждое утро проводил в тех горах. Руки его немного дрожали, от чего вода из стуженого ручья, которую он пил, складывая ладони в лодочку, выливалась. Ангела это расстраивало не столько из-за пролитой воды, сколько из-за того, как сильно он в себе сомневался. И всё же, время шло, час тянулся на потрясающем склоне за часом, уходила тревога, постепенно возвращался покой. Люцифер думал о воле и, чем больше он размышлял, чётко и многократно выдалбливая в своём сознании каждое слово Змея, тем сильнее понимал необходимость подарить её Адаму и Еве. Эта мысль подбадривала его, потому что он горел мыслью о том, что так он, освободив их, и сам обретёт силу. С одной стороны мальчика это пугало, а с другой поднимало всё выше и выше к мечтаниям. Он ведь даже и не думал, что мечтания его уже означали некий признак воли. Именно это было тем, что в нём увидел мудрый Змей.

Когда настало время завтрака, ангел, делавший это не ради потребности, а скорее ради прихоти и приятного вкуса, ел вкуснейшие фрукты, срывая их с невысоких деревьев. Хоть они и питали Люцифера чудесным соком и нежнейшей мякотью, есть ему одному всё же было сегодня не очень комфортно. Мальчик нередко обедал и ужинал в окружении Адама и Евы, что доставляло ему огромное удовольствие, но завтракал он часто один. Сегодня же чувство расслабляющего уединения и немного даже сладостной тайны поглощения фруктов в тенистом леске у прудика стало грызущим ощущением одиночества. Мальчику стало как-то неприятно и даже чуть зябко. Тогда он, осмотревшись вокруг понял, что лес, окружавший его, действительно был тенист и тих, отчего и был сегодня немного неприятен. Он, раскусив последний плод, выкинул семечку в маленький кустик, что располагался неподалёку от дерева, а сам, расправив свои красивые и мягкие крылья, пробежал расстояние от тени у воды до маленькой полоски света, которая была выходом из леса на горе. Люцифер оказался на самом краю обрыва, но пробыл там лишь секунду, всего один только раз ступив на каменистую почву, от которой оттолкнулся. Он взлетел высоко вверх и понёсся быстро, так быстро, как только мог.

Небо было потрясающе просторным и чистым, Люцифер кружился над Эдемом, рассматривая клубы огромного пара, закрывающие границы могучего леса, скрывая весь остальной земной мир. Эта пелена тумана, устремившаяся вверх, в бесконечно-лазурное небо, теперь особенно сильно привлекла внимание ангела. Ранее он не интересовался ей, что это за граница, а просто воспринимал её так, как она есть, любовался ей так же, как и солнцем, что каждое утро вставало из-за белой непроницаемой стены. Сейчас он, пораженный в самое сердце словами мудрого Змея, смотрел на туман как на какую-то загадочную завесу, призванную отделить всех жителей Эдема от какой-то тайны.

Люцифер три раза по кругу облетел весь Эдем и не приземлялся до тех пор, пока не убедился в том, что туманная граница была непроницаема, никто не мог через неё выйти или войти в тот чудный райский мир. 

Тогда ангельский мальчик, почувствовав лёгкую усталость, приземлился у берега большого озера и прошёл немного глубже в лес, туда, где возвышалась небольшая каменная скала, как-то искоса выраставшая из земли. Она своим острым шпилем смотрела вверх, разрезая небо. В этом большом куске камня было отверстие, красивое, абсолютно круглое. Пройдя сквозь него, Люцифер оказался в просторной пещере, которая хорошо освещалась от нескольких дыр в потолке. Скала на самом деле была немного другой формы, нежели могло показаться с первого взгляда. Её сторона, противоположная входу от озера, уходила вдаль, образуя невысокий коридор, ведущий ко второму выходу. Этот самый коридор от самого берега тянулся через лес к небольшой поляне, не заросшей деревьями. В пещере же находились углубления-проходы, ведущие вниз, где в каменных дебрях было удобно играть в прятки и веселиться.

Люцифер неспешно прошел через коридор к выходу, белый свет из которого бил своими ослепляющими лучами по глазам. Оказавшись снаружи, мальчик увидел просторную и красивую полянку, на которой цвели самые ароматные и красивые цветы, какие он только видел. На сочной траве, от которой вкусно и свежо тянуло ароматом сока, лежала Ева. Это было создание удивительное, радующее глаз и немного пугающее. Она была умна и игрива, быть может, слишком. В ней холодное понимание ситуации жило в соединении с горячечной манией безумного и стихийного веселья. Выглядела она неброско, но в память врезалась: девушка среднего и телосложения, и роста, с лицом пухловатым, но не заплывшим, не чрезмерно пухлым, а только таким, какое делается у человека от бесконечного покоя без малейшего намёка на деятельность. Волосы у Евы были русые, длинные, до пояса ей достающие, брови чёрные, не толстые и не тонкие, кожа чуть загорелая, но с ясно просматриваемыми веснушками, которые коричневой крапинкой выходили на её переносице, плечиках и спине. Ева, как и все в Эдеме, ничего не знала об одежде, которой тогда ещё и не было. Она притягивала к себе и взгляд, и слух, потому что была обычно энергична, бодра и весела. Впрочем, она того и хотела, всегда пытаясь максимально занять человека, с которым говорила. Ева сильно требовала к себе внимания со стороны каждого собеседника и не желала отдавать его кому-то другому или с кем-то делиться. Рядом с ней лежала целая горка высотою в ладонь, состоящая из ядрышек абрикоса, обсосанных и обглоданных донельзя. На границе поляны с лесом стояло невысокое деревце. На нём Адам, сидя на ветках, срывал свежие плоды и бросал их Еве. Она ловила каждый сорванный фрукт и либо откладывала его в сторону, убирая под свежие колоски только что выросшей травки, либо, если рот освобождался, выплёвывала обсосанную косточку и ела новый плод. Делали они это, судя по размерам горки, с самого утра. Были там горки и побольше, самая же высокая находилась чуть поодаль, на маленькой пустой местности среди леса, который, чем дальше от поляны, тем более становился тесным. Самая большая горка высотою была раза в два больше самого высокого человека - Ева и Адам целыми днями кидали в неё всё новые и новые косточки.

Адам - это было существо не менее странное и поражающее, чем Ева. Он выглядел сильнее её из-за немного набухших мышц, но был таким лишь из-за того, что по натуре своей предрасположен к более активным играм, нежели она. Если быть точным, то Ева предпочитала прятки загадки или всё, что связано с умом, смехом, весельем и смекалкой. Адам был не таким: также сильно привыкший к развлечениям, он любил соревноваться, бегать, прыгать играться с ангелами так, как играются друг с другом волчата. Ева играть с ним в такие игры не любила, потому что подобное требовало излишков в отношении усилий, а такое ей было едва ли интересно. Сам же Адам был человеком роста среднего, с русыми кудрявыми волосами и бородой, недлинной, не колючей, а мягкой. Он был чуть более загорелый, нежели его жена, но лишь из-за того, что чаще выходил из леса, играя с ангелами.

Люцифер не успел выйти на свет, как Адам, увидев его, уже по старому обычаю бросил спелый и сочный абрикос, только что им ловко сорванный с дерева. Ангел поймал его и надкусил. В рот полился сладкий и прохладный сок, всегда дающий бодрость и влагу, оставляющий во рту чувство лёгкой нежности. Адам был весел и сыт, то есть, счастлив, как и всегда. Он всегда говорил быстро и задорно, будто отбивая слова, как пляшет хороший танцор, отбивая ритм шустрыми ногами. А сейчас говорил Адам вот что:

-Привет, брат Люцифер. Ты к нам пришел на завтрак? Или это у тебя уже обед? - Человек, знающий об их разном с ангелом нутре, никогда не брезговал им. Он наоборот называл его, как и всех, причастных к крылатой семье сыновей божьих, ангелом. Люцифер, улыбкой отвечающий уже по старому обычаю на улыбку, отвечал:

-И вам привет, люди. Я уже ел, но всегда рад буду протянутому фрукту. - Люцифер никогда не скрывал, что ему с людьми было гораздо приятней, чем с некоторыми ангелами, хоть и братьев своих он тоже любил. Адам, уже привыкший к трапезе в тесном круге общения с божьим посланником и своею женой, прокричал в ответ:

-Тем более, когда столь вкусны плоды. Эти вчера ещё налиты были незрелой зеленью, а сегодня с утра уже цветут и пахнут. Сладкие, как мёд и мягкие, как горсть семян с одуванчика, когда ты их в руку берёшь и  чуть сжимаешь. - Адам посмеялся негромко, впрочем, в своих владениях по утрам и вечерам он особо старался не нарушать тишину и даже когда кричал, делал это сдерживаясь. Таилась для него в той поляне какая-то притягательная и чарующая мистика, пред которой он преклонял колено, стараясь к дому своему выражать уважение. Люцифер, знавший это, старался следовать заветам Адама и тоже говорил так, чтобы быть весёлым и сдержанным в одно и то же время:

-Не знаю уж, что меня влечёт больше: сладкий плод или родная рука, в которой покоится заветный фрукт. - Люцифер начал подходить ближе, желая поговорить серьёзно. Внезапно, к нему с другой стороны прилетел второй абрикос, ничем не уступающий первому. Ева, не поднимаясь с заветного своего места, сказала, но уже не пытаясь сдержаться:

-А такая рука тебе тоже мила будет? - Голос её, звонкий, весёлый и резвый, отчётливо слышался в округе и эхом уходил в небытие. Люцифер, услышав её голос, обрадовался неимоверно. Он сказал ей:

-Твоей руке я всегда рад буду, не важно, полна она или пуста. - Ангел, стоило ему только услышать голос, для него столь милый, растерял настрой. Он долго и упорно ставил себя на путь тяжелого и серьёзного разговора. Это должна была быть одна из тех бесед, которые он не сильно любил, и одна из тех, которые стали слишком часто случаться в Эдеме. Тем не менее, ангел, являясь созданием Господа, рождённым из чистой любви и света, не мог что-то не любить, поэтому Люцифер отвергал в себе столь непозволительную роскошь, как недовольство. Тем не менее, разговор начать он всё же хотел, хотя было бы несправедливо скрыть и то, что он хотел от него и сбежать, для чего на самом деле и летал вокруг пелены тумана. Теперь же, когда он стоял пред лицами людей, живущих беззаботной и бесконечной жизнью, в нём что-то судорожно заколебалось. Спасением была Ева. Она, девушка, что говорит столь мелодично и протяжно, смеётся до упаду и веселится до вечера, своим голосом затмила все тяжести, которые пред собой в воображении рисовал Люцифер. Не осталось страхов, мыслей, трудов, не было будто бы той тяжелой ноши. Когда он там, когда он Дома, есть только смех, игры, вечный отдых без капли работы. Ангел, не хотевший сейчас ничего, кроме наслаждения, стоял не двигаясь, размышляя, стоит ли начинать столь тревожные речи и беспокоить этих вот людей, ни в чём невиновных, вовсе невинных и живущих в покое и счастии. Адам, увидевший состояние друга, ему так ответил:

-Ты сейчас все абрикосы мимо пропустишь. Иди лучше к нам. Не знаю, сыт ли ты фруктами, но вот задора в тебе что-то нет. А от хороших друзей всегда, даже если очень-очень грустно, приходят и настрой, и смех, и сила. - Адам, всегда готовый подставить плечо, снова проявлял заботу о каждом своём друге. Люцифер, обрадованный этим, сказал так:

-Да, давайте сейчас просто веселиться.

Радость звучала в голосе Люцифера, который пошел на встречу друзьям. Первые несколько часов они просто лазали по деревьям в поисках наиболее больших и зрелых плодов. Делалось это не ради насыщения, а скорее в качестве очередного соревнования, которые обожал Адам. Спустившись, они съели то сокровище, которое смогли найти, а затем пошли к горе из косточек. Адам, Люцифер и Ева плевали ядрышки, стараясь ими попасть всё выше и выше. Тот, чьё семечко смогло удержаться на самой большой высоте, должен был завтра поутру найти самый красивый камень, который только будет лежать на береге, а потом принести его и убрать в укромное место. Этим самым местом служило небольшое углубление в пещере, ведущее в воздушный пузырь в каменной тверди. В самом центре её скруглённого свода была дыра, сквозь которую проходил яркий свет. Там, на полу лежали тысячи самых разных камушков, которые уже натаскали за свою жизнь Адам и Ева, почти каждый час придумывающие себе новые вызовы. Проиграл Адам, который, смирившись с этим, ничуть не расстроился. Дальше они играли в прятки, плавали в чудеснейшем и чистейшем озере, ели спелые и сочные бананы. Между тем уже солнце начало заходить за горизонт, неспешно приходила ночь. Люцифер, чьи ноги, влажные от прохлады вечернего озера, быстро покрывались песком с каждым новым шагом, быстро бежал к поляне, догоняя Адама и Еву, которые были к берегу ближе.

Пройдя через пещеру, Люцифер увидел, как люди спешно таскают куда-то в траву засохшие веточки с сухими листьями, которые они обычно часто днём обламывают у деревьев и уносят сушиться в пещеру. Ева натаскивала всё больше и больше веток, Адам нёс белые камни с каким-то чёрным налётом и удивительным запахом, специально припрятанные в одном из закоулков людской пещеры. Люцифер, наблюдавший слишком часто эту картину, всё понимал. Он, будучи по природе своей наблюдателем, удивился лишь в первый раз, когда увидел подобное чудо. Теперь ему оно было известно, теперь он стоял там и знал, что скоро появится огонь. Ангел не понимал, как возникает пламя, но смотрел за его светом и видел в нём руку Господа: могучую и непокорную силу, которая даёт тепло, если ей повиноваться, а за ослушание воздаст кару любому, кто посмеет противиться.

Люцифер сел возле очага, только что сложенного Адамом из принесённых камней и наблюдал за тем, как человек, старательно трущий палку о палку, выбивает из них искры, как маленькие капельки огня и света падают на сухие листья и ветки, как в сумерках ввысь поднимается тонкий дымок, лёгкий и нежный, как сами облака, как этот самый дым, становясь сильнее, улетает вверх, растворяясь в небесах. Ангела приятно грело пламя огня, танцующее на ветках. Солнце уже село, небосвод потемнел, налившись чёрным и тёмно синим, будто смородина, самая спелая и вкусная из всех, что когда либо можно было бы попробовать. Звёзды приятно мерцали вдалеке, а огонь как-то терпко и звучно трещал дровами, которые быстро умирали в алом свете, превращаясь в пепел и пыль. На самом деле ангел боялся огня ещё с давних пор, когда однажды коснулся его и ощутил странное чувство, которого в Эдеме не достигал ещё никто. Люцифер почувствовал боль. Он помнил это отчётливо, так, будто тот вечер, когда он впервые увидел огонь, был, быть может, неделю назад, то есть достаточно давно, чтобы зажил палец, неаккуратно попавший в пламя, но свежи ещё были воспоминания. На самом же деле, это случилось за много-много дней до того, как он получил звезду. Дни в Эдеме тянулись бесконечной чередой друг за другом и никто бы не смог сказать, как давно он увидел в своё первое утро солнечный свет, но всё ощущалось так, будто то мгновение было недавно. В Эдеме не было далёкого прошлого, его заменяло бесконечное "вчера".

Они втроём лежали у Костра и смотрели вверх. Небосвод, усыпанный звёздами, издалека несущими свой свет, привносил в их жизни покой. Люцифер думал о том, как хорошо он провёл этот день, как весело было играть ему с Адамом и Евой, как сейчас тепло от пламени костра, которое своим треском чуть перебивает тишину, но не тревожит, не пугает, не сбивает с какой-то странной ноты, слышимой в молчании. Ангел всё думал без перерыва о том, что сказал ему этим утром Змей. Он боялся, отгонял мысли прочь так, как только мог, часто открывал рот в попытках заговорить, затем останавливался и выдыхал, прерывая тишину томными вздохами о сумрачном и неясном деле, о волнении, что теребило и кололо его сердечко, бьющееся в детской груди. Люцифер взглянул ещё раз на звёзды, что так ярко сияли в небе. Он увидел их лучики света, мчащиеся сквозь тьму. В голове его пронеслась мысль о том, что он уже начал путь, что назад свернуть нельзя. Горькая и тяжелая ноша - осознать, что сейчас мимолётно сочится, будто мелкий песок сквозь пальцы, твоё последнее время счастья, свободы, любви и добра. И всё же, дорога перед ним была. Люцифер вздрогнул, подумав об этом. Его пугала та таинственная темнота, сумрак неизвестности, в который он должен был ступить. Один. Без ангелов. Без близких. Без Бога. Мурашки пробежали по его телу. Мальчик съёжился, смотря в глубину чёрного неба. Он повернулся к Адаму и Еве, которые, беззаботно лежа рядом и держась за руки, счастливыми глазами смотрели на те же звёзды. Люцифер, неимоверно умилённый этой картиной, подумал о том, как тяжело будет этим вот людям, которые уже скоро выйдут из под покрова Бога и отправятся в далёкий, быть может, в бесконечный путь одни. Мальчик понял, чего хотел от него Змей. Ведь кто-то же должен им освещать путь, чтобы никто не заблудился в потёмках, не свернул с тропы и не потерялся. Когда всё это пронеслось в его голове, он сказал:

-Адам, Ева... я пришел сюда не просто так, а по просьбе Змея. Мне нужно знать, о чём вы говорили с Отцом? - Люцифер говорил решительно, но сохранял покой в голосе и нежность в звучании каждого слова. Адам, не отрываясь от неба, ему так отвечал:

-Однажды я бродил по Эдему в поисках самых редких и красивых камней, чтоб ими украсить наш дом. Я прошел по берегу озера и уходил от центра Рая, где каждый уголок был мне уже знаком. В конце концов, я дошел до места, в котором из земли вырывался пар, переходящий в туманную стену. О ней ничего мне было неизвестно. Я пытался обойти её, но не нашел конца, пытался перекинуть сквозь палки и гальку из под ног, чтоб узнать, получится ли перепрыгнуть. Всё, что я бы туда не кинул, тонуло в струе пара, бесконечно и непрерывно рвущегося вверх. Тогда мне в голову пришло залезть на самое в округе высокое дерево и посмотреть, какая же по размерам стоит передо мной преграда. Я долез до верхушки и ужаснулся от страшного вида. Кругом стояла непроглядная высочайшая стена из тумана. Быть может, то была граница мира. Я ушел домой ни с чем. На следующий день на нашу поляну пришел Он. Он никому не показывался ещё так, как нам в то утро. Люцифер... он был везде - в каждой капле росы, в каждой травинке, в камнях, в озёрной воде, в порывах ветра, в листьях на дереве, в сочных плодах и спелых фруктах... Его плоть будто бы едина была с Эдемом и с нами. Он сказал, что знает о моём походе к границе, о том, что её нельзя пересекать. Я хотел поговорить с ним о камнях, о том, что за тою стеной может быть целая тысяча сверкающих камушков. Он был строг и сказал, что каждого, кто попытается перейти границу, ждёт небесная кара и неописуемые муки. Мы не решились перечить. Тогда Отец сказал, что каждому готовит свои роли, что наш Эдем будет навеки единым домом, что каждый, кто живёт здесь, тут навеки останется и станет единой частью со всей остальной семьёй. У нас нет другого выбора, другого пути, другой семьи и другого дома. После того, как Он ушел, на поляну выполз из-за кустов Змей. Он сказал, что не слышал разговора, но ему точно пересказали всё разные птицы, которые поочерёдно кружились в небе, чтобы Он не смог узнать их планы и догадаться, что каждое слово Его передано будет Змею. - Адам был абсолютно спокоен, говоря о таком. По Люциферу от этих мыслей бегали мурашки. Он спросил:

-Что сказал вам Змей? - Ангел боялся, но вместе со страхом с каждой секундой росла и его решимость. Адам, повернувшись к нему, продолжил свой рассказ:

-Змей говорил, что знал о границе, которая погубила его хорошего друга. Он видел эту стену уже давно и всегда хотел понять, зачем всё это есть? Зачем есть он, зачем есть стена, зачем нам над головою Луна и Солнце. В конце концов, он не нашел ответа на эти вопросы, сколько бы он дней не сидел возле преграды. Зато однажды он заразил этой идеей своего хорошего друга. Конь, мудрейший из всех коней, быстрейший и сильнейший из них, часто проводил время вместе со Змеем, коротая с другом быстротечные дни. Конь, узнав о страхах и смятениях Змея, который, желая найти ответы на вопросы, сражался с волей самого Бога, встал перед ползучим Зверем на колени. Затем Конь, разбежавшись, кинулся вперед и проскочил через преграду, вернувшись с красивой и свежей веткой цветущего куста, которую за стеной сорвал зубами и спрятал во рту от злого пара. Конь вернулся к Змею, но за столь наглое деяние отдал всё, что имел. Шкура его стала чёрной, открылись раны и порезы, из которых и теперь идёт горячая кровь, снова и снова обжигающая кожу. Он много-много дней лежит без движенья, ему причиняющего мучительную боль. Сил хватило у Коня только на то, чтоб вернуться домой к себе и лечь в тени, под прохладные камни, где вода, на него льющаяся после дождя, хоть как-то охлаждает обожженную плоть. Змей носит ему каждое утро еду, а Бог оставил, не навещая совсем, будто молча в наказание за дерзость. С тех пор Змей желает вырваться из преграды. Он говорил и с нами, рассуждая так, что бы были по каким-то причинам в центре неясных и сумрачных помыслов Отца. Он говорил, что мы создания из глины и любви, а глина, попавшая под жар огня, становится крепче. Поэтому мы должны пройти через эти испытания и, побывав в самом жарком пламени, выйти из него ещё крепче и сильнее, чем мы есть. Он рассказал нам о деревьях в центре Эдема, о том, как однажды Конь там пасся и сам видел те спелые и сладкие, но запретные плоды. Зверь, ползущий на сотнях лапок, спрашивал нас, готовы ли мы, хотим ли мы выйти из под покрова Господа. Он дал нам на размышление время и ушел, сказав, что узнает наш ответ перед самым началом, которое, быть может, будет для нас и концом. Я знаю, Люцифер, что ты пришел за ответом. Мы думали долго, что будем делать, но теперь, когда видим, что с нами будешь ты, мы согласны.