Часть 9
Трахни меня так, чтоб я забыла себя где-нибудь
Где не станут искать, где меня смоет дождем
Когда я превращусь в грязь
Может тогда я смогу наконец-то уснуть
А не думать, как ебаться с ним на грязном полу
Звенящая пустота отзывалась в голове лишь грубым молчанием. Голоса не было. Лиза не слышала чужие слова, а чувствовала лишь пустоту, что так грубо вонзалась в мозг, совсем не позволяя отойти от произошедшего. Она не понимала, что это. Почему это случилось, почему она не слышит голос, который был, на самом деле, как спасение. Всегда.
События следующих дней прошли в какой-то смазанной пленке, которая совершенно не позволяла осознать хоть что-то. Она не ездила на работу, не ходила в школу. Она не делала ничего. Тело перешло в режим автопилотирования, выполняя все действия машинально. Тело вроде как болело, но она не испытывала эту боль. Она уже вообще ничерта не чувствовала. Сколько раз в зеркало ни смотрелась — гематомы не становились бледнее, не уходили. Рядом только новые появлялись, украшая тело школьницы пестрыми рисунками.
Он тоже молчал. Больше не кричал, не оскорблял. Не учил. Только бил, пока Лиза смиренно молчала. Она помнит, как после того случая заперлась в ванне. Руки измучали тело, буквально раздирая кожу мочалкой, пока слезы безостановочно катились по щекам. Ты ведь это заслужила, Лиза. Ты сама выбрала эту жизнь.
Тело содрогается от рыданий, пока тонкая рука зажимает рот. Нельзя шуметь. Нельзя еще больше его злить. Зеленые глаза закрываются, стараясь хоть немного задержать поток соленых слез, которые понемногу начинали раздражать щеки. Свободная рука прижимала колени к груди, пока сама девушка хотела свернуться в клубочек. Ей это было очень нужно. До невозможности нужно. Стоит ли говорить о том, что в мыслях не один раз проскальзывала навязчивая идея, как взгляд несколько раз обращался в сторону бритвы. Просто разобрать и провести несколько раз по молочной коже. Все закончится. Не будет больше этой боли. Не будет ничего.
Лиза чувствовала себя использованной и сломанной. Будто бы из любимой игрушки она превратилась в самую ненавистную. Ту, которую можно без разбора лупить да морально ломать. Даже молчание Леши было как смертный приговор. Такой, который звенел в пустой голове, отдавая жуткой болью. А, возможно, это просто было сотрясение.
Безвольным мешком валялось тело, что практически не поднималось с кровати. Все эти дни она практически не ела. Пыталась, но желудок почти моментально извергал пищу обратно, не желая даже потребить немного калорий. Всегда на одном боку, отвернутая к стене. Лицо постоянно спрятано в черных волосах, а тело лишь иногда содрогается, когда в квартире раздаются громкие звуки. Андрющенко казалось, что так может пройти вечность. Вечность в боли и страданиях.
В один из дней, вместо ударов, по ней прилетают вещи. Обычные вещи, которые она чаще всего надевает на работу. Руки неосознанно сжимают ткань, пока сама Елизавета старается прислушаться. Прислушаться к его решению.
— В школу я тебя не заставляю идти, в любом случае, оплачивать я ее больше не буду. — Слышится грубый голос, пока девушка пересиливает себя, переходя в положение сидя. Она начинает одеваться в том же режиме автопилота, даже не думая о собственных действиях. — Но мне звонили с твоей, так называемой, работы, и в край меня заебали. Так что туда тебе все же ездить надо, раз ты взяла на себя такую ответственность. Пора взрослеть, Лизонька.
***
Нога больше не ступала в тот дом за все это время. Кира помнила только крик, тот, который был самым первым. Дальше, после мужских криков, она не слушала. Не должно было это волновать Медведеву, когда девчонка сама, без какого-либо давления, побежала прямо в лапы монстра. Ей это было, можно сказать, безразлично. Не безразлично было, когда котёнок пропустила следующую свою смену. И следующие, совершенно никому ничего не говоря. Хитро улыбаясь, блондинка даже достала ее номер, но там тоже была тишина. С одной стороны, если котёнок умер, это было грустно, конечно. Милый, наивный котенок, что улыбался ярче любой звезды только от одной шоколадки. Однако, Кира считала, что нельзя испытывать жалость к той, кто сама выбрала такую судьбу. Мы все сами вершители своей судьбы, но некоторые просто не хотят этим пользоваться.
Камень с души ее упал, когда взгляд карих глаз наткнулся на знакомую машину со знакомыми номерами. Бармен никогда не признается в том, что она испытала облегчение, увидев Индиго. Да, выглядела она не очень, но хотя бы была живая, а это уже что-то да значит. Кира ее недооценила. Татуированные пальцы выкидывают окурок тлеющей сигареты и дверь открывают. Она ее держит. Держит, чтобы младшая прошла, даже не обращая внимание на взгляд голубых глаз, прожигающий ее с головы до ног.
Они не говорят и взглядами не пересекаются. Молча идут в раздевалку, каждая думает о своем. Вернее сказать, думает только блондинка, когда же в голове Лизы царствовала лишь сжирающая ее пустота. Нет сил бороться. Нет сил быть собой. В помещении они все так же не говорят. Молча расходятся к своим шкафчикам, принимаясь готовиться к рабочей смене. Не говорят, но взгляд карих глаз все равно наблюдает за чужой фигурой. Медведева видит чужое тело, что остается неприкрытым, пока тонкие руки подростка разбираются с рубашкой. Молочная кожа вся покрыта гематомами, которые, казалось, лишь заставляли кожу выглядеть бледнее. В голове что-то щелкает. Неосознанно, но бармен будто бы уже присвоила эту девочку себе, отчего внутри вскипала злость. Будто она, как маленький ребенок, сидит в песочнице, а чужой мальчик пришел и разрушил ее постройку. Гадко, мерзко.
Кира не помнит, как стремительно подошла к девочке, но помнит, как руками ухватилась за талию, разворачивая темноволосую к себе лицом. Помнит взгляд, полный пустоты, и лишь секундное беспокойство, отразившееся в глазах. Блондинка исследовала ее взглядом, будто бы пытаясь понять, насколько же ее игрушку повредили. Смотрела на худенькую фигуру, которая сверху была прикрыта одним бюстгальтером. Тело у Лизы было красивым. Руки неосознанно стали скользить по молочной коже. Пальцы очерчивали каждую гематому, каждый поврежденный участок. Оглаживала, скользя пальцами по животу и выше. Оглаживала плечи и руки. Она исследовала ровно до тех пор, пока не почувствовала ладони на собственной груди, которые очень слабо, но пытались ее оттолкнуть.
Так было нельзя. Лиза принадлежала другому человеку, отчего, чувствуя чужие касания, испытывала жуткий страх. Страх, что он узнает. Что снова повторит ту пытку. По щеке медленно скатывается одинокая слеза. Взгляд зеленых глаз на нее не смотрит. Он уставился в пустоту, отчего невольно по спине проходятся мурашки.
— Пожалуйста... не заставляй меня... — тихо-тихо шепчет голосом, что вот-вот и сломается, вводя брюнетку в истерику.
Тяжелый взгляд в последний раз скользит по телу девушки, прежде чем Кира отпускает ее. Отходит на расстояние, думая о том, что котенка нужно забирать как можно скорее. Отрывать, не смотря на писки и мяуканья. Старшая достаточно быстро скрывается за дверьми, выходя в коридор. Нужно обдумать все хорошенько, прежде чем принимать поспешные выводы.
Девичье тело медленно сползает по шкафчику на пол, пока руки вновь обнимают собственные колени, притягивая к груди. Давай, Лиза, вдох, выдох. Наблюдай за тем, как прохладный воздух наполняет легкие, а теплый покидает их. Нужно успокоиться и нужно работать. Нужно продолжать жить.
***
Смена проходит еще тяжелее, чем Андрющенко думала. Чужие голоса буквально давили на голову, заставляя девушку чувствовать панику постоянно. Она терялась среди заказов, среди барменов. Лиза буквально терялась в пространстве. Казалось, еще чуть-чуть, и ее захватит паническая атака, уже который раз за этот день.
— Блять, я не знаю, что с ней делать, она буквально ни один заказ нормально не выполнила. — В такой же панике и с ужасным возмущением проговаривает Чикина, в очередной раз забирая у Киры поднос с шотами, которые были заказом столика брюнетки.
— А где она сейчас? — спрашивает бармен, нахмурившись. С таким котенком и вправду смена не задалась. Казалось, ей лучше вообще не надо было появляться на работе.
— Я думала, у Вилки, но там ее нет. Как в воду, блять, канула. Я тут нахуй зашиваюсь, а она отдыхает. — Возмущается блондинка, прежде чем исчезнуть в толпе с заказами.
Тяжело вздыхая, Медведева вновь берет на себя роль спасателя. Хоть что-то нужно сделать, пока Индиго не вскрылась уже окончательно. Пару раз похлопав по плечу коллегу, Кира выскальзывает из-за барной стойки, дабы податься в поиски Андрющенко.
— Да ты-то куда?! — слышится возмущенный голос Юли, когда блондинка скрывается в служебном помещении.
Худое тело сворачивается клубочком в углу раздевалки. Слезы безостановочно текут по щекам, пока девушка старается заглушить всхлипы. Она не справляется. Он ведь был прав, когда постоянно твердил ей о том, что она ничтожество. Даже с кучкой алкашей она справиться не может, ни то что со своей жизнью. Видимо, так было нужно. Нужно, чтобы Лиза полностью ощутила себя бесполезной и слабой. Она вздрагивает, когда слышит скрип двери. Старается затихнуть, но тяжелое дыхание все равно слышно в тишине раздевалки. Черт.
— Там Юля тебя проклинает всеми известными ей проклятиями. — Проговаривает, медленно подходя к сжатому клубочку. Усаживается перед ней на корточки, в очередной раз проводя параллель с котенком. Загнанная в угол, вся трясется и шипит, совсем шугаясь людей. Кире кажется это забавным. — Ты зачем вообще на работу-то вышла?
— Так было нужно... — тихо-тихо произносит, а в горле комок стоит. Взгляд зеленых глаз исподлобья смотрит на блондинку, думая о том, почему та ее никак не оставит в покое. С одной стороны, брюнетка была ей благодарна, но сейчас она даже подумать об этом не могла. Слишком боялась.
— Нужно кому? Ему? — Отвечает достаточно грубо, но почти сразу исправляется, когда замечает, как плечи младшей трясутся сильнее, а всхлипы все же срываются тревожными звуками. — Ну все, котенок, извини. Хей, могу я тебя хотя бы обнять, а?
Кивок совсем слабый, но он ведь есть. Старшая медленно придвигается к девочке, осторожно притягивая этот маленький клубочек боли к себе. Обнимает татуированными руками, прижимая, да чувствует, как та дрожать сильнее начинает. Ей нужно выпустить эмоции. Ей нужно поверить в то, что Кира ее спасет.
Смена проходит все так же тяжело. Юля кое-как старается выручать младшую, но все это подпитывается жуткой злобой и раздражением. Чикину никто не трогает, дабы бомба не взорвалась, но все ее эмоции буквально ощущались в воздухе. Все чувствовали напряжение, но никто и посметь не мог сказать Лизе хоть что-то. Все видели взгляд Киры, когда та вывела школьницу из служебки. Убийственный.
Грудную клетку самой официантки разъедала вина. Вина, что она совсем не может ничего сделать. Не может помочь своим друзьям, в конце концов. Все, что срывалось с губ младшей за эту смену, так это лишь извинения. Извинения перед клиентами, перед Юлей. С Виолеттой же она и вовсе не смогла заговорить, как бы не пыталась. Все это было слишком сложно для нее. Невыносимо.
***
Зима становилась холоднее. Погода и ветер, пронизывая морозом, не щадили никого из работников, которые заканчивали смены ночью. Повезло лишь тем, у кого была машина, ну, или кого забирали. Снежный покров охлаждал все вокруг, создавая новогоднюю атмосферу. Возможно, некоторых это могло сделать счастливыми. Некоторых, но точно не Лизу, что уже несколько минут билась у порога, стараясь собраться с мыслями. Она знала, что он ее ждет. Знала, что вновь будут побои. Знала, и впервые она не хотела домой... Ноги кое-как переставлялись, медленно двигаясь к машине. Он стоял возле двери, наблюдая за ней, как хищник за добычей. Наслаждался будто бы ее страхом.
— Ты еще долго плестись будешь? — спрашивает, почти сразу перехватывая ее за руку, когда та появляется в зоне доступа.
Она это видит. Карие глаза наблюдают за этой картиной, которая кажется еще более жалкой. Все так же никотин вдыхает, стараясь прийти в себя. Одуматься, наверное. Кира понимает, что этот мужлан чувствует, что он теряет контроль, оттого и старается его удержать всеми возможными способами. Знает, что потеряет ее. Некоторое время еще блондинка ждет, пытаясь понять основную его тактику. Решает, что нужно действовать, лишь когда котенка насильно в машину тащат.
— А ты ведь можешь только слабых унижать, мудачье? — громко проговаривает блондинка, подходя к чужой машине. Взгляд карих глаз прожигает мужскую фигуру отчетливо и ясно. — Мне, кажется, отлично видно, что девочка не хочет с тобой ехать.
— Ты сейчас шутку шутишь какую-то? Она — моя девушка, и она в любом случае едет со мной. — Слышится насмешливый голос, пока взгляд зеленых девичьих глаз смотрит на них двоих со страхом. — Тебе больше всех надо, что ли? Или, думаешь, один раз ранки позализывала, и теперь можешь себе позволить лезть в ее жизнь?
— Поверь, ты не хочешь себе такого врага, как я. Отпусти по-хорошему, давай не будем доводить до крови? — проговаривает тихо, а взглядом то и дело прожигает. Она смотрит прямо в чужие глаза, пока в собственных ненависть плещется. — Она поедет со мной.
— Не поедет. — Почти сразу отвечает и лишь сильнее сжимает девичью руку, заставляя ту тихо заскулить. Зеленые глаза наблюдают за тем, как руки Киры сжимаются. Она понимает, что может произойти. Подростковое тело закрывает мужчину, и сама брюнетка смотрит на коллегу. Свободную руку укладывает на грудь, повторяя сегодняшние движения. Слабо пытается оттолкнуть.
— Кира, не нужно, прошу. — Просит тихо, будто бы мышонок. Видит, как гневный взгляд переводится на нее, отчего хочется чуть ли не реветь в голос. — Я поеду с ним, слышишь?
Все, что блондинке остается, это смотреть, как темноволосая сама садится в машину. Сейчас нельзя нарушать ее доверие. Нужно дожать, чтобы окончательно привязать ее к себе.
Машина стремительно выезжает с парковки, отдаляясь от здания бара и женской фигуры, что смотрела вслед. Лизу буквально прогрызала вина и боль. Она в который раз не смогла спастись. Взгляд зеленых глаз устремлен в окно, а по щекам вновь текут слезы. Андрющенко была убеждена в том, что она разочаровала Киру. Мужская рука укладывается на девичью коленку, сжимая.
— Ты правильно поступила, Лизонька... — Тишину нарушает голос, и школьница впервые за все эти годы приходит к одному выводу. Голос этот до жути мерзкий.