Часть 8
Я знаю, тебе очень больно
Ты будешь рад мне, как ребенок
Твое тело принадлежит мне. Ты не сможешь сама позаботиться о себе, Лизонька. Твоего тела не должны касаться другие, ведь они могут тебе навредить. Они сделают тебе больно, сломают тебя. Ты виновата, Лиза. Ты позволила другому человеку тебя касаться. Ты не послушалась меня. Лиза, ты...
Зеленые глаза распахиваются, и губы приоткрываются, заставляя легкие с особым упоением хватать воздух. Первое, что проносится в мыслях, так это где она находится. Чужая рука некой тяжестью чувствуется на животе, а затем взгляд подростковых глаз натыкается на темные татуировки, покрывающие кожу, а после на их хозяйку, что лежала совсем рядом, размеренно дыша. Воспоминания накатывают на сознание снежным комом, постепенно набирая обороты и заставляя чувствовать едкую, ядовитую боль в районе грудной клетки. Он так и не пришел? Глаза неосознанно застилает мокрая пелена слез, которую Лиза пытается сморгнуть, саму себя успокоить. Нельзя плакать. Нельзя будить Киру, которая так спокойно спит. Мысли то и дело тревожно закручивались в голове, накидывая все более обидные варианты развития происходящего.
Тихий вздох раздается практически под ухом, буквально заставляя младшую зажать себе рот, дабы не издавать лишних звуков. Горячее дыхание Киры обжигало шею, а рука лишь удобнее устраивалась на подростковом теле. Взгляд зеленых глаз переводится на лежащую рядом девушку. Лицо ее было сейчас полностью расслабленно, без вечной нахмуренности или же, наоборот, слишком едкой ухмылки. Платиновые волосы были растрёпаны из-за сна и спадали на лицо, заменяя привычный вид хвоста на затылке. В голове проскальзывает мысль, что сейчас бармен выглядит как никогда настоящей. Такая Кира нравится больше. Мысли оседают в голове как паразиты. Лиза чувствует, что она не должна так думать. Что это неправильно, что она в принципе не должна была сейчас здесь находиться, не должна была позволять себя касаться, ведь это неправильно.
Поджимая губы, девочка думала о том, как можно вылезти из кровати. Тонкая рука осторожно накрывает чужую, татуированную, пока сама Лиза старается прислушаться к собственным ощущениям. Она так давно не касалась людей без острой надобности... Кожа Медведевой была теплая, витиеватые узоры татуировок совсем не ощущались собственной кожей, как этого ожидала темноволосая. Взгляд бегал по каждому узору, по каждой полосочке, набитой на чужой руке. Некоторые участки кожи были слегка грубоваты, но, в принципе, кожа была достаточно приятной. Подушечки пальцев едва проходятся по контурам рисунка, очерчивая его. Тяжело вздохнув, темноволосая пытается прийти в себя. Снять с себя чужую руку, дабы просто-напросто вылезти из кровати. Однако, как только Лиза пытается выбраться, она чувствует, как рука лишь сильнее сжимается, осознанно сжимая пальцы на талии младшей.
— Котята так нагло пытаются сбежать? — раздается хриплый голос старшей, заставляя Андрющенко вздрогнуть. Она переводит свое внимание на чужое лицо, замечая ехидную улыбку и, уже открытые, карие глаза, глядящие так нагло, взглядом напоминая довольного своими выходками кота.
— У меня все затекло. — Жалуется, да пытается это причиной сделать, чтобы ее уж точно отпустили. Сама пытается улыбку сдержать, чтобы казаться серьезной.
Слегка грубые пальцы разжимают теплое тело, позволяя школьнице принять как минимум сидячее положение. Лиза ощущала на себе карие глаза, прожигающие ее спину. Чувствовала всем нутром и улыбку бармена, которая не сходила с ее лица. Кира же думала о том, что это было слишком легко. Что младшая, видимо, давно не испытывала адекватного отношения к себе, из-за чего тянулась к ложному спасателю — только так. Определенно нельзя сказать, что Медведевой это не нравилось, но было какое-то необъяснимое чувство того, что первые уровни игры ты прошел слишком легко. Будто бы дальше будет что-то совсем тяжелое.
Объективно, блондинка считала официантку привлекательной. Впрочем, иначе бы она и не полезла к Лизе, даже не смотря на выбранную ей роль жертвы. Но то, что ее реально заставляло задуматься — это возраст Лизы. С одной стороны, такими было легче управлять, но с другой... с этим тяжелее работать. Уже сейчас она видела в младшей крепко засевшего ребенка, что будет надеяться на лучшее до последнего. Она уже проходила это. Когда в жертве сидит ребёнок, который до последнего верит, что его полюбят и пожалеют, что он не просто для того, чтобы поиграться и выкинуть. Кира старается сейчас оказывать достаточную поддержку, медленно привязывая девочку к себе, распутывая чужие узлы. Привязывает к себе маленькими узелками, заставляя поверить, что так будет лучше. С ней будет лучше. Она пытается улыбнуться, когда Андрющенко поворачивается к ней вновь, смотря с благодарной улыбкой.
— В душ? — спрашивает старшая, прочищая горло. Видит кивок и с тяжелым вздохом поднимается, дабы предоставить Лизоньке все необходимое для ванных процедур.
***
Яркое зимнее солнце, говорящее о сильном морозе за окном, не жалело света, освещая кухню квартиры Медведевых. Бабушка Киры беспрерывно причитала о непутевой внучке в шуточной форме, которая сожгла их завтрак. Блондинка лишь смеялась громко и пыталась хоть как-то помочь, не смотря на полотенце, что то и дело прилетало в ее сторону. Лиза чувствовала уют. Тонкие руки аккуратно обхватывали кружку с горячим чаем, пока в голове были мысли о сладостях и о том, что она бы хотела, чтобы так проходило каждое ее утро. Слышать смех и заботу, а не упреки и критику. Девочка улыбалась и лишь посматривала из-за чашки, то и дело кидая взгляды на Киру.
— Да что я, если это ковшик ни то дырявый, ни то горелый?! — проговаривает возмущенно светловолосая, все еще не сдерживая смех.
— Кира, горелая тут только ты со своими волосами, а на ковшик мой не надо тут! Он тебя на кашах вырастил и мать твою! — проговаривает женщина, но на лице все еще царствовала довольная улыбка. Она в очередной раз по внучке полотенцем отбивает, заставляя младшую Медведеву все же покинуть пост кулинара.
Лиза видит, как темные глаза закатываются в насмешливом раздражении. Видит, как взгляд на нее саму переводится, отчего брюнетка, которую застукали за таким неблагородным делом, как подглядывание, прячет взгляд в чашку. Она слышит, как Кира начинает по шкафам рыться, слышит, как тихо ругается себе под нос, и от этого улыбка на губах школьницы расцветает еще ярче. Лишь через некоторое время, прямо перед ней появляется небольшая плитка шоколада, которую протягивает татуированная рука блондинки. Зеленые глаза в одно мгновенье загораются, а сама брюнетка чуть ли не восторгается вслух. Пальцы тут же оставляют кружку на столе, после забирая предложенную сладость. Лиза чувствует определенное удовлетворение от этого утра. Слишком все хорошо, чтобы быть правдой. Долька шоколада, по вкусу молочного, нежно растекается по вкусовым рецепторам, растворяясь на языке.
— Спасибо — проговаривает тихо, но улыбается так ярко, что и никаких слов не нужно.
Идеальное утро обрывается на грохоте. Грохоте, который идентично повторяет сердце Андрющенко, а в голове возникает надежда. Надежда на лучшее. Грохот раздается из квартиры сверху и взгляд зеленых глаз тревожно переводится на потолок. Это он. С некоторой обреченностью и надеждой, Лиза кидает взгляд на Киру. Видит взгляд уставший, но ни в коем случае не осуждающий. Медведева думает о том, что котенку нужно обжечься, чтобы прийти зализывать раны к ней.
Тело практически сразу вскакивает с насиженного места, а сама темноволосая мчится к выходу из квартиры. Судорожно стягивает с себя тапки, пытаясь как можно быстрее нацепить на себя ботинки. Выбегает в подъезд прямо так, в чужих шортах и рубашке. Несётся сквозь два лестничных пролета, чуть ли не падая, да в дверь начинает стучаться со всей силы. Это же он, он ее не бросил. Лиза знала, что он не бросил.
На самом деле, если смотреть на это со стороны, то лучше бы дверь не открывалась. Голубые глаза смотрели на девочку с ненавистью. Ненавистью, которая заполоняла все ее тело и нутро, заставляя бояться. Бояться по-настоящему. Мужская рука грубо ухватывается за волосы подростка, буквально затаскивая ее домой. Первый крик. Лиза впервые неподдельно закричала, пока чужие руки тащили ее за волосы в комнату, не позволяя даже хоть как-то подняться на ноги.
— Что ж это делается-то... — проговаривает старушка в квартире ниже. За сердце прихватывается, чувствуя боль за девочку. — Кира, ну хоть ты ее образумь. Помоги, убьет же он ее...
Она не поможет. Медведева медленно облокачивается на тумбочку и смиренно принимается ждать, прислушиваясь к звукам наверху.
Девичье тело с презрением выкидывают на пол, как провинившегося щенка. Лиза чувствовала перегар. Ярко ощущала чужую ненависть и грубые руки. Первая слезинка катится скупо, проходясь по виску и растворяясь в волосах. Ты этого не заслужила, Лиза. Первое, что она чувствует, это грубый удар чужой ноги в живот. Было не так больно, на самом-то деле. А может, она просто старалась не чувствовать?
— Ты такая малолетняя дрянь! — кричит мужчина, а сама девочка чувствует удар в районе ребер. Терпит, но не кричит вновь. Это будет неудобно для него. — Малолетняя шалава! Хорошенько тебя по кругу пустили этой ночью? Или в каком же притоне ты ночевала сегодня? Вижу, уже и шмотки нашла убогие, как раз для такого ничтожества, как ты.
Ударов много. Они оставляют после себя точечную боль везде, но сама школьница старалась заставить себя ничего не чувствовать. Боль — это же просто иллюзия, ведь так? Плакать уже тоже не хотелось. Была лишь одна жуткая, сжирающая ее ненависть. Ненависть к самой себе.
Ощущения в теле стали ярче и острее, когда она почувствовала руки. Руки, что срывали с нее одежду, оставляя тело совершенно обнаженным. Уже сейчас можно было заметить покраснения на молочной коже, которые со временем перейдут в гематомы. Лиза очень ясно чувствовала прикосновения чужих рук, которые перекинули худое тело на кровать, подняв с пола. Хотела ли девочка вырваться? Не имела права. Она слышит, как звенит пряжка чужого ремня, а затем чувствует грубые пальцы, оставляющие на теле следы. Руки Киры ощущались нежнее. Она не помнит того, как он грубо развел ее ноги, но помнит боль, которая последовала после. Чувствовала, как нижняя часть тела буквально немеет, пытаясь хоть как-то заглушить ту невыносимую муку, что чувствовала сейчас Лиза. Он ведь и раньше брал ее, не особо дожидаясь согласия, но сейчас... сейчас это было по-настоящему больно. Грубые толчки совершенно не прекращались, а болезненные фрикции лишь увеличивались в своей скорости и силе. Пальцы сжимали бедра настолько сильно, что в какой-то момент ей показалось, что он пытается проломить ей бедренную кость. Внутри нее, в самой грудной клетке будто бы что-то сломалось. Может быть, это было хрупкое ребро, но скорее всего, это была надежда. Надежда на то, что ее полюбят. Боль не проходила даже тогда, когда он остановился, пачкая ее тело в собственном семени. Последний удар по щеке, отчего голова на автомате разворачивается в сторону. Он уходит, а пустой взгляд школьницы смотрит на забавную рубашку, которую ей дала Кира. Тигрята нарисованы милые. Ткань была слегка порвана, оставаясь валяться на полу. Девичья рука старалась дотянуться до рубашки, но после лишь обессиленно опустилась. Лиза слишком грязная, чтобы трогать то, что принадлежит Кире.
Слишком плохо, чтобы быть правдой