глава 4
Андрей спал так крепко, что храп разносился по всему дому. Я спустилась в гостиную, разожгла камин и принялась менять ранозаживляющие пластыри на руках. С ними синяки сходили гораздо быстрее. Через две недели на работе планировали рождественский банкет, и я надеялась надеть платье с открытыми плечами.
Я почти закончила, когда в дверь позвонили. Я открыла и тут же почувствовала, как учащается дыхание.
Она была здесь. Живая и невредимая. Курьер, в чью куртку я вчера вцепилась, пытаясь прийти в себя после всего того, что сделал со мной Дерек. И та, кто посоветовала мне вернуться домой и не стоять под дождем. Почему-то именно об этих ее словах я думала снова и снова.
девушка стояла на пороге и выглядела так же, как вчера: капюшон на голове, выбивающаяся из-под него прядь темных волос, светоотражающая куртка, глаза – темно-зелёные. У нее было сбитое телосложение, ростом немного ниже Андрея.
– Ваш заказ, – сказала она с полуулыбкой, и я догадалась, что она тоже рада меня видеть. Протянула пакет с едой и добавила: – Приятного.
Я взяла еду, но дверь закрыть так и не смогла. Таращилась на неё не в силах поверить, что вот она – жива, здорова и в полном порядке. Что это какого-то другого курьера показывали в новостях...
Вот бы еще она удосужилась вчера прислать чек, чтобы я не металась весь день, как полоумная!
– Я ждала письмо, – сказала я, прижимая пакет к груди. Потом поняла, что это прозвучало странно, и добавила: – Я имею в виду чек, который ты обещала прислать.
– Я прислала его, – кивнул она.
– Разве? – моргнула я, растерявшись.
– Сто процентов.
– Я ничего не получила.
– Папку «Спам» проверила? Наши письма часто туда улетают, чтоб их...
Я зажмурилась и нервно рассмеялась. Папка «Спам»! Боже мой, сколько нервов я бы сэкономила, если бы вовремя включила мозги!
Курьер тем временем открыла свой почтовый аккаунт на телефоне и показала его мне. В отправленных ясно значилось письмо на мой адрес.
– Вот оно, «Мелисса Дементьева», – вслух сказала она, водя пальцем по названию моего электронного ящика, проверяя, что в нем нет ошибки. – В отправленных.
– Твою мать, – пробормотала я, чувствуя себя тупее пробки.
– Да ладно, с кем не бывает, – сказала она.
– Впредь буду регулярно проверять спам.
– Самое главное – проверять, но не читать его. Чревато повреждением мозга от рекламы липовой Виагры, секс-чатов и услуг по снятию порчи...
Я громко рассмеялась и тут же испугалась, что разбужу Андрея.
– Похоже, что ты все-таки иногда читаешь его, – сказала я.
– Ладно. Так и быть. Ты поймала меня с поличным, – рассмеялась она.
Ее смех прозвучал легко и непринужденно в тишине ночи, и я поймала себя на мысли, что смех Андрея уже заставил бы меня напрячься.
Несколько секунд мы разглядывали друг друга, не в силах прекратить улыбаться. Мне захотелось узнать, как ее зовут, но курьер опередила меня, внезапно тоже заговорив о моем имени:
– Ты в курсе, что имя Мелисса придумал ирландский писатель ?
– Слыхала, правда уже не помню кто – ответила я. – Джеймс Джойс? Брэм Стокер?
– Еще раньше. Восемнадцатый век, – подмигнула мне курьер.
– Восемнадцатый?! Серьезно? Теперь я поняла, почему от моего имени так и веет стариной: сразу на ум приходят напудренные парики, серванты и чучела фазанов. И фарфоровые Девы Марии.
– Да прекрати, – рассмеялась курьер. – Нет в нем старины, максимум легкий винтажный вайб. Кабриолеты, виниловые пластинки, фотопленка, коллекционное вино...
– Оу. Старина, оказывается, может быть стильной, – усмехнулась я.
– Она может быть чертовски стильной, – кивнула девушка.
– Ладно. Раз так, то буду носить свое имя с гордостью. Как винтажный шарф от Эрмес.
– Именно, – сказала девушка с улыбкой, пристально разглядывая меня.
Я стушевалась под ее взглядом. Опустила глаза, ощущая внутри странное волнение. Мне было легко говорить с незнакомым человеком – так легко, как никогда с Андреем, и это было воистину удивительно.
Мне показалось, что курьер готова распрощаться. Она сделала шаг назад, и я поняла, что через мгновение она снова исчезнет в ночи. И вдруг я отчаянно захотела, чтобы она не уходила.
– У тебя не найдется зажигалки? – спросила я, по-прежнему прижимая к себе пакет с едой.
– Подожди, я проверю.
Я наблюдала за тем, как натянулась куртка на ее груди, когда она сунула руки в карманы джинсов.
– Держи, – она протянула мне зажигалку, и я прикурила сигарету, засыпав ее благодарностями. Повертела ее зажигалку в пальцах и, заметив на ней надпись, тут же прочла ее:
«Если хочешь секса со мной, то улыбнись, когда отдашь ее обратно».
Я выдохнула дым и в этот момент поняла, что улыбаюсь. Щекам стало жарко, и я нервно рассмеялась. Курьер не сразу поняла, что на меня нашло, но как только глянул на зажигалку, тут же сообразила.
– О нет. Черт. Она случайно оказалась в кармане. Я не имела в виду... Твою мать... – Она возвела глаза к небу и в свете фонаря над крыльцом я увидела, что ее щеки порозовели.
Я рассмеялась еще громче. Ее смущение было искренним. Она и правда дала мне эту зажигалку без задней мысли, ни на что не намекая, и теперь растерялась.
– Забавная вещь, – сказала я. – Невозможно не улыбнуться, возвращая ее, – на это и расчет, так? Где ты такую нашла?
– Подарили. Нравится?
– Да. Дерзко.
– Тогда бери, она твоя, – сказала она. – Я все равно решила бросить курить.
– Нет, не могу! Это же подарок.
– Мелисса, серьезно, забери ее, – она протянула мне ее и вложила в мою ладонь.
Наши пальцы соприкоснулись, и даже не знаю, что понравилось мне больше: ее прикосновение или то, что она назвала меня по имени.
– Окей, буду кадрить парней и девушек на улицах, – сказала я, вдыхая дым.
– Ты легко сможешь делать это и без зажигалки, – сказала она.
Странное чувство родилось внутри. Будто я не стояла на земле, а – совсем немного, на пару миллиметров, – парила над ней. Я не могла понять, почему мне так легко общаться с этой девушкой. Будто мы были знакомы не первый день.
– Ты не спешишь? – спросила я. – Может, я выкурю еще одну, а ты побудешь тут?
– Не спешу. И даже могу составить тебе компанию, – ответила она, указывая глазами на мою сигарету. – Можно?
– А как же планы бросить курить?
– Мои планы не пострадают. Главное – из точки А прийти в точку Z, а все, что посередине, – не столь важно.
– Ну да, ну да, – кивнула я и протянула ей пачку. И ту самую зажигалку с непристойным предложением.
Она рассмеялась, когда увидела ее снова.
– Боже, смотреть на нее не могу, – простонала он.
– Да все окей, – сказала я.
– Намекать незнакомому человеку на секс, даже в шутливой форме? Не уверен, – сказала она, положила сигарету в рот и поднесла зажигалку к лицу.
– Твое искреннее смущение нейтрализовало непристойный намек, – сказала я, не в состоянии оторвать взгляд от ее губ и завитков сизого дыма, которые окружили ее лицо.
– Ну раз так, то мне полегчало, – сказала она, вернула зажигалку и несколько долгих секунд смотрела на меня с легкой улыбкой. Потом переложила сигарету в левую руку и протянула мне правую:
– Виолетта.
– Очень приятно, – ответила я и пожала ее ладонь.
Ее велосипедные перчатки были холодными и влажными от дождя, и я вдруг поймала себя на мысли, что хотела бы, чтобы она сняла их, и наши руки соприкоснулись, кожа к коже. Это была очень странная мысль, почти интимная.
И в эту я секунду почувствовала, как несколько холодных капель приземлилось на мое колено. Я тронула снизу пакет, который так и держала все это время, – он был липким.
– Черт, кажется, мое мороженое потекло.
– Все, беги спасай его, – ответила Виолетта, косясь на мои голые коленки.
– Стой, я же еще должна заплатить. Никуда не уходи!
– Есть, мэм, – улыбнулась она.
Я вернулась в дом, побежала на кухню, наспех вынимая мороженое из пакета, и – наткнулась на Андрея, который стоял возле холодильника и пил молоко прямо из упаковки.
Мое настроение так резко сменило плюс на минус, что из меня выбило все дыхание. Будто я была игроком регби и меня только что на полном ходу ударили в живот. Всего секунду назад я купалась в каком-то особенном тепле, но внезапно словно с головой ушла под лед, в смертельно холодную воду. Контраст был просто ошеломительным.
Андрей сунул молоко обратно в холодильник и поднял бровь:
– Куда спешим?
– Мне нужно спасти мороженое и заплатить курьеру, – я сунула руку в вазу с мелочевкой, но не нашла там ни одной купюры. – Здесь была наличка, ты не видел?
– Выгреб все вчера на сигареты.
– Хм... А в бумажнике у тебя что-нибудь есть?
– Наверно, но я не помню, где он, – ответил Андрей и пошел наверх, в спальню.
– Постой, может поищешь по карманам наличку? Мне очень нужно.
– Я после коньяка твоего отца не в состоянии найти ни одной причины жить, не говоря уже про поиск налички, – бросил он через плечо и ушел, тяжело переставляя ноги.
Виолетта ждала меня у порога, прислонившись плечом к кирпичной кладке, и докуривала сигарету. Она откинула капюшон, пока меня не было, и я впервые увидела ее волосы: темные, густые и слегка вьющиеся на макушке. Россыпь татуировок: маленькая и большая молния, , надписи – были разбросаны по ее шее и на лице. Ухо проколото в трех местах. Обычно так выглядели хулиганки на бунтарских плакатах модной одежды.
Она оказалась моложе, чем показалось сначала. Мне было двадцать один, и ей должно быть, примерно столько же. Она заметила, что я жадно разглядываю ее, и не смогла сдержать улыбку.
– У меня нет налички, – сказала я. – Но мы можем доехать до ближайшего банкомата, тут недалеко, и я расплачусь. Дашь мне пару минут, чтобы одеться? Я мигом!
Я кинулась было за пальто, но Виолетта остановила меня, коснувшись плеча.
– Иди поешь, пока еда не остыла. Скинешь деньги на счет или... – она помолчала, раздумывая, – или я могу заехать за ними завтра. Уверена, что буду в этих краях.
Она предлагала мне решить самой, хочу ли я увидеться с ней еще раз. Мне было проще скинуть ей деньги на счет, но слова «буду в этих краях» просто заворожили меня, как магическое заклинание.
– Буду рада, если ты заглянешь завтра, – ответила я, внезапно потеряв голос. Он прозвучал сипло и не слишком уверенно.
– Только если тебе это подходит, – поспешила добавить Виолетта.
– Да! Вполне! Просто миллион спасибо.
– Тогда до завтра? – проговорила она, набрасывая капюшон. Тень легла на еге лицо, отчего челюсть и губы показались резко очерченными и особенно выразительными.
– До завтра, – ответила я. – Подожди... Так кто все-таки придумал мое имя?
– Свифт, – улыбнулась она.
Я провожала ее взглядом, пока она шла к велосипеду. Уезжая, Виолетта оглянулась, и я махнула ей рукой. Не смогла удержаться. Пепел сигареты закружился в воздухе – серебряный и невесомый. А я в ту минуту была еще легче пепла.
Мы с Андреем долго притирались друг к другу. Первые несколько недель секса с ним мне было так больно, что я пила обезболивающее перед нашими свиданиями. Процесс не вызывал у меня никаких особенных эмоций или чувств. И у Андрея тоже. Он медленно возбуждался и долго не мог достичь разрядки. Он изливался в меня только спустя пару часов, когда я уже еле терпела боль. Он входил во вкус, только когда у меня появлялись ссадины и натертости. Мне было больно ходить после каждой нашей ночи.
Я винила себя за неумелость, считала себя недостаточно сексуальной. Старалась изо всех сил, соглашалась на любые эксперименты, лишь бы раззадорить его. Три месяца прошло, пока я не поняла, что ему нужно.
Однажды я опоздала на свидание на час. Застряла в пробке по дороге к его дому. Приехала, когда Андрей уже не надеялся меня дождаться. Помню, как позвонила в дверь, и он открыл: глаза сверкают от злости, руки сжались в кулаки в карманах, лицо – холодное, безжалостное.
– Ты злишься? – спросила я.
Я еще ни разу не видела, чтобы он злился, поэтому не сразу поняла, что к чему.
– Нет, просто сидел и думал, не заняться ли сексом со своей правой рукой, – ответил он.
Я рассмеялась. Шутка показалась мне смешной, хоть и намекала на то, что меня ждали в первую очередь для секса. А Андрей втащил меня внутрь и прижал к стене. Я выронила сумку от неожиданности. Он начал стягивать с меня одежду и бросать ее на пол прямо в прихожей.
– Андрей, подожди, не надо, – запротестовала я.
Мне хотелось сначала принять душ и настроиться на встречу, может быть сделать вместе что-то романтичное, но чем больше я протестовала, тем неистовей становились его действия. В итоге он уложил меня на пол прямо у двери, на коврик для обуви, и принялся трахать так, как еще не делал этого. Было больно, потому что я не успела толком возбудиться. Моя голова ударялась о дверь на каждом толчке.
Прежде он никогда не впадал в такое состояние, и меня охватила паника. Я снова и снова просила его остановиться, но он не слышал меня. Моя голова продолжала биться о дверь, пока он не кончил. С таким стоном, что наверно все соседи услышали. И впервые все дело заняло минут десять, не больше.
– Больше не опаздывай, – сказал он после, благодушно улыбаясь и помогая мне встать.
В ту ночь мне было больно спать на спине, потому что на затылке вылезла шишка. Боль в промежности мучила примерно с неделю, и на душе было гадко. Но я в очередной раз убедила себя, что боль – это любовь, агрессия – это страсть, а отказ остановиться – свидетельство силы его чувств.
Недавно нашим отношениям исполнился год. Было бы ложью сказать, что я страдала все это время. Вовсе нет. Андрей был умным, инициативным и хозяйственным. Я ни в чем не нуждалась, начиная с того дня, когда переехала к нему. Его дом был в идеальном состоянии, все на своих местах и всего в избытке. Мне нравилась его увлеченность адвокатской практикой, его азарт, с каким он рассказывал о делах, за которые брался. Нравилась его непробиваемая самоуверенность. Думаю, я была влюблена. А на мелочи я умела закрыть глаза. Ведь споры и недопонимание случаются в любых отношениях.
Например, Андрею не нравилась моя работа. Он считал ее моим промахом и говорил, что мне стоило пойти по стопам родителей в юриспруденцию. Может быть, сказал, еще не поздно бросить все и устроиться в контору к отцу. Хотя бы ассистентом: подавать адвокатам папки и носить им кофе.
Еще он легко раздражался по любому поводу, даже из-за мелочей. Не выносил, когда я начинала оспаривать его мнение или ставила под сомнение правоту. Бесился, если я принимала решения самостоятельно: как-то я сама вызвала сантехника и обговорила с ним детали ремонта в ванной – и Андрей как с тормозов слетел, когда узнал. Словно я оскорбила его своей независимостью и совершенно не ценю его мнение.
Постепенно я перестала принимать решения сама, перестала спорить с ним и научилась не расстраиваться, когда он говорил, что писать статьи для журнала – это блажь и нелепица.
Но с одной его чертой мне так и не удалось смириться, как я ни старалась. Той, что касалась нашей сексуальной жизни. Его возбуждала только агрессия и ссоры, но никогда романтика или нежность. Ни поцелуи, ни прикосновения, ни сама я не могли завести его. Но стоило мне сделать что-то не так, стоило пойти против его воли – и он накидывался на меня. Брал грубо, быстро и был глух к любым мольбам. Кровать в нашей спальне почти никогда не была тем местом, где мы занимались сексом. Секс случался где угодно, но не там. На лестнице, где я осмелилась поспорить с Андреем. В в его кабинете, где у него что-то не ладилось с работой. На кухне, где он случайно проливал на себя кофе. В прихожей у дверей, если я посмела опоздать.
Все случалось там, где он терял терпение.
А после он всегда уверял меня в любви. Ласково касался лица и волос. Интересовался самочувствием. Помогал надеть пальто и сесть в машину. Отвозил в самый дорогой ресторан в городе. Наливал вино и готов был слушать все, что я ни скажу. Относился ко мне, как к сокровищу всей жизни, которое не иначе сам вырыл из земли. Он менялся так резко и неожиданно, что захватывало дух от контраста.
Но менялся ненадолго.
Меня все это беспокоило, тяготило, пугало, но я не решалась разорвать с ним отношения.