Большой дом
Наглухо тонированный чёрный Гелендваген свернул с дороги на ярко освещённый съезд подземной парковки перед высоким небоскребом офисного здания крупной компании. Поставив машину на положенное ей место, водитель заглушил движок и повернулся к своему помощнику. Лысый, как из Бразерс, смотрел на него с легким недоумением во взгляде. Не каждый раз они возвращаются с «уборки» с маленьким ребенком, уснувшим, свернувшись калачиком на заднем сидении.
Тяжело вздохнув собственным мыслям, мужчина открыл дверь со своей стороны, выбираясь из салона на холод. Изо рта вырвалось облако пара. Как в морозильнике. Высокая фигура, затянутая в чёрную ткань строгого костюма, даже на большом расстоянии выглядела опасно. Но крохе, пускающей слюни на его пиджак, сейчас было совершенно неважно, где и кто там грозно выглядел.
Подобранный мальчик уютно устроился, пригревшись в салоне. Вэй Усяню совершенно не хотелось его будить, и он медленно и осторожно поднял худенькое тело, укутывая поплотнее в шерстяную ткань. Только ботиночки и пухлая мордашка торчит. Пригладив выбившиеся волосюшки, мужчина поставил своего страшного монстра на сигнализацию и в сопровождении лысого бодро зашагал к лифтам. Его работа на сегодня ещё не была окончена, и было бы здорово это исправить.
— Господин, что вы собираетесь делать с ребенком? — едва слышно, набравшись смелости, спросил здоровяк. Это он с виду только жуткий. А так у него жена красавица и четверо малолеток под столом на белой кухне носятся.
— Себе оставлю. Если родители не объявятся, конечно. Если объявятся, выкуплю, — осторожно покачивая тихо сопящего мальчишку, сладко спящего в его одежде, шутливым тоном серьезно заявил мужчина. Что ещё он мог сделать с этой прелестью? Точно не отдать. Ему самому тут мало будет.
— Купите? — растеряно выдохнул помощник, заглядывая ему через плечо, чтобы рассмотреть маленькую мордашку. — А дети вообще дорого стоят?
Наивный и простой, как храмовая монетка. Неудивительно, что о больших парнях блуждает странное мнение, касающееся их недалекости. Но это, пожалуй, скорее мило. Он — Вэй Усянь, и он любит всё простое и милое. Главное, чтобы этот человек не забывал, где у пистолета курок находится. Ну и не мазал, а так, пусть хоть ногти красит розовым и смотрит аниме в жанре сёдзе.
— По-разному. Тут от ребенка зависит, — широко улыбнувшись и подмигнув, мужчина вышел из кабины, махнув на прощание рукой. Его остановочка. — До завтра, Кёко.
Он, Вэй Усянь, начальник отдела чёрной уборки компании Юньмэн, принадлежащей семье Цзян. Его группа работает двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю без выходных, праздников и обеденных перерывов. И если в его задании указано чье-то имя, то скорее всего, этого человека найдут в ближайшие сутки холодненьким, как свежеприготовленный мохито. Может, даже по кускам. А может, вообще не найдут, тут уж как повезет. Но и у него есть свой, скажем так, кодекс чести. Например, детей и женщин он не трогает. Он нет, но это его личное, на других не распространяется. И да, это не касается бешеных сук.
И он всё ещё любит всё милое.
Уложив теплый сверток на сидение дивана, обитого мягкой фиолетовой замшей, мужчина включил компьютер и поставил чайник. Нужно было глянуть хоть краем глаза, какие магазины детских вещей ещё работают. Его маленький подарочек нужно было переупаковать.
Мальчик крепко уснул, даже несмотря на голод. Такой кроха. Поглаживая узкую спинку, мужчина устроился перед диваном, разглядывая розовенькие пухлые щечки и тонкий носик. Пушистые ресницы дрожали, а бровки хмурились. Какой же он всё-таки хорошенький.
Малыши вообще лучшее, что есть в его жизни. Дети — это, пожалуй, единственное, не считая животных, что можно было считать его криптонитом. Зона, в которой можно было брать тепленьким. Ведь мужчина пойдёт на что угодно, если вот такая сладкая сдобная булочка не пострадает. И при этом порвёт любого на китайский флаг, если обидят и будут угрожать малышу.
Потому что взрослые должны решать свои проблемы сами.
Отправив отчет своей госпоже начальнице, Вэй Усянь пролистал список магазинов, выбрав те, до которых они точно успеют доехать. Снова прижав к широкой груди трехлетку, он покинул офис, выходя на другой парковке и пересаживаясь в свой городской автомобиль. Внедорожник на внедорожник поменял, а суть не изменилась, как был бандюганом, так и остался. Только в этой колымаге было детское кресло. А это важно.
Детка проснулась от шума торгового центра, разлепив свои сонные карамельные глазки. И снова это умилительно серьезное выражение на мордочке. Такой сладкий. Только присыпать сахарной пудрой, и мужчина слопает эту маленькую пироженку в желтом беретике.
Он привез Чжань-Чжаня в магазин, чтобы купить немного одежды. А в итоге был готов скупить весь магазин. Усадив трехлетку в тележку побольше, они пустились в приключение, блуждая в лабиринте высоких стеллажей. При этом ребенок вёл себя тихо и скромно, ничего не просил, только тихо шмыгал маленьким носом и грустно глядел на него большими влажными глазами. Ну почему он такой миленький? Ещё немного, и его нужно будет откачивать от передозировки очарованием.
Успокоив мальчика мягким белым кроликом, которого тот тесно притиснул к груди, они выбрали ему много всякой всячины: от сладостей, шампуня с зубной пастой со съедобными блестками и, наконец, одежды. Были ещё пара книжек и набор для творчества, но от всего остального он отказался.
— А мама точно придёт? — большая карамелька глазела на него и тихо сопела покрасневшим носом. И вот как ему объяснить, что дети просто так не оказываются на улице? Что их никто не просит идти как можно дальше в неизвестном направлении?
— Если твоя мама не придёт сама, я попробую её найти, — это обещание успокоило Чжань-Чжаня, заставив снова притихнуть и стать едва заметным. Другие дети балаболили и шумели бы, требуя внимания, этот же сидел себе тихонько и игрался с двумя кроликами, новым и старым, стараясь их познакомить.
Мальчик и правда успокоился, когда большой Вэй Ин сказал ему, что всё будет хорошо. В любом случае, как бы долго мама к нему ни шла, ему уже очень повезло. Другие люди весь день старались пройти мимо ребёнка. Никто не хотел отвечать на его маленькие, такие же как он сам, вопросы. И только этот взрослый успокаивал и не отгонял его от себя прочь.
Более того, большой Вэй Ин привёл его в большой магазин и разрешал взять всё-всё, что может только понравиться. Папа с мамой так никогда не делали. Они всегда разрешали только одну игрушку, и задавали много вопросов, почему она ему нужна. И если мама могла, тепло улыбаясь, взять ему всё, что он захочет, то папа был куда строже. Им с братом всегда приходилось стараться, чтобы что-то получить. Даже лишнюю печеньку.
Но как бы эту самую печеньку ни хотелось и каким бы ни был строгим его папа, Лань Чжань очень сильно хотел к нему. Мальчик знал, что отец любит его.
А его новый друг просто очень добрый. И это хорошо, что он такой, ведь среди взрослых это, похоже, очень редко встречается. Как снег посреди лета. И он, как воспитанный ребенок, ни в коем случае не станет этим злоупотреблять. Ему не нужно много. Тёплые руки Вэй Ина мальчику нравятся больше, чем большой набор конструктора или машинка.
Он гладит его по спине, взяв на руки. Так Лань Чжань чувствует себя уютно, как дома. Не видя лица большого друга, можно представить, что это папа или дядя греют его спину большой ладонью. Что это они одевают на него новую, только что купленную курточку.
Большому Вэй Ину даже не тяжело вести его за руку, как взрослого. Он шагает медленно, чтобы малыш успевал семенить ножками за ним следом, не срываясь на бег и не спотыкаясь впопыхах.
И этот мужчина приводит малыша в свой большой-большой дом. Высокое-высокое здание утыкается в низкое чёрное небо и светится в темноте белым светом подсветки. Чжань-Чжань стоит рядышком с машиной и ждет, пока ему не дадут руку. Новый друг доводит его от парковки до дверей, а в огромном холле поднимает на руки. И как бы ему ни нравилось ходить самому, ездить на большом, вкусно пахнущем взрослом тоже не так уж плохо.
Он открывает одну из множества дверей длинного коридора, и они оказываются в светлой комнате. Там Лань Чжаня опять ставят на ножки, но мальчик не спешит отходить. Скромно сложив ручки, ребенок ждет, пока взрослый снимет с себя верхнюю одежду. А ещё он не знает, следует ли ему снять с себя уличную обувь или нет. Пол выглядит таким чистым, а его ботиночки грязными.
— Всё хорошо? — опустившись на корточки, Вэй Ин оказывается к малышу почти лицом к лицу. Шмыгнув носом, Чжань-Чжань прикусывает нижнюю губу и тихо вздыхает, грустно глядя на себя.
— Я грязный, — его мордашка недовольно куксится, пальчики сминают край нежно голубой курточки. — И очень хочу кушать.
— Не бойся что-то запачкать, я не стану тебя ругать, — сняв с макушки берет, мужчина не удержался и погладил кроху по голове, тепло и мягко взъерошив короткие мягкие волосы, красиво обрамляющие личико. Ну как такого можно было где-то бросить. Он же просто прелесть. — Сейчас Вэй Ин поможет тебе искупаться и накормит. Что ты любишь кушать?
— А-Чжань любит печенье, — серьезно кивнув на план действий, выдало это чудо. У Усяня чуть не случился сердечный приступ от превышения очарования на квадратный метр его вылизанной клининговой службой квартиры.
— Тогда Вэй Ин приготовит для А-Чжаня вкусную кашу и стакан теплого молока с аж двумя большими печеньками, — сделав жирный акцент на количестве и размере лакомства, стоило пухлощекой мордочке скукситься, мужчина погладил мальчика, легко согласившегося. Тот вообще оказался не из капризных, а ему было с чем сравнивать.
Сняв курточку и ботинки с маленьких ножек, оставив чудо топтать мягкий белый ковер с длинным ворсом в носочках, он включил нагрев в джакузи и поднял температуру отопления в квартире. Не дай боги, ребенок простынет на плохо прогретом полу. Раздевали мальчика уже в ванной, умиленно наблюдая, как краснеют ушки от детского наивного стыда. Все грязные вещи перекочевали в корзину для грязного белья, а в теплую воду пустили побольше пузырьков.
Приходилось метаться между прихожей, ванной и кухней, чтобы и молоко не убежало, и дитё не ушло под воду, заигравшись с пеной. Каша готовилась на медленном огне, тщедушное тельце уворачивалось от мыльной губки, а волосы были вспенены детским шампунем в круглую гульку. Забравшись на табуретку к раковине, Чжань-Чжань сам чистил зубы, разглядывая восторженно блестящую сладкую пасту на своей новой зубной щетке. И в очаровательной пижаме сам пришел на кухню кушать.
Как Вэй Усянь и обещал, поставил перед ребёнком тарелку каши, стакан молока и два больших печенья. И чтобы тому было не так грустно над тарелкой, сел есть то же самое, решив отложить мысли о свиных рубленых котлетах на потом. Всё же, рисовая молочная каша, особенно сдобренная сливочным маслом и апельсиновым джемом, была очень даже хороша. Мальчику тоже понравилось, и чайной ложкой он бодро орудовал в тарелке, боясь заляпать себя и всё вокруг, постоянно оглядываясь на него.
— Кушай, как тебе удобно. Если испачкаешься, ничего страшного, не бойся, — ребенок явно содержался в строгой семье. Лишний раз голоса не подаст и шага не сделает. Кашу ел так, будто грозились больше никогда за стол не пустить. Но после сказанных слов маленькие ручки расслабились и ложка больше не дрожала над миской.
— Папа говорит, что есть нужно аккуратно, и если я не могу так, то мне нельзя сидеть за большим столом и есть из большой тарелки, — мальчик облизал ложку, на которой остались капли джема, и осторожно отодвинул тарелку в сторону, глядя на десерт. Что-то такое мужчина и предполагал. Больно тихий у него ребёнок.
— Хм, в этом доме Чжань-Чжаню можно сидеть за большим столом и есть из любой посуды. Даже если он пачкается кашей, — пододвинув угощение так, чтобы цепкие пальчики могли ухватить его, Вэй Ин улыбнулся смущённому ребенку. — Я думаю, что так ты всё равно сам научишься не пачкаться. Ты ведь большая умница, правильно?
— Да! А-Чжань умница! — подняв вверх ручку, бодро отозвался расхваленный малыш перед тем, как откусить от печеньки, довольно прикрывая карамельного цвета глазки. Такой довольный. И как такого не баловать?
После очень позднего ужина мужчина разрешил ребёнку погулять по квартире. А почему бы и нет, до оконных и балконных ручек тот не дотягивался, все двери, что должны быть заперты, никто не открывал. Пусть гуляет, смотрит. Велика вероятность, что это его новый дом. Так мужчина хотел думать.
На сегодня делать что-либо не было ни сил, ни желания. Сегодня уже почти превратилось в завтра. Нужно было ловить ребенка и укладывать спать. Хорошо, если и в этом он окажется таким же мягоньким и послушным.
Сонно трущий глазки трехлетка нашелся в гостиной. Забрался в кресло подушку и лежит тихоня, зевает. Потискав сладкую щечку, Вэй Усянь ласково пригладил высохшие и распушившиеся волосы. Детские макушки — это почти как кошачьи лапки. До ужаса офигенно.
— А-Чжань хочет пойти спать? — конечно хочет, вон как широко и сладко зевает, прикрывшись ладошкой. Малыши же вообще спят довольно много. Бедный ребенок пережил столько нового вдобавок за весь день. — Ты уже достаточно большой, чтобы спать одному?
— А большой Вэй Ин будет далеко? — большие глаза смотрели на него немного недовольно и тревожно. Все гостевые и правда далеко, а детская заперта на ключ, не вариант укладывать его там.
— Ты можешь посмотреть спальню, — улыбаясь, мужчина за ручку отвел сонного мальчика в ту комнату, что была ближе всего к его собственной. И там ему не понравилось.
Кровать слишком высокая и большая, темно без света, а с лампой слишком ярко, и тонкие губки поджались от молчаливого недовольства. А-Чжань попробовал полежать немного, но беспокойно возился, а потом очень тихо попросил сначала проверить шкаф, потом закрыть его и заглянуть под кровать. Все монстры были проверены, свет несколько раз включали и выключали. В итоге мальчик всё же улёгся, пожелав ему сладких снов в ответ и пообнимавшись на прощание. Поглаженный и укрытый, он придремал быстрее, чем в одиночестве.
И всё равно, глубокой ночью дверь спальни Вэй Усяня открылась. Прижимая к груди двух кроликов, Лань Чжань положил их в изножье, укрыл краешком одеяла, а потом и сам робко забрался на край кровати, притянув к себе немного того, чем можно было укрыться. И вот так, рядом со своим новым большим другом, ребёнок смог уснуть, не боясь, что проснётся на холоде у круглосуточного магазина, лёжа на старой лавке.
Вэй Усянь проснулся тут же, стоило двери в коридоре скрипнуть. В щели между матрасом и спинкой кровати у него, как у человека, отбирающего жизни, всегда лежал незаряженный пистолет с полной обоймой.
Но это был всего лишь трехлетний ребёнок, который наивно уложил спать плюшевые игрушки, а потом пристроился на клочке огромной постели, едва накрывшись. Когда его дыхание стало ровным, а личико спокойным, мужчина подгреб бережно, чтобы не разбудить, кроху к себе под бок, накрывая по самые торчащие ушки, чтобы эта прелесть сладко спала.