Исцеление болью

Сложно было решиться, но когда каждая ночь сродни походу на эшафот, а днем шарахаешься от любого прикосновения, что при жизни героя войны неизбежно — тут как бы выбор небольшой. Гермиона посоветовала попробовать, а там как пойдет и он просто пошел на это. Гарри бы на что-угодно пошел, чтобы стало легче. Вариантов не рассматривал, хватаясь за любую соломинку.

Так, собственно, Гарри Поттер и оказался в комнате три на четыре метра, в полумраке, с прохладным стаканом воды на столике у плотной перегородки, которая даже магию покойного Дамблдора могла бы сдержать.

Он прошел прямо к стене, которая отделяла его от собеседника и протянул руку через узкий столик, рядом с которым стоял его стул.

«Из чего это сделано?», — подумал Гарри, едва касаясь кончиками пальцев стенки. Она была матовой, черной и почему-то теплой. Такого материала Гарри раньше не видел. Видимо детское любопытство никогда не покинет его неуемную голову, учитывая что шестеренки в голове уже приходились по всем известным материалам и выстраивали диалог с Гермионой, чтобы выяснить, что же оно такое. Хотя, если тут поработали невыразимцы, она не ответит на вопрос, даже если знает. Но затем мысли вернулись в русло, стоило услышать скрип из соседней части комнаты, скрытой не только для глаз, но и частично для ушей.

Он даже не задумывался, кого ему туда подсунули. Конфиденциальность. Гермиона объяснила это предельно ясно. Одна из причин, почему он согласился попробовать. Никто не узнает, что по эту сторону герой. Его не давила слава, он не боялся, что узнают о его проблемах, в отличие от друзей. Но он бы не стал распространятся сам и уж точно не стал бы идти на встречу с тем, кто мог разболтать правду. У колдомедиков и мозгоправов — медицинская тайна, у незнакомца за стенкой — нет. А дополнительный шум вокруг себя любимого ему ни к чему.

Причина, почему он хотел анонимности намного проще — героя хотят вылечить. А он и сам не понимал хочет вылечиться или нет. Вот спать без кошмаров — этого он точно хочет, как и перестать шарахаться от любого звука, прикосновения, поесть собственноручно приготовленной еды для разнообразия. Но вот вылечиться...

Он ассоциировал это слово с неблагодарностью, как будто с исцелением забудет о жертвах принесенных во имя этого мира. Словно, если исцелится станет легче, а он должен ощущать эту боль внутри, потому что иначе... Как иначе? Разве можно жить нормально, когда нет Римуса, Сириуса, когда Фред больше не отпускает свои шуточки, а Дамблдор не лакомится лимонными дольками? Слишком много жертв. Он боялся забыть их с исцелением, боялся, что его осудят сами жертвы. Произнесут то, что он и так знал:

«Мы умерли за тебя, а ты забыл и теперь пьешь этот твой чертов чай с сахаром после работы, словно ничего не произошло, словно мы ничего не стоим! А нас уже нет. Мы больше не выпьем чай с сахаром».

Блять, он рехнулся. Он знал это. Но этот порочный круг невозможно просто порвать. Он неразрывный. Он не поддается тупому детскому желанию исцелиться от боли, но при этом не трогать боль, ведь это святое — признак того, что он помнит их всех, не бросит, будет отчасти с ними там, на той стороне, где больше нет пирогов Молли и учеников Хогвартса, где нет Тедди, но оба его родителя.

«Сука» — кричит голос в голове, когда Поттер ощущает, как ярость снова накрывает с головой, отдаваясь лавой в области за ушами.

Гарри прикрывает глаза, с силой сжимая зубы и пытаясь сдержать адскую боль, что уже даже не внутри, а во всем теле. Он ощущает ее в каждой мышце, от рук до сердца.

«Не сейчас, я должен попробовать ради Гермионы».

Да, ради нее, и чтобы поспать. Просто закрыть глаза без сожаления хоть на мгновение. И уже ощущая заочно вину от собственного предательства, всех тех, кого он якобы придает просто не желая видеть их все время перед собой, под веками, во снах, с мертвенно бледной кожей...

«Так, Пожиратель! Да, сейчас с той стороны чертов Пожиратель и меня должно попустить. Меня попустит, потому что эта сука не должна видеть мою боль, даже ощущать ее через эту чертову перегородку в голосе».

Он не знает кто это. Это может быть и ребенок, и старик с чертовой меткой на руке, но эта грязь точно будет там. В этом и смысл. В этом отчасти и заключалось существенное целительное действие. Не зная кто там, сложно переходить на личности, но зная, что на теле этого самого незнакомца череп со змеей, можно его искренне ненавидеть даже не видя лица, не зная имени.

Причем эффект в обе стороны. Пожиратели так или иначе ненавидели всех. Они бесились, что не выиграли, что им мешают нормально жить теперь, а значит и им похер кто за стенкой, главное, чтобы со светлой стороны, чтобы так же искренне ненавидеть, даже не зная имени. Эффект работал в оба конца и Гарри уже не терпелось ощутить на себе его волшебную силу, хотя вера в сам метод заканчивалась на имени разработчика, которому он привык доверять свою жизнь.

— Там кто-то есть? — спросил Поттер присаживаясь на стул.

— Да. Я так понимаю без имен обойдемся?

Гарри задумался. Голос действительно незнаком. У него даже с таким тембром знакомых не было. И это радовало. За последние три года он побывал в стольких судах и столько дел по ним сам вел, что казалось каждого Пожирателя может по акценту и манере речи распознать. Но магия невыразимцев порадовала в очередной раз. Тембр, тон, акцент и остальное искривлялось до неузнаваемости, ведь шанс на то, что Поттер не знает именно этого Пожирателя — реально крайне низкий. Гарри знал, что это один из суда или даже пойманный именно им после войны. Блять, сколько же он их переловил... Но сейчас ему похер, что этот некто сделал и кто он вообще, если реально ощутит эффект от терапии.

— Правильно понимаешь, — в аврорской манере ответил Поттер, — Эмм... Ты мужчина? Голос мужской. Они же не станут пол голосом менять?

Голос действительно был мужским, но даже с этой информацией Гарри его не узнавал. Гермиона говорила, что его магически меняют так, чтобы не опознать, даже если там сидит твой брат или любовь всей жизни. Это очень удобно. Напоминать голос тоже никого не мог. Гарри не верил в такую магию несмотря на свою силу и опыт с нестандартными магическими «девайсами», пока теперь уже лично с ней не столкнулся. Никаких ассоциаций быть не должно. И их реально не было, что поражало и даже выбивало из колеи. Легкая диссоциация накрыла, требуя хоть какой-то конкретики.

— А есть разница? — ответил человек за стеной, вызывая раздражение.

— Похер. Честно говоря я даже не уверен, что хочу тут быть.

Возникла тишина, нарушаемая только странной, тяжелой аурой вокруг. Они не знали, как начать. Но и это тут не требовалось.

— Тогда зачем ты тут? — прошептали по ту сторону перегородки.

— Хочу избавиться от кошмаров. Но где гарантии, что сработает?

— Гарантий никто и никогда не дает. Даже при тщательной обработке, рана может загноится. На что ты рассчитываешь?

— Понять, есть ли в этом хоть какой-то смысл?

И снова тишина. Гарри понял, что смысла нет. Да кто вообще решил, что с Пожирателями может быть конструктивный, да еще и исцеляющий диалог? Он уже поднялся, чтобы выйти из комнаты, как раздался голос.

— Я тоже не знаю, как все это делается. Но нам походу и не нужно ничего выдумывать. Смотри. Под столом.

Гарри заинтересовался и подошел назад к столу, а потом нагнулся, чтобы различить что-то в полумраке комнаты. И да, там кое-что лежало. Маленькие карточки, связанные вместе куском толстой бечевки. На каждой написаны возможные вопросы, которые они могли задавать друг другу, чтобы завязалась беседа.

— И правда. Так, что? Попробуем? — снова заинтересовался Поттер и внимательно изучая карточки, снова сел на стул.

— Ну, я не ради пяти минут сюда пер, так что давай. Итак, мое имя... Я так понимаю в данной ситуации это не имеет значения, если не навредит вообще. Кто это сюда положил? Разве они не должны разработать вопросы специально для этого места? Как всегда все через жопу в этом министерстве. Имя... К черту!

Поттеру не понравилось упоминание министерства. И хоть он сам не понимал нахера первым в карточках стоял вопрос имени, при полной конфиденциальности каждой сессии (мысленно он уже пометил у себя в голове спросить Гермиону), дожидаться комментариев о разработчике проекта, который как бы его лучшая подруга, он не собирался. Так и выдать себя недолго.

— Тебя явно это злит. Мы не должны его называть, ты же знаешь. Даже, если бы они настаивали это сделать, я бы не стал. Просто пропустим.

— Ладно...

— Что ж. Раз у тебя там кризис из-за имени, может я начну? Ты хотел быть Пожирателем смерти?

— О как, прямо в лоб. А как же мой кризис из-за имени? — с грустной улыбкой в голосе, слышимой даже через переводчик, сказал собеседник.

— Ты за сочувствием сюда пришел? Или дурью маяться? — отрезал Гарри, не понимая бесится или доволен таким ответом.

— Тут нет ограничения по времени. Могу тянуть на сколько тебя хватит.

— Тебя никто не ждет дома?

— Я — Пожиратель смерти.

— Бывший, надеюсь...

— Не бывшего сюда бы не пустили.

— Блять, ты ответишь на этот ебанутый вопрос или нет? — крикнул Гарри.

— А ты умеешь уговаривать, — услышал он ответ, с ярко выраженной ухмылкой.