Часть 10
Ты же не простишь меня никогда
За ошибки, которых не сделала
Ты был мертв всегда, а мне хочется
Чтоб твоя душа не ворочалась
Взгляд впивается в бледные руки, освещаемые морозным солнцем, чьи лучи пробивались через окно. Люди то и дело скитались по коридорам, являясь причиной назойливого шума, ударявшего по барабанным перепонкам. Лиза никогда не любила поликлиники и все, что на них похоже. Темные волосы спадали на девичье лицо, будто бы защищая девочку от внешнего мира. Было жутко находиться здесь, но ослушаться мужчину рядом с ней было еще более жутким.
— Следующий! — звучит мужской голос из кабинета, и рука Алексея почти сразу же хватает тонкое предплечье девочки, заставляя подняться и пройти вместе с ним к врачу.
Здесь не было солнца. Это первое, что замечает Андрющенко, оглядывая кабинет. Лишь противно-желтый цвет от ламп и потрескавшиеся стены. Окна были закрыты шторами, что как раз-таки и превращало кабинет в блеклый мир желтой темени. Лиза вынужденно усаживается на стул перед потрепанным столом врача, все еще ощущая чужую и крепкую хватку на руке. Думает, что она сбежит?
— Слушаю вас. — Низкий мужичок, с характерной залысиной даже не одарил их взглядом, монотонно что-то печатая в компьютере. В голове проскользнула ироничная мысль о том, как тут уютненько.
— Здравствуйте. У нас возникла проблема, такая, деликатная. Лиза стала очень агрессивной, понимаете... — взгляд зеленых глаз удивленно поднимается на молодого человека, пытаясь осознать что он говорит. — Она просто неуправляемая. Каждый разговор у нас состоит из криков, посуда бьется, физическое насилие даже пыталась применять. Я считаю, что она просто может убить человека однажды, сделайте с ней что-нибудь.
В голове кричали сотни мыслей, но ни одна не могла достучаться до разума девушки. Он сейчас сказал что? Она просто-напросто не понимала, почему он говорит такое. Лиза же... она же никогда не была агрессивной. Зеленые глаза застилает пелена слез, которые темноволосая пытается максимально быстро сморгнуть. Ну уж нет, не позволит она ему своими слезами любоваться. Она смотрит на врача, что наконец перевел на них свой взгляд. Лиза смотрит испуганно, головой мотает. Все это — это же не так.
— Я... это неправда. Я никогда не была агрессивной! — пытается убедить в обратном, но рука лишь сильнее сжимает запястье, заставляя девочку зашипеть от боли.
— А вот и стадия отрицания, Лизонька. — Произносит мужчина и вздыхает тяжело, смотря на врача. — Вы же поможете нам?
Страх пробирает ее всю — от кончиков пальцев ног и до макушки. Помогут? Он решил упечь ее в психушку из-за того, что она стала неугодной? Или задумал что-то похуже. Обида зарождается в груди, буквально разъедая внутренности — будто бы кислотой плеснули и заставили проглотить. Это было на самом деле ужасно больно, но она понимала, что теперь ничего не сможет сделать. Просто не в силах. Зеленые глаза внимательно наблюдают за тем, как врач-психиатр выводит названия таблеток на рецепте да что-то говорит на фоне. Лиза уже не слышит. Она ничего не слышит, как будто находясь под толщей воды. Сидеть на таблетках? Только сейчас девочка поняла, почему они здесь. Он хочет ее подавить. Подавить в ней личность, буквально превращая в овоща.
Грубая рука все еще мертвой хваткой держит школьницу, волоча в машину. Она идёт еле-еле, пытаясь осознать, что сейчас произошло. Что она сделала не так?.. Она же делала все, как он хотел. В салоне машины стояла гробовая тишина. Напряженная атмосфера давила, заставляя чуть ли не задыхаться. Легкие сжимались, совершенно не пропуская воздух внутрь.
— Зачем ты наврал? — тихо-тихо спрашивает, поворачиваясь в его сторону. Смотрит на него с проблесками надежды, слышимой в голосе. Надежды на то, что он сейчас все объяснит. И все станет ясно. Щеку резко обжигает, а голова автоматически разворачивается в сторону. Удар.
— Я не наврал, а сказал врачу правду. Ты неуправляемая, Лизонька, и ты должна это признать. — Проговаривает мужчина спокойно, смотря на свою девочку. Убирает волосы за ухо и оглаживает щеку, которую только что ударил. — Ты попьешь лекарства, и все будет хорошо, слышишь? Все будет замечательно. Мы снова будем жить прекрасно.
По щеке скатывается одинокая слеза, пока взгляд зеленых глаз уставился в пустоту. Ничего не будет хорошо.
***
Мурашки покрывают молочную кожу, пока тело неуютно жмется возле окна в подъезде. Одета девочка была в несколько раз теплее, чем раньше. Теплые штаны и вязаная кофта. Андрющенко внимательно следит за собственными пальцами, что очень неумело, но старательно сшивают порванную ткань чужой рубашки. Лизе кажется, что она обязана это исправить. Она виновата в разорванной рубашке, виновата, что сломя голову побежала к нему в вещах Киры. Сейчас же она и пытается исправить свою ошибку, сидя в подъезде. Он не должен был это видеть. Не должен был знать, что темноволосая все еще думает о ней. С Кирой они так и не разговаривали после того дня, когда Лиза уехала не с ней.
Последние стежки — и девочка наконец завязывает узелок на конце нитки, заканчивая работу с рубашкой. В принципе, получилось не так уж и плохо, особенно для первого раза, хотя не так идеально, как она могла бы сделать раньше. От этого осознания глубоко в грудной клетке прорастала вина. Вина за то, что такая хорошая вещь, по сути, испорчена из-за нее. Передние зубы захватывают нижнюю губу, прокусывая чуть ли не до крови. Нужно было собраться. Собраться и вернуть Медведевой ее вещь, пытаясь хотя бы как-то извиниться за произошедшее. За то, что она не дает себя спасти. Легкие наполняются воздухом, пока сама Лиза медленно концентрируется на кислороде. Прохладный воздух наполняет легкие, а выдыхается более теплый. Успокоение приходит вместе с воздухом, что проходит через все тело, от самых кончиков пальцев и до макушки.
Аккуратно сложив вещь, девушка поднимается с холодного бетона. Принятые таблетки еще не начали действовать в полной силе, но школьница начала чувствовать себя значительно сонливее, а тело реагировало на команды мозгового отдела гораздо медленнее. Один пролет лестницы, крепко держась за перила, и вот, брюнетка оказывается возле двери в квартиру. Она знала, что Кира приехала. Поняла это по машине, припаркованной у подъезда.
Тихий стук в дверь, совсем несмелый, после которого слышится лишь тишина. Тяжело вздохнув, Андрющенко повторяет движения, уже чуть смелее, на этот раз стучит громче. Лишь после этого девушка смогла услышать чужие шаги и открывающуюся дверь. Она почти сразу обращает внимание на слегка растрёпанный, домашний вид Киры. Почти такой же, как в то самое утро. Различие лишь в глазах. Эти карие глаза смотрели на нее, одаривая холодом. Холодом, который почти физически обжигает младшую, заставляя отойти на шаг.
— Я... Я принесла рубашку, что ты мне давала. — Проговаривает еле слышно, стараясь держаться хотя бы немного увереннее. — Она, к моему огромному сожалению, порвалась, но я постаралась ее зашить...
— А муженек знает о том, что ты ко мне пришла? Или вновь изобьет? — перебивает, будто обдавая ледяной метелью. Кира устраивает качели. Те самые, к которым сама девочка так привыкла, и к которым ее уже подсознательно тянет. Медведева хочет, чтобы младшая чувствовала вину. — Прости, но у меня нет времени сейчас на то, чтобы тебя жалеть и спасать, котенок.
Обида разрастается в груди вперемешку с виной. Ты заслужила такое отношение к себе, Лиза. Заслужила то, чтобы тебя отталкивали, ведь ты самолично выбрала подобную жизнь. Выбрала избиения и моральное унижение. Губы поджимаются, пока сама Андрющенко пытается сдержать слезу, которая так нагло собирается скатиться по щеке. Нужно быть сильной, нужно держаться. Тонкие руки протягивают бармену рубашку, пока зеленые глаза смело заглядывают в чужие.
— Мне не нужна жалость. — Отвечает уверенно, но голос все равно дрожит, выдавая чужую боль на всеобщее обозрение. Ее обозрение.
— А мне таких, как ты, и не жалко. — Вторит грубый голос в ответ, после которого от стен подъезда отражается хлопок двери, который заставляет младшую вздрогнуть.
Тонкие руки сжимают ткань, рубашку она так и не забрала. Все что Лизе хочется, это лишь скатиться на холодный бетон и просить прощения. Умолять, чтобы Кира ее не оставляла с этим всем одну, чтобы помогла. Но все, что может девушка, это лишь медленным шагом подниматься по лестнице, сдерживая слезы. Ты заслужила такое отношение к себе, Лизонька.
***
В голове был постоянный звон. Она не слышала свои мысли, не могла нормально думать. Тело превратилось в безвольную куклу, действующую на автопилоте. Но страшнее всего было то, что ей постоянно хотелось спать. Она была как марионетка в руках кукловода, который каждый день делал с ней все, что только ему вздумается. Сил сопротивляться не было. Она помнит лишь руки, нарочито аккуратно поглаживающие волосы, а также постоянную боль. Слышала голос, который вторил ей, что все теперь хорошо. Что теперь они будут счастливы.
Чтобы не было подозрений, он, как обычно, отправлял ее на работу. С каждой сменой люди вокруг волновались за Лизу все больше. Она все сильнее походила на живого трупа, которого заставляют ходить и функционировать, существовать. Девушка помнит обеспокоенный взгляд Виолетты, которая каждый раз спрашивает о ее самочувствии. Помнит Юлю, что постоянно фырчит и ругается, но все равно аккуратно ее перенаправляет на менее тяжелые заказы. Беспокоится за нее. А еще она помнит внимательный взгляд бармена. Она наблюдает за ней постоянно, будто бы боится, что еще немного, и Лиза просто-напросто откинет тут коньки.
— Индиго, тише, ты чего... — Малышенко ловит девочку прямо у раздевалки, когда та запнулась буквально об свои же ноги. Она совершенно не могла координировать свои действия в пространстве, думая только о том, как сильно хочется спать. Заботливо, крепко удерживая, Виолетта доводит девочку до скамейки у раздевалки, подавая ей сумку по ее же просьбе. Трясущимися руками, кое-как, девочка достает таблетницу, пытаясь вспомнить порядок приёма. Закидывает сразу две таблетки в рот, проглатывая без воды. Старшая хмурится, пытаясь понять, что это за препарат. — Что это за таблетки, малыш?
— Врач назначил. — Совсем тихо и сонно. Тремор совершенно не хотел проходить, заставляя темноволосую выполнять все действия куда медленнее и заторможенно убирать таблетки. — Все в порядке, правда. До конца смены осталось совсем чуть-чуть, я доработаю и поеду домой.
Повар помогает девушке подняться, и вместе с ней идет в зал, думая о том, как можно помочь. Взгляд карих глаз цепляется за сумку Индиго, оставленную на скамейке в служебном помещении.
Кира все так же наблюдала.