ГЛАВА 25.
— Три часа ночи... — бормотала Ликуся, взглянув на часы.
Пустые коридоры больницы казались бесконечными. Белые стены, тусклый свет, тишина, нарушаемая только шелестом её шагов. Внутри всё сжималось, горло саднило. Она снова заглянула в реанимацию, где на кровати в полумраке лежал он — Никита.
Две капельницы, аппарат, тихо фиксирующий пульс. Лицо бледное, губы потрескались, голова забинтована. Её сердце разрывалось.
Она села рядом. Тихо, медленно, боясь даже моргнуть — вдруг именно в этот момент он откроет глаза.
— Зачем ты пришёл тогда... — шептала она. — Почему ты всё время находишь меня?
Она держала его за руку. Ту самую. Сильную, тёплую — когда-то. Сейчас — холодную и слабую. И вдруг — лёгкое движение пальцев.
— Никита? — ахнула она, подняв взгляд. — Никит, ты меня слышишь?
Его веки дёрнулись. Он пошевелился, нахмурился от боли и едва слышно простонал:
— Где... я?..
— Всё хорошо, ты в больнице. Всё уже позади...
Он медленно открыл глаза. Остановился на ней. Долго.
Взгляд — будто вглядывался в прошлое, вспоминал, узнавал. Сначала — удивление. Потом — шок. Потом...
— ...Ликуся? — прошептал он.
Она кивнула, слёзы градом катились по щекам.
Он всё ещё был полусонным, голос слабым. Но в нём было главное — жизнь.
— Это... сон?.. — он моргнул. — Или... я умер?..
Она хрипло засмеялась сквозь слёзы и покачала головой:
— Нет. Ты живой, Никит. Живой. Всё хорошо. Я рядом...
— Ты плачешь... Почему ты плачешь?.. — прошептал он и сжал её руку.
И тогда она разрыдалась по-настоящему. Прислонилась лбом к его ладони и выдохнула:
— Потому что я думала, что потеряю тебя... навсегда...
— ...Два года, — сказал он глухо. — Два, чёртовы, года.
— Я знаю...
Он попытался подняться, но застонал от боли, и она тут же придержала его.
— Осторожно. Тебе нельзя...
И тогда он посмотрел на неё — глубоко, пронзительно.
Словно возвращался. Из-под тысяч слоёв молчания. Из боли. Из одиночества.
— Ты сама говорила: «если это судьба, мы встретимся»... — голос стал хриплым. — ...Мы встретились.
Ликуся застыла. Грудь сжалась. Словно эти слова ударили в сердце.
Она не ответила. Только смотрела. И вдруг — подалась ближе, прижалась лбом к его щеке, а он, несмотря на швы и боль, поднял руку и обнял её.
— Прости, что ушла тогда, — прошептала она. — Я боялась. Боялась тебя потерять, если останусь.
— Но ты всё равно потеряла меня... — мягко ответил он. — А я потерял тебя. И всё остальное не имело смысла.
Тишина.
Она снова подняла голову и посмотрела в его глаза:
— У тебя есть кто-то?
— Нет. — Он слегка усмехнулся. — После тебя — никого. Не мог. А ты?
Она отстранилась и ответила честно:
— Есть... был. Но это не ты.
Он закрыл глаза, вдохнул и тихо выдохнул:
— Вернись ко мне. Не как врач. Не как спасительница. Вернись как она. Как моя.
И снова тишина.
Только звук капельницы и дыхание двоих, которые однажды потеряли всё — и теперь стояли у черты, где всё могло начаться заново.
